- Когда я был ещё маленьким и встречал на улицах странных людей в старой грязной одежде, c неухоженными руками и лицами и плохим запахом, я спрашивал у матери, кто они, и она отвечала, что это бездомные, люди, потерявшие сами себя и не обретшие достойное место в этом мире. Тогда я думал, что, несмотря на то, что их называют бездомными, дом у них всё же есть - большой, в три этажа, с синей чешуёй черепицы. С белым роялем внутри, полом, покрытым блестящим паркетом, белёными потолками без подтёков, комнатой для танцев, просторной кухней и множеством спален, где во всякой есть кровать с периной, тумбочка с ночником и хорошей книжкой и окно, выходящее всенепременно на фьорд. Просто этот дом невидим для обычных людей и висит он в воздухе где-нибудь на краю мира, привязанный атласной лентой к земле, чтобы его не унёс ветер. И бездомные вовсе не люди, не сумевшие ничего добиться, нет. Это волшебники, это чародеи, у себя дом они носят плащи, расшитые звёздами и пускают мыльные пузыри в виде драконов. Просто они не хотят, чтобы нормальные люди знали об их тайне, и поэтому маскируются, их грязь, лохмотья и плохой запах - только умело нанесённый грим, хорошая игра актёров. Когда я вырос, я стал сомневаться... синяя ли черепица на крыше их дома. Или же она ярко-красная, как пурпур сумасшедшей эйфории независимости?..
Однажды Дедушка Мороз сидел за чашечкой горячего кофе с бубликом, потирал свое большое пузо и между делом почитывал письма с желаниями на Новый год.
А вот и письмецо от Леночки Маниловой! Дед сделал очередной глоток крепкого напитка и опытным движением руки распечатал конверт. «Что же загадала Леночка в этом году?» - недоумевал Дедушка Мороз. Он поправил очки и хорошо вгляделся с письмо. В этом году Лена была весьма лаконична, на бумаге значились лишь два слова: «Хочу мужика». Старый хрыч поперхнулся бубликом, из рук у него выскользнула чашечка с недопитым кофе и разбилась вдребезги.
Этим вечером из Великого Устюга специальным рейсом вывезли большую посылку высотой под два метра. Извозчики долго недоумевали, зачем в сильный мороз кому-то вдруг понадобилось перевозить такую махину. Однако вскоре они заметили записку у самого края посылки, в ней было указано: «Для Леночки Маниловой».
Однажды в детстве, лет, наверное, в пять, я насмотрелась мультиков и захотела полетать, как мои любимые герои. Поставила на стол стул, на стул табуретку и... Дело закончилось огромной шишкой на лбу. Мать отчитала меня со словами: "Ты думаешь, люди могут все? Летать, время останавливать, превращать суп в сладости? Нет, конечно, далеко не все. Мы как консервированные томаты в банке - за пределы банки ни-ни, как бы нам не хотелось. Многие пытаются вылезти за банку - и что в итоге? Шишки? Да томат скорее лопнет, чем вырвется за стекло. Все может только Бог, вот он - это все, что за банкой. А наш разум и возможности увы, ограничены. Есть вещи, куда лучше не лезть". Эти слова я запомнила на всю жизнь, теперь понимаю, почему. Но это предыстория.
Сама история началась в далеком 2002. Я познакомилась с парнем Петькой. Влюбилась, как может влюбиться пятнадцатилетняя девчонка. Любовь была взаимной, но радовалась я недолго - армия, Чечня, сбитый "Ми-8". Все, как в бреду. Вот так я осталась одна - я понимала, что никто никогда не вернет мне этого человека, мне было бы легче осознавать, что он не умер, что документы подделали, что он остался в каком-нибудь ауле с большеглазой красавицей-чеченкой. Но нет, его зеленовато-серые глаза закрылись, и последнее, что они видели, был огонь, в котором полыхала "стрекоза". Если сейчас, в 2009, почти в 2010, спросить, поменялась бы я с ним жизнями, я ответила бы - да. Потому что - если так можно сказать о человеке, которого нет - люблю его до сих пор.
2 апреля 2008 года судьба сделала мне подарок, или устроила испытание, - сложно сказать теперь, да и непросто быть объективной, все же это не фильм, а моя собственная жизнь. Я познакомилась с молодым человеком по имени Вадим, как две капли воды похожим на Петьку. Лицо, фигура, рост, голос и даже запах тела - я думала, так не бывает. Отличался лишь цвет глаз - серо-голубой вместо серо-зеленого. И возраст - на три года старше. Надо ли говорить, что я влюбилась. Но покорил он меня не только своим разительным сходством с моей погибшей любовью. Всегда веселый, обаятельный, любящий риск, умный, добрый, истинный джентльмен - вряд ли он оставил бы меня равнодушной, будь он не похож на Петра.
