Вот оно, вот оно, чистое полотно.
Вера моя, надежда моя, любовь.
Спрятана спрятана даль необъятная.
Небо душа и капелькой солнца кровь.

Слушать этот музыкальный файл

[474x290]
[240x353]
[430x386]
[229x224]
[532x400]
[401x352]
[632x291]
[348x292]
[365x308]
[320x300]
[420x388]
[453x327]
[366x273]
[400x126]
[251x356]
[420x314]
[295x364]
[375x478]
[420x461]
[420x368]
[371x315]
[420x266]
[427x394]
[270x376]
[420x444]
[369x215]
[322x182]
[296x280]
[400x311]
[415x224]
[420x368]
[414x300]
[385x379]
[397x322]
[400x487]
[405x400]
[600x]Читать далее...

мелодия любви... забавные нотки)))
[450x350]

Итак, я стояла ночью на Ленинградском шоссе. И стояла совсем не с той целью.
Просто за десять минут до этого меня высадили из машины мои случайные
знакомые: Нет, опять не то. Давайте по-порядку. Я летела с одной милой
женщиной и ее братом из Варшавы в Москву. Мы в самолете познакомились. А
когда приземлились, они меня спросили: <Тебя кто-то встречает?>. Я вспомнила
наставления мужа: <Когда прилетишь - бери такси, не торгуйся> и покачала
головой: <Нет, никто>. Тогда эти добродушные люди посадили меня в свой
автомобиль, но предупредили, что скоро им придет пора сворачивать на
кольцевую, а мне нужно двигаться по Ленинградке дальше.

Я как-то не обратила внимания на такие мелочи. С той самой минуты как прошла
паспортный контроль в Шереметьево и убедилась, что муж действительно не
шутил насчет такси, я сильно опечалилась и размышлять могла только об одном:
<Почему он меня не встретил? Почему?> Однако мои новые знакомые довольно
быстро остановились и сказали, что дальше нам не по пути.

Я очень сердечно с ними простилась. Вытащила из багажника все свои сумки с
козьим сыром <осципек> из горного селения Закопане. Закинула на спину рюкзак
с деревянными ангелочками из Кракова. Прихватила пакеты с сувенирами из
Велички. И застыла на обочине со всем этим великолепием. По шоссе на ужасной
скорости проносились автомобили. Шел снег. Я коченела в своей кофточке.

Через минуту мне удалось высвободить из пакетов правую руку и поднять ее
параллельно земной поверхности. Через десять минут я поняла, что машину тут
не поймать. Через пятнадцать минут я надела на себя все, что у меня было:
бейсболку <60 лет освобождения Варшавы от фашистов> и ковер ручной работы из
овечьей шерсти и козьего пуха. Понятное дело, что теперь и вовсе никто не
собирался останавливать машину на полном ходу и усаживать в нее такую
сдвинутую дамочку. И я зашагала вдоль дороги.

В конце концов я набрела на какую-то остановку, села на полночный автобус,
потом прокатилась на троллейбусе, а затем меня все же подобрал автомобиль, и
довольно быстро, всего за каких-то три часа мне удалось добраться домой. В
прихожей я рухнула со своими сырами на пол. Муж сидел за компьютером -
спасал Вселенную, поэтому подойти сразу не мог, хотя на шум отреагировал:
<Ну что, зайка, приехала?>

А я лежала на полу, раскинув руки и не торопилась вставать. <Какого черта, -
думала я. - Какого черта я делаю с этим человеком?> Я знала все, что он мне
сейчас скажет. Что надо было брать такси, а не искать приключений на свою
голову. Что глупо встречать человека ночью в аэропорту, если у тебя нет
личного автомобиля. Что я просто ищу повод, чтобы поссориться. Я знала все
его разумные и логичные доводы, на которые практически нечего возразить. Но
сердцем понимала - что-то тут не сходится.

