Бешеный ритм жизни, гонка на «выживание». Но все когда-нибудь кончается. Надо остановиться, оглянуться и оценить приобретения и потери. Когда позади остается бешеная гонка… Когда настает пора замедлиться… Вдруг начинаешь совсем иначе замечать и ценить простые радости жизни. Простые радости жизни… Мы можем найти их в каждый момент, стоит только оглядеться. И так, шагая от одного маленького счастливого момента к другому, мы строим большую, наполненную радостью жизнь.
Пусть на этой неделе каждый момент Вашей жизни будет наполнен простыми радостями!
Будьте радостны!
Будьте радостны! В радости силы,
В белой радости – счастье побед!
Если тьма жизнь вокруг придавила –
Знайте: ярче лишь будет рассвет.
Будьте радостны в тягостном горе,
Без желаний, забот и причин!
Знайте: жизнь – это волны на море,
Со спокойствием мудрых причин.
Будьте радостны в грозном бореньи,
Вечно новых ищите побед,
Не смущайтесь тоской пораженья,
Не кляните суровостей бед.
Будьте радостны в ваших ошибках!
Им придет, им настанет конец…
Свет и в горе – не только в улыбках:
Так сплетается Правды венец.
Будьте радостны! Радости песни
Да не смолкнут в спокойной груди! –
И все ближе, мощней и чудесней
Вы почуете свет впереди. Будьте радостны! –
В радости Нашей – будущей славы залог!
Победит только радостно смелый
И увидит тьму мира – у ног!
Е. И. Рерих (Письмо к молодежи)
Читая книгу Уильяма Джеймса, запали в душу близкие мне по смыслу слова: «Поверь в тот факт, что есть ради чего жить, и твоя вера поможет этому факту свершиться». Рассуждения, поиск значения жизни, с самого раннего возраста волнуют мою душу и заставляют думать, что я родился не "даром", что я и мы все призваны осуществить в мире что-то великое и решающее и тем самым осуществить и самих себя… Не просто, однообразие жизненного дела сохранения животной жизни в смене поколений. А жажда подвига, самоотверженного служения добру, жажда гибели во имя великого и светлого дела… Наша жажда любви и счастья, слезы умиления перед красотой…И с годами понимаю, как бы то ни было, ответы на вопрос о смысле жизни может дать только сама жизнь. Поиск смысла — это не вопрос построения теорий о собственной жизни или о жизни вообще. Смысл открывается постепенно, благодаря самому стремлению жить, благодаря стремлению постичь величайшее из всех искусств — искусство жить по-настоящему. Любые попытки сконструировать смысл жизни искусственным способом будут быстро опровергнуты самой жизнью. Просто нужно посмотреть на себя и в себя…
Доброе утро мои дорогие и верные друзья. Прошу прощения, что на этой неделе редко захожу в гости. Надеюсь на выходных наверстаю упущенное. Приятного Вам всем дня. Улыбок и радости.
Я пью за здоровье не многих, Не многих, но верных друзей, Друзей, неуклончиво строгих В соблазнах изменчивых дней. Я пью за здоровье далеких, Далеких, но милых друзей, Друзей, как и я одиноких Средь чуждых сердцам их людей. В мой кубок с вином льются слезы, Но сладок и чист их поток; Так, с алыми - черные розы Вплелись в сей застольный венок. Мой кубок за здравье немногих. Не многих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих В соблазнах изменчивых дней. За здравье и ближних и далеких, Далеких, но сердцу родных...
От жизни многое просить
Мы можем: счастье и удачу
Здоровье, радость и успех
Чтоб были легкими задачи
Но все то нужно заслужить
Трудом своим и силой духа
Богатыми душою быть
Идти во мраке, без испуга
Любить должны и сами мы
Не требовать пустых признаний
И достигать своей мечты
Делами, а не обещаньем
Прощать обиды и слова
Что вас затронули, когда-то
Не мстить напрасно всем врагам
А подставлять щеку возвратно
Жалеть больных, калек несчастных
Не унижать других напрасно
От жизни многое просить
Мы можем все что пожелаем
Но это нужно заслужить
А заслужив, ценить без края.
В. Волосников
Лазурного моря оттенки
Сверкали палитрой богатой,
Она танцевала фламенко
На фоне багровом заката.
Движения - протуберанцы
Изысканого силуэта
Мерцали в пронзительном танце
Под ритм уходящего лета...
И сами рождаются звуки,
Мелькают в воображеньи,
Слышны каблуков перестуки
В её вдохновенных движеньях.
Стремительно руки взлетают
Изящными птицами к свету...
А солнечный диск угасает
На фоне вечернего лета.
Она танцевала фламенко,
Богиня импровизаций,
На пирсе, на крохотной сценке -
Вне всяких цивилизаций...
Скажите мне, это ль не чудо!!?
И море, и вечер к лицу ей...
Всё будет прекрасно, покуда
Девчонка фламенко танцует!
Мне хочется писать стихи о море.
Еще мальчишкой в юные года,
Мечтал увидеть парус на просторе.