Встречи были нечастыми - от раза в неделю до раза в месяц-полтора. Но этого мне вполне хватало, чтобы быть счастливой (сейчас не хочется думать, что, возможно, это были всего лишь иллюзии, потому что, если копнуть поглубже, самый мир - одна большая иллюзия. Но копать не хотелось, хотелось просто наслаждаться, а наслаждаться было чем). Летом 2008 года я призналась Вадику в любви.
Оказалось, что у него уже есть девушка, его ровесница, с которой он вместе ни много ни мало 10 лет, из которых первые четыре она прожила в России, последние шесть - в Греции, приезжая два-три раза в год к Вадиму на неделю-две. Рюмка за рюмкой, слово за слово, выяснилось, что она тоже бесплодна, и что Вадик об этом уже давно знает и смирился с этим. О, как я ликовала! Это означало, что он может и меня принять такой, какая я есть, не могущей иметь детей, раз принял ее, и что при случае сбежит от нее ко мне, потому что я рядом, я на шесть лет моложе нее и я - если смотреть правде в глаза - симпатичнее.
Но время шло, я влюблялась только сильнее, по ночам плача в подушку так, что к утру она была в буквальном смысле мокрой насквозь, а Вадим и не думал уходить от своей греческой пассии, и весной 2009 я сделала приворот, самый сильный и - рискну сказать - самый страшный, на который была способна, - на крови. В его результативности я была уверена на все сто, так как разрабатывала и опробовала методику в течение нескольких лет.
Три месяца я провела в ожидании, в какой-то изматывающей тревоге. Наконец - телефонный звонок. Встретились. Выяснилось, что Вадик расстался со своей девушкой, с которой провел на тот момент уже 11 лет. Спросила, что произошло, оказалось - ничего. "Просто вдруг понял, что она мне чужая, и сам подвел черту". А вечером того же дня я сама поняла, что уже ничего не чувствую к Вадиму, и что даже в постели его не хочу. Видимо, просто "перемариновалась", "перегорела". А сколько было слез... Вот с ними-то вся любовь и вытекла. Чувствуя это уже тогда, и на подсознательном уровне понимая, что помидоры-то завяли, тем не менее, решила дать себе еще один шанс. Отчасти из чувства вины, потому что из-за моего приворота Вадик расстался с девушкой, с которой был вместе с 16 лет, а это не шутки. Но не смогла. Да, каталась с ним на мотоцикле, веселилась, пила и давала. Но искры второй не было, да и дровишки были сырыми. Слава Богу, виделись редко.
Этой осенью, спустя полгода после ритуала, Вадим снова мне позвонил.
- Ларис, я больше так не могу. Без тебя плохо, с тобой еще хуже. Как будто кто-то из меня
Я вообще довольно умная и самодостаточная девушка, очень многое могу сама, за исключением оргазма и пользования дрелью. Возможно, именно поэтому я таки люблю мужчин, и не считаю их недостойными того, чтобы уступать им.
Мужчина и женщина - не одинаковы. Женщины умеют рожать детей - у мужчин по утрам бывает эрекция, у женщин бывают менструация и голос тоньше - у мужчин растет борода, у женщин размер ноги меньше и они могут жить неделю на твороге - мужчины не спят в обнимку друг с другом и дерутся. Разделение людей по половому признаку не случайно, и если бы природа имела в виду, что люди равны, она бы создала всех одинаковыми. Как, скажем, улиток.
Я - не одобряю феминизм.
Мне не западло быть слабой, ведь только тогда я смогу почувствовать искреннюю силу. Я хочу, чтобы мужчины уступали мне место в транспорте и открывали дверцу автомобиля; давали прикуривать и пропускали в очереди с одной пачкой кофе и творогом; хочу, чтобы мужчины, близкие и не очень, дарили цветы и шоколадки и оплачивали такси; заботливо интересовались, не дует ли мне, и доходчиво объясняли что-нибудь, неважно что. Я готова слушать, даже если разбираюсь в этом вопросе лучше.
Быть слабой - трудно, это особое мастерство. Гораздо тяжелее, чем самолично таскать сумки или переустанавливать Windows. Я учусь, я стараюсь. Ведь тем самым я реализовываю свое главное право в жизни - право быть той, кем я родилась.
Опять почувствовал тяжесть якорей в своём сознании. Тех, что мешают парить. В принципе для каждого человека они свои, но основная монада у всех общая.
