Глава 31.
Кузя прошел в интенсивную терапию, чтобы посмотреть, как там Лёня. Леонид лежал в отдельной палате под новым немецким аппаратом жизнеобеспечения, Фёдор договорился использовать этот аппарат, как тестовые испытания. Кузя подошел к двери вплотную, но не открыл ее, увидев за стеклом, что место посетителя занято – у кровати Леонида сидела Оксана. Она держала его руку в своей, и горько плакала.
– Прости меня… пожалуйста, выздоравливай!
Кузя тихонько отступил, так, чтобы его не видела Оксана, и ушел. Сейчас Лене была нужнее Оксана, не Кузя.

Фёдор сидел на кафедре, читая с таким трудом выпрошенные у студентов рефераты. Вид у него был усталый и недовольный. Складывалось такое ощущение, что авторы этих произведений делали серьезное одолжение Беляеву самим фактом того, что вообще что-то написали. Медицинские познания его корреспондентов математик описал бы, как стремящиеся к нулю, а стиль и орфография – вообще не выдерживали никакой критики. Фёдор думал, что не надо было просить рефераты, а просто не допустить идиотов до сессии.
Он перекрашивал в красный цвет очередной медицинско-стилистический шедевр, когда в кабинет зашел Кузя.
– О! Рефераты! – увидел Кузьма знакомые произведения.
– Давай, умник, садись и проверяй, – гостеприимно сказал Фёдор, не желая мучаться один.
– Вот они мне сдались, – раскусил его маневр Кузьма.
– У тебя план по академической работе какой? – подошел Фёдор к вопросу с другой стороны.
– Я его выполнил! – нашелся Кузя.
– Ровно на половину, – ответил врач, знавший правду.
Кузя был непреклонен:
– Все равно, академическая работа не включает в себя тупение от чудовищных сочинений нынешней молодежи. Я еще не забыл, как сам писал всю эту жуть. Ладно, – он вздохнул, – Я от Леньки только что…
Фёдор кивнул:
– Да мне звонили…
Оба подавленно замолчали. Затем Кузя встряхнул головой:
– Ты в шифрах разбираешься?
Фёдор пожал плечами:
– Есть немного. Ты про ту книжку?
– Да. Странно как-то звучит, как какой-то язык, но я никак не пойму какой. Написано латиницей.
Фёдор вздохнул:
– А ты как дурак, сразу вслух читать начал?
Кузя поморщился:
– Федь, не настолько я дурак. Сначала проверил. Вот послушай.
Кузя достал из сумки листы сделанные на ксероксе. Начал читать.
– Шенглу ийеэ ксуан чаксун ксуанже жипан хе чагенвенди…– нараспев начал читать Кузя.
Фёдор взывыл, сжимая голову руками:
– Кузьма Петрович! Что за ужас! Ну, у тебя и акцент! Ты что, китайский никогда не учил?!
Кузя удивленно посмотрел на врача:
– Никогда. Это что, китайский?
Фёдор кивнул:
– Китайский, конечно, но у тебя такой страшный акцент, что понять, что ты сейчас прочел, я не могу.… Дай-ка мне листки.
Молча читая, начал что-то писать в блокноте карандашом, но грифель сломался с громким щелчком. Он отложил карандаш, притянул к себе лежащий на столе дигитайзер, и начал писать по его экрану сверху вниз. На экране компьютера начали появляться каллиграфически выписанные иероглифы.
Некоторое время Кузя внимательно наблюдал за ним. Затем он взял карандаш, и, поискав глазами что-нибудь режущее, достал из-за спины саблю. При помощи лезвия в руку толщиной, Кузьма легко очинил карандашик, и положил на стол, приготовившись слушать Фёдора.
Доктор же настолько увлекся процессом, что не обращал на Кузьму не малейшего внимания. Наконец, Кузя не выдержал:
– Чё ни будь-то расскажи?
Фёдор молча кивнул. Затем начал с выражением читать.
– Открывший эту страницу, ищущий мудрости, прошу тебя – спроси у своего сердца – так ли далеко ушел ты во тьму, чтобы отринуть жалость и сострадание? Если сердце твое дрогнет и усомнится – закрой эти страницы и не возвращайся к ним даже мысленно...
Вздохнул. В молчании продолжил чтение, уже не записывая слов. Затем поднял голову и сказал Кузе:
– Можно приготовить средство, дарующее вечную жизнь или исцеляющее любую болезнь, или возвращающее обращенного вампира.
Кузя молча стиснул зубы и закрыл глаз. Фёдор вздохнул и вновь начал выписывать иероглифы...

Глава 32.
Через три дня после разговора с Акимовым Фёдор приехал в его офис. Девушки из ресепшна метнулись ему на встречу:
– Фёдор Михайлович, добрый день! Николай Егорович распорядился Вас сразу же проводить к нему в кабинет! Его сейчас нет, он в Смольном, но он просил Вас подождать, он…
– Тихо, тихо… Я все понимаю. У него бизнес. Он приедет, как только сможет.
– Да, да! – повеселели девушки, – А Александра Алексеевна уже Вас ждет…
– Хорошо, – согласился Фёдор.
Как только он вошел в кабинет, на него, как разъяренная кошка, налетела Маал.
– Что ты ему сказал?! – закричала она, схватив Фёдора за рукав.
– Здравствуй, Сашенька, – устало кивнул Фёдор, – А что случилось?
– Да ничего не случилось! Он все переписал на меня, что-то говорит непонятное, котят не выпускал из рук, все эти дни… Что ты сказал ему?!
– Ничего…
– Как же я ненавижу тебя, Старший! – Маал села в кресло и, закрыв лицо руками, заплакала, – Ты рассказал ему обо мне?! Рассказал?!
– Нет. Еще нет. Сегодня ночью.
– Что, сегодня ночью?! – спросили одновременно Александра и Николай, вошедший в этот момент в кабинет.
– Сегодня ночью ты узнаешь, достоин ли ты счастья. Если, конечно, дашь мне утвердительный ответ.
– Конечно. Я хочу, что бы ты дал мне свое… средство, – кивнул Николай.
– Тогда поехали.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
Он усадил бизнесмена с женой в «Хаммер» и поехал к их дому.
– Коля, принеси мне кошек.
– Нет! – вскрикнула Маал.
– Успокойся, Саша. Ты думаешь, я их обижу?
– Нет, – прошептала Маал и отвернулась.
Николай без слова ушел в дом, а потом вернулся с четырьмя кошками в руках и на плечах. Они ловко забрались в салон машины и Фёдор, подождав, когда сядет Николай, тронулся с места.
– Ехать долго.
Ехали они действительно долго. Нужное Фёдору место находилось в пятистах километрах от Петербурга. Наконец, в два часа ночи, они приехали на место. Маал и котята крепко спали, обнявшись, Николай клевал носом.
– Приехали! – сказал Фёдор.
Все проснулись, как от толчка. Кошки зевали во весь рот, Николай встряхнулся и перекрестился.
– Куда ты нас завез?
– В место силы, – ответил Фёдор.
– Чьей?
– Моей.
– И что мы будем делать?
– Мы позовем Дарящую Истинный облик. Теперь, ни слова. Встаньте вон там.
Фёдор пошел на зеленый холмик и плавным движением руки зажег магические огоньки. Три камня, стоящие на вершине холмика, начали светиться золотистым светом. Фёдор начал читать обряд приветствия Дарящей.
– Владеющая временами, силой, властью изменять естество, дарить правдой, отнимать зло. Прими нашу боль, помоги нам принять правду.
Сказав ритуальную формулу, Фёдор отошел на несколько шагов и принялся ждать. Золотистое сияние над камнями сгустилось, а затем над ними появилось лицо прекрасное, но совершенно нечеловеческое, с бесконечным спокойствием и пониманием глядящее на них.
– Кто просит справедливости истинного облика?
– Я! – выступил вперед Фёдор.
– Что ты просишь?
– Милосердия для друга.
– Что он хочет?
– Быть вместе с любимой.
– Пусть подойдет.
Фёдор подал знак, и Николай подошел ближе.
– Ты любишь женщину, что стоит за твоей спиной?
– Да, я люблю ее.
– Пусть подойдет.
Маал подошла к Николаю и встала с ним рядом.
– Ты любишь мужчину, что стоит рядом с тобой?
– Да, я люблю его.
– Ты примешь любое его решение?
– Любое.
– Прими свой истинный облик.
В тот же миг Маал, жалобно мяукнув, превратилась в кошку.
– Любишь ли ты ее теперь?
– Зачем ты превратила ее в кошку?!
– Это истинный облик твоей жены. За твоей спиной стоят твои дети.
Николай обернулся. Кошки за его спиной сверкнули на него глазами.
– Это их она родила два года назад?!
Маал подошла и стала тереться о ноги Николая. Николай опустился на колени и стал гладить жену по пушистой серой спинке.
– Верни ей человеческий облик. Дай человеческий облик моим детям.
– Это их истинный облик.
Николай вздохнул, собираясь с мыслями.
– Тогда… сделай меня котом…
– Но это не твой облик…
– Но что же делать?
– Если ты и сейчас попросишь меня вернуть им человеческий облик – я сделаю это. Кошки живут меньше чем люди. Они проживут свой кошачий короткий век и умрут, так и не вернув себе истинного облика. А если откажешься от нее и детей навсегда, то они уйдут в поля Отца Зверей. Они никогда не вспомнят о тебе, и будут менять облики, как только захотят. Они будут жить вечно, и всегда будут счастливы там. Думай.
Николай гладил Маал, а та ласкалась к нему, как обычная кошка. Их дети тоже подошли к ним и стали ласкаться к отцу. Он гладил их и плакал.
– Решай сейчас, – раздался бесконечно спокойный голос богини.
– Я решил.
– Говори.
– Пусть уходят к Отцу Зверей, – сказал Николай и встал с колен, – Пусть уходят.
Несколько ударов сердца длилось молчание. Затем богиня кивнула и произнесла:
– Я довольна, Фьод. Я давно не получала такой жертвы.
– Я рад, что ты довольна. Благодарю тебя, Милостивая, – склонил Фёдор голову.
Внезапно на поляне стало совершенно темно. Фёдор пошел к «Хаммеру». За ним поплелся Николай.
– Кто-нибудь даст мне, что-нибудь надеть? – раздался в темноте голос Александры.
– И мне.
– И мне.
– Мы замерзли!
Фёдор засмеялся и включил фары. В свете фар на поляне стояли Александра, двое молодых парней и две девушки.
– Что это! Ведь она обещала?!
– Ха. Ты ведь ничего не просил.
– Нет! Фёдор! Ты должен…
– Мне умереть от холода?
Компания прошла к машине, и Фёдор бросил им сумку с одеждой.
– Пожалуйста, Фёдор! Пожалуйста! – взмолился Николай.
– Успокойся. Садись в машину, и я расскажу тебе, в чем секрет. Все хорошо.
– Правда?! Ты уверен?
– Уверен.
Когда с одеванием кошек было покончено, Фёдор загрузил их на заднее сиденье, а Николай уселся на переднее.
– Так вот, – выехав на дорогу, начал объяснения Фёдор, – Существует совершенная любовь. Это если ты любишь кого-то так сильно, что готов сделать для него все что угодно, принять его, таким как есть, отпустить на свободу – это и есть совершенная любовь. Ты любишь свою жену совершенной любовью, и Дарящая истинный облик решила за всех нас. Твоя жена и дети проживут вместе с тобой жизнь. У тебя будут еще дети, и они ничего не будут знать о том, кем была раньше их мать. А теперь спи.
– Федя… Ты уверен в этом?
– Коля… Я тебе больше скажу. Слова вообще не важны. Важно лишь – можешь ли ты лишить себя счастья ради счастья любимого. Если да, то ты достоин любви. Признан годным, Коль. Спи. Нам еще возвращаться бог знает, сколько времени.