Только через несколько месяцев я смогла четко сформулировать проблему. По
МТВ как раз показывали реалити-шоу из жизни семейки Осборнов. Мама загоняла
детей в машину, чтобы ехать в аэропорт - встречать папу. Дети капризничали,
отбрыкивались, ворчали: <Почему его обязательно надо встречать?> и тут же,
передразнивая маму, повторяли вслед за ней смешными голосами: <Потому что мы
его люби-и-и-ииим!> Затем успокаивались, садились в машину и ехали куда
надо.

Тогда-то я все поняла. Мы встречаем близких не потому, что у них тяжелые
сумки. И не потому, что лягушек-путешественниц типа меня надо постоянно
контролировать, дабы не вляпывались в истории. Мы встречаем близких, потому
что любим их. Не правда ли, отличный слоган для старой доброй жвачки . <Любовь - это встречать в аэропорту>. Мы хотим обрадовать любимых.
Поддержать. Обнять. Сказать: <Как хорошо, что ты вернулся>.

Я ведь создавала семью не для того, чтобы мне говорили: <Возьми такси>, <Не
трогай меня>, <Не мешай>, <Разберись как-нибудь сама, это же просто>. Я
создавала семью для того, чтобы кто-то стоял в зале прилета и искал меня
глазами в толпе:

Да, если подойти к делу трезво и расчетливо - все эти встречи-провожания
почти всегда неудобны, нелогичны и вроде бы не нужны. Можно не ездить в
аэропорт - пробки ведь мешают или там игра компьютерная. Можно не ходить в
больницу лично, а прислать курьера с апельсинами. Можно не отмечать
годовщины - все равно это дурацкий праздник, на который даже не стоит
тратиться. Можно не играть с ребенком, а сунуть ему денег: <Иди, купи себе
мороженое и отстань от меня>. Можно вообще не совершать никаких лишних
телодвижений. И тупо надеяться, что к тебе, такому равнодушному, будут
неравнодушны.

Но так не бывает. Хорошие отношения требуют каких-то усилий. <Само собой>
бывает только плохо. Оззи Осборн достаточно богат для того, чтобы позволить
себе автомобиль с личным шофером. Но, возвращаясь домой, он первым делом
хочет видеть не шофера, а родных людей. Я не Оззи, но я тоже хочу того же
самого. Все этого хотят. Но не все готовы это Читать далее...

Настроение сейчас - мечтательное

Прочитала книгу - Ричард Матесон "Куда приводят мечты"
Вот письмо дочери Криса:

... И все-таки, Венди, я всегда чувствовала близость к нему. Он всегда
заботился обо мне, был терпимым и понимающим. Спокойно относился к моим
поддразниваниям - ведь у него было замечательное чувство юмора. Я знаю, он
меня любил. Иногда, бывало, обнимал меня и прямо говорил, что верит в мое
будущее. Я посылала ему записки, в которых писала, что он "лучший папа на
свете" и что я его люблю. Жаль, я не так часто произносила это вслух.
Вот если бы увидеть его сейчас. Сказать ему: "Папочка, спасибо за
все... "".
"Прости, пришлось прерваться и вытереть глаза. Возможно, придется
делать это еще несколько раз, пока не закончу письмо.
Теперь я думаю о маме. Папа так много для нее значил, и она значила для
него так много. У них были замечательные отношения, Венди. Не думаю, что
раньше говорила с тобой об этом. Они были абсолютно преданы друг другу. Если
не считать нас, детей, им, казалось, никто был не нужен, кроме друг друга.
Дело не в том, что они не встречались с другими людьми. Люди их любили и
хотели их видеть, ты это знаешь; они были большими друзьями твоих родителей.
Но для них эта близость была важнее всего на свете.
Смешно. Я разговаривала со многими детьми, и почти всем им трудно
мысленно себе представить - даже подумать о том, что их родители занимаются
любовью. Думаю, это чувство присуще всем.
Мне совсем не трудно было мысленно представить маму и папу вместе.
Часто мы, бывало, видели, как они стоят рядом - на кухне, в гостиной, своей
спальне, где угодно - тесно прижавшись друг к другу, не говоря ни слова, как
пара любовников. Иногда они стояли так даже в бассейне. И всегда они
садились вместе - чтобы поговорить, посмотреть телевизор, не важно для чего:
мама обычно прижималась к папе, он обнимал ее одной рукой, и ее голова
лежала у него на плече. Они были такой чудной парой, Венди. Они... извини,
опять слезы.
Потом. Прервусь, чтобы немного успокоиться. Так или иначе, я легко
могла себе представить, как они занимаются любовью. Это казалось совершенно
справедливым. Я помню каждый раз - разумеется, став достаточно взрослой,
чтобы понимать, - как слышала тихий звук притворяемой двери в их спальню и
отчетливый щелчок замка. Не знаю, как Луиза, Ричард или Йен, но у меня это
всегда вызывало улыбку.
Не скажу, чтобы они никогда не ссорились. Они были обыкновенными
людьми, в чем-то уязвимыми; оба отличались вспыльчивостью. Папа помогал маме
освободиться от раздражительности, особенно после ее нервного срыва - и
знаешь, Венди, все эти годы он был ей поддержкой! Он помогал ей выпустить
гнев, вместо того чтобы его сдерживать; говорил ей, чтобы она громко
кричала, когда едет в машине. Она так и делала, и однажды Кэти так
испугалась, что у нее едва не случился сердечный приступ. Она была на заднем
сиденье машины, а мама, забыв о ее присутствии, начала кричать.
Даже если они и ссорились, ссора никогда не восстанавливала их друг
против друга. Она всегда кончалась объятиями, поцелуями и смехом. Венди,
иногда они вели себя как дети. Порой я чувствовала себя их матерью.
Знаешь, что еще? Я никому об этом пока не говорила. Я знаю, что папа
нас любил и мама нас любит. Но между ними всегда было это "нечто", эта
особая связь, к которой мы не смели прикасаться. Нечто драгоценное. Нечто не
выразимое словами.
Не то чтобы мы от этого страдали. Нас никогда не оставляли без
внимания. Мы не испытывали никаких лишений. Родители окружали нас любовью и
поддерживали во всех наших начинаниях.
И все-таки в их отношениях было нечто особенное, заставлявшее их
оставаться союзом двоих, в то время как наша семья была более обширным
союзом людей, включавшим всех нас. Возможно, это не имеет смысла, но это
правда. Не могу объяснить. Надеюсь только, что в моем замужестве будет то же
самое. Как бы то ни было, надеюсь, в твоем браке это есть.
Подтверждением моих слов является то, что вначале я рассказывала в этом
письме о папе, а под конец - о маме и папе. Потому что не могу говорить о
нем, не вспомнив также и ее. Они всегда вместе. В этом все дело. Просто не
могу себе мысленно представить ее без него. Словно разделили на две части
единое целое, и каждая половинка от этого потеряла. Будто..."

Смотреть это видео

Новый месяц встал над лугом,
Над росистою межой.
Милый, дальний и чужой,
Приходи, ты будешь другом.

Днем — скрываю, днем — молчу.
Месяц в небе,— нету мочи!
В эти месячные ночи
Рвусь к любимому плечу.

Не спрошу себя: «Кто ж он?»
Все расскажут — твои губы!
Только днем объятья грубы,
Только днем порыв смешон.

Днем, томима гордым бесом,
Лгу с улыбкой на устах.
Ночью ж... Милый, дальний... Ах!
Лунный серп уже над лесом!