Стать моряком задумал я тогда.
Мечта сбылась - двадцать лет на флоте,
Под флагом СССР ходили мы в моря.
Залив Персидский видел нас, на Сомалийском Роге,
В Индийском - шторм трепал любя.
Атлантика встречала нас сурово,
На Балтике туман стоял стеной.
Встречала Средиземка, теплым ветром снова,
А в Красном море пепелящий зной.
Мы видели Стамбул, Египет, Аден,
Все берега Европы плыли мимо нас.
Израиль, Сирию, залив Акаба,
Эмиров стан я помню как сейчас.
На Ближнем, посетили мы все страны,
У Африки - восток, Суэцкий мы прошли,
Был Гибралтар и Дарданеллы,
Босфор, Ла-Манш, до Петры мы дошли.
Мечта сбылась, удачно все сложилось,
Треть мира посмотрел, а что-то все не так.
А может, все это приснилось?
Но не забуду этот сон никак
Славный город моряков Севастополь. Город, в котором проходили корабельную практику после очередного курса. И сколько замечательных, забавных и порой невероятных историй происходило с нами. Вот одна из них, правда грустная и в тоже время показательная о чести и достоинстве будущих офицеров.
Мы нашли её там, откуда ещё был виден огромный ют Дзержинского и толпа наших друзей, глядящих на нас троих, взбиравшихся по крутым ступенькам, ведущим с Куринной Стенки на волю, Севастопольскую, но волю, и на мой огромный чёрный дипломат, в котором хранились десятки военных билетов, нужных для предъявления в кассах Аэрофлота для покупки билетов на волю, уже настоящую - отпускную, 30-ти дневную. Туда, где не надо было стоять ненужных вахт и прятаться в огромных подбрюшиях 14-тысячетонного крейсера, где не было опротивевшего старпома с фамилией Ковбаска и туда, где было сытно по-домашнему, а не по бачковому. Это был сакральный выход в Севастополь, даже несмотря на маячившие впереди 2 недели Морпеха в Казачьей и на вероятность того, что мы могли и не дойти до касс с нашими расклешёнными брюками и выпотрошенными бескозырками …Агнцы, идущие на заклание Севастопольского гарнизона - бездушного в своём уставном единообразии.
Но был всхлип и шевеление кустов справа от лестницы, и мы остановились, удивлённые таким непривычным звуком: всхлип был женским. И мы полезли под поручни, выяснить в чём дело, рискуя запачкать белоснежные фланки.
Она сидела на земле под огромнейшим лопухом, о существовании которых в Крыму я и не знал. Ситцевое платье было порвано в нескольких местах и едва скрывало подогнутые под себя, все в ссадинах, ноги. Рядом лежала книга с закладкой. И были глаза, мокрые, красные и безмерно уставшие. Ей было лет 17, не больше, но за вспухшим от слёз её лицом угадывалась усталость 40 летней. И была левая рука, которую она пыталась поддерживать на весу. На руке был абсцесс таких страшных размеров, что иссиня-красная опухоль готовилась поглотить всю ручонку. Она была бы смазливой, если бы не её состояние, смазливой по-простецки, той примитивной привлекательностью, из которой потом бы вырастали позже и осунутость к 40 годам, и хабальство жён из рабочих посёлков, и просто усталость и ненависть к той жизни, для которой она и была рождена. Ей было очень больно. И на все наши вопросы о том, кто она такая, и что с ней случилось, она отвечала опять-таки всхлипами, затравленно глядя на нас троих и, очевидно, не понимая, что это была за форма на нас с золотыми плетёными шевронами и такими же золотыми якорями на погонах.
Книга оказалась толстовским «Воскресением» с закладкой из ватмана, на которой аккуратным школьным почерком были выписаны строчки из песни:
Время пройдёт, и ты забудешь всё, что было
С тобой у нас,
С тобой у нас.
Нет я не жду тебя но знай, что я любила
В последний раз,
В последний раз...
О! Восторженные драматурги и литераторы, выписывающие надрывные характеры героев нашего и иных времён. Мощь идей, ими движимыми, в роскоши уальдеровских замков или упокоенной простоты достоевских церквей, в Лондоне или Петербурге, куда нам простым понять и оценить мотивы их движений и глубину конфликтов, рождающихся в их душах. Мы-то всегда думали, что это не про нас. Особенно, на фоне соцреализма производственной тематики и музыки вокально-инструментального ансамбля «Весёлые ребята». Но была трагедия - личная и неприкрытая, пафосная и жалкая. А может, мы просто вспомнили наших подруг? У нас были деньги, много, на выкуп уже заказанных билетов и знание Севастополя, в котором пришлось побывать и не один раз. Мы и не совещались даже, а просто, сняв с себя тельник (и кто придумал носить его в 30 градусную жару) и замотав ей руку, схватив её под мышки, потащили на дорогу - ловить такси. Она плакала, затравленно и смиренно и на все наши вопросы ответила только то, что была из Донецка, или Ворошиловграда, или ещё откуда-то оттуда....