Глава 33.
Через неделю Фёдор сидел в библиотеке у Кузи и вдвоем с Кузьмой читали переведенный манускрипт. Кузя сидел за столом, по своему обычаю – положив на него ноги, и качался на стуле.
– Итак, в этой рукописи рецепты двух эликсиров – первый дает неиссякаемое здоровье, молодость, силу. Может вернуть к жизни обращенного вампира. А второй… У тебя листок?
– Да. Это зелье способно убить живого мертвеца, призрака и даже того, кто открыл для себя бессмертие. Если же перед этим ты выпил первый эликсир, то преисполнишься мудрости...
Кузя недоверчиво покачал головой:
– Я бы сказал, что все это ерунда, если бы не знал, что все это правда.
Фёдор прочел список еще раз. Потом еще раз. Потом еще.
– Такое ощущение, что ты хочешь поджечь его взглядом, но ничего не получается, – съязвил Кузьма.
– Что? – переспросил Фёдор, – Не получается? А.… Давно не получается.
Он рассеянно перевел взгляд на подсвечник перед Кузьмой. Свечи с тихим хлопком загорелись. Пламя вспорхнуло с них и, полетав по комнате яркой птицей, снова уселось на свечи. Кузя, не сумев удержать равновесия, с грохотом свалился под стол. Фёдор был поражен не меньше Кузи.
– А я думал, все, больше никогда… Я думал Ди Ляньпо меня просто утешает… А он…
Кузя выбрался из-под стола.
– Так вот о чем дед рассказывал, про Фениксов…
– Это что… Я давно уже не Феникс, и никогда им вновь не стану! Если бы я с такой силой, как сейчас, ударил раньше, дом бы уже горел, а не три свечки.
– Да брось ты! Я же помню, как вы с дедом говорили, что ты вообще все способности утратил.
– А ты подслушивал…
– Конечно, подслушивал! – возмутился Кузьма, – Еще бы не подслушивать! Вы такие вещи обсуждали, пока я… всякую ерунду зубрил.
– Я ошибаюсь или эта ерунда, как минимум один раз, спасла тебе жизнь?
– Конечно, не ошибаешься, но скучно-то было как!
Фёдор, сосредоточившись, посмотрел на свечи. Одна погасла, затем загорелась и стала менять цвета.
– Уф! – выдохнул Фёдор, – Нет, рано еще… но, гляди могу.… Значит.… Слушай.… Вот что… Что этот список – полная ерунда с точки зрения здравого смысла, это понятно, а что обозначали названия типа «Молоко павиана» мы никогда не узнаем.
– Ну, это значит, что надо подоить павианиху.., – протянул Кузя.
Фёдор протяжно вздохнул:
– А что делать с трехдневным львенком?
– Что делать? Гонять, пока не вспотеет…
– Скорее, ты вспотеешь, убегая от львицы…
Представив себе эту картину, засмеялись. Оба они были достаточно образованны, чтобы знать простую вещь – кошки не потеют.
– Так что ты предлагаешь? – нарушил молчание Кузя.
– Я предлагаю отправиться в… Раз теперь я что-то могу.… А для этого почти ничего не требуется… Нам надо найти место Сокровенного Желания. Именно.
– Какое место? – переспросил Кузя.
– Не какое, а чего.
– Какая разница?
– Большая, – терпеливо объяснил Фёдор, – Это место не существует в пространстве и времени. Оно существует в сокровенных желаниях человека. И если это желание достаточно сильно и справедливо, то человек попадет в то место, которое ему действительно необходимо, и что важно, он может взять из него все что потребуется, что бы исполнить свое желание. И находиться там столько, сколько потребуется.
– Никогда не слышал про такое, – ответил много знавший и много видевший, а еще больше о многом догадывавшийся Кузя.
– И не должен был слышать. Это тайный дар. Мать Тьмы приберегла его для своих детей. А уж они могут выбирать, кому рассказать о нем.
– Мать Тьмы? Прародительница всех чудовищ?
– Мать Тьмы. Прародительница, – строго поправил Фёдор, – Ты, конечно, слышал, что обо мне говорят? Что я с самого рождения могу видеть в темноте? Что я родился ведьмаком?
– Дед говорил отцу. Но как-то странно… Я не понял. Какая-то смесь горечи, страха и благоговения…
– И ужаса. Видеть в темноте я могу с младенчества. А чуять нежить и много чего другого я могу,.. мог… с самого моего… второго рождения. Я не буду рассказывать, что я сотворил, когда мне было…не важно сколько, и почему я это сделал, но Суд Девяти Первых осудил меня на смерть.
– Я догадываюсь, – ответил Кузя, вспомнив видение, что дал ему Фёдор.
– Нет, даже не за это… Не только. Но такой вот факт.
– Даже если Совет существует, он не может выносить смертные приговоры…
– Верно, не может, – согласился Фёдор, – Они присудили меня к испытанию Тьмой. Три месяца я должен был провести в уединенном монастыре в Тибете, заживо погребенный в пещере, там, где приверженцы буддийской веры оттачивают свою стойкость и скидывают оковы Мары и Майи. Маленькая пещера, в форме лежащего яйца. Для меня было трудно найти пещеру – я должен был сесть в ней в позе лотоса. Иначе мое испытание было бы ненастоящим… Мне потом рассказали, что это было одна из самых последних бомбардировок Тибета. Через год его уже начали отстраивать и пускать туристов… тогда меня и откопали. Я провел в пещере ровно девять месяцев.
– Ужасно.… Но ты же… Ты должен был умереть с голода.., – сказал Кузя.
– Я и умер, – согласился Фёдор, – А потом… родился. И еще раз.… И еще… Я же был Фениксом. А потом я попал в то Место.… Потому что моим Сокровенным Желанием было.… Не выжить.… Даже не отомстить.… И я даже не мечтал доказать свою правоту. После моего возвращения Совет Девяти был… Знаешь, как в плохом приключенческом романе – я, щенок, был прав, а они – слепы и так далее… На самом деле… Ни я, ни они… мы не сумели простить друг друга…
Фёдор смущенно замолк. Кузя сидел неподвижно, смотря на горящие свечи.
– Каким было твое Сокровенное Желание?
Фёдор отвернулся, затем резко втянул воздух.
– Перестать быть фениксом.
Кузя некоторое время молчал. Затем встряхнул головой:
– Не может быть. Бессмертные птицы, владыки огня.… И ты захотел стать человеком? Никогда больше не летать?
– Желание исполнилось. Я не человек – я ведьмак. Я перестал быть фениксом, став ведьмаком, а после того раза в сокровищнице я и ведьмаком быть перестал.… А летать… Я всегда плохо летал, а трансформировался – вообще беда... Перья только были… красивые…
Фёдор безнадежно махнул рукой. Кузя сидел, переваривая услышанное.
– Дед тебя очень любил… Ты был моим Связующим, когда он отдавал мне силу.… Но он никогда не обмолвился даже словом.
– Это была не его тайна. Теперь ты должен решить, доверяешь ли ты мне, как прежде? Если да, то я проведу обряд обнажения чувств, и ты сможешь попасть в место своего желания.
– У меня одно желание – спасти Всеславу. Я встречу ее там? – спросил Кузя.
– Нет. Она уже стала вампиром. Пока у тебя не будет средства вылечить ее, вам нельзя встречаться.
– Значит эликсир.., – согласился Кузя, – Да, я хочу туда попасть.
– Дело не в том, чего ты хочешь. Дело в том, что ты можешь.
– Ты можешь прекратить говорить загадками?
– Хорошо, – согласился Фёдор, – Сможешь ли ты доверять мне как раньше? Сможешь ли ты закрыть глаза и расслабиться, зная обо мне то, что узнал сейчас?
– Я… Федь.… Знаешь.… Это просто низко! Что случилось такого, что я должен прекратить тебе доверять?!
Вскочил на ноги и ушел в другой конец комнаты.
– Что случилось? – риторически спросил Фёдор, – Ты только что узнал, что я уже один раз предал свою природу… Сядь. Успокойся. Не хотел тебя дергать еще и этим. Ты думаешь, я не понимаю, как тебе сейчас плохо? Я должен бы поддержать тебя, а я не нашел лучше времени, что бы рассказывать о своем прошлом.
Кузя вернулся и сел на стул. После непродолжительного молчания, он сказал.
– Я доверяю тебе. Всегда доверял.… Веди меня в это место.
– Я могу только показать тебе путь. Пойти ты должен сам, – ответил Фёдор.
– Значит, покажи.
– Хорошо. У тебя есть сандал?
– Палочки, дощечки или масло? – уточнил Кузьма.
– Давай палочки.
Кузя подошел к большому шкафу и начал в нем сосредоточенно рыться. Затем вынырнул с большим свертком в руках.
– Сколько тебе нужно?
– Да штучки три…
Кузя спросил, вытаскивая из свертка три палочки:
– Еще что-нибудь нужно?
– Маленькая жаровня. Нам нужно в погреб спуститься.
– В омшаник? – переспросил Кузя, зная по опыту, что Фёдор называет погребами все, что расположено хоть на пядь ниже уровня земли.
– Ненормальный. Это же черная магия.
Кузя от неожиданности уронил палочки:
– Как черная?
– Кузя, ты в уме? – удивился Фёдор, – Я позову Мать Тьмы.
Кузя вышел из ступора и, подбирая палочки, ответил:
– А… это не черная. Но… да, в омшанике делать нечего… Пошли в подвал. Там на такой случай место тоже есть.
– Не сомневаюсь. Михаил Петрович был человеком исключительного ума и понимал, что без Тьмы и Света бы не было.
Они пришли в подвал, по пути захватив жаровню. В подвале издавна было место, где начерчен обережный круг из двух окатедров.
Фёдор кивнул:
– Хорошее место.
Поставив жаровню в центр круга, он разжег огонь, зажег палочки. Протянул руку к Кузьме.
– Три волоса из головы выдерни.
Кузя выдернул волосы из головы и протянул их Фёдору. Тот, взяв волосы и, сжав их в правой руке, левой начал делать над огнем какие-то знаки, отчего пламя стало сначала синим, а потом вспыхнуло зеленым.
– Гилайя! – вскрикнул Фёдор и бросил в жаровню волосы Кузи.

Вокруг сидящих мужчин мгновенно сгустилась тьма. Когда тьма опала, они оказались в узкой комнате с полками на стенах. Полки были уставлены книгами и банками с разными травами, жидкостями и порошками.
Кузя, протирая глаза, сказал:
– Вот это да.… Где мы?
Фёдор задумчиво ответил:
– В месте, где мы найдем все необходимые ингредиенты. Я-то как сюда попал?
– А не должен был? – заинтересовался Кузя.
– Вообще-то, нет, – пожал плечами Фёдор, – Это же место твоего желания.
– Ну, значит, оно включало и тебя.., – предположил Кузьма, – То есть оно, конечно, включало тебя… Федя! – он испуганно обернулся к врачу, – ... Я не помню рецептов!
– И что? – спросил Фёдор, затем указал на стол, – Вон на столе список. Смотри и собирай.
– А ты мне не поможешь?
– Конечно, помогу. Собирай один, а я другой. Вон видишь, маленькие пустые скляночки? В них и надо собирать.

Некоторое время двое мужчин искали ингредиенты в молчании, прерываемым бормотаниями типа – «почему усы леопарда – жидкость?» – «да потому, что перо какапо – вон те синие кристаллы».
Затем Кузя спросил, рассматривая список:
– Здесь нет крови. Совсем.
– Есть, – откликнулся Фёдор, – У меня в венах.
– У меня тоже есть кровь. Только я.… Ох, прости… Ты… можешь дать кровь для этого эликсира?
– Да, могу.… Так, все остальные ингредиенты у нас есть?
– Есть, – показал на ряд колбочек в корзинке на столе.
– Забирай корзину, и возвращаемся.
– Просто возвращаемся? И все?
– А что ты еще хочешь?
– Но мы должны поблагодарить… Мать Тьмы…
Фёдор улыбнулся:
– Это мы сделаем, когда вернемся. А сейчас мы просто вернемся. Бери корзину и просто закрой глаза.
Кузя закрыл глаза и услышал голос Фёдора:
– Лигейя!
Снова их подхватил мгновенный водоворот темноты и они вновь оказались в подвале. Кузя крепко прижал к себе корзинку с ингредиентами.
– Протяни руку и коснись горящих углей, – сказал Фёдор.
Кузя протянул руку к жаровне, коснувшись еще не прогоревших углей. Огонь охватил руку ведьмака, но тут же погас. Кузя прижимает руку ко лбу.
– Гилайя!
Фёдор улыбнулся:
– Теперь ты можешь научить еще кого-то…
– Мать Тьмы довольна мной, – задумчиво сказал Кузя, – Но ведь я же убивал ее детей?
– Чуть позже ты поймешь, почему, – улыбнулся Фёдор.

Глава 34.
В два часа у Федора была лекция. Поэтому долго у Кузьмы он не задержался, а поехал в город. Простояв в пробках, еле успел. Когда прозвенел звонок, Федор подошел к двери в аудиторию, успокоил дыхание и войдя безмолвно кивнул присутствующим. Привычно взошел на кафедру:
– Добрый день, дамы и господа, – сказал Федор, традиционно начиная лекцию, – Сегодня мы продолжаем тему приготовления препаратов для электронного микроскопа. Тема – «Красители». Для работы с мышечными тканями применяются следующие красители…
Федор читал лекцию, неторопливо размышляя о том, что было бы неплохо купить дом соседей Кузи и вообще переселиться в Петергоф. Петродворец, как он назвал его по старой привычке. Он уже объяснял Кузе, как его раздражает все время помнить названия городов, когда их постоянно переименовывают, но в подробности не вдавался. Кузьма, подходящий к сорокалетнему рубежу, остро переживал по поводу краткосрочности своей жизни.
Федор молчал и терпеливо наблюдал за тем, как его друг и, во многих смыслах, воспитанник, никак не может принять и смириться со сроками жизни, отведенными другим существам, хотя бы тем же вампирам. Доводы Федора, что, например, оборотни живут гораздо меньше людей, а вампиры вообще уже умерли, на Кузю почему-то не действовали. Он тут же отвечал, что ничего себе умерли, лопатой и то не сразу убьешь, а вот, например альвы, живут вообще вечно. На это Федор традиционно вопрошал, что где же он видел альвов-то? Кузя ответа не находил, ссылаясь на некие признаки, по которым можно было понять, что альвы в городе есть, но хорошо прячутся.
С этим Федор не спорил. Альвы в городе действительно были, Федор прекрасно их знал, но Кузьме об этом сообщать не торопился. Еще слишком молод. Жизнь приготовила молодому ведьмаку сюрприз, но сюрприз тем и хорош, что бывает неожиданно, и Федор не собирался портить удовольствие ни себе, ни Кузе.
Федор недавно откопал среди залежей своих исторических «ценных» бумаг свидетельство о рождении Михаила Петровича Кравченко, лета 1814 от рождества Христова. Сердечный приступ, оборвавший жизнь Михаила Петровича, случился с ним на 193 году его бурной и яркой жизни. Но Кузя не знал об этом. Об этом никто не знал, за исключением Федора. Если бы Петр и Людмила не погибли бы в тот страшный день в Черном Лесу, то и они жили бы так же долго, как и отец Петра, а до этого его отец.
С Питерскими ведьмаками вообще была целая история. Федор, в то время звавшийся как Фьод, очень рациональный и въедливый, особенно для, чего уж греха таить, бестолковых Фениксов, оказался в свое время в ее центре. Именно из-за того, что он умел брать под свой контроль и доводить до логического конца разные ссоры и конфликты, на этом поприще Фьод весьма прославился.
Санкт-Петербург, несмотря на свой ранг столицы могущественного государства, востребован среди достойных детей Первой Матери не был. Сакральное место, на котором был основал город, забылось, и город стал местом паломничества самых различных детей Тьмы. Вскоре там начали происходить вещи, в других местах немыслимые и даже грозящие разоблачением для Первых. Совет Девяти обратился к Фьоду, в те времена уже жившему в Санкт-Петербурге, но ни в какие дела не вмешивающегося, помочь с наведением порядка.
Фьод заломил за наведение порядка такую цену, что Совет несколько недель молчал, видимо переваривал новости. Через неделю пришел ответ – все условия Фьода принимались, но Санкт-Петербург отходил ему пожизненно, как владение. Фьод обдумал ситуацию, попытался связаться с матерью и прочими родственниками, вразумительного ответа не получил и… согласился.
В июле 1713 года к царю Петру в Летний Дворец прибыла тайная делегация: два вампира, оборотень, некромант и, для вящего устрашения русского царя, два горных тролля. Петр немедленно принял делегацию. Он ожидал от «нелюдей» денежной и военной поддержки, но быстро понял, что ни того, ни другого не получит, если не примет безоговорочно все их условия. Больше всего споров вызвал не сам факт подчинения города странному существу, а, именно, личность будущего Хранителя города.
С Фьодом он был уже знаком, и новость о том, что теперь именно он будет командовать в его собственной столице, разъярила его. Правда, взгляда на двух горных троллей, мирно пасущихся на лужайке перед дворцом, хватило, чтобы охладить его пыл. Сквозь зубы он проговорил клятву о вечном мире с Хранителем, и, решив сделать хорошую мину при плохой игре, уже от себя, пожаловал Федору Беляеву имение под Петергофом, ранг полковника и наследственное русское дворянство, как подтверждение его немецкого дворянского происхождения. Фьод, а с жалованного дня Федор Беляев, за весь исторический вечер, не сказавший ни слова, лишь бровь приподнял.
Первым распоряжением Федора по городу было введение в городе должности «штатного» ведьмака, с передачей ее по наследству. На формальное письмо полковника Беляева была дана совершенно великолепная резолюция, написанная рукой самого Петра: «Не спрашивая впредь и до сведения Нашего не доводя, заводить любую страсть Господнию по своему благорассуждению, лишь бы нечисть бесстыжию под корень известь, корма же им выделить из сумм жалованья Хранителю положенного, отнюдь его не увеличивая». Федор, прочитав ответ, только головой покачал.
В тот же день он поехал к Светлейшему – Меньшикову. Он Федору до того был рад, что схоронился на псарне и носа не казал, пока дворянин Федор Беляев, просидев в гостиной три часа, не сказал добрым и тихим голосом, что ежели сей же час, пред его гневные очи не явится князь Меньшиков, то гореть здесь всему синим пламенем. Князь явился.
– Приветствую вас, Ваше Сиятельство. Я уж думал, придется мне псарню поджечь, а псов – жаль!
– Кофею не желаете ли, полковник?
– Не желаю уже, премного сыт и угощениями доволен. Жена Ваша – кладезь доброты и милосердия, угостила меня, чем Бог послал. Дело же у меня до Вас, вот какое.
Меньшиков подобрался.
– Желаю я пропуск в полки, с тем, что бы отобрать из солдат парочку-троечку мужичков. Заберу я их, коли пригодятся мне, навсегда, так надобно их по леестру, как законно выбывших, списать. Бумагу я привез, извольте приложить руку к ней.
Федор достал сочиненный по всем правилам документ, Меньшиков от радости, что попросили о выполнимом деле, тут же его разрешил и опечатал.
– С тем, Ваше Сиятельство, позволю себе откланяться.
Меньшиков оказал ему честь, проводив до порога. Боялся, как бы нелюдь не спалил чего в гневе.
В полках Федор пробыл недолго. Искомый солдат попался ему буквально сразу, как он поехал в кавалерийский полк. Полковник встретил его радушно, хоть и настороженно, чего это мол, столичной пташке делать в нашей деревне? Тут Федор совсем удивил бравого вояку, спросив, есть ли среди простых солдат те, кто или на свирели играют или рисовать и мастерить могут все, что по уставу и не положено? Есть один такой, почесывая в затылке, согласился полковник, все норовит из чего-нито дудочку сделать и дудеть в нее. Но с лошадьми, шельма, хорош! Федор захотел познакомиться со свистуном. Полковник кликнул адъютанта. Тот кивнул и прыснул прочь, будто оголтелый. Едва успели полковники выпить по рюмочке сорокотравчатой настоечки, как в дверь постучали, и адъютант явился, гоня тычками перед собой солдата.
Молодой русоволосый парень вид имел жалкий и запуганный донельзя. Адъютант уже постарался – объяснил служивому, что из самой столицы прибыл по его душу знатный проверяющий, что тех, кто в дудки дудит, ловит, да… Многозначительное молчание было гораздо страшнее всяких обещанных кар.
Получив еще один тычок, солдат вытянулся во фрунт и довольно жалобно пробормотал:
– Солдат Алешка Скворцов явился по приказанию Вашей милости!
Федор кивнул головой и спросил:
– Ты на чем играешь?
– Я… Ваша милость…– солдат готов был сквозь землю провалиться. Вот так переделка! Из-за дудки к самому полковнику!
– Отвечай, когда тебя спрашивают! – рявкнул полковник так, что окошки задрожали.
– Не кричите… – мягко сказал Федор и, достав из внутреннего кармана мундира футляр, открыл его. Там лежала флейта-пикколо.
– Возьми ее. Попробуй что-нибудь сыграть.
– Боязно, барин, – совсем по-простому ответил солдат.
– А ты не бойся.
Алешка перекрестился, взял из футляра флейту, разглядел, что у ней как, примерился хорошенько, поднес к губам… Волны волшебной музыки поплыли от играющего на флейте солдата.
Заговоренная флейта дело свое знала. Ни звука не раздалось бы из нее, если бы не был парень наделен двумя дарами – ясным сердцем да чистой душою. Только они и требовались, для того чтобы в умелых руках учителя сделаться ведьмаком.
– Довольно! – резко сказал Федор.
Музыка замолкла. Полковник и его адъютант заморгали глазами, как проснувшись. Алешка опустил голову и осторожно положил дивную дудочку в футляр, на синий бархат.
– Забираю его от вас, нечего ему тут делать, – Фёдор достал письмо Меньшикова и протянул полковнику.
Через два часа Федор и его находка летели на тройке в Санкт-Петербург. Не знал еще Алешка Скворцов, в какую переделку попал. Когда узнал, уже поздно было – не мог он от музыки от волшебной никуда убежать, да и не осмелился бы… А потом уже и не захотел.
Своими силами наведя в столице относительный порядок, Федор принялся обучать нового ведьмака искусствам военным, бою, рукопашной, стратегиям, тактике, а также тому, что ему, как ведьмаку, знать надлежало – языкам, человечьим и не только, алхимии, аптекарству, медицине, физике. А кроме того, учил его магиям – боевой, белой, черной, всяким. Птицу на руку или ветер высвистеть, дорогу найти не плутая, нечисть чуять, клады открывать, да мало ли, что толковому ведьмаку знать надобно!
– Все так и учить?
– Все так и учи!
– Так я неучем и помру, тут две жизни надобно!
– Я те помру! Учи давай!
В 1723 году полковник Федор Беляев представил Алексея Петровича Скворцова, приехавшего из Голландии, где изучал медицину и право, ко двору. Петру он понравился, даже не смотря на то, что представил его Федор. У
нижения император не позабыл, но помнил и другое – как Хранитель Праги распоряжался во дворце Австрийского императора. Поэтому, через месяц после представления Скворцова ко двору, был он пожалован личным дворянством за заслуги перед отечеством.
– Да каковы заслуги-то мои, государь мой, Федор? – озадаченно вопросил Леша, когда получил гербовую бумагу с печатями.
– А таковы – сколько ты нечисти положил? А порядок в городе кто уже третий год блюдет?
– Так то, Вашими умениями, Федор, не моими!
Федор только рукой махнул.
С 1724 года Федор жил в имении, лишь изредка наведываясь в столицу. Все дворцовые перевороты, по причине лени, он пропустил, и даже не узнал бы о них, если бы каждый, кто не восходил на престол, не присылал бы ему гонца с письмом, где уверял в своей покорной преданности. Федор писал ответное письмо с уверениями в своей покорной преданности, после чего обычно в имение прибывал некоторый подарок от нынешнего государя. Федор взятку брал, но от комментариев уже воздерживался.

