[показать]
Индриков Борис родился в 1967 году в Ленинграде, живет и работает в Москве.
[показать]
[464x698]
Молчание - святая святых мудрости; оно хранит не только тайны, но и недостатки. - К. Захарие
Если молчание приличествует мудрецу, во сколько же раз больше приличествует оно человеку глупому? - Талмуд
Молчание - верный друг, который никогда не изменит. - Конфуций
Я часто раскаивался в том, что говорил, но никогда - в том, что молчал. - Симонид
Самое тяжелое в смерти - это молчание. - Р. Роллан
Пусть порицают тебя за молчание - не бранили бы только за говорливость. - У. Шекспир
Наши действительные враги молчаливы. - П. Валери
Существуют тысячи уловок, чтобы заставить женщин говорить, но нет ни одной, чтобы заставить их замолчать. - Буше
|
|
„У каждого свой способ учиться, — подумал он, — Ему не подходит мой, а мне — его. Но оба мы ищем свой Путь…“ Пауло Коэльо «Алхимик» |
Старая деревянная церковь покосилась и рушится. Рушится кровля. Но главный купол, их было несколько, еще держится на полусгнившей каркасной балке. Издали кажется — он висит в воздухе.
Спуск. Запруда, затянутая илом. Дорога круто взбегает на холм… Кусты бузины. И дикие яблони. И кривые серые избушки в стороне. Как я забрел сюда, в эту лесную Богом забытую вымершую деревню?
Церковь покосилась и рушится. Дверь и решетчатые окна заколочены крест на крест. Но со стороны ризницы можно войти. Осторожно раздвинув бузинные ветви, войти…
Голуби! — гулко хлопая крыльями, они заметались под потолком!.. И вновь тишина. Пыль вьется в солнечных прорывах… Фрески? Все порушено, переломано. Но фрески! Выцветшие, поблекшие — где-то их пытались соскабливать — фрески целы! И скорбно смотрят со стен строгие лица святых и великомучеников… И странное ощущение охватывает меня. Как будто я не один в этом опустошенном храме, словно в нем, рядом и повсюду — присутствует огромная и светлая сила, которую невозможно уничтожить, осквернив алтарь и в безумной злобе изрубив иконостас… Я поднимаю голову — и в лохмотьях потолочных перекрытий, в дырах сквозных вижу купол с крестом, который каким-то чудом держится на готовой рухнуть прогнившей балке, и — удивительное небо… Голова кружится и плывет… Голубое, необъятное небо, усыпанное золотыми сверкающими звездами, и белый холм, и человека на холме…
|
В горнице моей светло. Дремлет на стене моей |
Это ты? Ты?… Неужели ты?… Или я сошел с ума и голова моя вновь попала в плен иллюзий?… Но постой, что за длинные белые одежды. И лицо… Нет, нет. На земле у тебя было другое лицо, ты весь был другим! Маленький, щупленький, некрасивый, уши заостренные, вытянутые кверху, и ранняя лысина вместо этих золотистых вьющихся волос. Валентин Сафонов писал, она тебя очень огорчала:
„Такой неожиданно радостной была наша встреча.
— Колька, Колька, — укорил я, — зачем же ты усы-то сбрил?
— А-а, усы… — махнул он рукой. — Тут вон на голове волос совсем, считай, не осталось. Очень я это переживаю…“
Человек на холме внимательно смотрит на меня — чуть улыбается…
А стихи? Какие были у тебя удивительные стихи! Со времен Блока и Есенина не было такой непридуманной органичной поэзии; простой и, в то же время, сложной; светлой-светлой… Ну скажи, ты ведь сам накаркал свою смерть: «Я умру в крещенские морозы…» Та женщина, с которой вы жили последние годы, эта огненно-рыжая — „роковая“ — красавица… Я не верю в случайности. Но у нее и в мыслях не было причинить тебе какое-то зло. Она случайно убила тебя… Ты сам, кажется, сделал всё, чтобы погибнуть в ту страшную зимнюю ночь 1971 года. Ну вот питье. Зачем ты так пил? Я понимаю — отец на фронте, мать умерла на второй год войны, тебе, по-моему, еще и шести лет не было… Детдом. Мытарства по стране. Неустроенный быт, неустроенная жизнь. Неспособность подстраиваться под обстоятельства, неумение ладить с людьми, обостренное восприятие всего окружающего… Много, много всего. Но ты же сердцем чувствовал этот великий духовный стержень, на котором держится мир! Я
На пути в Иерусалим праведные Иоаким и Анна внутренне ликовали при мысли, что удостоились принести Богу самый дорогой дар — единственное Дитя. Ободряя Пресвятую Марию, Анна время от времени говорила Ей: «Дитя! Ты идешь к Богу, давшему мне Тебя. Будь Ему жертвой и благовонным фимиамом». Трехлетняя Богоотроковица не могла Сама пройти все многоверстное расстояние от Назарета до Иерусалима. Поэтому праведная Анна большей частью несла Ее на руках. Но вот, наконец, путники достигли цели путешествия и подошли к великолепному Иерусалимскому храму. Навстречу процессии в окружении священников вышел Первосвященник Захария — отец Предтечи, сын Варахиина.