Она была голодна, и только когда купленные пирожки и печенье были положены ей на колени в такси, она поняла что ей хотели добра. Ела она с достоинством, с удивлением оглядывая нас троих. И только наевшись, она начала говорить, всё ещё всхлипывая понемногу. Днями она жила в кустах, ожидая увольнений матроса с ракетного крейсера (БПК 61 проекта с крылатыми ракетами), с которым её связывали больше, чем просто танец на танцплощадке - унизительная и торопливая связь, начатая ещё давно у себя в городе и приведшая её на последние копейки в Севастополь. Любовь, беспечная и детская в своей наивности, оказалась слабой защитой от самодовольного надутого годка, считавшего месяцы до демобилизации. Он бегал, нося еду, к ней, сидевшей в лопухах по вечерам, обещая жениться и забрать её с
Морская служба на границе. Время юности и становления. Стихотворения времени молодого офицера. Мысли приходившие в ночное время, во время вахты...
УСТАЛЫЕ ВОЛНЫ ГРАНИЦЫ
В ТИШИ ПОЛНОЛУННОЙ НОЧНОЙ
КАК СТАРЫЕ ДОБРЫЕ ЛИЦА
МНЕ МНЯТЬСЯ ДРУЗЬЯМИ ПОРОЙ.
И В ЧИСТОЙ ТИШИ ЯРКОЗВЁЗДНОЙ
С ОТБЛЁСКОМ ДАЛЁКОЙ ЛУНЫ
МНЕ ДИВНЫЕ ЧУДЯТЬСЯ ГРЁЗЫ
И СНИЛИСЬ ХОРОШИЕ Б СНЫ.
НО Я НЕ В ЗАБЫТЬЕ БЛАЖЕННОМ,
А СНОВО, В КОТОРЫЙ УЖ РАЗ
МНЕ ВАХТЫ ДОСТАЛОСЯ БДЕНЬЕ
В ГЛУХОЙ ПОЛНОЛУНОЧНЫЙ ЧАС...
ТОСКЛИВО ВЫВОДИТ ЛОКАТОР
ПИСКЛЯВЫЙ И НУДНЫЙ МОТИВ -
ХОТЕЛОСЬ Б УМЧАТЬСЯ КУДАТО,
УЖ СКОЛЬКО РАСТРАЧЕНО СИЛ...
В НОЧНЫХ ЭТИХ БДЕНЬЯХ ПРИВЫЧНЫХ
Я ДУМАЮ ЛИШЬ ОБ ОДНОМ -
О СЧАСТЬЕ ПРОСТОМ И ОБЫЧНОМ,
О ДОМЕ ДАЛЁКОМ СВОЁМ.
О ТОМ, КАК УХОДИТ ДОРОГА
СУДЬБЫ БЫСТРОТЕЧНОЙ МОЕЙ -
МИНУЛО ДОВОЛЬНО УЖ МНОГО,
А ЖИЛ ЛИ ЗА СЛУЖБОЙ СВОЕЙ.
ШАГАЛ ЛИ ВООБЩЕ Я ПО ЖИЗНИ,
НЕ НЕБЫЛ ЛИ ВЕЧНО ВЕДОМ -
ЧУЖИХ ИСПОЛНИТЕЛЬ Я МЫСЛЕЙ,
ЧУЖОЙ СТАЛ И В СТРАНЕ РОДНОЙ.
НЕ СНЯТЬСЯ УЖЕ МНЕ ВЫСОТЫ
ДАЛЁКИХ ПОЧЁТНЫХ ДОРОГ,
ОТБИЛИ ДАВНО УЖ ОХОТУ -
ЗАДОР СОХРАНИТЬ Я НЕ СМОГ.
ПРОСТОГО ЛЮДСКОГО БЫ СЧАСТЬЯ
ВЗАМЕН ЭТОЙ ВСЕЙ КУТЕРЬМЫ -
МНЕ ЖИЗНИ Б ОБЫЧНОЙ И ЯСНОЙ
В ТРУДЕ И БОРЬБЕ И ЛЮБВИ.
Прошли выпуски в Военных институтах.
Я хотел бы начать эту запись, если можно так выразиться, с исповедания веры. Я верю, что вы, ребята, кто сегодня носит на плечах погоны с якорями, ничем не хуже нас. Вам даже труднее, чем было нам. А нам просто довелось родиться и пройти эту школу на четверть века раньше, и только то. Я верю, что и сегодня в стенах «систем» вы опытно познаете и сорадуетесь нормальной мужской дружбе. Я верю, что по-прежнему существует выручка и в драке, и в том, чтобы донести до роты пьяное тело товарища, и что последняя сигарета делится не только на два, но и на пять, и на семь ртов, а друг слышит от друга правду, а не лесть.
По голубым артериям земли
Ведите вы стальные корабли!
Вам даже шторм не может помешать!
Девятый вал не в силах напугать!
Я в этот день поздравить вас хочу!
Пусть будет ваш корабль неуязвим!