Глава 35.
О начале правления Анны Иоанновны Федор узнал лишь через год, так как ни письма, ни взятки не было. В 1731 году его потребовали ко двору, угрожая в противном случае, лишить и званий, и содержания, и имений. Федор в письме сообщил что приедет немедля.
В назначенный день, задолго до назначенного часа императрица Анна Иоанновна и ее преданный наперсник сидели в уединенном покое Петродворца, ожидая человека, про которого они слышали довольно много странного и угрожающего. Императрица чувствовала легкое недомогание, причину которого она себе объяснить не могла:
– Может быть… Мы напрасно написали такое письмо… полковнику?
Бирон храбро, не смотря на бледность лица под париком, ответил:
– Это все сказки! Не может такого быть, что бы человек обладал такой властью!
Анна согласно покивала головой.
Назначенный час все никак не приходил. Императрица и фаворит ждали визитера. За окнами начало темнеть. Слуги внесли свечи и зажгли камин. Стемнело. Наконец часы пробили восемь раз.
– И где же он? – спросила Анна Иоанновна, внезапно осмелев.
И тут в комнате начали гаснуть свечи. Они гасли одна за другой и через несколько биений сердца комната погрузилась бы в полную темноту, если бы не камин. Но вот огонь в камине стал греть все слабее и слабее, пока не остались лишь красноватые точки угольков.
– Я здесь, Ваше Величество! – раздался голос, заполнивший все пространство комнаты.
В этот миг все свечи вспыхнули факелами, а камин исторг вихрь пламени. Казалось, все охвачено огнем. Императрица закричала, но ее слабый голос был не слышен в реве огня. И над всем этим раздался спокойный голос:
– Что Вам угодно приказать мне, Ваше Величество?
В центре комнаты образовался огненный водоворот. Из него вышел Федор, одетый в черный и золотой, по последней моде скроенный и безупречно сшитый, придворный наряд.
– Нет, нет, ничего! – замахала руками испуганная Анна Иоанновна.
– Не изволите ли оказать мне милость, допустить к руке? – точно таким же тоном, что и раньше, осведомился Беляев.
– Извольте, полковник.., – императрица протянула руку, Федор по военному четко поклонился, подошел, коснулся, как предписывал этикет, губами высочайшей длани, галантно поклонился и вышел из комнаты вон. Лейб-гвардейцы безмолвно проводили его до дверей, где полковника уже ждала карета.
После того, как императрица отошла от сердечного вздрога, Федору, уже вернувшемуся в имение, был пожалован чин генерал-майора, от которого он вежливо отказался и два имения под Москвою из личных императорских, которые он любезно принял.
Правда, память у императрицы оказалась коротковата и в 1734 году семья Скворцовых была отправлена в ссылку. Последствия не заставили себя ждать. Через месяц после высылки ведьмачьей семьи за Федором послал сам Бирон. Федор сказался больным и никуда не поехал. Через три дня последовало новое приглашение. Его он тоже проигнорировал. Еще через четыре дня всевластный временщик приехал сам.
В тот момент, когда карета с фаворитом встала в воротах Беляевской усадьбы, на конюшенном дворе заканчивались приготовления к выезду на кабанью травлю. Десятка два охотников, загонные люди и собачьи своры издавали такой невообразимый шум, что фельдъегеря довольно долго не могли привлечь к кортежу обер-камергера никакого внимания.
Ворота, запертые, как райские врата, незаметно, но надежно, открываться не желали. Легкомысленная решетка, изящно ограждающая усадьбу от непрошенных вторжений, на поверку оказалась преградой непреодолимой. Пришлось кричать сторожа. Сторож же, обязанный по долгу службы находиться при воротах, нечувствительно утек принять участие в сборах на охоту.
Страсти перед вратами стали накаляться и, возможно, произошел бы некоторый эксцесс, но, к счастью для всех, Федору понадобились перчатки, которые, как он неожиданно вспомнил, он оставил в домике того самого сторожа. Сторож помчался искать перчатки, узрел нашествие, метнулся назад на псарню, где Федором был сгоряча обруган, во-первых, за то, что явился он без перчаток, во-вторых, за то, что плохо стережет ворота и, в заключение гневной речи, был послан эти самые ворота отворить.
Федор, покинув и псарню и охотников, еле успел незаметно улечься в постель и принять болезненный и сонный вид. Не самый малый подвиг, при шуме, царящем в усадьбе, но он блестяще справился с ролью.
Бирон вошел в спальню Федора, когда тот уже удобно устроился на подушках в огромной кровати и, как следует закопался под одеяло. На Федоре была батистовая ночная сорочка с итальянскими кружевами, волосы убраны под сетку (он терпеть не мог ночных колпаков). Некоторое несоответствие в костюм вносили охотничьи бриджи и сапоги для верховой езды, надетые на Федора, ведь времени их снять не осталось, но под пуховой периной их было тяжело заметить.
– Приветствую, Ваше Сиятельство, – слабым голосом сказал Федор, указывая на кресло рядом с остывшим камином.
– Приношу Вам, полковник, свои сожаления в том, что мешаю Вам болеть, – с усмешкой сказал временщик, – но кажется, Ваши домашние тоже не слишком печалятся по поводу Ваших, несомненно, значительных недомоганий.
– Почему Вы так решили? – спросил Федор, поглубже закапываясь в подушки, – Мои домашние, наоборот, очень беспокоятся обо мне, а, зная, как я люблю свежий кабаний окорок на Рождество, решили доставить мне удовольствие.
– Я вызывал Вас в Петербург, полковник, – уже более твердым тоном сказал Бирон.
– А я не припоминаю, чтобы находился на государственной службе. К тому же обучение в Академическом Университете прервано, я – частное лицо, – дружелюбно ответил Федор, затем добавил, – Присаживайтесь, герцог, вот кресло.
– Все мы служим Отечеству, – пафосно сказал гость, усаживаясь.
– Полноте, Ваше Сиятельство. Наши с Вами Отечества прекрасно без нас обходятся, – заявил Федор.
Это, конечно, было прямым оскорблением для фаворита, и у того заиграли желваки. Федор в обычном случае так никогда не поступил бы, но он был слишком раздражен всей этой историей с ведьмаками.
Сиюминутное раздражение Федора так же было велико – ведь охотники убрались прочь со двора, зная, что их ждет отличная добыча – егерь выследил двух огромных секачей, а ему теперь приходилось вежливо беседовать с царедворцем, из-за болезненного самолюбия которого вся история и произошла.
– Я действительно понимаю Ваш гнев, полковник, – неожиданно для самого себя, сказал Бирон, – теперь понимаю. То, что происходит в столице последний месяц – не поддается никакому контролю или лучше сказать.., – он махнул безнадежно рукой, – Неужели только трое мужчин удерживали город от таких серьезных неприятностей?
– Нет, Ваше Сиятельство, – покачал Федор головой, – Не трое. Только один. Сыновья Алексея Скворцова, Вами сосланного в Сибирь, в помощники ему пока не годились, – Федор вылез по пояс из-под перины и подушек, чтобы покрасоваться итальянскими кружевами на ночной сорочке, значительно более богатыми, чем на парадном жабо канцлера, – Кстати, что со Скворцовыми? Вы, конечно, распорядились вернуть их, возвратить им имущество и изрядно компенсировать весь тот урон, что семья потерпела из-за Вашей тупости?
– Распорядился.., – сквозь зубы сказал герцог.
Весь этот разговор нравился ему все меньше и меньше. Не то, чтобы он рассчитывал на слишком радушный прием, но это выходило уже за всякие рамки.
– А Вы, я вижу, совсем отвыкли от свободного разговора, – Федор ловко выдернул из плеча перо и точнехонько метнул его в камин.
Дрова вспыхнули, как от пороха. Взревело пламя. Гость вскочил на ноги. Через мгновение он спрятал свой испуг.
– Отвык! – и снова уселся в кресло, поближе к огню.
– Итак, Ваше Сиятельство, Вы изволили облагодетельствовать это ничем ни примечательное семейство, какова же потребность во мне?
– Потребность в Вас велика, полковник. Ибо это непримечательное семейство моих милостей не увидело!
Федор приподнял бровь:
– С ними что-то случилось?
– Все это семейство попросту исчезло, полковник! Они знали об аресте и заранее приняли меры!
– Не могу не согласиться с разумностью их позиции, Ваше Сиятельство…
– Пусть их найдут!
– Да? И кто? – Федор засмеялся, – Забудьте об этом! По поиску у нас как раз Скворцов и подвизался! – тут тон Федора стал абсолютно холодным и резким, как нож, – Теперь ясно Вам, что Вы натворили?
– Вам надлежит исправить создавшееся положение, – холодно ответил герцог.
– Мне? Надлежит? Ваше Сиятельство, несомненно, не хочет, чтобы я тоже исчез и тоже, совершенно бесследно?
– А если я захочу?
– Это будет последним желанием Вашего Сиятельства, – Федор махнул рукой и перед Бироном прямо в воздухе возник развернутый пергамент. Буквы его светились огнем, – Читайте. Но сначала – посмотрите на подпись.
Подпись Петра Бирон знал. Поэтому прочел пергамент молча, прочитав, встал, низко поклонился и, не сказав ни слова, вышел вон.
Через три дня в имение примчался очередной фельдъегерь с пакетом. Протягивая депешу, фельдъегерь потупил взор и сказал:
– Без ответа приказали не ворачиваться.
Федор разорвал пакет, взял лорнет и принялся читать. В пакете были – дипломы орденов Святой Анны первой степени, и Святого Владимира второй, дарственная на очередное имение на триста душ, выписка из конной канцелярии, что в дар полковнику Беляеву в его подмосковное имени отправлено арабской породы жеребцов по описи 10, кобыл 30. А также была там маленькая коробочка и записка, написанная рукой императрицы.
Еще там были бумаги, предназначавшиеся не для Федора, а для личного дворянина Алексея Петровича Скворцова.
Федор прочел эти бумаги, поднял взгляд на мнущегося у стола посыльного и сказал:
– Приеду.
Тот обрадовано встряхнулся, отдал честь и был таков.
Федор отложил лорнет, надел пенсне и начал что-то писать. Не отрываясь от письма, позвонил в колокольчик. Вошел дворецкий.
– Лешку ко мне, – сказал Федор, не поднимая головы. Дворецкий исчез из кабинета, через минуту в дверь кабинета постучали.
– Заходи.
В комнату вошел Скворцов.
– Что на пороге застрял? – спросил Федор, указав пером в кресло.
Алексей прошел и сел на краешек. Федор продолжил писать.
– Отошлете меня? – спросил Алексей.
– Отошлю.
– Никак нельзя…
– Можно! – рявкнул Федор, – Я тебя просто так отсылаю, на чертовы кулички?! Потому что надоел ты мне, наверно?! Что ты глупости спрашиваешь?!
– Простите, – понурился Алексей.
– Извини, не обижайся, – поднял глаза от писанины Федор.
Воцарилось неловкое молчание. Федор закончил писать, запечатал письма и протянул его и документы, пришедшие из императорской канцелярии Алексею.
– Вот твои бумаги, собирайся. Едешь за семьей в Прагу, оттуда в Испанию. Вот письмо архиепископу Толедскому. Вот письмо к толедскому купцу Хоакину Рибейре. Вот еще одно письмо. За ним придут, искать никого не надо. Обустраивайся там и живи. В Толедо сейчас нет своего ведьмака.
– А… город? – непонятно о чем спросил Алексей.
– Ну… буду искать другого, – правильно понял вопрос Федор.
Алексей вздохнул.
– Далеко-то как…
– Ну все, Леша, с Богом. Долгие проводы – лишние слезы.
– Вы… будете приезжать?
– Конечно, буду. Ну, не каждый год, но буду. У меня же в Толедо… много чего. Деньги у купцов, дела идут. Я же тебя не просто так выгоняю.
Алексей вздохнул, набрал воздуху в легкие что-то спросить, но пересилил себя, промолчал. Федор терпеливо ждал. Алексей поднялся, кивнул на прощание, дождавшись ответного кивка, ушел. Федор несколько минут сидел в кресле, вертел в руках перо. Капля чернил упала на кружевную манжету. Федор дернул головой, поднес перо к испачканному месту, и капля без остатка перелилась из манжеты в перо. Федор бросил перо в чернильницу. Затем снова позвонил. Вошел дворецкий.
– Невидимку вели седлать.
Дворецкий удалился, не проронив ни звука. Федор еще некоторое время сидел за столом, затем подошел к большому книжному шкафу и снял с разных полок три книги. Затем с еще одной две книги сразу, а на их место положил снятые до того. Шкаф с тихим скрипом начал поворачиваться, открывая в стене узкий проход. Федор, не дожидаясь, когда проем в стене откроется полностью, вошел в темное отверстие между стеной и шкафом и начал спускаться вниз по невидимым из кабинета ступеням. Вскоре он исчез в темноте тайной лестницы. Шкаф, некоторое время постояв открытым, так же неторопливо начал закрываться и встал на место.
Федор шел в полной темноте по подземному коридору, мимо окованных железом дверей и отходящих в стороны коридоров. Дойдя до нужной ему двери, он некоторое время стоял в раздумьях, затем постучал. За дверью раздалась возня, затем топот множества маленьких ножек. Потом раздался звук отпираемой задвижки, и в темный коридор просочилась полоска света.
– Зачем пришел?
– Хочу поговорить.
– Можешь зайти.
Федор толкнул дверь и вошел в низкую келью, всю уставленную книгами и ретортами с разноцветными жидкостями. На пороге стояла маленькая сгорбленная фигурка в рясе с надетым капюшоном.
– Азог Зихро ин когга, – сказал Федор перешагивая порог.
– Когда-нибудь ты забудешь это сказать, – усмехнулся хозяин кельи.
– Я знаю. Я помню условие.
– Ты помнишь… Ты такой взвешенный и рассудительный… Все помнишь, но я тоже слежу за тобой…
– Прямо отсюда?
– Ты же знаешь, что я могу…
– Прямо сейчас я не знаю, кто передо мной.
– Ха! – существо сбросило капюшон. Под капюшоном оказалась серая крысиная морда. Усы на ней нервно шевелились.
– Кормил друзей?
– Ты не запрещал их кормить.
– Крысы со всей округи живут у меня в деревне. Мне – все равно, ты – им печенья крошишь, а они обжирают поля.
Воцарилась натянутая тишина. Затем Федор спросил:
– Хочешь, я тебя отпущу?
Крыса вздрогнула и попятилась от Федора.
– Чего ты хочешь?
Федор достал из кармана коробочку, что привезли с письмом императрицы.
– Ты вернешься в Петербург и найдешь серьги, что лежали в этом футляре. Отнесешь хозяйке, так, что бы она тебя не видела. Потом зайдешь к Хозяину Псов и скажешь ему, что я поехал за ведьмаком для этого города второй раз. Еще скажешь, что в третий раз я, пожалуй, сначала, сдеру с него шкуру, а после, из его башки сделаю миску и подарю ее Отцу Котов.
Крыса молчала.
– Прежде чем ты уйдешь, мы поклянемся не вредить друг другу, – добавил Федор.
– Ты мало просишь, это плохо.
– Я прошу столько, сколько ты можешь дать, Отец Крыс. А вреда ты можешь мне причинить очень много. Ты знаешь это, – Федор протянул руку к крысе. Крыса протянула лапу Федору и они обменялись рукопожатием. В тот же момент за их спинами появилось и погасло два зарева – синее со стороны крысы, золотистое – со стороны Федора.
– Теперь – ты свободен.
Федор повернулся и вышел из кельи, плотно закрыв за собой дверь. В той же самой темноте он пошел вперед, прочь от кабинета, в глубину подземелья. Вышел он в шагах ста от конюшни, где в тот самый момент разворачивалась баталия – Невидимка искренне не желала, что бы ее седлали, и выражала это всеми доступными ей средствами – пиналась новенькими подковами и кусалась здоровенными кривыми клыками. Подков было много – шестнадцать, по одной на каждый коготь, к тому же она ловко сжимала когти в «кулак» и поддавала уже им. Конюхи летали вокруг нее, как мухи.
– Это что за! – рявкнул Федор.
Невидимка отпустила очередную жертву и рысью подбежала к хозяину, по-собачьи виляя раздвоенным хвостом. Змеиные головы на хвосте приветливо зашипели.
– Ты чего безобразия творишь? А?
Невидимка тут же приняла «обычный» вид – высокой арабской кобылы соловой масти с лилово-карими глазами.
– Седлайся и едем! Нечего тут разговаривать! Что это ты за неподобие развела?
Кобыла засопела и ткнулась в руку хозяина. Федор погладил её по холке.
– Иди, иди. Поедем сейчас. Эй, вы! Седлайте!
– Барин, воля Ваша, а как эту нечисть седлать, когда она всех перекусала! – взмолился главный конюх.
– Седлайте, она смирная теперь.
Через четверть часа, под неусыпным взором Федора, Невидимка была оседлана. Федор вскочил в седло и пустил Невидимку галопом. Скакали они до самого вечера, а потом, когда стемнело, Федор наклонился к холке своего скакуна и скомандовал:
– Полетели!
Невидимка фыркнула, радостно заржав, оттолкнулась мощными задними ногами от земли, прыгнула, взвилась в воздух и длинными оленьими скачками понеслась по воздуху, а затем и вовсе полетела над верхушками деревьев, плавно покачивая ногами и хвостом.
Федор уселся поудобнее, на широкой, как скамья, спине, и, достав из седельной сумки письменные принадлежности, принялся что-то сочинять при свете луны и звезд. Так за приятными занятиями Федор и Невидимка летели до рассвета. Как рассвело, они снова перешли на конский бег, а как только стемнело, вновь взвились в воздух. К утру Федор был в одном из своих малоросских имений, явившись, как снег на голову, управителю. Скакуна своего он сам отвел в стойло, и, пока шли, сказал:
– Будешь здесь шутки свои чинить – шкуру живьем сдеру.
Невидимка фыркнула, зная, что Федор только пугал, но на заметку хозяйские слова приняла.
В имении Федор собирался пробыть ровно столько, сколько требуется для поисков нового ведьмака. Глаз пока ни на кого не упал, и три дня он провел, собирая разные травы, что на Севере не растут. И, хоть сейчас была зима, но многие потребные травы были в нужной кондиции для Федоровых дел. Узнав, где летом росли володушки, он пошел собирать их корневища. Пройдя пешком с три версты, он неожиданно свернул в лесок и пошел напролом в самую чащу. Шел он, правда, не долго – несколько минут хода, и он почувствовал чертову поляну, тут же направившись к ней.
На поляне была весна. Вокруг нее стояли березки, перешептываясь молодыми листочками, высокая зеленая трава кой-где пестрела весенними цветами, с лепестками прозрачными, как бабочкино крыло. Бабочки здесь тоже водились в изобилии, за ними с верезгом летали скворцы. А еще на полянке был парень лет шестнадцати. Он кормил белку, сидевшую у него на плече и совершенно не обращал ни на что внимания.
– Кто таков будешь? – бесцеремонно спросил Федор.
К удивлению Беляева, парень не испугался, а посмотрел на Федора с удивлением:
– А Вы кто будете? Я здесь всех знаю.
– Я? Здешний помещик.
Парень засмеялся:
– Ага! Ваша милость из столиц к нам пожаловали? По ведьминым полянам шастать? Я ведуна за версту учую!
– Чуешь сейчас?
– Отож, – кивнул парень.
– А на помещика не похож, сталбыть?
– Неа.
– Как звать-то тебя?
– Петро. Кузнецовым сыном. А то и ведьманом кличут. Выбраться-то на дорогу, Ваша милость сможет? Аль помочь?
– Выберусь.
– Добре, – кивнул Петро и как в воду канул.
Федор посмеялся и направился в центр поляны. Очутился в другом ее конце. Пошел еще раз. Снова мимо. За спиной раздался смешок мальчишки. Федор усмехнулся и закрыл глаза. Увидел чертов, ведьмин по-здешнему, узел, рассмотрел его, увидел мальчишку, увидел, что его собственные ноги крепко оплетены нитями этого узла, ловко перебросил их на Петра, открыл глаза и, не торопясь, ушел с поляны.
– Счастливо оставаться! Выберешься, приходи в усадьбу, потолковать хочу! – крикнул Федор уже издали.
Вечером в усадьбу пришел кузнец и о чем-то долго толковал с управителем. Управитель бранил кузнеца и пытался прогнать, но кузнец твердо стоял на своем. На шум перебранки, что велась шёпотом, что бы не потревожить барина, вышел Федор.
Ни управитель, ни тем паче кузнец, не знали, что Федор слышал, как мыши в саду шуршат, а уж человеческие голоса понимал, если хотел, на версту вокруг.
– Что стряслось?
– Ничего, Ваше Сиятельство, не стряслось, кузнец, дурак, со своими глупостями явился!
Кузнец, на голову возвышавшийся над Федором, стоял с опущенной головой, теребя в руках шапку.
– Петро из лесу вернулся? – спросил Федор.
Потрясенный кузнец поднял глаза на Федора:
– Ваша милость ведьмачонка маво в лесу видали?!
– Ты как разговариваешь с барином, скотина?! – налетел на него приказчик, но Федор небрежным жестом велел тому умолкнуть.
– Видел его в лесу. Он до сих пор не пришел?
Кузнец только затряс головой, нет, мол, не вернулся.
Федор повернулся к управляющему.
– Невидимку вели седлать.
Невидимку оседлали мгновенно. В этот раз, твердо предупрежденная Федором, кобыла не показывала своей истинной природы.
Выехав из ворот усадьбы, Федор пустил кобылицу в галоп:
– Чертово место чуешь?
– Чую. Разбудил ты лихо, хозяин.
– Что там?
– Лешак проснулся, болотника разбудил. Мне куда – на поляну или человека из трясины вытащить сначала?
– Сначала человека, – согласился Федор, ругательски ругая себя за то, что не проследил за тем, что делал мальчишка, чтобы освободиться от чертовых пут.
Петро ухитрился зацепиться за огромную поваленную ель, что росла на краю большой вадьи, куда завел его болотник. Федор соскочил с Невидимки и приказал:
– Вытащи его!
Невидимка встряхнулась, стала ниже, шире, стала похожа на смесь пантеры и ящерицы, отрастила себе пару рук и, ужом скользнув по еловому стволу, ловко выдернула паренька из болотной жижи. Та только чавкнула смачно, но добычу отдала. Невидимка скользнула обратно к Федору и бросила мальчишку около его ног. Федор протянул к нему руку:
– Поднимайся!
Петро взял протянутую руку и, пошатываясь, встал.
– Благодарствую.
– Не стоит. Как же ты так заплутал? Я думал, ты справишься.
– Ваша милость четыре нити накинули. Я больше трех никогда не развязывал.
Федор понимающе кивнул.
«Ведьмины» или «чертовы» нити, завязанные в узлы, составляли основы таких мест. Три мира, не перемешиваясь, мирно сосуществовали параллельно, в виде единого целого, держась друг за друга вот такими узлами. В принципе, для Федора было достаточно просто с этой поляны перейти в мир Первых или вернуться в Верхний. Федор с интересом смотрел на мальчишку, который понял принцип работы этого узла, ориентируясь только на свою интуицию и магическое чутье.
– Пойдешь ко мне в ученики?
Петро весь подобрался и, исподлобья посмотрев на Федора, спросил:
– А разве ты возьмешь, раз я от чарусника не ушел?
– Возьму. Я же тебя учить беру, а не у тебя учиться.
– Пойду, коли Ваша милость не шутит.
– Уж какие тут шутки.
– Пойду.
Федор кивнул и махнул Невидимке:
– Поехали!
Невидимка подошла уже в форме кобылицы. Федор подсадил Петро на круп, вскочил в седло, и они помчались в имение.
У легкого на подъем Федора два дня ушло на то, что бы по всем правилам составить и оформить бумаги для семьи Петра Кравченко. Он давал им волю, переводя в купцы второй гильдии, и дарил пятьдесят десятин земли. Свое решение о купечестве он объяснил просто:
– Мальчишку в университет отдавать. А он кто? Крестьянин?
Кузнец только кланялся барину в пояс, трясясь от страха, что тот сейчас засмеется да скажет, что это он пошутил так, весело. Понять, за что ему через старшего, помешанного сынка, такой прибыток, кузнец не мог, да и не пытался. Мало что у барина в голове? Уложить бы в своей башке, что он, жена, трое его сыновей и дочка – теперь вольные да богатые.
Через три дня Федор и его новый ведьмак, будущий прадед Кузьмы, отправлялись в Санкт-Петербург.
Федор встряхнулся и прогнал видение памяти.
– При необходимости, процедуру окрашивания препарата можно повторить до восьми раз. Прошу вопросы.
Студенты зашуршали, находя нужные вопросы и задавая их по мере своих сил. Федор ушел, вполне довольный сегодняшней лекцией.