Со стороны якоря напоминают железную дорогу, свёрнутую в кольцо, по которой всю жизнь кругами ходит поезд. Когда начинаешь думать, ощущать или что ещё эту якорную мысль, то ум начинает ездить кругами вокруг неё, как моторная лодка посередине озера. Но сравнение с железной дорогой мне больше нравится, потому, как все петли на ней создаются с помощью переводных стрелок и наше мышление может циркулировать по ограниченному количеству петель весьма большим количеством маршрутов. Но не в этом суть.
Когда мы ездим по кругу, то в окна нашего вагона видим либо якорь в середине, либо, смотря в другую сторону, всё что его окружает, но это окружение всегда повторяется и никогда не меняется, и именно его обычно называют миром, или его картиной.
Конечно, мы кружим вокруг нескольких якорей и картинки за окнами сменяются не всегда предсказуемым порядком, но ничего нового, пока не прицепим себе новый якорь, мы не увидим. А новый якорь, естественно увеличивает несвободу, хотя и увеличивает начитанность и интеллектуальную самодостаточность.
А теперь представим, что время от времени, когда удаётся отцепить все якоря, мы можем ехать по прямой. И вот тогда за окнами видятся совсем новые картины. Но тут главная опасность, чтобы ни одну из них не превратить в новый якорь.
Многие считают, что для того чтобы вырваться на прямую дорогу надо знать по имение всех стрелочников. Мне же кажется, что достаточно договориться с машинистом.
P.S. Медитацию (и её западный аналог - молитву) придумали, чтобы избавляться от якорей, ибо думали что без них можно сразу переправиться на другой берег Нирваны. Может и так, да только забыть и отпустить несколько разные вещи. Зато то, во что превратили учения тех, кому удалось отпустить всё и улететь, представляет собой даже не новый якорь, а пудовые вериги для сознания. Зато ими удобно разбивать чужие головы.
Мне говорят:
«Как прекрасны слова,
Что сын отвечает за творенье отца»
А я не верю, что это прекрасно,
Умирать от жажды, взывая напрасно!
Сходить с ума и кричать от муки.
А тебя слышат мухи!
Одни только мухи!
А ты ведь знал, что так и будет.
Потом возвысят, но вначале осудят.
И я тогда, в той феерии боли
Тебя проклинала, на душе растоптала мозоли
Их натерла вопросом: «За что?»
А в ответ ничего,
Ничего!
Мне суют в руки Библию, крестик на шею,
Зерна «веры» в душе моей «сеют».
Но тут свой путь: без Библии и без Корана.
Ну простите, такой уж характер барана!
Ты только помни, что даже когда проклинаю,
Все равно, черт возьми, верю, ты ведь слышишь, я знаю.
А вообще я люблю пафос. Чтобы так «ух!» и все. Все в отпаде, в шоке, в шоколаде.Да вот как-то так получается, что качественного пафоса я давно не встречала.
Приходишь в гости, тебе предлагают чай. А сахар к чаю не просто так вам лежит. Он в сервизной соуснице. Как по мне, так хоть в картонной коробке, если нет ярлыка «глОмур.» Ну да ладно, не отвлекаемся. Соусница не просто из фарфора, она еще и золоченая и расписная. И на блюдечке стоит. Тоже золотом. А знаете, что еще есть на блюдечке и на сахарнице? Двухмиллиметровый слой пыли. ГлОмур, воистину, глОмур: решил не ослеплять нас своих блеском и «припрятался».
Или… или неплохая привычка жевать после еды жвачку. Только не все знают, что жуют ее не больше 10 минут и после еды, а не весь день вместо или вместе с едой. И что чавкать как-то некомильфо. Но что незнание? Оно же не лишает людей пафоса и глОмура.
Почему-то не все догадываются, что в подъезде обычного дома есть мусоропровод. И что лифт ни разу не приспособлен под урну.
А еще я не могу понять девушек и женщин, которые пользуются просроченной косметикой, чтобы сэкономить, но понтонуться фирмой-производителем. Или чтобы на сэкономленное купить тряпочку из пафосного магазина. А какого качества тряпочка вряд ли кого-то волнует: не в ней дело, а в ярлыке. Кого же будет волновать, что синтетика неполезна для кожи, когда на ней стоит заветное «Benetton», “NafNaf” или “Elly”?
Или… или я не понимаю людей, которые живут вместе по 20 лет, а обзавелись только вечно пустым холодильником, диваном по кредиту, имея неплохие зарплаты и невысокие цены в магазине, помимо своего огорода (что у очень многих снижает статью расхода) и подаренной грузовой машиной, которую можно было бы пустить в оборот. Зато каждый день кока-кола, твикс. А новая одежда с подачек родственников, остальная мебель оттуда же.
Точно также я не понимаю глОмурных барышень, которые на сырую курицу смотрят с ужасом и отвращением. Иногда морщат нос и спрашивают: «Что это?» А про то, как они относятся к общественным туалетам, мытью полов, унитазов и прочим несколько негломурным вещам, я предпочитаю умолчать.