«Холодная война», железный занавес…Бесполезно выяснять, кто был более и менее виноват в этом, кого-то обвинять или обелять – одинаковую ответственность за это несут политики как Москве, так и в Вашингтоне. А как приходилось нам военным моряка, вдали от родных берегов «лавировать» в этой гонке, не уронив честь Родины и при этом соблюдая морские традиции…
Их называли «поющие фрегаты».
Сквозь дрожащую дымку десятилетий просматриваются силуэты этих кораблей, своей статностью, благородными обводами и мужественной грациозностью напоминавших гордых былинных витязей.
Их изящество и красота, сформированные не изысканной фантазией корабельных архитекторов, а целесообразностью, необходимостью и высокими требованиями к идеальному порядку, были доведены до высшей степени совершенства и лёгкости.
Величественно рассекая отточенными форштевнями волны всех океанов, они неожиданно мелодично звенели своими мощными турбинами. И за эти, завораживающие, чарующие слух песни иностранные военные моряки прозвали их «поющими фрегатами».
Словно фантастические видения внезапно появлялись они в самых отдалённых уголках Земного шара, вызывая чувство удивления, восхищая своей неукротимой стремительностью всех, кому они встречались на пути, и так же внезапно исчезали за линией горизонта. И лишь таинственный свет кильватерного следа долго хранило море, как единственное доказательство реальности их существования.
Порою казалось, что если добавить им три-четыре узла хода, то воспарят они над гребнями волн и, взревев турбинами, с лихим креном скроются за облаками, подобно стае грозных сказочных птиц.
Будто свора гончих в предчувствии охоты, отряд боевых кораблей нетерпеливо обнюхивал западную часть Средиземного моря, ожидая, когда, отоспавшись в берлоге Торонто, выползет на морской простор мрачный, зловещий дракон – авианосец «Теодор Рузвельт», чтобы после дрёмы расправить свои грозные авиакрылья, способные затенить добрую половину Европы.
И вот зверь проснулся.
- Товарищ командир! Радио с КП эскадры.
Командир удовлетворительно хмыкнул.
Чудище вылезло из берлоги.
След взят!
Корабельная практика. Прикосновения с предстоящей боевой морской службой. Первые впечатления, первый морской опыт. Так как мы будущие штурмана ВМФ, на практике меня и еще двух моих товарищей «закрепили» за БЧ-1(самая первая и одна из важных боевых частей на кораблях и лодках (штурманская часть, простым и понятным языком - которая ведет корабль в заданную точку, дает верные ориентиры, четко прокладывает курс и уводит корабль от навигационных опасностей).
Всплыли! Завершён сорокапятисуточный цикл.
Из свистящего, скрипящего и клокочущего эфира неутомимыми радистами выужена группа цифр, которая при помощи шифровальщиков превратилась в географические координаты. Упёршись красными от бессонницы глазами в карту, штурман, Лёшка, рассчитывал расстояния до неправильного многоугольника, в котором предстояло провести очередные полтора месяца.
Чёрт с ней, с этой Ойкуменой! Всё ближе к дому!
Но прежде чем ласковый ультрамарин Средиземки сменится унылой серостью свинцовой Атлантики, радио предписывало лодке следовать в точку у берегов Северной Африки, где сгрудились дремлющие на якорях наши, измордованные длительными боевыми службами корабли.
Там расщедрившееся командование давало ей возможность пополнить запасы топлива, пресной воды и продовольствия. Там отдохнут усталые механизмы, а экипаж получит короткую передышку и на плавбазе смоет с тел солярный пот не экономя, наконец, пресную воду.
Небо усыпано алмазами звезд. Ласково урчат дизеля. В целях маскировки и обмана глупого вероятного противника на поднятом перископе закреплена переносная лампа. Тупоголовая вражина должна думать, что это движется не подводная лодка, а обыкновенная шаланда длиною более пятидесяти метров.
Субмарина бодро скользит по воде, оставляя за собой сверкающий фосфорирующий след, едва прикрытый шлейфом выхлопных газов.
Море Альборан – маленькая узкая горловина в огромной амфоре средиземноморского простора. Она втиснута между распластавшимся бугристым ромбом Пиренейского полуострова и прокалённым знойными суховеями противнем Африканского континента, некогда прожигавшего пятки мифическому тяжелоатлету.
Чтобы средиземноморская бирюза не вытекала в Атлантический океан, в горловину вставлена пробка. Это остров Альборан, давший название самому морю. До Испании и Марокко отсюда можно доплюнуть.
Необременительна ночная вахта.
Очередное определение места. Нанесение его на карту. Запись в навигационном журнале. Есть уверенность, – есть спокойствие. До поворота на новый курс в точку якорной стоянки - полчаса.