Глава 36.
Через час после того, как Фёдор завершил лекцию, он явился в «Антик» чтобы посмотреть редкостную книгу. Карла Людвиговича на месте, естественно, не было, но Беляева без единого слова проводили в кабинет хозяина, где он и расположился со всеми удобствами.
Слабость Федора Михайловича Беляева к старинным гербариям была известна всем петербургским антикварам и букинистам, поэтому книг ему на оценку поступало довольно много. Немало из них было и редкостных.
Именно над такой книгой и размышлял Федор прямо сейчас, просматривая очередной травник 14 века. То есть, думать тут и нечего было – такой экземпляр Альберта Великого Федор видел вообще впервые, надо было брать. Но тут существовало несколько тонких мест, не самым малозначительным из которых было совершенно непонятное происхождение столь редкой книги, и слишком длительный срок ее безвестного хранения.

За этими мыслями Федор не заметил, как кабинет превратился в арену переговоров. Обсуждалось небольшое живописное полотно, а точнее, портрет, императрицы Екатерины Великой.
Небольшое по размеру полотно изображало молодую императрицу в простом, почти домашнем, белом бархатном туалете. Она сидела в беседке на фоне весеннего пейзажа и писала письмо, держа в руке ярко рыжее перо, странно контрастирующее со всей серо-голубой гаммой картины.
Антиквар и владелец картины обсуждали детали, свидетельствующие о подлинности полотна, а Федор все смотрел и смотрел. Это действительно было то самое перо…

Екатерина всего неделю как взошла на престол. Утром, сидя за туалетом, новоиспеченная императрица спросила свое отражение в зеркале:
- Что мне надлежит сделать наипервейшее?
Раздался шорох, люстры зазвенели подвесками и, дребезжащий голосок произнес:
- Просить Хранителя оказать покровительство…
Императрица вскрикнула и уронила жемчужную нить, что прикладывала к простой, но изысканной утренней прическе. Фрейлины зашептались.

Федор бранил Петра Кравченко, когда в имение прискакал взмыленный фельдъегерь с пакетом для Его милости полковника Беляева. Кравченко был изгнан из кабинета и Федор распечатал конверт, в котором были обычные «подарки» - очередной орден, жалованное имение в Малороссии и необычная просьба – небольшой конверт скрепленный личной печатью императрицы письмо, выдержанное в самых кротких выражениях, приглашавшее полковника ко двору, для личного визита. Беляев подумал, пожал плечами и покорился неизбежному.

Императрица волновалась. С самого утра ей было не по себе. Тот самый Хранитель, шепотки о котором она слышала с тех самых пор, как приехала в Санкт-Петербург, но никогда не решалась о нем расспрашивать, должен был прибыть сегодня вечером. В ответном письме, составленном на безукоризненном французском, полковник Беляев обещал прибыть, но требовал строжайшей тайны.
В назначенный час Екатерина сидела у окна Эрмитажа, что в парке Петергофа, наряженная в белоснежный роброн из нежнейшего бархата. Поверх него на женщину была накинута сеточка, наподобие рыболовной, только в каждой ячейке этой сети сидело по бриллианту. В руках она крутила золотую табакерку, украшенную двумя топазами.
Неожиданно, все свечи в комнате погасли. Женщина услышала хлопанье крыльев. Ее рука сама потянулась к колокольчику.
- Не нужно никого звать, Ваш Величество, - услышала она мужской голос за спиной и в тот же момент комната осветилась ослепительным светом.
Екатерина в ужасе обернулась. То, что она увидела повергло ее в столбняк: перед ней, на спинке кресла сидела птица, от перьев которой исходило огненное сияние.
- Так это правда… Ты действительно не человек.., - сказала императрица, более всего на свете сейчас желавшая броситься наутек. Колени, к сожалению, были ватные, - Жар-птица…
- Да, - кивнула головой птица, взмахнула крыльями, свет померк, в комнате вновь воцарилась тьма.
Но вот свечи, как по волшебству, вспыхнули все одновременно. Рядом с креслом, на котором мгновение назад сидело диковинное существо, стоял высокий красивый мужчина, в камзоле сшитом по последней моде, и насмешливо улыбался:
- Так ты звала меня?
Екатерина кивнула, как заводная кукла:
- З-звала… Хранитель…
- Называй меня Фёдором. Зачем ты звала меня, повелительница?
Никогда еще Екатерина не чувствовала себя настолько ничтожной, как в тот миг, когда феникс назвал ее «повелительница».
- Я… я.., - дыхание молодой женщины стало прерывистым.
- Ты, ты звала меня. Зачем? – Федор сделал шаг вперед, императрица отступила на шаг назад.
- Просить Вашего покровительства, - прошептала Екатерина.
- О! – насмеливо протянул Хранитель, делая еще один шаг, - Мое покровительство нужно заслужить.
Еще не договорив фразу, Федор в три широких шага пересек пространство комнаты, разделявшего его от испуганной женщины, и подхватил ее на руки. Императрица пискнула, как цыпленок, и уперлась руками в грудь мужчины:
- Да как Вы смеете!
В ответ Федор лишь хищно усмехнулся и впился губами в алый рот Екатерины. Поцелуй длился долго. Сначала напряженные руки женщины расслабились, затем осторожно легли на плечи захватчика, а потом жарко обняли мужчину за шею. Федор мурлыкнул и понес свою жертву в спальню.
Утром Екатерина проснулась совершенно одна, только на подушке лежало ослепительно сверкающее перо, обернутое листком бумаги. В руках женщины бумага истлела, но она успела прочесть:
«Буду к вечеру. Люблю. Федор.»