Ежегодную инъекцию «Иронии судьбы» с момента создания фильма и чуть ли не до наших дней граждане переносили и переносят без возражений, чтобы не сказать с энтузиазмом. Особенно это касается гражданок. Гражданкам вообще нравится, когда про любовь и с выдумкой. Особенно гражданкам нравится, когда на героиню сваливается нежданное счастье прямо по месту жительства (гражданка и сама бы так хотела, бегать-то за счастьем ей не с руки, у нее стюдень и белье замочено). Еще гражданку завораживает, когда героиню спасают от постылого, желательно прямо из-под венца, но из-за стола тоже неплохо (гражданка и сама бы не прочь от такой перемены участи, но стюдень и т.д). Хорошее кино, одним словом, все тайные женские мечты в одном флаконе.
За одним исключением. Ни одна женщина на земле не признает своей тайной мечтой Женю Лукашина. «Ирония судьбы», возможно, единственная легендарная мелодрама (не комедия же это, в самом деле), где лирический герой за тридцать лет не заставил нервно вздыматься ни одну зрительскую грудь. Теткам нравится сюжет, но ни одна из них не воображает себя в объятиях главного мужского персонажа. Это, я бы сказала, своего рода феномен.
Про Женю Лукашина писала в свое время Радулова (http://vz.ru/columns/2007/1/5/63121.html), но совсем по-простому - дескать, на фиг такой сдался. Еще потом про него писал профи (http://tsarev-alex.livejournal.com/149857.html), но там было мозгоплетство для образованных, такая многая печали тоже не всякому нужна. Я попробую проплыть между наукой и практикой.
В названии этого фильма мне всегда мерещился какой-то подвох, и не зря. Герой-любовник Женя Лукашин (обольстивший девушку за одну ночь, не забудем) – подчеркнуто, феерически асексуален. И дело, боюсь, не в недостатке темперамента. Женя не просто ушиблен – он раздавлен эдиповой травмой. Не случайно даже самые лояльные зрительницы нет-нет да вздохнут над его инфантилизмом. Это не инфантилизм советского малооплачиваемого зомби, с октябрят до пенсии на помочах и с соской во рту – это мамин хороший мальчик, который не имел права вырасти в мужчину и поколебать тем самым мамино спокойствие. А маленькие хорошие мальчики, как-то так сложилось, секс-символами не бывают.
Женя живет вдвоем с мамой, судя по всему, с незапамятных времен. Папы, заметим, никаких следов, ни материальных, ни ментальных. Это тот самый случай, когда сын с колыбели выполняет функцию маминого мужчины. Его самозабвенно любят и при этом никто не посягает на его место (мама могла бы, к примеру, выйти замуж и маленькому Жене пришлось бы потесниться на этом пьедестале, но нет, обошлось). Это очень комфортная позиция, одна беда – она абсолютно исключает всякую сексуальность. Мальчик как бы с детства уже женат, но секса не имеет и не вправе его желать – с мамой не спят, потому что табу, а с другими нехорошо, потому что измена.
Приключения Жени Лукашина похожи на длинное эротическое сновидение, где привычная и комфортная реальность слегка подправлена в особо зудящих местах. Испив волшебного напитка, герой отключается и попадает в страну грез.
Страна грез оказывается преотличной. Он не где-то там в неведомых и опасных мирах, а у себя дома (квартира-то ровно та же, и дом, и улица). Постылая Галя, покусительница на их с мамой тихое счастье, как по волшебству сама куда-то делась, ура. А мама мало того что на месте - она превращается в молодую блондинку! Она по-прежнему мама, нас не проведешь – вон как покрикивает, и кормит чуть ли не грудью, это она же, родная и любимая, и поругает, и приголубит, только теперь ее зовут Надя, что, впрочем, совершенно неважно, а важно то, что с ней теперь чудесным образом стало можно спать. Все сбылось, табу отменили.
Тогда судьба подбрасывает еще одну свою иронию, чтобы не сказать сарказм – молодые и красивые мамы, в отличие от старых и страшных, имеют склонность устраивать свою жизнь, т.е. выходить замуж за положительных непьющих мужчин. Этого допустить никак нельзя, к такому разврату мальчик Женя не приучен. Это же предательство! Но сынок, лепечет мама, он хороший, он меня любит и заботится, так будет лучше нам всем! Я ведь еще молодая, лепечет мама, сколько ж можно одной горе мыкать. Сынок непреклонен и беспощаден, он гадит маминому хахалю как может, хамит, портит вещи, только что в тапки ему не писает, а мама бессильно льет слезы в углу, прощаясь с надеждой на женское счастье ради высокой миссии материнства. Интересно, со своей мамой маленький Женя тоже так поступал? Как-то, знаете, чувствуется навык.