Фотографии Wolya : Москва 2008

Это цитата сообщения Hava Оригинальное сообщение

Без заголовка

Ты для нее - не страсть, не бешеная мука, не роман, не любовь всей ее жизни и даже не части ее жизни, не страдание и не источник творческих вдохновений. Стихи она из-за вашей любви писать не начнет. Ты для нее, как она для тебя: яркое пятно.

Маленькие радости жизни, Амели с чечевичными зернами, веселая канарейка в просторной клетке, сон про пони, чай из любимой чашки с дедовской серебряной ложечкой, оставшейся с белогвардейских времен, и я годами думала: кажется, когда приходили к этим людям - выселять, громить, резать горло - они хватали и прятали в сапог, в карман, за портупею такую серебряную столовую ложечку, потому что в ней все - тепло, покой, семья, дом, достаток, мирная жизнь - и так эти ложечки и доплыли до нас, вплетясь в наши маленькие радости жизни: место сидячее в метро, легко разгибающийся переплет, хорошая батарея.


С возрастом - с некоторым возрастом, и я подозрительно часто начинаю в последнее время фразу с этих слов, - с возрастом хочется не счастья бешеного и не залитых солнцем белокаменных палат, а этих маленьких радостей жизни. Потом, говорят, все опять становится плохо: седина в бороду и так далее. Но вот на некотором этапе ты вдруг озираешься: батюшки мои, мамочки, все хорошо. С ума сойти: у меня все хорошо. Все, все получилось уже. У меня работы через край. Денег столько, чтобы жить. Я люблю свою жену. Наш ребенок лучше всех. И ты стоишь посреди Пушкинской плошади, а мимо машины, а ты стоишь спиной к памятнику и мешаешь всем идти, и тебе холодно, потому что ты забыл на работе шарф, и все вокруг прозрачное и трепещет, и ты говоришь самому себе: ма-моч-ки. Ма-моч-ки. О-ху-еть. Жизнь у-да-лась.

И с этого момента она, жизнь, начинает распадаться на маленькие радости, и эти маленькие радости оказываются гораздо прекрасней радостей великой борьбы за будущее, за любовь, за место под солнцем, за достаток, за здоровье - потому что все это уже есть. А ты начинаешь ценить сыр "Маасдам" не потому, что ты смог его себе позволить, а потому, что он вкусный.

И тогда вдруг у тебя заводится любовница. Она возникает сама, и она тебе совсем не любовница, - так бы, наверное, мог кто-нибудь другой ее назвать, потому что вы с ней занимаетесь любовью периодически и ведете много полюбовных бесед, но она не любовнице тебе, и лучшее этому доказательство - то, что она именно з а в е л а с ь. Не было ни бешеных страстей, ни мук страдальческих, ни отбивания ее у кого-нибудь, сцен ревности, приездов в три часа ночи в потной рубашке и обцеловывания твоего лица: "Прости, прости, я никогда больше, я больше никогда..." Просто женщина, милая очень и вполне твоего круга, и знакомы уже давным-давно, и прекрасно общаетесь, потом вдруг секс, который оказывается исключительно приятным, необременительным и очень открытым, откровенным, легким. Потом вы с удовольствием начинаете созваниваться каждый день. Пару раз в неделю, когда ты уезжаешь из офиса как бы на встречи, она приезжает к тебе домой, и пока Лена на работе, а Дина в школе, вы проводите вместе несколько исключительно приятных часов, большую часть которых занимает не секс - им, кстати, можно поступиться вполне, - а милые разговоры и взаимная нежность и одобрение. И даже ей можно задержаться и дождаться Лены с работы, потому что они прекрасно ладят - и у них нет поводов не ладить, если честно, потому что ты действительно любишь жену, искренне, честно, очень глубоко, иногда до слез нежности, когда она, например, выходит к тебе на кухню босиком по холодному, кстати, полу и изображает страшного зверя, готового откусить тебе нос. И ты знаешь твердо, что ничего в твоей жизни нет более ценного, чем эта квартира с разбросанными детскими вещами, Лена и Дина. А эта женщина просто тебе очень дорога, она умница и - ну, не красавица, но очень обаятельная женщина, - и она очень тоже нежно к тебе относится и ты понимаешь, что у нее хоть и муж и своя жизнь, но спит, например, она с тобой с очень большим удовольствием - и это тебе очень по-мужски приятно, хоть и муж ее, по личным твоим впечатлениям и ее рассказам, ничего себе мужик, ты очень его уважаешь, хотя он тебя и раздражает последнее время немножко - такой, знаете, инфантилизм ощущается иногда. Но не часто.