Тайные встречи Хранителя и императрицы продолжались почти год. Самое удивительное, что эти встречи действительно остались для всех тайной. Что кто-то посещает императрицу, знали, конечно, многие. Но кто? Никому и в голову не приходило, что открытое окно императорской спальни и летящая в кромешной тьме птица предвещали бурную ночь любви.
Как-то под утро, когда Федор уже собирался улетать, Екатерина спросила:
- Федор?
- Да, Катти?
- Мне нужно перебираться со всем двором в Москву… Ты не сможешь…
Федор покачал головой.
- Значит мы расстанемся так на долго?
- Я принадлежу этому месту, возлюбленная моя Катти…
- Что мне сделать для тебя? Что бы ты не забыл меня?
- Ничего, моя милая. Я никогда не забуду тебя. Вернешься в Петербург, дай мне знать. Если захочешь, конечно. Просто напиши моим пером: «Прилетай» и выброси листок в окно. Я прилечу.

Её императорского Величества в столице не было около года. Как только она вернулась в Петербург, то первое, что сделала – бросилась к письменному столу, извлекла из палисандровой коробочки перо, обмакнув его в чернила вывела первые буквы «При…», бросила перо на стол, разорвала бумагу и разрыдалась.
Письмо с одним словом влетело в окно кабинета в имении Беляева только через двенадцать лет. Федор несколько мгновений разглядывал необычное послание, затем, вспомнив, что оно означает, вздохнул.
Императрица, на пике своего могущества, раздобревшая матрона в блеске своей красоты, весь день наряжалась в разные туалеты, что бывало с ней крайне редко, смотрелась в зеркало, не понимала ни единого обращенного к ней слова и гневалась на всех подряд. Наконец она остановила выбор на жемчужно-сером атласном платье безо всяких украшений, а волосы приказала заплести в косу. Как только ее приказания насчет туалета были исполнены, она приказала всем убираться из ее личных покоев и не появляться до утра.
Ровно в полночь Федор влетел в давно известное ему окно. Екатерина сидела в массивном кресле кабинета так, что бы не было видно ее лица.
- Подойди ко мне, Федор. Только не смотри на меня.
Федор ласково и необидно засмеялся:
- Девочка! Глупая моя девочка! Как же не смотреть на тебя?! Ты же стала еще прекраснее!
Императрица закрыла лицо рукой и заплакала. Федор подошел к ней и стал гладить по голове, как ребенка:
- Не плачь, не надо. Ты была молода, стала старше, когда придешь к своему концу, это будет счастливый конец, путь в рай, а я не стар, не молод, я не живу, а существую, и конца этому не будет. И если кто-то сумеет меня убить – это будет моя гибель и от меня ничего не останется. И даже любить я не могу, не смею – ведь все, все вокруг меня когда-нибудь умрут. Таковы законы природы – жизнь есть там, где есть смерть, а нам, бессмертным – бесконечное ожидание.
Екатерина прекратила всхлипывать и посмотрела на мужчину:
- Я так тосковала без тебя… Я так боялась.., - договорить Хранитель ей не дал.

Через 12 лет Екатерина послала за ним снова. На этот раз в официальной обстановке они сказали друг другу лишь несколько слов. Полковник Беляев был представлен сыну и внуку с самыми лестными рекомендациями венценосной матери и бабушки.
Ночью, когда императрица уже ложилась спать, она услышала за спиной шорох.
- Федор?
- Да, - Федор материализовался из тени, в складках которой прятался, - Сегодня мы видимся с тобой последний раз, моя милая Катти, - он провел пальцем по брови женщины и убрал руку, - Иначе ты возненавидишь меня. Но эту ночь мы проведем вместе, - он как в первый раз, подхватил ее на руки и понес на ложе.

- Нет, картина, безусловно, подлинная, - вынес свое решение антиквар, - но определить автора…
- Сколько Вы хотите за портрет? – неожиданно для всех спросил Фёдор. Владелец картины, охнул и взялся а сердце – похоже было, что до этой секунды он и не подозревал, что в кабинете есть еще один зритель.
- Тысяч десять – пятнадцать, - пробормотал он, придя в себя.
- Хорошо. Карл Людвигович. Оформляйте. Ваши проценты и так далее.
- Я понял Вас, Фёдор Михайлович, - кивнул головой антиквар, - Алексей Петрович!
В комнату вошел менеджер.
- Слушаю Вас, Карл Людвигович.
- Картину упаковывайте для Фёдора Михайловича.
Менеджер кивнул и взяв картину, унес с собой. Владелец картины переводил недоуменный взгляд с одного на другого.
- Так, я вас сейчас оставлю, что бы не мешать прийти к правильной цене. Да, травничек, я тоже заберу. Вы Кузьме потом скажете, сколько я буду вам должен.
- Как Вы изволите, Фёдор Михайлович, - привычно кивнул Карл Людвигович, ни сколько не беспокоясь о деньгах.
- Желаю вам приятно провести время, - бодро сказал Фёдор, вышел из кабинета и взяв на выходе уже упакованную картину, поехал с ней на Моховую.

Глава 37.
Большая комната в полуподвале дома Кравченко испокон веков была определена под алхимическую лабораторию. Она была обставлена старой мебелью вперемежку с дорогим лабораторным оборудованием. В одном стоял углу небольшой, но очень изящно сделанный перегонный куб над алхимической печью, облицованный зелено-синей плиткой.
На одной из стен висели полки из темного дерева. На одной из полок стояли тигли, на другой – лежали пилки, костяные заготовки, деревянные болванки и прочие мелочи для резьбы по кости. На третьей полке плотно стояли банки с какими-то травами, подписанными висящими ярлычками. В большом шкафу, у другой стены, стояли старые книги, нужные здесь больше, чем в библиотеке.
В комнате стояло два стола. Один стоял под окном, что располагалось у самого свода потолка. На нем всегда, сколько помнили и Фёдор и Кузьма, высилась гора книг, ровным слоем были навалены миски, плошки, реторты, кристаллы, жеоды, доски с энтомологическими коллекциями и гербариями.
Второй стол всегда стоял в центре комнаты. Он был чисто выскоблен, на нем аккуратными рядами стояли в несколько рядов колбы с добытыми ингредиентами, разложены химические реагенты, расставлена лабораторная посуда и инструменты. В центре стола располагалась жаровня на высоких ножках, справа – одноплечные весы с очень тонкой шкалой. Три реторты на высоких ножках стояли с другого края стола. Там же стояли фарфоровые ступка с пестиком, водная баня и обратный холодильник. Справа лежал написанный от руки листок бумаги.
Фёдор зашел в комнату, и окинув одобрительным взглядом стол у окна, спросил:
– Ты когда-нибудь стол убираешь?
– А там порядок, – пожал плечами Кузя, – Все на своих местах. Если я сейчас разберу на столе, то ничего не найду еще полгода.
Фёдор понимающе кивнул:
– Как у меня. Ну, приступим?
– Приступим. Бери ступку, растирай шалфей.
– Сколько? – уточнил Фёдор.
– Сколько рука возьмет. Нужно не меньше четырех каратов перетертого в пыль порошка.
– Весь или траву? – еще раз уточнил Фёдор.
– Весь.
Фёдор подошел к полке с банками, взял одну из них, подошел к столу, достав несколько травинок и тщательно их разломав, бросил в ступку. Затем он закрыл банку и отнес ее назад на полку. Вернувшись, начал растирать траву в порошок.
Кузя в этот момент разжег огонь в печи под перегонным кубом, зажег огонь под жаровней, налил из большой бутыли прозрачную жидкость в две большие чаши, и поставил их на стол.
– Будем делать сразу оба, – сказал Кузя.
– Да мне-то, хоть три.., – пожал плечами Фёдор, – Я очень посредственный фармацевт.
– Ха, а я вообще не фармацевт. Я – палеонтолог, ты помнишь?
Фёдор, сосредоточено растирая траву в ступке, укорил своего молодого друга:
– Кузя, ты зря к словам придираешься... Ты в своей жизни сколько зелий сотворил? А я только в мединституте препараты составлял.
- А… дома?
- А придворный алхимик на что? Вот уж чему меня не учили, так это алхимии. К счастью… Ладно, в пыль, это как?
– Никогда не убирался? Пыль не видел?
– Остряк. Может, это аллегория какая.
– Я этих аллегорий от тебя столько натерпелся! Каждое второе слово – аллегория. Так, теперь слушай, тут инструкция, когда будем делать, нужно молчать, аки пни. Ни звука. Я себе рот всегда завязываю.
– А мне так кляп надо вставить. Я обязательно что-нибудь скажу.
– Слушай еще раз, полную расшифровку на человеческий язык – на три глотка воды – 2 карата пыли с безоарового камня, десять крупинок истолченного алмаза, десять горстей корня дуба, сок одного лимона, пятьдесят капель мандрагорового уксуса, рог тритона, кожа змеи, мозг кораллового аспида и перо какапо. Это зелье готовиться как бы из трех частей. Первая часть – взять пыль с безоарового камня, смешать ее с частицей алмаза, затем растолочь рог тритона, очень аккуратно, и добавить его к алмазу и безоаровому камню. Вот тут смесь загорится и надо будет ее быстрее потушить, но только не водой. Первая часть готова. Вторая часть – корень дуба отмочить в соке лимона и добавить к этому мандрагоровый уксус. Вторая часть готова. Третья часть – порезать кожу змеи, растереть высушенный мозг аспида и превращенное в пыль перо какапо. Теперь мозг и перо положить в котел, залить десятью частями воды, а когда закипит, добавить кожу змеи. Варить на слабом огне до тех пор, пока три четверти воды не испарится. Когда отвар остынет смешать его с первыми двумя частями, снова вскипятить, затем снять с огня, укутать и когда вновь остынет, процедить до прозрачности.
– А за каким хреном я шалфей в пыль перетираю? – возмутился Фёдор, – Там же про него ни слова?
– А пыль с безоарового камня чем собирать будем?
– Пылью шалфея?
– Именно. Это был первый рецепт. Теперь второй.
– Тот, что черт-те с чем?
– Именно, – согласился Кузьма, – Начинаю – пот трехдневного львенка и толченые усы гепарда варить на молоке павиана в течение двух часов. Остудить. Через час после того, как остынет, вскипятить настой, добавить селезенку семи черных крыс и третьи левые задние ноги десяти тараканов и далее не снимать с огня. Кровь краснокрапчатой китайской саламандры и заживо снятую шкурку королевской кобры сварить отдельно, снять с огня и охлаждать. Как только отвар станет черного цвета влить в настой семнадцать капель, – тут Кузя запнулся, – крови сироты потерявшего мать и не знавшего отца, и добавить сок из нашинкованных листьев вербены. Как только оба отвара остынут – процедить и смешать обе жидкости. Поставить в темноту. Затем сварить отвар из трав взятых в равных частях – чертова молока, володушки козлецова листа, чилибухи, ипекакуаны, физостигмы, взять пятьсот капель и горячей добавить в смесь. Если зелье станет прозрачным, то все получилось как надо.
– Если нет, пропали ингредиенты? – оптимистически спросил Фёдор.
– Именно. Поэтому я и разделил на пятьдесят частей каждый ингредиент. Хоть раз да получится.
– Хм... Мудрый ты...
– Предусмотрительный, – поправил друга Кузьма. Так. Теперь начинаем работу. Руки бережем, как только тебе что-то не нравится, окунаешь их в эту воду. Она поможет. Вот повязка – завязать рот.
Кузьма показал на две ленты, лежащие на краю стола.
– Вообще-то должно получиться, – подбодрил друга Кузьма. Сознание того, что он хоть что-то делает лучше, чем Фёдор, наполнило его какой-то собственной значимостью, – Здесь нет сложной палегинезии...
– Ты слова-то поцензурнее выбирай? Я вообще терминов не помню.
Кузя хихикнул:
– Обязательно. Палингенезия – алхимический термин, означает созидание души эликсира.
– Так что нам повезло, не придется еще и душу созидать?
– Да, – кивнул Кузя, не совсем понимая, куда клонит друг.
– Я разочарован. У нас будут бездуховные эликсиры...
– Да, кляп реально необходим, – вздохнул Кузьма, – Значит так. Пыль получилась?
– Вот, смотри.
– Годится, – кивнул ведьмак, – Смотри – вот ступка для размельчения рога тритона. Когда начнем действовать – будешь его толочь. Ясно?
– Ясно! – после этого слова они взяли широкие плотные ленты и завязали друг другу рты.
Кузя, взяв безоаровый камень, положил его в центр куска черного полотна. Посыпав его порошком шалфея, тонкой кисточкой начал совершать осторожные круговые движения. При этом от камня начала подниматься струйка пыли и под "командованием" кисточки падать на весы. Маленький водоворот пыли становился все слабее, но Кузя подсыпал еще порошкового шалфея, и поток вновь усилился.
Фёдор в это время сложной многочленной ступкой растирал в пыль рог тритона. Когда результат его удовлетворил, он протянул ступку Кузе. Тот отрицательно замотал головой – мельче! Фёдор продолжил перетирать пыль.
Кузя аккуратно пересыпал с весов в специальную чашу пыль безоарового камня, добавляет в нее несколько крупинок из колбы, стоящей на столе. Посмотрев на Фёдора, сделал ему знак – давай! Фёдор протянул ему ступку – Кузя взял рог тритона и тонкой струйкой насыпал в чашку. Вспыхнуло жаркое пламя, и Кузя, тут же, накрыл чашу крышкой.
Они работали в течении нескольких часов, общаясь только знаками. Первый эликсир оказался готов довольно быстро, Фёдор укутал его и поставил в специальный горшок, что бы тот томился.
Затем они, перейдя к печи начали варить ингредиенты, необходимые для второго эликсира. Несколько раз у них ничего не выходило, эликсир прозрачным делаться не желал. Удалось это только с шестой попытки.
Они посмотрели друг на друга, усталые, но довольные и сняли повязки.
– Ох! Кажется.., – Фёдор сладко потянулся.
– Это точно! – согласился Кузьма, – Пошли обедать.
– Ужинать, – Фёдор указал на окно. За окном уже сгустились сумерки.
– Обедать и ужинать.
– И в душ!
– Вот те раз! А сауна на что?
– Да! Забываю, что у тебя люкс!
– Вот именно! – приосанился Кузьма.

По дороге на кухню Фёдор включил мобильный. Тут же раздался звонок.
– Слушаю.
– Фёдор Михайлович! – раздался голос Лидии Алексеевны, старшей медсестры отделения, где сейчас лежал Лёня, – Это из реанимации. Спиридонова решено отключать. Завтра с утра. Вы просили предупредить, если что…
– Спасибо, Лидочка…
Закрыв телефон, трясущимися руками попытался засунуть его в карман. Получалось плохо.
– Что случилось? – Кузя тревожно посмотрел на друга.
– Леньку отключают завтра с утра.., – Фёдор закрыл глаза.
– До утра не остынет.., – задумчиво ответил Кузя.
– Ты с ума сошел? Черт знает, что мы сотворили, а ты хочешь это попробовать на Лене? – Фёдор возмущенно уставился на друга.
– Ты думаешь, может быть значительно хуже? – резко спросил Кузя.
– Ничего я не думаю! – отмахнулся Фёдор, – до утра бы успеть.

Ранним утром Фёдор и Кузя зашли в палату к Леониду. За дверью осталась встревоженная медсестра. Фёдор сделал успокаивающий жест и зашел внутрь. Плотно закрыл за собой дверь.
Кузя вопросительно посмотрел на Фёдора. Тот спокойно кивнул головой. Хотел бы он чувствовать е этот момент такое спокойствие!
– Ну, Господи, благослови! – перекрестился Кузьма.
– С Богом, – вздохнул Фёдор.
Кузя достал из кармана халата уже заряженный одноразовый шприц и сделал Леониду укол. Затем он аккуратно спрятал шприц в карман. Некоторое время, показавшееся друзьям вечностью, ничего не происходило. Затем у Леонида выровнялось давление, стабилизировались сердечные сокращения, он начал самостоятельно дышать. Медленно открыл глаза.
Увидев Фёдора и Кузьму, он зашевелился, пытаясь что-то сказать. Фёдор придавил его губы пальцем.
– Даже не думай ничего говорить! Просто лежи! Все теперь будет хорошо! Спи! Оксана здесь, с ней все в порядке…
Лёня одними глазами повернулся к Оксане, посмотрел на нее, глубоко вздохнул, веки его отяжелели, он попытался бороться, но не смог, закрыл глаза. Через несколько мгновений его дыхание выровнялось, он заснул. Фёдор выключил аппарат и посмотрел на показания приборов. Пульс, сердце, легкие были стабильны. Фёдор и Кузя тихонько вышли.