В волшебном сне сбываются все желания, а не только самые очевидные. Символически уестествив маму и изничтожив конкурентов, т.е. провозгласив во веки веков свою несокрушимую маскулинность, мальчик Женя с легкой грустью покидает маму навсегда. Психологи называют это «сепарация», но Женя не психолог, а просто хочет на волю.
Когда чары развеиваются и герой просыпается в своей детской кроватке, над ним вместо одной нависают уже целых две мамы – своя, привычная и та, что из сна. Два, так
Всезнающий гугл говорит, что такого комплекса не существует. А я знаю, - существует. И ваша покорная слуга тоже им страдает в какой-то мере.
Сейчас объясню. Если человек живет в столице (или в очень крупном городе, фактически "некоронованной столице") той или иной страны и по тем или иным причинам планирует переехать в другую страну, какой город он выберет? Правильно, столицу. И пусть, скажем, в тех же Карловых Варах уровень жизни ничуть не хуже, чем в Праге, а цены на недвижимость в полтора-два раза ниже, москвич все равно попрется в Прагу. Ибо "как же это я из столицы да в кукуево" (потому что все, что дальше столицы - кукуево априори). Некоторые идут дальше - маразм, как говорится, крепчал, - выбирают квартиры исключительно в центре города; если до центра ехать минут двадцать - ни боже мой, зачем мне такая дрянь. Уже проверила на некоторых своих закомых. Москва - Лондон, Москва - Париж, Москва - Нью-Йорк (вот вам пример с "некоронованной столицей"). Таллинн - Амстердам, Таллинн - Хельсинки.
Я понимаю, да, не хочется менять шило на мыло. Но если человек нашел вариант не хуже столичного, где-нибудь, скажем, в центре штата/области/земли/провинции, он все равно будет тяготеть к проживанию в столице. И не только потому, "а что же скажет мой одноклассник Вася Пупкин", а потому, что, как я уже писала выше, переезд в "кукуево" - не его масштаба.
Исключения есть, куда ж без них. Первое - это голодные бабы России и бывшего совка/нынешнего СНГ, готовые поехать из Москвы хоть в деревенский Канзас, лишь бы "американ бой", прости, господи. Оставим их наедине со своими комплексами (да, тут получается, что комплекс "жителя столицы" больше не действует, проявляется другой - "я ж красивая така, дайте бабе иностранца") и поедем пахать дальше. Исключение номер два - люди, совершенно не замороченные ни на чем, в том числе и на собственных привязанностях, готовые сменить имя/телефон/место жительства, лишь бы быть счастливыми и не тяготеться старыми связями (в том или ином смысле). Знаю парочку таких - переехали из Москоу и Нового Йорка в деревенские дебри Болгарии и Черногории. Исключение номер три... Да пожалуй, нет его, этого исключения. То есть называется оно как угодно, но на самом деле, скорее всего, это маскировка под номер один или номер два.
Иногда самой хочется стать номером два. Не обязательно "я не я, рожа не моя", - просто жить и не заморачиваться, и не общаться с замороченными (а их, увы, большинство, и самое интересное, что это заразно). Вот это и есть самое сложное - отсечь лишнее. А оно тянет вниз, и никуда не денешься, если ты слишком добр или просто мягкотел. Я, к сожалению, слишком добра. Но, надеюсь, здравый смысл и тяга к свободе все же победят (в моем мозгу они уже наполовину победили). И вам того желаю.
По итогам голосования в этот раз к нам присоединяются два новых автора:
Злобнокот и Caporegime, набравшие достаточное количество голосов.Новых участников прошу ознакомиться с Правилами сообщества.
_Your_sick_fantasy_ и Simple_Blogger набрали по одному голосу и, к сожалению, не прошли.
Вот скажите, может быть, я в чем-то не права?
Всегда считала, что отношения между молодым человеком и девушкой должны строиться по принципу влюбленности. Если ты понимаешь, что человек тебе очень нравится, что ты бы мог дать ему что-то доброе, что он тебе подходит и вместе вам будет хорошо, можешь связывать себя «отношениями». И как, я не понимаю, как можно пытаться найти себе девушку наобум? Тебе что реально все равно, что ты её видишь первый раз в жизни и знаешь ровно пять минут? Она тебе еще имя то не назвала, а ты уже «девушка, а у вас есть парень», «а можно с вами познакомиться?». Вот что за глупость искать отношения ради отношений и кидаться на первую встречную, которая тебе может лишь приглянулась чисто внешне. Можно конечно рассматривать вариант при котором, потом они действительно полюбят друг друга, ну а как тут не полюбить, если уже заведомо начинаешь общаться с перспективой на любовь? Это уже больше на какое-то обязательство смахивает, мол, либо давай влюбляйся, либо считай, что напрасно время потратил.