Пять лет пути к золотым погонам с лейтенантскими звездочками. Пять лет взросления, становления, возмужания. Пять лет таких разных, трудных и счастливых. Пять лет и каждого года был свой «запах», свой взгляд на жизнь, на женщин…
Ну было-было, чего уж там, входили эти женщины, математички, физички и даже начертательные геометрички и орали им: “Смирна-а-а!!! Тащ преподаватель, классы такие-то на занятия....” Так то давно было, в карасиные первокурсные годы, заполненные теоремами Коши и правилами Лопиталя с квантификациями чего-то там физического и запахом пота и прогаров (кирзовые ботинки), дремотных от усталости первокурсников…
И вот он долгожданный пятый курс.Тут-то другое дело, почти господа офицера и сияющие офицерские ботинки и аромат арабского одеколона только оттеняют робы, как нюанс, временную меру на пути к лейтенантским погонам. И кафедра-то, кафедра-то — от одного названия голова кругом идёт: Боевые Информационные Управляющие Системы и Электронно-Вычислительная Техника, БИУС ЭВТ. Шутки, что ли!? Вам задачку на уклонение от сил ПЛО противника, или как там, на выработку данных стрельбы ракетным комплексом из Центральной Атлантики да по Бостону — зрелость, ребятки!! Профессиональная зрелость, поддерживаемая зрелостью половой, а что четверть уже женатых и даже дети имеются, и амбицией, размером с тот самый подводный ракетоносец, на котором данные БИУСы-то и стоят.
И тут она!! Я - дежурный по потоку, и до начала лекций минут пять ещё, знаем только, что ФОРТРАН учить будем, чтоб ему неладно, дипломы уже без компьютерной обработки и не принимаются даже. Ну, я и ждал там капраза с кафедры, там одних кандидатов и докторов наук, как грязи, но вошла она и взглядом - раз на мою повязку. Волновалась она очень, так как знала, это уж точно, первый контакт - это оценка. Циничная, с раздеванием глазами, с липкими взглядами поверх одежды, пытающимися угадать обводы самых значимых женских мест для последующего обсуждения в перерыве в курилке.
Батюшки Свят!!! Я только, встретившись с ней глазами, понял, что она преподаватель!!
- Смирна-а-а!!! Товарищ Преподаватель! Классы..., - а сам гляжу в её глаза, которыми она меня свербит поверх своих очков. А глаза-то, мама моя родная, и этот аромат, даже не аромат, а так намёк на него. Она заметила мои раздувающиеся ноздри:
- Вольно, садитесь, - и уже полушёпотом ко мне, - это Эсти Лодер.
Ах, вот он каков, вход в интимный мир женщины. ЖЕНЩИНЫ, да девчонка же почти, а уже женщина, и слово-то, какое красивое, женщина, и я уже причастен. Не к этим, прыгающим на курсантскую форму и будущие оклады, потаскушкам — а сколько их в пятилетней курсантской жизни бывает-то много, да с повизгиванием по ночам и влажными от похоти губами, шепчущими: ”Ну скажи, ну скажи, что любишь....” Нет, вот стоит ОНА, и ведь некрасивая в общем-то, но что-то уже запало в душу, и, идя в аудиторию, от доски видно уже, как 60 мужиков почему-то начинают потупливать взгляд. И только потом уже находится слово—класс, в смысле качества.
Бледная губная помада, хорошо сидящий со вкусом подобранный костюм — ничего вызывающего, но вот от этого почему-то и ноет в сердце и картины какие-то в голове странные и не у меня одного. Как же ты попала-то сюда, девочка моя милая. С этой почти ренессансной сдержанностью и голосом, ещё вибрирующим от волнения:
- Лабораторные работы, все без исключения, привязаны к вычислительному центру училища...машины ЕС единой серии или Минск-30...перфокарты....
В перерыве в курилке все как один — ни слова о ногах или груди. А стройная ведь, изящная и тут кто-то на полном серьёзе и прочувствованно:
- Да на глаза посмотрите, у неё на лице уже всё написано!!!
- Оно самое, это вам, мужики, не Дуньку Табуреткину драть или тёлок из бюро машинописи (машинной писи)...
- Это класс, ребята, это женщина для любви...
Долго ищутся точные эпитеты и вдруг находится один — одухотворённая. Да-да, то самое, что на языке вертелось у всех и после перерыва взгляды уже на её руки, на это изящество и ловля взгляда, этих умных глубоких, излучающих иронию и всё ещё волнующихся глаз, поверх очков. К концу пары мы были загипнотизированы и влюблены, даже те, кто женаты. Да не в неё даже, а потом будут, будут одно предложение за другим к ней и, что она забыла то в Лицце или Техассе — а в то, что воплотила она, закрутив пространство и время в аудитории в карусель чувства, что есть она, другая вселенная, управляемая по
Первый переезд на практику в Севастополь.
Шло долгое распределение полезного места в двух плацкартных вагонах для предстоящего переезда на практику 1 го курса Каспийского училища.
Для этого командир роты с позывным «Шура гнутый» он же в ту бытность капитан-лейтенант , долго и мучительно рисовал план схему вагона, с целью найти максимум полезной площади для вмещения 138 курсантов в один вагон.(пассажиро вместимостью 58 спальных мест)
-Эврика! - вскрикнул он, -есть 3-е верхние полки( но даже и с их количеством всеравно12 человек должны будут сами искать место, как бы и где им устроиться на ночь)- сказал ему внутренний голос.