Глава 38.
В кабинете для занятий по гистологии было все как всегда. На стенах висели плакаты с разными клеточными тканями. Десять студенток сидели за лабораторными столами, каждая смотрела в свой микроскоп. Фёдор неторопливо прохаживался между столами, полностью на автопилоте, проговаривая очередную порцию теории нынешнего практического занятия:
– Артериолы, в свою очередь, отличаются характерной исчерченностью стенок. Она обусловлена ядрами гладких мышечных клеток, которые лежат поодиночке и как обруч обхватывают сосуд. Светлые, удлиненные, расположенные вдоль оси сосуда клетки – это клетки эндотелия. На препарате вы должны ясно заметить места отхождения капилляров от артериол и места впадения капилляров в венулы. Между сосудами видны ядра рыхлой волокнистой соединительной ткани.
Зазвенел звонок. Студентки даже не шелохнулись, ожидая новой порции мудрости из уст доктора.
– Необходимо научиться различать эти три типа мелких кровеносных сосудов…– бестрепетно продолжил Фёдор, – Все свободны. До следующей встречи по расписанию. Через два практических занятия у вашей подгруппы зачет… Я буду безжалостен.
В ответ на это раздались сдавленные смешки. Фёдор только рукой махнул и вышел из кабинета. Студентки, не спеша, прекратили наблюдения, и потянулись сдавать препараты.
Когда, после занятия, Фёдор зашел на кафедру, у окна, у огромного аквариума с рыбками, стояла Алла Александровна, тоже преподавшая гистологию в университете.
Эффектная, давно уже не молодая женщина, она тщательно скрывала свой возраст и даже Федор, знавший ее уже лет сорок, не имел представления о том, какой же именно юбилей празднует она каждый год. Она мрачно курила сигариллу на длинном мундштуке, сбрасывая пепел в аквариум.
– Алла Александровна! Ты думаешь, они от этого подрастут и их можно будет съесть?
– Ага! Минеральная подкормка. Вот я понимаю у них – жизнь.
– Скучно им…
– Да уж, скучно! Пушкин подрался сегодня с Диогеном и откусил ему полгубы. А Кант сдох и кончил бы свой жизненный путь в жизнь в унитазе, но патологи утащили его для вскрытия. По-моему, они просто извращенцы… Вскрывать рыбку, просто зверство.
Фёдор, мрачно кивнул, и, разглядывая рыбок, сказал:
– Ага! И заразил Гегеля глистами! Герцена я советовал бы отсадить от остальных!
– Это ещё почему?
– Cпит всё время. Подслушивает, что другие рыбцы бормочут… Не иначе воду замутить задумал. Ему нужны витамины, да и лишние глисты ему не нужны, революции тоже…
– Это что… Блаватская опять беременная!
– Вот интересно, от кого! Они же все разных видов…
– Кто бы знал! Мутантов каких-нибудь родит…
Алла, отвернувшись от рыбок, посмотрела в окно и озадаченно сказала:
– Ой! Я, кажется, схожу с ума! Посмотри, Фёдор Михалыч! Только недавно Паша оперировал спецназовца в больнице, которого доставили из Чечни, того обгорелого, помнишь? Ну, того, у которого нет родственников….Так он умер с неделю назад… А вот его брат!!! Странно! И шрам, и родимое пятно на лице такое же, вон он в группе ОМОНа идёт, причём сюда! Федь, что-то случилось!
Фёдор обеспокоено выглянув в окно, витиевато выругался, а затем позвонил на проходную:
– Леночка! За мной пришли… ОМОН видишь… ну в общем… задержи их, ага?!
– Так! Минут десять хватит?! – спросила невозмутимая Елена Владимировна.
– Спасибо! – ответил Фёдор.
– Подземный ход между корпусами недавно раскрыли.., – небрежно, как о погоде, сказал Алла.
Фёдор кивнул и бросился прочь с кафедры.

Фёдор пробирался сквозь горы мусора. Он торопился, зная, что Кузьма, возможно, находится ещё более в затруднительном положении. Чертыхался, периодически натыкаясь на горы строительных отходов. Он беспокоился за Ирину и Кузьму. На себя ему было глубоко наплевать. Наконец, он увидел дверь. К неожиданности его, дверь с грохотом открылась и Фёдор увидел тех, кого вовсе не хотел даже вспоминать. Перед ним стояли три огромных, заросших и вонючих до омерзения, бугая. За их спинами маячили еще несколько странного вида созданий. Сердце у Фёдора екнуло – это были чаньша, так хорошо знакомые ему по сокровищнице Яньло-вана.
– Опаньки! Сам явился!
– А Вы, милейший, уверены, что нужен Вам именно я? – ответил Фёдор с легкостью, которую вовсе не ощущал.
– Ты, умник!!! Бери его, Сыч! – рявкнул вампир стоящий сзади.
Фёдор отступил на шаг и точным движением ноги поднял с пола огромную железную трубу.
– Так… Потанцуем???
– Слушай, он, похоже, живым не хочет!
– Не велено трогать! Трупом нельзя!
– Ну, ладушки! Значит приволокём почти труп! Ну-ка ребятки…
Сыч сделал знак стоящим сзади чаньши. Вампиры расступились, давая дорогу китайским «гостям». Они придвинулись к нему, и Фёдор почувствовал мгновенную дурноту.
– Где вы нашли этих… тварей? – спросил он, не надеясь на ответ.
Чаньши в черных одеяниях зашипел:
– Мы сапомниль… твой сапаххх…
– Вас же всех перебили в гробнице?
Чаньши в красных одеяниях захихикал:
– Не фсеххх… Кое-кто остался.., – затем грустно просвистел, – Шшшаль не мосем тепя упиттть…
– Но я-то могу! – ответил Фёдор.
Резким движением вперед он пробил насквозь первого чаньши в область солнечного сплетения, одновременно ударив ногой второго по руке. Первый чаньши повис наколотый на трубу и тут же истлел, утратив все запасы энергии. Оставшийся быстро вскарабкался по стене и пополз по потолку, пытаясь зайти Фёдору за спину, врач повернулся за ним, в этот момент Сыч попытался двумя прыжками приблизиться к Фёдору. Беляев был начеку и как только Сыч оказался в зоне досягаемости, сразу же получил плашмя трубой по голове. Вампир упал, придавив двух своих подручных. В образовавшейся куче-мале им стало не до Фёдора, и тот мгновенно переключил свое внимание на чаньши сидящего на потолке, подхватив, уже изрядно погнутой трубой, с пола кусок бетона. Поймав его в левую руку, Фёдор аккуратно послал его в лицо китайскому чудищу. Голова монстра просто перестала существовать.
Удар Фёдора опоздал меньше, чем на мгновение – чаньши уже выпустил энергетическую ленту, хотя уже сам был мертв. Его оболочка, уже падая с потолка, зацепила несколько ржавых труб, крепившихся на своде. Они упали прямо на Фёдора, сразу после того, как его поразила чудовищная энергия чаньши. Два биения сердца он не видел своих противников, полностью потеряв ориентацию в пространстве, и этого оказалось достаточно – Сыч бросился прямо под падающие трубы и мощнейшим ударом свалил Фёдора. Двое других подскочили к Фёдору, пока он не успел подняться, заломили ему руки за спину. Сыч, с трудом встал на ноги и, выдернув, из и так уже сильно покореженной головы, кусок ржавой трубы, подошел к поверженному противнику, со всего маху ударил его в живот кулаком, от чего Фёдор мгновенно повис на руках довольных собой вампиров.
– Надо у него узнать о ведьмаке и бабе…
Фёдора грубо встряхнули:
– Слышь, ты, болезный! Кореш твой где?
– Пошёл ты! – зло сказал Фёдор и заработал такую оплеуху, что у него потемнело в глазах.
– Привяжи-ка ты его к балке, да покрепче! У меня и не такие язык развязывали! – услышал он, пока приходил в себя.
– Времени нет. Да и ищут его… Давай на базу отвезём, Сам пускай решает.
– Ладно! Там поговорим, все жилы из него повыдергаю! Пожалеет, что на свет народился, ублюдок! Когда мамашку его дружка я окультуривал, она тоже хотела быть героиней.., – Фёдор внутренне весь похолодел, смерть Людмилы и Петра он по-прежнему считал своей виной. Мерзкие чудовища продолжали разговор, до пленника им дела не было:
– А эта его бабёнка в два раза аппетитнее. По полной растяну! Только доберусь!
– Ты сам-то понял, чё сказал?! Это баба Самого!
– Чего?! Это Самого баба?! А чё этот к ней клеится тогда?!
Услышав это, Фёдор попытался вырваться, за что получил новый, более сильный удар и потерял сознание. Вампиры выпустили его из рук, и он лежал у ног поймавших его нежитей, как сломанная кукла.
– Слушай, чтобы не рыпался, вкати-ка ему дозу.
Один из вампиров достал из кармана шприц-тюбик, немного подумал, с причмокиваем оголил Фёдору руку и, жадно понюхав вену, ввёл наркотик. С удовлетворением, попинав лежащего у их ног побеждённого с таким трудом противника, вампиры упаковали врача в мешок. Сыч, подняв Фёдора, как куль, повесил его себе на плечо.
– Тяжёлый, сука! Ну, хватит пока с него! Поехали на базу.