Вот поэтому я никогда не знакомлюсь на улице и презираю сайты знакомств.
Когда-то. Когда я думала, что умею понимать людей, я считала, что для того, чтобы правильно ими манипулировать достаточно знать и пользоваться парой простых вещей. Я больше не думаю, что способна понять кого-то. Но, как ни странно, эта "пара вещей" всё равно продолжает работать.
1. Правило нескольких правд.
На любое слово и действие в этом мире можно посмотреть с бесчисленного множества разных сторон. При умелом использовании можно обернуть всё что угодно себе на пользу. Ну или хотя бы избежать ненужной отрицательной реакции. Тут главное до абсурда не дойти. И не начать завуалировано говорить о том, что на самом деле думаешь. И не важно, что всегда можно заставить поверить, что та гадость, которая только что была сказана, на самом деле вовсе не гадость. Человек, если не совсем дурак, подсознательно почувствует что-то не то. Или просто почувствует себя дураком от того, что подумал о тебе так плохо. А этого допускать - нельзя.
2. Нельзя, чтобы человек в общении с тобой чувствовал себя дураком, даже если на самом деле, это так и есть. Легче всего от кого-нибудь чего-либо добиться, когда он считает тебя достаточно умным, но себя хоть на чуточку, но умнее. Вообще, люди обожают испытывать чувство превосходства. И это можно замечательно использовать.
И последнее. Но самое главное: Никогда. Никогда ни к кому не привыкайте. Даже самым преданым марионеткам иногда свойственно уходить в самый неподходящий момент.
Иногда мне кажется, что я дряхлая старуха, которая ничего не смыслит в современной трактовке понятия "веселье". А когда я попадаю в такие блоги, мне становится по-настоящему страшно. Страшно за детей, которые впитывают в себя социальный дебилизм, поддаваясь влиянию моды. Страшно, что их познания в химии настолько стремятся к нулю, что вливая в себя очередную банку Рево, Ягуара и прочих энергетиков, они не читают из чего это "бухло" делают. Страшно, что их познания в анатомии настолько выборочны, что прыгая в постель с очередным парнем, девушки вовсе не знают что такое ИППП и нежелательная беременность. Страшно, что их познания в русском языке ограничиваются лишь богатым словарным запасом нецензурной лексики. А самое страшное - что это стало нормой. И мы отчаянно закрываем глаза на то, что уже не в силах изменить.
Такое любимое тело, идеально сложенное по золотому сечению, искусанное, со следами от связанных рук, с татуировками, долговязое, расслабленно утомленное.
Я абсолютный собственник, меня не устраивает красота «где-то там», мне хочется чтобы она была моей, здесь и сейчас, прикованной к батарее, с завязанными глазами и кусочком льда тающем в ложбинке у шеи.
Восточные пряности и ваниль, гвоздика и кардамон, черный перец с карамельной патокой — я смешиваю невозможное, кидаю на сковородку со сладко шипящим растопленным маслом и заливаю сверху вином с оливками. Разливаю по бокалам и несу обратно в спальню — спаивать своими зельями, своими приворотными снадобьями, посвистом птицелова — тихой ритмичной мелодией, мантрами слов, что обещают все что угодно.
А скоро мне надо собираться и уезжать — каждое утро я привычно откапываю из песка колеса пыльной машины, откапываю и все равно не уезжаю.
И говорю в дрожащий от высокой температуры воздух, роняю тяжелые слова: «Как только мне надоест».
Спускаюсь в люк подводной лодки посреди Ас-сахры — вторая мировая, она затонула когда-то - и прохожу в жилой отсек, уже улыбаясь, уже тихонько, стаскиваю на ходу тяжелые сапоги, уже предвкушая.
А воздух, там, наверху, также горит и жжется, и кто-то в другом полушарии отключает связь, и говорит: «Хорошо, пока тебе не надоест».
И очнувшись, моя долговязая «теория разврата», спрашивает:
- А ее можно завести?
Я даже удивляюсь.
- Кого, лодку?
Ночами здесь до минус двадцати, мы одеваемся и выходим на охоту или готовим на костре еще немецкие консервы — у них огромный срок годности, кормим друг с друга с горячих двузубых вилок с коллекционной свастикой, зарисовываем новые созвездия — каждую ночь ось смещается и видны другие звезды.
И я кружу тебя, раскручиваю как глобус на шарнире этот мир и это небо, ты серьезно думаешь, что можно определить где выход, как можно отсюда выбраться, ты думаешь что мы в беде.