Вскормленная небесным хлебом и воспитанная Святым Духом, Она промыслительно уготовилась к рождению миру Хлеба Жизни — воплощенного Отчего Слова. Введение во храм Девы Марии было началом Ее предобручения Духом Богу и Отцу в храм Отчему Слову.
"хороших людей меньше, чем плохих, хорошие люди - это подарок неба", Плисецкая
"вот что я тебе скажу, сынок, всегда держись порядочных и честных людей", Джойс, Портрет
В своей жизни, Эльф, редкий гурман и почитатель сего напитка смел, заблуждаться, что знает о кофе все. Какого же было его удивление, когда он наткнулся на подобную информацию, оказывается, ему было известно не более половины перечисленных рецептов приготовления кофе. О чем он поспешил сразу же доложить Вам господа.
[305x443]
[203x152]
|
1.Всё, что вам необходимо для того, чтобы быть счастливыми, находится внутри вас! |
[297x395]
[433x297]
[275x400]
[393x589]
РУКИ
Музыка И. Жака
Слова В. Лебедева-Кумача
Нет, не глаза твои
Я вспомню в час разлуки,
Не голос твой услышу в тишине,
Я вспомню ласковые, трепетные руки,
И о тебе они напомнят мне.
Руки!
Вы словно две большие птицы!
Как вы летали,
Как оживляли всё вокруг!
Руки!
Как вы могли легко обвиться
И все печали снимали вдруг!
Когда по клавишам твои скользили пальцы,
Каким родным казался каждый звук!
Под звуки старого и медленного вальса
Мне не забыть твоих горячих рук!
Руки!
Вы словно две большие птицы!
Как вы летали,
Как оживляли всё вокруг!
Руки!
Как вы могли легко проститься
И все печали мне дали вдруг!
Песня была написана для Клавдии Шульженко в период ее работы в джаз-оркестре Якова Скоморовского в Ленинграде. Шульженко пела, Скоморовский солировал на трубе. Василий Лебедев-Кумач тогда приехал в Ленинград к Дунаевскому сочинять песни для фильма «Волга-Волга» и попал на одно из первых выступлений Шульженко со Скоморовским («Волга-Волга» вышел в 1938, значит, это должен быть 1937 год). После концерта, в ресторане «Норд» Лебедев-Кумач экспромтом написал стихотворение «Руки» на салфетке, передав певице со словами: «Других таких рук в мире нет!» Музыку создал Илья Жак, пианист оркестра, аккомпаниатор и любимый композитор Шульженко.
«…Илюша играл как бог. И в каждом выступлении слова «Когда по клавишам твои скользили пальцы, каким родным казался каждый звук» я пела непосредственно ему». (Из воспоминаний Шульженко).

|
[671x680]
Господи! Я усталой путницей бреду,
На пути я встречаю радость и беду
И зову, я всегда зову тебя с собой:
Знаю, дашь силы превозмочь любую боль!
Постели кружево листвы мне на пути,
Злым ветрам бить мне больно в спину запрети,
Заслони от шальных людей и от разлук,
Пусть всегда будет со мной Ангел, Ангел-друг.
Господи, пусть во мне любовь твоя цветет,
И душа пусть всегда с тобою встречи ждет.
Будет миг, припаду, как дочь, к твоей груди,
А пока не оставь одну меня в пути...
Постели кружево листвы мне на пути,
Злым ветрам бить мне больно в спину запрети,
Заслони от шальных людей и от разлук,
Пусть всегда будет со мной Ангел, Ангел-друг.
Господи, я усталой путницей бреду,
На пути я встречаю радость и беду,
Будет миг, припаду, как дочь, к твоей груди,
А пока не оставь одну меня в пути...