Она - маленькая радость твоей жизни, эта женщина. Ее главное достоинство - в том, что она ничего от тебя не хочет. Совершенно, абсолютно. Это еще в самом начале ваших отношений выяснялось, когда ты говорил ей: только учти, я не буду тебе хорошим любовником. У меня семья, я ее люблю. Я не буду тебе писать восемь SMSок в день, дарить цветы, приезжать по ночам и серенады петь. Ты учти. Ты учти. Ты учти. Пока она не вспылила и не сказала: слушай, а почему ты думаешь, что меня бы не утомляли твои восемь SMSок в день и необходимость решать, куда деть цветы, не мужу же нести? Какого черта ты думаешь, что мне от тебя нужно в с е э т о? И тогда ты сразу понял, что ты ее недооценил. И расслабился, и успокоился. Потому что если бы она сказала: "Хорошо, любимый, я готова все это терпеть, лишь бы видеть Читать далее...

Фотографии Wolya : Концерт в РокСити

КОНЦЕРТ В РОКСИТИ.
Группа Коридор

Я вижу фонарь)))
[500x306]

Настроение сейчас - всякое

Расстанься с другом и научишься дружить.
Потеряй подругу и научишься любить.
Чтоб жизнь оценить тебе нужно умереть.
Чтоб стать моложе приходится стареть...

Настроение сейчас - не очень

Настроение сейчас - в предвкушении

Фредерик Бегбедер "Любовь живет три года"

Глупо желать незыблемой жизни. Мы хотим, чтобы время остановилось, чтобы любовь была вечной и ничто никогда не угасало, – хотим всю жизнь нежиться в золотом детстве. Мы возводим стены, чтобы оградить себя, и эти самые стены станут когда нибудь тюрьмой.
Теперь, когда я живу с Алисой, я не строю больше стен. Я принимаю каждое мгновение с ней как подарок. Оказывается, тосковать можно и по настоящему. Иногда мне бывает так хорошо, что я говорю себе: «Надо же! Я ведь буду потом об этом жалеть: надо постараться не забыть эти минуты, чтобы было что вспомнить, когда все станет плохо». Я понял одну вещь: чтобы любовь не прошла, в каждом должно быть что то неуловимое. Не допустить пресности – нет, это не значит подстегивать себя искусственно созданными дурацкими встрясками, просто надо уметь удивляться чуду каждого дня. Быть щедрым и не мудрить. Ты точно влюблен, когда начинаешь выдавливать зубную пасту на другую, не свою щетку.
Я узнал главное – чтобы стать счастливым, надо пережить состояние ужасной несчастливости. Если не пройти школу горя, счастье не может быть прочным. Три года живет та любовь, что не штурмовала вершины и не побывала на дне, а свалилась с неба готовенькая. Любовь живет долго, только если каждый из любящих знает ей цену, и лучше расплатиться авансом, не то предъявят счет апостериори. Мы оказались не готовы к счастью, потому что были не приучены к несчастью. Нас ведь растили в поклонении одному богу – благополучию. Надо знать, кто ты есть и кого ты любишь. Надо завершиться самому, чтобы прожить незавершенную историю.
Я надеюсь, что лживое название этой книги вас не слишком достало: конечно, любовь живет вовсе не три года; я счастлив, что ошибся. Подумаешь – книга опубликована в издательстве «Грассе», это не значит, что в ней написана непременно правда.
Я не знаю, что готовит мне прошлое (как говаривала Саган), но иду вперед, трепеща от ужаса и восторга, потому что выбора у меня нет, вперед, не так беспечно, как прежде, но вперед, несмотря – вперед, вопреки – вперед, и клянусь вам, это прекрасно.
Мы любим друг друга в прозрачной воде безлюдной бухточки. Танцуем на верандах. Обнимаемся на углу плохо освещенного переулочка, потягивая «Маркес де Касерес» . И все время едим. Вот она наконец, настоящая жизнь. Когда я попросил Алису выйти за меня замуж, она дала мне ответ, полный нежности, романтики, проницательности, красоты и теплоты:
– Нет.
Послезавтра будет ровно три года, как я живу с ней.