Я листаю найденные рассыпающиеся страницы инструкций и политических наставлений и развеиваю их по ветру, шепча Ас-сахре, рыжей, ржавой, жестокой — когда я уеду он достанется тебе, сбереги его...
Его прах смешается с твоим песком, его размолотит в жерновах жары и холода, моего предательства, одиночества и дурмана зелий, вскипающих на горелке... Он будет твоим, только подожди.
И возвращаюсь, ныряю под простыни, перебираю волосы шершавыми сухими пальцами, рассказываю про войны, их стратегию и тактику, сравниваю Семикнижие и фон Клаузевица, рассказываю будто сказку на ночь, будь сильным, моя любовь.
Отпусти меня, глубина.
Нассим Николас Талеб, математик, философ и в общем-то мужчина, о котором я никогда раньше не слышала и ничего о нем больше не знаю, придумал "стоящие советы тем, кто стремится к успеху". Из 10 советов я выделила для себя пункт №7:
"Избегайте неудачников. Если кто-то рядом слишком часто говорит «невозможно», «никогда», «слишком сложно» - прекратите контакты с этим человеком".
После прочтения этого пункта я поняла что самый душный неудачник в моем окружении - это я сама. И я приняла решение: как только начинаю ныть и вопрошать "почто мне все это?" - бойкот самой себе. Потом я разослала этот чудо-совет своим товарищам и призвала их прекращать ныть и портить карму друг друга.
Прежде чем пригорюниться в очередной раз, подумай, друг, а можешь ли ты своим силами изменить ситуацию? Если нет, то единственное, чего ты добьешься своими переживаниями - это плохое настроение и тусклый цвет лица. Ну вот не хочет он тебя, ты-то что можешь сделать? Пусть он - дурак, а ты попей пустырнику для душевного равновесия и в белом пальто стой красивая.
А если положение в твоих руках, то зачем ныть? Придумывай конструктивные способы достижения задуманного и не ссы совершать поступки. А если таки боишься сляпать ошибку, то не делай ничего, плыви по течению. Неделя, месяц - время все само расставит на свои места и раздаст всем сестрам по серьгам.
Гремя веригами, дымя сигаретой, я уже несколько дней доношу эти истины до всех друзей-знакомых. Алан Карр в гробу переворачивается, а Лисси Мусси поди взяла крапивница.
Друзья, прекращаем ныть! Резко выдыхаем и машем рукой на все. Жизнь - говно, конечно, редкостное не так уж и плоха, особенно если не забивать голову лишним стаффом. Да ведь, да?
Все молодцы, перешлите это письмо друзьям и близким, сдайте 100 рублей на нужды братства, приходите еще.
Я вспоминаю об игре и потому снова проигрываю.
Снег мгновенно теряет свою красоту таскенских налетчиков, пойманных в луче далекого солнца, и превращается в жалкие, мокрые хлопья в свете уличного фонаря. Угол зрения кажется диким,логарифмическая спираль распирает изнутри невыносимо тесную кальциевую клетушку черепа и кажутся лишними эти немощные, бледные руки.
Игра, дорогой дневник, заключается в том, чтобы не помнить о ее существовании.
Проигравшие начинают искать смысл жизни, пытаться написать для нее,жизни, инструкцию, мечтают продать ее огромным тиражом и в итоге исчезают там же, в безумных глазницах абсолютно бесчеловечной, неизмеримой пустоты полнейшего отсутствия.
Игра идет, когда не помнишь о ней. Все кажется абсолютно естественным и логичным, все выдуманные цели кажутся важными, особенными, уникальными, можно увидеть красоту вещей, созданных руками и появившихся случайно, кажется важным общество себе подобных, есть надежда, что это все не зря, есть какой-то высокий смысл и в конце обязательно ждет награда.
Когда помнишь об игре, все иначе. Пусто. Времени не существует, существует только механическое тиканье часов и абсолютный хаос. Сколько еще осталось ударов сердца, оборотов планеты вокруг солнца, не перестанут ли двигаться внутри молекулы и не обрежут ли ржавыми ножницами тонкую нить сознания, пока я валяюсь несколько часов без сознания в теплых тряпках постели?
Я точно знаю, что все те, кто хоть раз долго смотрел на свое лицо в зеркале и пытался увидеть там венец мироздания, играют в игру. Потому что иначе мучительно больно думать о себе,как о результате невероятной математической случайности, как о стечении обстоятельств, как о причудливом продолжении мертвого космоса. Нужно придумать себе оправдание и изменить Вселенную под себя, оживить ее,населить ее божествами и придать ей смысл.
Я вспоминаю об игре и потому снова проигрываю.
