Написан, наверное, самым первым... сейчас я перечитал и не верю что это написано мной...
Мы познакомились в Интернете. Точнее – в чате. Это такое место, где сидит много людей, и думают, что общаются. Иногда даже думают, что это важно и сидят там часами. Я же никогда такой затеи не понимал, в чатах не сидел и смотрел на всех обитателей подобных сайтов немного свысока.
В тот чат я попал почти случайно, ссылку на него оставил мой знакомый. Чат был почти пустой, за исключением немногочисленных друзей админа. И все же там я встретил ту, которой было суждено перевернуть мою жизнь. Сначала это была простая, незатейливая и ненавязчивая болтовня, потом мы поняли, что у нас много общего, а потом… потом просто как-то случилось, что между нами возникла много большая связь, чем кто-то мог предположить. Мы переписывались, обменивались нежностями и приятностями, дарили друг другу виртуальные подарки, состоящие из миллионов бездушных нолей и единиц, и вообще приятно во всех отношениях проводили время. Но была одна проблема, которая незримо присутствовала каждый миг нашего общения, которая не давала мне покоя: мы жили в разных городах, и не могло быть и речи о том, чтобы встретиться. Я дежурил возле компьютера, наверное, так, как мать дежурит возле колыбели младенца, и ждал, когда же она все-таки придет. И она неизменно приходила, и мы разговаривали, и тогда я был счастлив… И однажды привычно загорелось маленькое желтое письмецо рядом с часами, означающее лишь одно – она снова здесь. Я открыл его, и замер, не поверив своим глазам. Какого-то числа, какого-то года, в 14:03:38 GMT +2 мне пришла очередная порция нолей и единиц. Но означала она лишь одно, то, что я даже не надеялся увидеть, но чего ждал и о чем мечтал. Она означала «Я приеду завтра к тебе. Встречай». Я смутно помню, что я что-то писал, а она мне отвечала, что-то очень трогательное, смешное и нежное… Что именно, не вспомню я, наверное, и под гипнозом, ведь мысли мои уже жили завтрашним днем и были где-то далеко-далеко....
На улице был февраль, на редкость мерзкий и промозглый. Повсюду таяли остатки непродолжительного снега, с мышиного рваного неба, светящегося тусклым светом невидимого солнца, падало что-то среднее между холодным дождем и теплым снегом. Везде красовались огромные грязные лужи, в которых грустно отражались унылые серые стены кирпичных домов и понурые прохожие, спешащие куда-то по своим делам. Непрекращающийся слитный шум города был как-то не заметен, и мне казалось что повсюду царит ватная тишина. Но я не хотел видеть все эти лужи, этот покрытый скользкой коркой льда асфальт, усыпанный многочисленными окурками, эти темные, мокрые, жалкие, голые деревья вдоль утонувшего в городском смоге проспекта… Да я этого и не видел. Жизнь была прекрасна, и я каждой клеточкой своего тела осознавал это, наполнялся теплой солнечной энергией от затылка до пяток, излучая вокруг себя ослепительные лучи человеческого Счастья, преображая все вокруг.
Ночью я долго лежал в темноте, закутавшись в мягкое теплое одеяло, прислушиваясь к своему размеренному дыханию, размеренную тиканью часов и затихающему шуму за окном. Думал, мечтал, строил планы, раздумывал над тем, как я буду выглядеть и что я скажу, и над тем, какая же все-таки в жизни та, с которой была связана вся моя недавняя жизнь. Я не волновался, меня не била дрожь, у меня не холодело внутри, и я не покрывался холодной испариной. Напротив, ко мне неожиданно пришло невыразимое спокойствие и уверенность, облегчение и удовольствие от одного лишь того факта, что я есть. И есть она. Я медленно погрузился в приятный тягучий сон без сновидений.
Очнувшись на следующее утро, я был свежим и бодрым, полным сил и энергии. Позавтракав (боже, никогда я еще не ел с таким удовольствием, и никогда еще еда не была такой вкусной!), я понял, что времени еще очень много, и решил на секунду включить компьютер. И внезапно осознал, что не хочу этого. Он казался мне каким-то чуждым и опустевшим, таким странным и ненужным. Ничего в нем не изменилось, но он лишился того томительного ожидания и непродолжительного прикосновения к прекрасному, которое связывало меня с ним. Он потерял всякий смысл, и для меня теперь не было никакой разницы между этими сверхсложными схемами и ржавым куском металлолома. Я отдернул руку от кнопки Power и, слегка попятившись, рухнул на диван. Глянув на часы, я решил, что все-таки стоит себя чем-то занять, и прочитал какой-то рассказ из книги, найденной на журнальном столике. Хотя это не имело значения – я мог с таким же успехом читать биржевую сводку за 1987 год. Наконец, время пришло, и я опрометью ринулся на автовокзал, хотя времени еще было уйма.
Я приехал задолго до прибытия автобуса и нервно бродил по мокрому блестящему асфальту в стороне от платформы, бережно очищенному пожилым дворником в ярко-оранжевом жилете поверх ватника, который теперь с немым упорством долбил тяжелым проржавевшим ломом лед, покрывавший бордюр одной из платформ. Вокруг спешили разные люди – старушки в засаленных драных пальто, с
Читать далее...