Слушать этот музыкальный файл

Обожаю этот спектакль, ходила на него 3 раза)))
[699x523]

[699x523]
Еще есть фотки в альбоме "Театральная Москва"
[699x523]

Настроение сейчас - прекрасное

Все люди одиноки по своему

Линор Горалик

КНИГА ОДИНОЧЕСТВА



Не поцеловать, губами не дотянуться.

Станислав Львовский


Ахилл говорит Черепахе: повремени, ну повремени, ну погоди, повернись ко мне, поворотись, вернись, не ходи к воде, не уходи и не уводи меня за собою, я не пойду, остановись, посмотри - я падаю, подойди, подай мне воды, ляг со мной на песок, дай отдышаться, меня ведет, у меня в груди не умещаются выдох-вдох, пощади, - говорит Ахилл, - потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, день говорить с утра о малостях, жаться к твоей подушке, день отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется. День, - говорит Ахилл, - только день - и я снова смогу держаться, только день, - говорит, - и мне снова будет легко бежаться, будет как-то двигаться, как-то житься, как-то знаться, что ты все еще здесь, в одной миллионной шага, в ста миллиардах лет непрерывного бега, ты еще помнишь меня, - говорит Ахилл, - я вот он, вот, задыхаюсь тебе в спину?
Черепаха говорит Ахиллу: слушай, ты чего это, что такое? Все нормально, гуляем же и гуляем, что тебя вдруг пробило? Посмотри, какая ракушка, посмотри - соляная кромка, а давай дойдем до воды, скоро можно будет купаться, скажем, через неделю. Слушай, посиди секунду, постереги мои туфли. Я хочу намочить ноги, думаю, уже нормально.
Ахилл говорит Черепахе: это ад непройденных расстояний, ад полушага, ад проходящего времени, следов от его ожога, ад перемен души, - говорит Ахилл, - и я все время не успеваю, не догоняю тебя и не забываю, какой ты была полторы секунды назад, какой ты была на предыдущем шаге, на перешейке, на прошлогоднем песке, на снегу сошедшем, вот что сводит меня с ума, - говорит Ахилл, - вот от чего я шалею, я пробегаю пол-души, чтобы оказаться душой с тобою, чтобы душа, - говорит Ахилл, - в душу, душа в душу, ты же переворачиваешь душу за этот шаг и вот я уже дышу, как на ладан, а ты идешь дальше, даже не понимая, не понимая даже, и это, - говорит Ахилл, - я не в упрек, это, - говорит Ахилл, - я не имею в виду «не ходи дальше», это я просто не понимаю, как мне прожить дольше. Это так надо, я знаю, я понимаю, это иначе не может быть, но я хочу подманить тебя и подменяю себя тобою, какой ты была полторы секунды назад, но это же не обманывает никого, даже меня самого. Это бывает, такая любовь, когда не достать и не дотянуться сердцем, губами, воплями, пуповиной, не вообразить себя половиной и тебя половиной, но навсегда учесть, что воздух будет стоять стеною между тобой и мною. Я понимаю, - говорит Ахилл, - тут не может быть передышки и никакой поблажки, потому что это послано не для блажи и не для двух голов на одной подушке, но для того, чтобы душа терпела и задыхалась, но не подыхала, не отдыхала, и поэтому бы не затихала, и тогда, - говорит Ахилл, - понятно, что мне не положено отлежаться у тебя на плече, отдышаться, а положено хоть как-то держаться. Я не догоню тебя, - говорит Ахилл, - не догоню, это, конечно, ясно, не догоню, но наступит миг - и я вдруг пойму, что дальше бежать нечестно, потому что если еще хоть шаг - и я окажусь впереди тебя, ибо все закончится, завершится, и тогда еще только шаг - и ты останешься позади, и это будет слишком страшно, чтобы решиться, испытание кончится, все решится, можно будет жаться друг к дружке, есть из одной тарелки, в зоопарк ходить, и будет легко дышаться, только все уже отмечется и отшелушится, и душа вздохнет тяжело и прекратит шебур-шиться. Никогда, - говорит Ахилл, - никогда, понимаешь, ни дня покоя, никогда, испытание, - говорит Ахилл, - это вот что такое: это когда ты гонишься, а потом понимаешь, что вот - протяни и схвати рукою, только зачем оно тебе такое? Все, что ты должен взять с этого пепелища - это себя, ставшего только еще страшней и гораздо проще, все, что ты получаешь в награду за эту спешку - это не отпуск с детьми и не пальцем водить по ее ладошке, но глубоко за пазухой черные головешки, горькие, но дающие крепость твоей одежке. Это я все понимаю, - говорит Ахилл, - но пока что у меня подгибаются ноги, сердце выкашливается из груди, пощади, - говорит Ахилл, - пощади, пощади, потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, пощади, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я до тебя хоть пальцем бы дотянулся, ну пожалуйста, просто дай мне знать, что я с тобою не разминулся, не загнулся пока, не сдался, не задохнулся!
Черепаха говорит Ахиллу: да прекрати же, пусти, ты делаешь мне больно!