В человеке может быть много положительных качеств. Но они все не будут стоить и гроша, если нет одного качества—цельности. Коли начал ты с благородства, то и заканчивай с ним. Иначе первое его проявление будет жалкой мишурою и ярким лицемерием.
Она была вполне ожидаема. Революция приходит неожиданно лишь для тех, кто не желает видеть и слышать. Она пришла под видом спасителя для голодных и изнуренных сознания и сердца. Уже год как покинутых своим царем, царем, отрекшегося от своей власти над ними. Сознание старательно окуналось в работу, творчество, учебу, друзей – во все то, что мы называем жизнью, лишь бы не окунуться в водоворот отчаяния, а сердце также поспешно искало себе нового хозяина. Она пришла и принесла с собой хлеб надежды. Она говорила, что нужно подождать, подготовиться, что будет много боли и крови, но потом будет все хорошо, будет новая жизнь. Она шептала, что заодно стоит проверить тех, кто рядом. Так ли они преданны, как говорят, поддержат ли твои идеи. «Да! Так и надо!», - кричала чернь сознания…
«Нет! Я не хочу разочарований, это больно!», - шептала интеллигенция сердца…
«Мы разрушим все прогнившее старое! Сожжем все это в огне Революции!»
«На пепелище много не построишь…»
…И было много крови, и было много боли. Сознание превратилось в загнанное животное, кусающее все подряд и царапающее стены в поисках выхода. Сердце заглушалось галлюцинациями и иллюзиями… Революция наступила!
Как и ожидалось, часть лучших была уничтожена или изгнана, часть осталась привыкать к новой жизни этого мира. Мечты и надежды в новом свете оказались не такими уж и прекрасными. На пепелище строить нечто новое желания уже не было. Тех, кто ушли, вернуть либо не было возможности, либо не было желания, а у тех, кто остались, не хватало сил, что либо изменить. Лозунги поблекли. И наступила Анархия! Вот тебе и новая жизнь…
Без царя в голове.
Без царя в сердце.
Не будет больше в этом мире Революций.
Сложно начинать рассказывать о своей жизни, особенно когда тебя никто никогда не слушал. Нечего, наверное, рассказывать о своей жизни, когда в тебе неполных сто шестдесят, бледное пустое лицо с блеклыми веснушками и бесцветной кудрявой копной, когда ты всегда, всегда какая-то зыбкая послеобеденная тень своей старшей сестры. На кухне опять шумят. Я не знаю, кто эти люди, всегда, всегда кто-то здесь есть, чужие, веселятся, что происходит, какого черта блядь. Кому какое дело, меня никто не замечает, никогда, меня будто нет вовсе, вообще никогда никто не рожал, я уебище, вероятно, они даже не видят меня. Что ж я так и смотрю молча на их веселье из дверного прохода, пустая монашка, никому не интересно, что я вообще-то есть.
Вот оно мое проклятье - моя ненавистная сестра. Рыжие дреды, зеленая майка, отсутствие нижнего белья, черная тушь на левом плече. Они курят шмаль, говорят о космосе, быдло-уебках, смеются. Лошадиный ржач. С ней ее лучшие друзья - два брата-красавца, сильные и здоровые двухметровые фебы. Тот, что помладше - темноволос и в бордовом поло, добрый-добрый, глаза синие-синие. Старший, словно с Олимпа, - въющиеся волосы спелой ржи собраны в хвост, рыжеватая борода, огромные сильные руки и надрыв внутри.
Неожиданно веселью приходит конец. Они рисовали каких-то веселых человечков (очередная дурная идея с комиксами, которые перевернут мир), когда лицо старшего вдруг становится яростью, больной злостью, он сметает все со стола, чашки, тарелки - в куски, любимое блюдце бабушки больше не блюдце. На чистом столе он рисует тех же человечков, только теперь вовсе не торчащих укурков, любящих вагины, а повешенных, отрубленные головы, кишки и кровь. Он крушил все вокруг и рисовал кровь на стенах, красивый и сильный парень исчез, я видела лишь больного, безумного зверя, подстреленного, смертельно раненого: он ревел, сходил с ума; он рвался убивать.
Я боялась его как самого страшного кошмара - такое случалось неоднократно, его всегда успокаивали, жалели и заботились, как заботятся о контуженных после Чечни, например. Бывало, выйду на лестницу, а они там с братом катаются, ноги становились ватными, глаза закатывались и рот не хотел слушаться, сразу в голове все сцены погромов и драк на нашей родной кухне - от паники наступал временный паралич. Он так и оставался моим ежедневным ужасом, если приходил к нам в дом, пока я не узнала из подслушанного разговора сестры с кем-то, что его девушку сожгли заживо те самые быдло-ублюдки, о которых они так часто говорили на кухне.