Глава 39.
Фёдор медленно приходил в себя. Несколько раз он «выплывал», но снова проваливался в беспамятство. Наконец он очнулся окончательно. Особой радости, к сожалению, это ему не принесло. Он лежал на узкой и короткой для него больничной койке, крепко связанный по рукам и ногам.
Сзади него раздался шорох и низкий, хрипловатый голос спросил:
– Дать Вам воды?
Фёдор повернул голову, но никого не увидел. Его собеседник стоял позади кровати, совершенно невидимый.
– C кем я говорю? – спросил Фёдор.
К его губам приблизилась рука, держащая стакан воды. Врач, хотя и смертельно хотел пить, молча покачал головой.
– Вы напрасно стоите за моей спиной. Я вас узнал, – он действительно узнал Кирилла Костромина.
– Узнали меня? Хорошо. Пейте, вам станет легче, – Кирилл если и удивился, то ничем не выдал удивления.
Фёдор вновь покачал головой и поморщился от накатившей дурноты.
– Напрасно играете в героя. Гордость считается грехом, кажется даже смертым… Вы думаете, я хочу отравить Вас? – спросил Костромин.
– Вы тогда спасли мне жизнь в гробнице. Зачем я нужен Вам сейчас?
– Хм… Вы задаёте много вопросов, но всё по порядку.
Кирилл встал так, что бы Фёдор мог его видеть. С Кириллом произошли значительные изменения – он осунулся, похудел, цвет лица стал землистым, а глаза глубоко ввалились.
– Я знаю, кто Вы… Кирилл Андреевич… Точнее, кем Вы стали, – сказал Фёдор.
Фёдор с удивлением разглядывал Кирилла. Кирилл тоже долго разглядывал плененного соперника. Мужчины встретились глазами. Кирилл, не выдержав взгляда Фёдора, решил начать разговор снова.
– Очень хорошо.… Тогда, может быть, нам легче будет достичь взаимопонимания…
– Взаимопонимание.… Давайте достигнем, – доброжелательно промолвил Фёдор.
– С чего начнем? – осторожно начал Кирилл, не ожидавший такой легкой уступки.
– С главного.
– Что же Вы понимаете главным?
– Я понимаю так – Вы похитили возлюбленную моего друга, что вы с ней сделали? – Фёдор говорил со спокойной уверенностью, которую вовсе не ощущал.
На самом деле он испытывал чувства близкие к панике. Все исчезновения покойников за последний месяц стали ему понятны. Столь дурного варианта развития событий он не мог даже предполагать. То, что массовое оживление мертвецов не было спонтанным, Фёдор понимал уже давно, но что поднятые находятся под началом такого великолепного руководителя… Это было самой плохой новостью.
Кирилл, услышав вопрос, просто почернел. Все и так было ясно. Это понимали и Фёдор и Кирилл. Этот вопрос означал не больше и не меньше, чем ясное объявление противостояния.
– Это было недоразумение. Я отдал приказ привести Ирину. Они посчитали Славку более привлекательной… нежить… чтоб её! – Кирилл отвернулся от пристального взгляда Фёдора, но врач был неумолим.
– Что вы с ней сделали?!
– С ней случилось… несчастье. Частично, в этом виноват я. Но не более.
– Несчастье? Она – вампир. Более того, ей питались чаньши…
– Чаньши я ненавижу не меньше вашего. К сожалению, я должен был обратиться за помощью. А теперь мне нужна ваша помощь.
– Даже представляю, какого рода. Вы могли бы обратиться сами ко мне. Но предпочли действовать, как негодяй! Я не буду вам помогать.
– Мне нужен эликсир жизни.
– У Вас он уже есть. Ведь вас кто-то воскресил.
– То, что у меня есть – ужасное зелье, годное только поднимать зомби.
– Что же, зомби… Лучше, чем чаньши…
– Оно нужно мне не для поднятия зомби… Сказать, что я умираю, глупо… Я уже умер. Но и это мое существование близится.… Не знаю к чему! Черт, мне нужен эликсир бессмертия! Я должен остаться в живых.
– Бессмертие – это нечто большее, чем неспособность умереть, Кирилл Андреевич!
– Мои собственные слова? Я их помню.
– Мы можем так препираться целую вечность. Я не буду делать эликсир для вас. Единственное, что радует меня, это то, что Ирина…
Кирилл рявкнул, приходя в ярость:
– Не сметь! Не сметь упоминать ее имя! Да что ты знаешь о нас?! Молчать!
В ярости он выскочил вон из комнаты, оставив беспомощного Фёдора лежать на кровати. Через некоторое время Кирилл вернулся со стопкой бумаги и ручкой «Parker». Повернувшись к Фёдору, он сказал абсолютно спокойным, холодным и властным тоном, не терпящим возражений:
– Вы напишете письмо Кравченко. В этом письме попросите его помочь ему. Изготовить эликсир жизни. И привезти его, куда я укажу.
– Ничего я не стану писать, – слова Федора тоже стали тверды, как иглы.
– Вы думаете, что не смогу заставить Вас написать это письмо?
– Думаю, что не сможете.
– Знаете, я не стану вас ни заставлять, ни уговаривать. Заставить Вас сделать для меня что-то без применения спецсредств – просто не реально, я знаю. Я понимаю, что даже если прикажу моим тварям порезать Вас на ремешки для бескозырки, пардон за вольность, Вы предпочтёте гордо сдохнуть в мучениях, чем предать друзей и свои дурацкие идеалы! Хотя, не скрою, мне очень бы хотелось посмотреть на Вас в этот момент… не время. Если хотите умереть, как герой, я предоставлю Вам такую возможность!
Отвернувшись от пленника, он подошел к маленькому столику у стены, на котором лежали медицинские принадлежности. Взял кювету и скальпель. Подойдя к Фёдору, он крепко взял его за подбородок и резко повернул ему голову:
– Не дергайтесь, я не собираюсь Вас убивать.
Он рассек скальпелем мочку уха Фёдора, подставил к ранке кювету и подождал, пока кровотечение не остановится.
– Собственно, вы теперь мне и не нужны, Фёдор Михайлович. Но на всякий случай… Кузьма может определить по Вашей крови, живы вы или мертвы?
– Нет. Это заблуждение. Мой друг не телепат, – заставил себя засмеяться Фёдор.
Получилось плохо, горло было сухое. На самом деле ни Кузьме, ни Фёдору не требовалась кровь друг друга, чтобы определить, жив тот или мертв.
– А вот это мы и проверим. Не подействует, придётся предъявить Вашим друзьям более серьёзное доказательство…
– Ну да! Отрежете мне что-нибудь? – тонко улыбнулся Фёдор.
– Есть разные способы, но если вы настаиваете,.. отрежем, – пожал плечами Кирилл, – Хотя, на самом деле, есть и более гуманные методы. Все бы вам, врачам, резать…
Заполнив ручку кровью Фёдора, он начал писать, сев за столик с инструментами.
– Послушайте, Фёдор Михайлович! Вам понравится. «На станции метро «Василеостровская» вы сможете забрать Фёдора Михайловича Беляева, если туда с эликсиром жизни в 0.55 17 июля придет Кузьма Кравченко. Для уверенности в том, что обмен будет честным, он может взять с собой нескольких спутников». Подписываться я не стану, Фёдор Михайлович, не обессудьте.
Фёдор стиснул зубы и с ненавистью посмотрел на Кирилла.
– По вашему взгляду я вижу, что Вам понравилось. Скоро вы увидите своих друзей.
Фёдор, дёрнувшись, прошипел:
– Если ты, сволочь, тронешь их хотя бы пальцем!!!
Кирилл снисходительно улыбнулся:
– Я обещаю, что, получив эликсир, отпущу Ваших друзей. Слово офицера!
– Ты не офицер, ты чудовище…
– Чудовищем меня сделали.., – тут он задумался, что говорить, а что не говорить Фёдору, затем решил не говорить ничего, – Неважно, какие обстоятельства привели к этому превращению. Важно то, что я не намерен оставаться в этом раздражающем положении.
– Важно то, что никто не собирается помогать вам в выходе из этого раздражающего положения.
– Да… Я не сказал. Записка будет доставлена Ирочке. Она прочтет ее первая. Она, конечно же, придет вместе с ними…
– Этим вы причините ей бессмысленные страдания. Она очень любит вас, а вы… Вы сейчас не на пике красоты и здоровья.
Метко брошенная стрела сарказма достигла цели. Кирилл изменился в лице – рот превратился в тонкую линию, ноздри затрепетали, прищуренные зеленые глаза потемнели. Несмотря на свои значительные размеры, Кирилл неуловимым кошачьим движением перетек вплотную к кровати, на которой лежал Фёдор и, согнувшись больше, чем вдвое, вплотную приблизил лицо к лицу Фёдора:
– Возможно Вы были правы.… Отрезать… Как насчет отрезать Вам язык?
Фёдор, не мигая, смотрел в зеленые глаза своей смерти.
– Это очень неприятно, умирать связанным, – наконец сказал он, – к тому же Ире нет до меня никакого дела.
– Убивать Вас я не собираюсь. К тому же есть гораздо более неприятные способы умереть. Да, еще. Я слышал ваш разговор в больнице. Есть, к сожалению, ей есть до вас дело.
– Шпионили? – снова не удержался от шпильки Фёдор.
– Проводил разведку на местности, – Кирилл разогнулся, оставив Фёдора в легком ознобе. До этого момента он не предполагал всей правды своих собственных слов, сказанных Ирине про мужа: «Серьезный человек». Смертельно серьезный.
Фёдор вздохнул.
– Я приведу вас на встречу. Советую хорошо себя вести, чтобы Ваши друзья не пострадали, – между тем продолжил Кирилл, не заметивший или сделавший вид, что не заметил вздох облегчения Фёдора.
– Как вы узнали, что у меня есть эликсир бессмертия? Что подсказало Вам это? – бесстрашно спросил Фёдор, ожидая новой вспышки ярости. К его удивлению, Кирилл просто пожал плечами:
– Немногое. Первое – человек, который должен был умереть, выжил. Второе – перед этим кто-то открывал дверь в Сердце Тьмы. Вот и все. Кого могла пропустить Тьма? Совет Девяти не существует с тех пор, как вы, Фёдор Михайлович, убили троих его членов. Кроме них – вы, да еще пятеро разбросанных по миру существ... Просто?
– Просто, – механически отозвался Фёдор, – Слишком просто.., – сказал он задумчиво, – Просто я не верю, что вы способны почувствовать движения Тьмы… И знать что-то про Совет Девяти.., – тут он резко спросил – Кто прислал вам чаньши? Яньло-ван? Собственной персоной?
Кирилл пожал плечами:
– Союзник. Тактический союзник. Да я Вас ему представлю, позже…
– Вы же сказали, что отпустите нас?
– Я это сказал? Я сказал – отпущу Ваших друзей. Не вас. Вы задаете слишком много вопросов. Мне приказать вставить вам кляп? Да, и про Совет. Не забывайте, я служил в разведке. Мы знали о Вас и Кузьме… гораздо больше, чем Вы предполагаете.
Кирилл с удовлетворением посмотрел на своего поникшего врага и, резко развернувшись, вышел. Фёдор попытался вырваться, но не смог и, устало вздохнув, закрыл глаза.
Через несколько часов в комнату, что стала камерой Фёдора, вошел безмолвный зомби с совершенно мертвыми глазами. Принес поднос с едой, некоторое время рассматривал Фёдора без малейшего выражения, затем подошел к нему и развязал ему руки. Так же безмолвно вышел.
Некоторое время Фёдор был занят, развязывая себе ноги. Ремни были крепкие, и Фёдор потерял за этим нехитрым, но напряженным занятием немало сил. То, что пальцы тряслись, а в горле пересохло, нисколько процессу не помогало. Наконец он развязал ремень и вытянулся во весь рост. Кровь начала циркулировать по рукам и ногам, причиняя Фёдору нестерпимую боль. Наконец, кровообращение восстановилось, и Фёдор смог встать на ноги. Походив по комнате, он подошел к столику, на котором стоял поднос с пластиковой бутылкой воды и пачкой печенья. Пачка была разорвана и, Фёдор брезгливо поморщился – есть что-то, чего касались руки мертвецов, он не собирался, но, посмотрев внимательнее, он понял, что раскрошенным печеньем на подносе было написано «жди». Он пошевелил поднос, что бы надпись совершенно стерлась, взял бутылку воды, внимательно осмотрел ее, и, не найдя никаких следов того, что бутылку вскрывали, открыл ее, и с жадностью стал пить. Допив воду, сел на постель и принялся ждать.
Время тянулось медленно, но, наконец, дверь отворилась, и на пороге возник давешний зомби. Он все так же безучастно смотрел впереди себя, но Фёдору показалось, что нечто шевельнулось в глубине его глаз.
Беляев встал с постели и подошел к зомби. Тот перевел взгляд на Фёдора.
– Ты меня охраняешь?
Взгляд остался таким же безжизненным.
– Ты написал?
Мертвый человек моргнул. Фёдор испытал мгновенный приступ тошноты, но справился с ним.
– Ты поможешь мне?
Еще одно движение веками.
– Я тебе верю, – сам не понимая, почему, сказал Фёдор.
При этих словах зомби повернулся, как солдат на параде, и вышел из комнаты. Дверь осталась не запертой. Фёдор несколько секунд оставался в нерешительности, но, затем, глубоко вздохнул и вышел из комнаты, почти нос к носу столкнувшись со своим «проводником», что стоял вплотную к двери. Увидев Фёдора, он моргнул, повернулся кругом и пошел по коридору. Фёдор – за ним.
Пройдя короткий коридор, зомби зашел в пустую комнату, в которой единственным предметом обстановки был вытяжной шкаф. Одним мощным движением, отодвинув громоздкую и тяжелую конструкцию от стены, мертвый человек обнажил здоровенный зев воздуховода, по которому можно было передвигаться вполне свободно, для человека с ростом Фёдора – согнувшись. Фёдор подошел к трубе, повернулся к своему спутнику и сказал:
– Спасибо тебе.
Зомби моргнул и, с некоторым трудом, опустил и поднял голову, изобразив кивок. Фёдор тоже кивнул и, согнувшись чуть не вдвое, что бы не задевать плечами за верх воздуховода, вошел внутрь. Труба завибрировала, глухо отзываясь на его шаги. Фёдор выругался сквозь зубы и пошел осторожнее. После того, как он прошел несколько метров, до его слуха донесся скрип, и стало гораздо темнее. Фёдор обернулся – вытяжной шкаф стоял на своем месте.
Почти всю дорогу Фёдор пытался представить, как выглядел этот человек при жизни, вспомнить его, понять, почему, даже мертвый, он пытался помочь. Так и не сумел. Больше он его никогда не видел.
Воздуховод полого, но неуклонно шел вверх и Фёдор, и так понимавший, что находится под землей, убедился в правоте своих догадок. Периодически ему встречались перпендикулярные коридоры – лаборатория была большой. Наконец, Фёдор услышал монотонный шелест вращающихся турбин, нагнетавших воздух в это, поистине, мертвое королевство. Фёдор задумался – а зачем им вообще воздух, но тут же выругал сам себя – самое время для размышлений на философские темы.
Фёдор осторожно шел по трубе, заглядывая в прорези вентиляционных окошек.
Лаборатория. Не годится.
Операционная. Нет.
Томограф. Богато! Зачем мертвецам деятельность мозга?
Процедурная. Фёдор остановился, как вкопанный. В процедурной, тоже, к слову, оборудованной по последнему слову техники, находился Кирилл. Фёдор внимательно смотрел, как Костромин, превозмогая боль, проводил процедуры по частичному восстановлению мышечной ткани. Фёдор одобрил, как он, очень грамотно, производил манипуляции, не обращая внимания на дискомфорт и, почувствовал уважение к своему противнику. Еще Фёдор отметил, что ткани, собственно, находились в довольно хорошем состоянии и, то, что Кирилл беспокоился о себе, не доводя себя до критического состояния, врач одобрил.
Кирилл закончил мучительную процедуру и вышел из кабинета. Фёдор пошел дальше.
Туалет. Не то.
Пост охраны. Да. Четверо охранников. То, что нужно. Фёдор прошел до следующего воздуховода. Коридор. Идеально. Фёдор вернулся, резким движением выбил заслонку и выпрыгнул на пол.
На него уставились четыре пары мутных глаз. С этой стороны мертвецы нападения не ожидали. Они, похоже, вообще не ожидали нападения. Один из охранников переглянулся с товарищами и потянулся к телефонной трубке, явно собираясь запросить инструкции. Фёдор брезгливо подумал, что живым бы в этой ситуации инструкции бы не понадобились, и, двинувшись вперед, сломал руку охраннику, хотевшему инструкций. Тот отлетел к стене, беззвучно, как тряпичная кукла. Фёдор еще подумал, что у безмолвных противников есть свои преимущества. Но тут на него накинулись все трое одновременно, и некоторое время Фёдор думать перестал, чтобы не нарушать концентрации боя. Охранники первого поста не были полными зомби и, хоть каждый из них обладал немалой силой и навыками, противниками для почти тысячелетнего воина они не были. Бой в замкнутом пространстве занял секунды три.
Уложив их на пол и привязав друг к другу, Фёдор выглянул в коридор. Увидел электронные датчики движения, тепловые датчики и лазерные форсунки. Сами лазерные лучи, он, конечно же, не увидел. Закрыл глаза. Увидел пересечения световых линий, но очень смутно. Полагаться на остатки прежнего зрения не стоило. С досадой Фёдор закрыл дверь и, усевшись на один из освободившихся стульев, начал приходить в себя после схватки.
Когда дыхание вернулось в норму, он внимательно осмотрелся и обнаружил дверь, хорошо замаскированную под решетку вентиляции. Он бы и не понял, что это дверь, если бы не природное любопытство – зачем в комнате два воздуховода? Немного повозившись, он открыл кодовый замок и прошел на пульт управления дверями. Отключить датчики было делом минутным.
Вернувшись на пост и, вновь приоткрыв дверь, Фёдор еще раз, очень внимательно, осмотрелся. Дверь на свободу была в пяти метрах от него. Он выскользнул из двери и, еще раз осмотревшись, пошел к выходу.
Он продвигался очень осторожно, опасаясь еще какой-нибудь ловушки, но все было спокойно. Перед самой дверью Фёдор снова остановился и просканировал все пространство. Ничего. Он открыл дверь в тамбур и прошел в последний, перед выходом наружу, отрезок коридора.
И в этот момент, метрах в двух от свободы, Фёдор услышал серию механических щелчков, и не успел он повернуть голову на звук, как на него бесшумно упала тонкая капроновая сетка. Фёдор начал выбираться из хитрых узлов, мысленно ругая себя, на чем свет стоит, но узлы, кажется, становились только сильнее. Через несколько минут он услышал шаги.
– Может быть, я смогу Вам помочь? – раздался над ним ехидный голос Костромина.
– Спасибо, я сам, – сквозь зубы пробормотал Фёдор.
– Боюсь, что сами Вы не освободитесь. Это специальная сеть, она еще сильнее затянется от ваших попыток выбраться.
Фёдор обессилено опустился на пол.
– Делайте, что хотите, – Фёдор повернулся так, что бы видеть Кирилла, хотя бы частично.
– Хорошо, я распоряжусь, что бы Вас вернули на Ваше место.
Кирилл ушел, оставив спеленатого Фёдора лежать на полу в двух шагах от выхода на свободу. Затем Костромин вернулся с двумя вампирами, теми самыми, что поймали Фёдора в подвале. Его грубо подняли и понесли, перебросив через плечо. Фёдор даже удивился – он уже решил, что его потащат по полу, позволив сосчитать все пороги и ступеньки, но Кирилл, видимо, был выше этого.
Вернув его в комнату, из которой Фёдор вышел лишь несколько часов назад, Кирилл этим не ограничился. Беляева приковали к тем самым вампирам довольно сложной системой цепей так, что он не мог теперь двигаться самостоятельно.
– Знаете, Вы заставили меня беспокоиться, – сказал Кирилл, когда процесс «упаковки» Фёдора был завершен.
– Почему я не почувствовал ловушку? – риторически спросил Фёдор.
– Потому что ее не было, – охотно пояснил Костромин.
– Чуть яснее объяснить ситуацию Вас не затруднит? – доброжелательно спросил Фёдор.
– Нисколько, – улыбнулся Кирилл.
Если бы кто-то слышал этот разговор, но не видел происходящей сцены, он бы решил, что беседуют, если не друзья, то старинные приятели – точно. Увы, посмотрев на происходящее, эти иллюзии рассеялись бы, как дым. Фёдор, скованный по рукам и ногам, сидел на больничной койке, рядом с ним стояли огромные, как горы, вампиры. Перед ними стоял Кирилл Костромин в элегантном сером костюме, темно-сером шелковом галстуке и замшевых перчатках.
– Ловушки не было. Просто на потолке висела капроновая сеточка. Это ведь не опасно, правда? А висела она на крючках, так что все надежно. Одна тонкость – крючки – биметаллические, от повышения температуры, даже на три градуса – распрямляются.
Фёдор не выдержал и засмеялся:
– Это же просто гениально!
– Спасибо. Меня не просто так держали на службе.
– Так это Ваше изобретение?
– Мое. Ему уже лет семь. Разрабатывали ловушки для экстрасенсов… С ними… с вами, паранормальными, это же просто наказание! Вот и приходилось выкручиваться. Самое надежное – это самое простое. Ну, не смею более утомлять Вас своим присутствием. До завтра, – Кирилл вышел из комнаты. Фёдор остался наедине с вампирами.