Настроение сейчас - возбужденное

Начинаю в сотый раз
Вспоминать опять сначала,
Как пленительно у Вас
В животе вино урчало.
Словно Муза и Пегас,
Ночью с Вами мы резвились,
И божественно у Вас
В темноте глаза светились.
О, как выпуклы и гладки
(Наслаждение и пытка)
Эти плечи, и лопатки,
И кошачая улыбка.
Я от Вас маниакальный,
Я хотел бы вновь обнять Вас,
Вас увидеть визуально,
Осязать и обонять Вас.
Но разлуки не умерить,
И страданий не унять-
Вас не взвесить, ни обмерить,
Ни понюхать, ни обнять.

Мы повздорили немножко,
Я сказал, что ты мартышка,
Что вредней облезлой кошки
С недобритою подмышкой.
Что за странное созданье:
Ни лица, и ни фигуры,
С мига миросозиданья
Свет не видел такой дуры.
Был я просто изничтожен,
Я-глиста, слизняк, и плесень,
Я узнал, что я ничтожен
И в постели бесполезен.
Ты сказала откровенно:
На кого батон ты крошишь?
Как мужик обыкновенный
Ты же ничего не можешь.
Как собаки мы сцепились,
Но нежнее и нежнее,
Мы кусались, мы возились,
Охая, вздыхая, блея.
Ты простить себя молила,
Наслаждаясь мною в профиль.
Чтобы ты не говорила,
Я в постели - Мефистофель.

Ничего не понимая,
Я почувствовал тревогу -
Острым каблуком, в трамвае,
Встали Вы на мою ногу.
Замер, вижу началось,
Мы к друг другу припотели,
Чувствую шампунь волос
И пупырышки на теле.
Что со мною - я не знаю,
Вы, как ангел Вы, как кукла,
Я всем телом осязаю,
Как Вы выпукла и впукла.
Думать так наверно низость,
Я как газовый баллончик,
Я за нашу с вами близость
Прокусил бы Ваш талончик.
Но с трамвая лишь сошли,
И прошла любви отрава,
Я пошел, и Вы пошли,
Я - на лево, Вы - направо.