-Ничего, подумал командир, все утрясется, когда поезд тронется.
На том он и решил, дабы не обременять себя более мыслями.
На перрон начали подавать поезд.
Волосы у командира зашевелились, при виде предстающих взору вагонов.. как муравьи при виде жирного куска пищи….
Ибо остановившиеся вагоны представляли собой зрелище боя железнодорожников с мессершмитами во время 2-й мировой войны.
По левому борту вагона – окон имевших стекла, было только 4,краска ободранная, местами закопченная. Лесенка для подъема в вагон была помята, как будто - бы она побывала под траками танка. Часть вентиляционных грибков на крыше вагона отсутствовала, другая часть дико искорежена – вследствие рикошета неразорвавшихся бомб….
В пустом проеме одного из окон, не имевшего стекла, одиноко развивалась ткань, грязно коричневого цвета, в прошлом напоминавшую собой занавеску. Весь колорит увиденной картины завершала широкая змеевидная полоса, процарапанная по всей длине вагона.
Пять секунд замешательства - лицо мучительно вырабатывало решение.
Есть, есть - оно решение, есть.
«Шура» –выслал группу ревизоров-курсантов, для фактического описания состояния вагона, всего вплоть до сантиметра.
Было описано все, как внешнее, так и особо внутренне состояние: разбитые, треснутые окна, количество болтов, шурупов, медных шильдиков, и т.д. дабы бригадир поезда не предъявил потом нанесенный материальный ущерб.
Труды описания, толстой пачкой мелко исписанных листов, легли в дрожащие от волнения, руки командира.
Глаза быстро бегали по исписанным листам, то в восторге ! то в недоумении?....
Губы пересохли от волнения…..
……Воды в вагоне на предстоящий переезд в г.Симферополь нет и не будет- этот приговор мы читали на лице Кэпа….
Первое утро, после ночи переезда - показались Минеральные Воды.
Курсанты в предвкушении долгожданной остановки, и всевозможных вытекающих отсюда последствий, тихо перешептываясь и куря прямо в вагоне, благо ветер гулял в зияющих проемах межоконного пространства.
И вот он долгожданный перрон….
-Бабуля, почем ведро яблок, спросил один из курсантов, свесившись в окне..
- Бабуля торопливо перекрестясь, закрыв подолом цветастой юбки, ведро, спросила.
Сынок, откеля везут и куда, а где охрана…?
Роба у нас была черная, только сменили на новую, взамен синей. Боевой номер на левом кармане груди еще не был пришит. Отдельные личности обрили голову под бритву и успев отполировать молодой череп об курсантскую подушку еще в стенах Системы, с суточной щетиной и закопченным лицом от гари тепловоза выглядывали из проемов окон. Ну, чем не ЗК.
Из Баку, бабуля, из Баку.
И много вас тут, соколиков…
Да две роты, не подумав, ответил курсант.
Вот опять наступают родные времена, не даром мне сення сон приснился, запричитала бабуля.
С эти словами, бабуля, схватив ведро обеими руками, бросилась к гуще торговок, не переставая причитать.
- Вернулось время, вернулось…..
Учуяв неладное, дико озираясь, бабушки, тетушки и все кто торговал, спешно начали хватать свой товар и с молниеносной быстротой покинули перрон.
Тем временем из главных дверей вокзала появилась небольшая группа милиционеров, дико завыла милицейская сирена.
Вот те и спросил яблочек, промолвил курсант, выплевывая обгоревшую сигарету под колеса вагона.
Люди! Будьте осторожны!
Раз солгавший - вновь солжет.
Раз предавший - предать может,
А горящий - подожжет!
На виду всегда уродство,
О себе оно кричит.
Любит скромность благородство
И до времени молчит.
Если друг - то навсегда.
А любимы - до могилы...
Если нет - то где тогда
Взять для этой жизни силы?
Или все, иль ничего -
Вот основа отношений.
Если я люблю ее
Остальные - только тени...
Вор, предатель, хам и лжец -
Это все одно лицо.
Каждый врозь из них - подлец,
Вместе - свора подлецов.
Если ты, приятель, пьешь,
Если каждый день «хорош»,
Жизнь свою и мозг, и душу
За бутылку продаешь,
Но не стоишь ты бутылки,
Вся цена тебе - лишь грош.
Если кто-то тебя грязью
Беспощадно обливал,
А твой друг с улыбкой слушал
И тебе предавал -
Дружбе положи конец,
Первый - враг, второй - подлец.
Уважаемые мои читатели. Все мы когда ни будь вспоминаем счастливые годы своей юности. Годы учебы и получения высшего образования. Периодически буду размещать свои воспоминания об учебе и морской службе. Начну с небольшой истории о своем учебном заведении или как мы называли системы.
Их было два Краснознамённых Высших Военно Морских--имени Фрунзе и имени Кирова Сергей Мироновича. Академически спорили они всегда с момента образования имени Кирова в 1939 из никого иного как....имени Фрунзе.
Кировцы, располагались в городе Баку и звались Каспийцами, хотя добрая половина данных Каспийцев шла служить на Север с Чёрным морем, часть даже добиралась до КТОФ, а также Каспийцы поставляли комкорпус Морчастей Пограничных Войск КГБ СССР ( где и по своему выбору и пришлось проходить службу мне). И если Каспийцы всегда с гордостью боролись на верхушке за лавры академически эффективных курсантов, то в плане дисциплины Каспийцы вместе с Макаровцами из ТОВВМУ как правило замыкали гордый список всех наличных училищ в системе ВМУЗ, то есть были свободолюбивыми и постоянно попадали в смешные ситуации.
В связи со своим своеобразным географическим расположением Каспийское Военно Морское Краснознамённое Училище им Кирова жило также весьма своеобразно, не в последнюю очередь в силу необходимости контактировать с местным Азербайджанским населением и промеж собой курсанты этого училища называли его Системой. Данная Система была известна также тем, что изловчилась подготовить за свои многие годы большинство комсостава флотов Кубы, Ливии, Вьетнама и даже Германской Демократической Республики (ГДР) вот о ней и пойдёт речь. Готовились курсанты--иностранцы на двух факультетах и конечно же крупнейшей была группа из ГДР.
Баку в те годы был дружелюбным и приветливым городом--красивый и просторный он предлагал почти неограниченные возможности в плане интересного времяпровождения для своей молодёжи, над которой естественно всегда довлел дамоклов меч правосудия служителей Бакинского правопорядка в лице знаменитой Бакинской Милиции, естественно укомплектованной процентов на 99 национальными кадрами. И вот с этими национальными кадрами курсанты--Каспийцы очень часто имели различные мелкие неприятности в виде значительных мордобоев (часто не в пользу Бакинской Милиции) а также других проявлений взаимной неприязни. Восток--дело тонкое как говаривал тов.Сухов.
Далее, не придуманная, а настоящая, одна из многих историй….
Было дело году этак в 1984--пятый курс. В один из дней, два курсанта (причём чистокровных Бакинца) 4го курса Штурманского Факультета с фамилиями Зайцев и Кадерли убыли в увольнение в город Баку. Убыли они в классической Каспийской манере--переодевшись в гражданское в ротном помещении и в направлении КПП-3, где всем на всё было наплевать, в отличие от КПП-1, где иногда ловили. Нужно заметить однако что Бакинская Милиция знала о существовании иностранных факультетов в КВВМКУ им Кирова.
Очевидно ни Зайцев ни Кадерли не имели чёткого плана увольнения поскольку после бесцельного «гуляния» по городу очутились в одном из баров гостиницы Новый Интурист где они и разошлись в плане горячительных напитков. Горячительные напитки в Каспийском училище никогда не были чем то особенным--даром что ли это было единственное в Союзе высшее военное заведение, соседствующие с пивзаводом. И потому Зайцев и Кадерли выражаясь простым языком, надрались в сиську, результатом чего стало необузданное желание проявить себя подвигами нечеловеческими то бишь набитием морды кому угодно. Очевидно, что потасовка в баре была не слабая постольку поскольку появилась Бакинская Милиция, которая и повязала и Зайцева и Кадерли и начала в полном соответствии с законодательством писать протокол. Результатом данного протокола стало следующее событие о котором и поведаю:
01.30 Звонок на пульт Дежурного по КВВМКУ им Кирова:
--Алло! Эт Каспийский Училищ, эээ? Эт каптан Мамэдов каварит!!!
--Да, Помошник Дежурного по Училищу на связи
--Ала, слуш памошнык, мы тут ваш два нэмецкий кураснт взял в Интрурыст—савсэм нажрат и полный мардабой учинил а па русски савсэм едва панимат!!!! Мне чего с ным делать—савсем буйный!!
--Мы вышлем дежурную машину—однако у нас вроде все с 3 его (Соц Страны) Факультета на месте. Хм!?
--Ара какой на местэ—такой патасовка такой патасовка—буйный савсэм!!!
--Ладно, Вы протокол составили—дайте их фамилии, я сейчас буду высылать машину за ними....
--Канечна составил пратакол—записывай фамилий: один Карл Либкнехт а другой, самый гад такой—Эрнст Тельман!!!!
--!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Пауза и потом вопрос:
--Слущайте Мамедов а с ними Клары
Решил написать сегодня на тему людская злоба. Сколько раз задумывался над этим вопросом?! От куда неё ноги растут, у этой злости, не знаете? Лично мне кажется, что обычно она беспокоит или не очень уверенных в себе людей, завистливых и убогих, обделённых чем то в этой жизни, или наоборот очень высокомерных, считающих себя выше всех.. Как правило, их злит и раздражает все и всё, они всегда критикуют, учат жизни, воспитывают, навязывают своё мнение и т.д.
В дополнения размещу «письмо» одного незнакомого человека. Привожу его в «оригинале», в его стиле с его манерой выражаться и его ошибками… О нем можно много спорить и рассуждать, но есть и рациональное зерно…
"...Злоба людская - она ведь горы двигает, такие чудеса вершит, о!