Мне хотелось, чтоб у Вас
Одеялка убежала,
Чтоб лежали Вы в анфас,
И луна Вас обнажала.
Чтоб сбежала простыня,
И прикрыть Вам нечем тело.
Вот, моля, Вы на меня
Смотрите - а мне нет дела.
И, сплетая стыд и боль,
От такой вот переделки,
Вы лежите, как "бризоль"
Обнаженная в тарелке.
Чтоб подушки ускакали,
Спотыкаясь, семеня,
Чтоб, стыдясь, Вы мне сказали:
Ну хоть ты прикрой меня:
Я уверенно и смело
Вашу честь спасу и Вас,
Я прикрою своим телом
От бесстыжих липких глаз
Похотливых кобелей -
Вас, души моей елей.

Это цитата сообщения SOKOLOV_2007 Оригинальное сообщение

Китай.

[600x600]Читать далее...

Настроение сейчас - спокойное

взято из Фредерик Бегбедер - Любовь живет три года



У комара век-один день, у розы-три. У кошки век тринадцать лет, у любви - три года. И ничего не попишешь. Сначала год страсти, потом год нежности и, наконец, год скуки.
В первый год говорят: "Если ты уйдешь, я ПОКОНЧУ с собой".
На второй год говорят: "Если ты уйдешь, мне будет больно, но я выживу".
На третий год говорят: "Если ты уйдешь, я обмою это шампанским".
И никто вас не предупредит, что любовь живет только три года. Вся эта любовная афера строится на строжайшем соблюдении тайны. Вам внушают, что это на всю жизнь, а на самом деле любовь химически перестает существовать по истечении трех лет. Я сам вычитал в одном женском журнале: любовь - это кратковременное повышение уровня дофамина, норадреналина, пролактина, люлиберина и окситацина. Малюсенькая молекула фенил-этиламина (ФЭА) вызывает определенные ощущения: приподнятое настроение, возбужденность, эйфорию. Любовь с первого взгляда - это в нейронах лимбической системы происходит насыщение ФЭА. А нежность - это эндорфины (опиум для двоих).
Общество водит вас за нос: вам впаривают великую любовь, когда на самом деле научно доказано, что эти гормоны действуют только три года.
Впрочем, статистика говорит сама за себя: страсть длится в среднем 317,5 дня (что, интересно знать, происходит в последние полдня...), а в Париже из трех браков два распадаются в первые три года. В демографических ежегодниках ООН специалисты по переписи населения с 1947 года задают вопросы о разводе жителям шестидесяти двух стран. Большинство пар разводятся на четвертом году брака (это значит, что процедура была начата в конце третьего года).
Финляндии, России, Египте, Южно-Африканской Республике у сотен миллионов опрошенных ООН мужчин и женщин, которые говорят на разных языках, работают в разных областях, по-разному одеваются, пользуются разной валютой, молятся разным богам и боятся разных бесов, питают бесконечно разнообразные надежды и иллюзии... кривая разводов стремительно идет вверх после трех лет совместной жизни". Это общее место - всего лишь еще одно унижение.
Три года! Статистика, биохимия, мой личный опыт: срок любви один и тот же.
Не нравятся мне такие совпадения. Почему три года, а не два, не четыре или, скажем, шестьсот? На мой взгляд, это подтверждает существование трех этапов, которые не раз выделяли Стендаль, Барт и Барбара Картленд:
Страсть-Нежность-Скука, цикл из трех ступеней, каждая длиной в год - триада, незыблемая, как Святая Троица.
В первый год покупают мебель.
На второй год мебель переставляют.
На третий год мебель делят.