Ежели б злобой в мирных целях, так на танках бы уже всю Сахару распахали, в дула гвоздик бы понасадили, песни пойдут и далее.
Идёшь ты по улице - увидел собаку какую дрянную, захочешь её пнуть - ан нет, ты исправь линию, ты лучше дурное слово со стены сотри, или в поганой урне, что на углу, порядок наведи, как надо. Так тебе люди спасибо, а ты им - два.
Или у тебя жена блядь-изменщица, и ты злобные ножики точишь, а то и яду ей в супец, так нет, ты в Африку езжай, негру какую усынови, он злобу твою уймёт плясками своими загадочными. Глядь - и жена к нему потянется, тут и семья, тут-то ножики все сами и затупятся.
А вот ещё сынок твой вены дырявит да к тому ещё и неслух. Ты ему больно не бей, ты ему вспомни, как раньше, чтоб без хлеба и карточек, а ещё построй ему одной левой такой реабилитационный центр махонький в одну персону, он там посидит, подумает, глядь, выйдет оттуда с цветком, при галстухе, мерси говорить выучится, а то и какого другого такого найдёт и туда же его, чтобы на достигнутом не стоять, как поц, а там через это все наркоты в помойку, чтобы собаки жрали да кошки наслаждались, а сами строить новый центр для братьев наших малых, чтоб и они.
Злобу в себе держать - что мочу в пузырьке, больно и как-то хочется очень. А ты мочу направь в другое русло - тогда всё станет, как надо. Вот уринотерапия она умная, она это добро пускает куда надо, а оттого везде в органах прогресс и гибкость необычайная, и хочется, чтоб и другие попили, чтоб у них тоже гибкость стала.
Я раньше на мочу приземлено вглядывался, будто она пахнет и цвет не тот, а ведь если токайское хлестать - ведь то же!.. пахнет и цвет. И вот я стал к токайскому уринку-то примешивать, сначала понемногу, а потом споловинил, а там и в экономию вошёл - насцу себе бутылёк, да и сижу себе весь вечер, в голубизну экрана вперясь. Это и полезно, и иллюзия полная, что и требовалось доказать.
И ты меня не убедишь, что там в Москве иначе. Я знаю там. Только у них народу больше, а следовательно мочи. Я вот нашему солнышку - президенту послал законопроект на то, чтоб глянул и оценил, чтоб заместо избирательных урн ввесть «избирательную урину», чтоб на общий анализ глянул - и ясно, кого выбрали, а кто в осадок выпал.
Он мне потом по телефону плакал очень, спасибо, дескать, но не пойдёт, подделать анализ проще простого, прыснул кислотой какой или поташ, или сера, фашизм у власти в пять минут, а ведь демократия страдает, это нельзя, а так, говорит, хорошо, я подумаю, говорит.
А у него сердце больное, так жалко его стало, что и у самого зашлось, пишу, а болит, так ведь за всю Россию болит, не жалко, может, помру через это, ты это помни, письмецо-то моё схорони, в тайник сложи, глядь, и слава
Меркнет в сумраке тревога, меня душат вспоминанья,
Нету, видно, больше Бога… есть сплошные наказанья…
Я открою занавеску… руки к небу… Там луна…
Ну, а ты за что, плутовка, так измучила меня?
Сяду в кресло и зажмурюсь… наважденье - ты со мной…
Я мгновенно просыпаюсь… Где же взгляд тот голубой?
И опять заплачет сердце, боль пощёчину мне влепит…
Удивительно, как стойко разум мой всё это терпит…
И опять глаза закрою… Ах, любимый, ты со мною…
Поклянись, что не исчезнешь… Если нет - то я с тобою…
За тобой - куда ты скажешь, хоть в другое измеренье,
Обними меня покрепче… Быть с тобой - моё стремленье…
Руки встретятся с руками… Я прижмусь к тебе всем телом…
Только ты один мне нужен в этом мире, мире целом…
Я тепло твоё вбираю… по тебе истосковалась…
Быть тебе лишь только верной я пыталась, я пыталась…
Ты целуешь мои губы… и сознанье улетает…
То, что любишь ты как прежде, моё сердце угадает…
В плену страсти в омут ласки - руки бродят в ослепленьи…
Быть с тобою - это сказка… это умопомраченье…
Платья пуговки, застёжки одолел одним движеньем…
Нет преград… твоя, любимый… Боже, что за наслажденье...
Губы медленно по шее, до груди… одно мгновенье…
Я хочу тебя сейчас же… прочь морали и сомненья!
Трепет, жажда, запах кожи, сумасшедшее желанье,
Не добраться до постели… на полу - предел мечтанья…
Холод мрамора не сможет остудить пожара тела…
Боль и мука, вожделенье… как я этого хотела!
Упоение безумством, любви дикой бесконечность…
Всё на свете отдала бы, чтобы длилось это вечность…
Кресло, тюля занавеска, лунный свет в лицо мне льётся…
Сон прошёл… мне больно! Больно! Сердце на осколки бьётся…
(С)