Глава 40.
Друзья собрались у входа в метро ровно в полночь. Прежде чем войти в смутно освещенный холл станции, Кузя хмуро спросил у Ирины.
– Ир, может, ты не пойдешь?
Ирина решительно покачала головой.
– Я пойду с вами. Я и «Малыша» с собой взяла, – ответила Ирина, показывая Кузьме служебный ОЦ-21.
Кузя тяжело вздохнул.
– Ох.… Давай ты просто постоишь в сторонке? Толку от «Малыша»? Там же зомби! Я саблю в двенадцати церквях святил.
– Посмотрим, Кузьма Петрович.
Поняв, что спорить бесполезно, Кузя кивнул. Все вместе они вошли в метро и поехали бесконечные пролеты вниз. Сегодня, кажется, длина спуска увеличилась вдвое. Но вот, наконец, они оказались на платформе.
«Только бы Федька продержался, отчаянная голова! Славушка, Федька!!! Держитесь!» – думал Кузьма.
– Без десяти час.
У противоположного конца платформы стояла группа людей. Среди них был и Фёдор. Почти все они закрывали капюшонами лица. Надо всеми возвышались огромные конвоиры Фёдора. Сам Фёдор был грамотно растянут между двумя своими стражами – от его рук и пояса к ним тянулись стальные цепи. Рот у него был завязан широкой кожаной лентой. Впереди всех стоял Кирилл, в наглухо застегнутом пиджаке со стоячим воротником.
Увидев, кто стоит с похитителями Фёдора, Ирина как-то странно всхлипнула и, как зомби пошла вперед:
– Кирюша…
Костя ловко схватил ее за талию.
– Ирина Владимировна! Это уже не Кирилл! – но Ирина, казалось, не слышала его слов. Не имея возможности двинуться навстречу мужу, она вытянула к нему руки и крикнула:
– Кирилл! Боже мой!
Кузя стоял, словно громом пораженный.
– Кирилл Андреевич!
Кирилл ничем не выдал, что узнал жену. Взгляд его изумрудно зеленых глаз скользнул по людям, пришедшими с Кузьмой, затем переместился на Кузю.
– Прошу Вас, Кузьма Петрович. Я жду. Фёдор Михайлович – тоже. Ему совершенно не нравятся его конвоиры, и он жаждет избавиться от них, – Фёдор гневно фыркнул, – О, да! Вчера он практически убежал от нас…
Кузя, как заводная игрушка, приставными шагами пошел вперед, держа в левой руке сумку. Кирилл внимательно следил за его движением. Когда между ним и Кузей осталось метров десять, он отвел взгляд от сумки, махнув рукой конвоирам Фёдора, чтобы те подвели его к Кузьме, и посмотрел на жену.
– Ирочка, сейчас все закончится...
В этих словах была настоящая любовь и искренняя нежность. Ирина рванулась к нему с такой силой, что вырвалась из рук Константина, но ее тут же поймал Алексей, не давая ей приблизиться к мужу.
– Отпусти меня, отпусти! – она тщетно попыталась вырываться, но Алексей сжал ее, что было сил, и отошел с ней за спины других.
– Ирина Петровна, это же какой-то обман!
Эта сцена привлекла внимание стоящих вокруг Кирилла людей с закрытыми лицами. Они зашевелились, пытаясь увидеть лучше, и у одного из них сполз с головы капюшон. Увидев лицо чудовища, стоящего рядом с Костроминым, Кузя взвыл.
Красавица Всеслава сильно изменилась после того, как стала вампиром – черты ее лица заострились, глаза воспалились и впали, кожа превратилась в высушенный и ломкий пергамент. От былой красоты не осталось и следа. Не просто вампир, он понял, что она почти уже мумифцировалась. При виде Кузи ее лицо сложилось в странную гримасу – и только через биение сердца Кузя понял, что это улыбка. Улыбка девушки, увидевшей возлюбленного. Мёртвые губы Славки шёпотом произнесли его имя.
«Сволочь!» – ведьмак понимал, что всё кончено, что перерождение вряд ли возможно, но отчаяние и любовь к девушке сделали своё дело. С дикой, мальчишечьей яростью он посмотрел на Кирилла, затем на скованного друга. Он понимал, что если удастся им с Федькой выйти живыми, они придумают какое-нибудь другое средство для Славки, он всё равно заберёт её. Пусть даже такую.
Он выхватил саблю и двинулся на Кирилла, бросив сумку. От толчка она разорвалась и две колбы и несколько одноразовых шприцов выпали на мраморный пол.
– Кузьма Петрович! Вы напрасно это сделали, – угрожающе сказал Кирилл и щелкнул пальцами.
Все двери горизонтального лифта распахнулись и оттуда полезли, как змеи из гнезд, зомби и вампиры. Спутники Кузьмы мгновенно образовали кольцо, в центре которого осталась Ирина. Кузя с ужасом смотрел, как кольцо вокруг его друзей сужается.
Фёдор отчаянно рванулся, но его стражи с ухмылками дернули цепи и он оказался притянутым внатяг за руки, практически распят на цепях между ними. На миг бы сильнее и огры вырвали бы их совсем.
Кирилл усмехнулся и, расстегнув пиджак, сбросил его на пол, оставшись только в легкой футболке без рукавов. На его руках и шее уже были ясно видны следы расслоек полуразложившейся кожи, проходивших в местах прежних боевых ранений. Выхватив из-за спины клинок – широкий короткий меч в форме вытянутого листа, Кирилл легко прыгнул к Кузьме.
Сталь со звоном скрестилась. Ведьмак сражался со всей силой своего мастерства, молодости и ненависти. Но у Кирилла было преимущество – он был абсолютно спокоен. Он неуклонно теснил молодого противника.
Фёдор смотрел на то, как сражаются его друзья, пришедшие в смертельную ловушку ради него, как отчаянно бьется Кузьма, как в ужасе застыла Ирина, не понимая, как могут самые дорогие для нее люди сойтись в смертельном единоборстве, и внутри него разгорался огонь. Чтобы не видеть, как погибают близкие ему люди, Фёдор закрыл глаза.
Притертая пробка темного сосуда с эликсиром мудрости повернулась вокруг своей оси и выползла из горлышка. Золотистая жидкость полилась на пол и разлилась пятном странной формы – силуэтом птицы с распростертыми крыльями. Фёдор обессилено повис на цепях.
И тут Кирилл, ловко совершив обманное движение, поднырнул под саблю Кузьмы и, крутанув того за запястье, вырвал клинок у него из руки. Кузя отпрыгнул, а Кирилл бросил свой клинок в ножны и перебросил саблю ведьмака в правую руку.
– Превосходное оружие. Превосходный выбор. Оружие, убившее своего хозяина, будет служить мне…
Кирилл широко размахнулся, чтобы пластануть Кузю, клинок начал свое безжалостное движение, как что-то неуловимым для глаза движением оказалось на пути стальной заточенной полосы – Всеслава, как кошка бросилась наперерез смертельному взмаху. Окованный серебром клинок, заговоренный от нежити и освященный в двенадцати церквях, разрезал девушку, как масло. Самый конец сабли проехал по груди Кузи.
Всеслава вспыхнула, как факел, и через мгновение от нее осталась только горсть пепла. Кузя упал навзничь на каменный пол. «Славушка!» простонал ведьмак и потерял сознание. Кирилл сделал шаг вперед и, в запале, наступил на уже пустую колбу с эликсиром мудрости.
– Что? Какого…
Он раздраженно щелкнул пальцами. Его армия замерла. Кольцо Фединых друзей еще не было разомкнуто, хотя вид у них был и потрепанный, кое у кого рубашки были испачканы кровью. Зомби окружали их широким полукольцом, шипели и тянулись к людям, но не смели ослушаться приказа.
– Столько усилий.… Все в пустую… Фёдор Михайлович? Вы должны быть рады.… Эй, – взмах руки и изо рта Фёдора удалили кляп. Фёдор в отчаянии смотрел на лежащего друга.
– На что я наступил? Какой-то компонент?
– Да. Без него не подействует вторая часть, – гладко соврал Фёдор.
Кирилл фыркнул:
– Я предлагаю вам сделку…
– Вам нечего предложить мне.
– О! Многое… Я отпущу ваших друзей. Ирочка, конечно, останется со мной… А вы поможете мне выжить…
– Вы, вероятно, уже давно умерли. Кто оживил Вас, меня не интересует, но с нежитью я не веду переговоров!
Пронзительным взглядом врач поглядел на бьющуюся и пытавшуюся вырваться Ирину. Понял, что этот порыв совсем не ради него и не ради Кузьки, истекающего кровью.
– А Кузя? – Кирилл скривил губы в подобии улыбки.
– Причем здесь Кузя? Вы сказали, что отпустите моих друзей!
– О… Кузя… Он поднял против меня оружие… За это… Это и есть Ваш самый главный выбор – что я сделаю с ним… Я могу поднять его… Хотя их у меня много… Поднятых. Или я могу… Знаете, что… Он будет охранять вас … как собака…, – он взялся за плечо ведьмака и приподнял его так, чтобы Фёдор видел белое от потери крови лицо Кузьмы.
Фёдор закрыл глаза и от цепей у него на руках, полыхнуло пламя. За его спиной на мгновение сверкнули золоченые крылья невероятной красоты. И тут эти крылья увидели все. Глаза Фёдора приобрели нечеловеческий вид. Огонь! Все удивлённо застыли. Даже невозмутимый Кирилл. Стражи Фёдора вспыхнули и превратились в прах. Лишившись опоры, Фёдор рухнул на колени.
– У нас появился герой-одиночка! Вот так и стойте! Вы думаете этим меня испугать? Я могу просто убить его, и не позволю осквернить его прах. Решайте. Решайте! Ну?
Пришедший на мгновение в себя Кузьма, прорычал:
– Нежить ты! Нежить!
Разъяренный Кирилл сделал замах саблей. Увидев неминуемую гибель друга, Фёдор, собрав все силы, закричал. Это был даже не крик, а высокий, переливчатый звук, клекот орла, усиленный в сотню раз. От чего задрожал потолок, пол на станции. От неожиданности Кирилл выпустил Кузьму и тот, опять потеряв сознание, свалился Кириллу под ноги.
Лужа эликсира, растекшаяся у ноги Кирилла, взвилась в воздух и прильнула к его плечам спине, шее, рукам. В мгновение ока золотистая жидкость впиталась в кожу Кирилла, проникнув в кровь. Мужчина закачался, уронил саблю, поднял руку к лицу, глядя, как впитываются в кожу последние капли золотистой жидкости, и рухнул как подкошенный прямо на Кузьму.
– Нет! Кирилл! – крик женщины прозвучал на фоне шипевших и перешёптывающихся тварей.
Оттолкнувшись от пола Фёдор, все еще стоя на коленях, поднял глаза всю нечисть, что стояла на перроне, намереваясь броситься на него и его друзей, на бездыханного Кузьку, на ошеломлённую Ирину.
Он снова закрыл их.
«Не отдам! Мать Тьмы! Это порождения зла, а я твой сын! Нет у меня выбора! Лучше сгорю в этом огне я, но не мои друзья!!! Помоги им, возьми меня!» – и Фёдор начал гореть, боль охватила всё его естество.
Он давно позабыл, что это за мука, заживо гореть. Потеряв сознание от жуткой боли, Фёдор упал. Искры от погребального костра разлетелись по станции. Жуткое синеватое свечение охватило нежить, что стояла на станции метро в эту минуту. Свечение сгустилось и превратилось в ослепительное белое сияние, а затем в огонь. Очистительный огонь, как водопад, смёл всю нежить, не задев никого из Фединых друзей.
Все они с ужасом смотрели на обгорелые останки то ли птицы, то ли ангела. В отчаянной тишине вдруг раздался шорох. Друзья Феди и Ирина увидели, что сгоревшее тело начало принимать реальные очертания. Крылья исчезли, исчез Феникс и на его месте лежал обессиленный человек. Вокруг него сгустилось жемчужное сияние и опустилось на неподвижное тело складками золотистого плаща.
После жара Огня Созидания Фёдору было холодно. Холодно так, что сводило каждую мышцу, каждую клеточку тела. Фёдор, как сквозь сон, пытаясь встать, видел, как бегут к нему и к Кузе друзья. На лежащего Кирилла и обнимающую его, рыдающую Ирину он старался не смотреть. С трудом поднявшись, он несколько мгновений боролся с тошнотой, опираясь на одного из ребят, затем подошёл к Кузе. Встав перед другом на колени и прощупав пульс, Фёдор понял, что друг его мёртв. Он обнял Кузьму и закрыл глаза. По щеке прокатилась одинокая слезинка и спряталась в трехдневной щетине. Он думал: «Кузя, ну как же так! Братишка! Почему ты меня не послушал?»
Чья-то рука тронула его за плечо. Резким движением, от которого в глазах заплясали красные точки, он повернул голову и увидел, что Ирина протягивает ему полный шприц искрящегося эликсира жизни. В ее руках была на половину пустая колба. Рядом с ними на полу лежала другая колба с эликсиром жизни. Фёдор замер.
– На, Федя, возьми! Помоги им…
– А что это? – он показал на колбу из Кузиного пакета.
Алексей наклонился, небрежно взял ее в руки:
– Чай с медом. Кузя ожидал какой-нибудь гадости. Конечно, что они полковника Костромина превратили в такое, никто из нас даже представить не мог! Мерзавцы! – точным движением он отправил колбу в темный дверной проем.
– Кузенька мне эликсир отдал. Им двоим, наверно хватит… – вопросительно улыбнулась Ирина.
Фёдор улыбнулся в ответ и сказал:
– Да, Ириш! Конечно, хватит, только подольше пройдёт процесс восстановления, не сразу. Надо их в лабораторию отвезти.
Введя эликсир, Фёдор с удовлетворением заметил слабое подергивание ресниц на красивом Кузином лице, обезобразить которое не смогла даже смерть. Облегчённо вздохнув, врач горестно посмотрел на свою бывшую возлюбленную, его Мадонну, его мечту, на мать его нерождённых детей и понял, что потерял её навсегда. Не будет у них весёлой сероглазой дочки, точной копии Фёдора и мальчишки с огненно-рыжими волосами, как у Ирины. Она сделала мужу укол, и он протяжно застонал, сжал пальцы в кулак. Как в полусне Фёдор видел ребят, которые на носилках очень бережно уносили Кузю и Кирилла. Посмотрев вокруг, он увидел неровную кучку пепла, все, что осталось от Кузиной возлюбленной. Он взял горсть пепла в ладонь и прижал ко лбу. Поднявшись, он, пошатываясь, уже пошёл вслед за ними, когда его взгляд упал на саблю, что лежала на полу станции метро. Он подошел и наступил на клинок так, что сталь с жалобным стоном лопнула. Клинок, отнявший жизнь его матери, наконец-то был уничтожен. Он снова пошел вперед. Его ждала Ирина. Благодарно на него посмотрев, она несмело спросила:
– А как же Кирилл? Он же был мёртв?
Немного подумав, Фёдор ответил, буркнув себе под нос:
– Посмотрим! Срочно машину, ребята! Времени мало! Остальные препараты в лаборатории!
Вместе они пошли к выходу из метро.

Глава 41.
В секретной лаборатории, где еще сутки назад всем руководил Кирилл, было совершенно пусто. Фёдор проковылял к блоку управления энергией. Вспыхнул свет.
– Кузьму на операционный стол, Кирилла под жизнеобеспечение.
За его спиной раздалось смущенное покашливание. Он медленно обернулся, взглянул на смущенно столпившихся у порога парней, махнул рукой:
– Кузьму на этот стол, Кирилла – вон в то кресло. Подключить тоже никто не сможет?
– Мы вообще-то военные.… Это же не вывих дернуть…
– Хорошо. Кузю разденьте, рану не трогайте, я сейчас зашью.
Фёдор подошел к Кириллу, подключил его к питательным веществам.
– Ир, сядь, вон там. Все у него в порядке будет. Вон видишь за полчаса, что мы ехали, под расслойкой новая кожа.
– Он… Он весь.., – еле лепетала Ирина полумертвая от страха за мужа только вернувшегося и уже снова почти потерянного.
– Да все будет нормально! Честно!
Оставив Ирину и Кирилла, Фёдор вернулся к Кузе. Юноша мелко и судорожно дышал, кожа была покрыта каплями холодного пота.
Фёдор вздохнул и начал зашивать глубокую рану на груди.
– Фёдор Михайлович, как с Кириллом Андреевичем будет? – спросил кто-то из спецназовцев, Федор не заметил, кто.
– Все с ним в порядке будет… Здоровее, чем был... станет.., – пробурчал Фёдор, не отвлекаясь от операции.
Ему было больно и горько, что его возлюбленная и эти смелые и достойные люди больше беспокоятся о человеке, завлекшим их в смертельную западню, чем о добром и бесстрашном мальчике, который ценой своей жизни пытался их всех защитить.
Фёдор прооперировал Кузю и подключил его к аппарату жизнеобеспечения.
– Пусть пока здесь полежит. Не знаю я, что там в других помещениях. А здесь нормально.
В этот момент Кирилл протяжно застонал, приходя в себя.
– Ирочка…
– Да, да, Кирюша! – Ирина заплакала в три ручья.
– Кирилл Андреевич, как вы? – над ним наклонились Андрей и Валентин.
– Ох… Ничё… А вы откуда здесь? Прямо с юбилея приехали?
Мужчины растеряно молчали.
– Нет, Кирюша, ты долго болел… После того, как она тебя укусила, – сквозь слезы сказала понявшая все Ирина.
Бездушный прогноз врача, оживлявшего Кирилла первый раз, был верен – он ничего не помнил.

Неделю Фёдор, несмотря на недомогание, приезжал в лабораторию, с радостью отмечая, что и Кузе и Кириллу становится лучше. На работе он взял один из неиспользованных отпусков и отключил сотовый телефон. В конце концов, в Петербурге были другие врачи, а других друзей у Фёдора не было.
К его удивлению, Ирина не сидела неотрывно около мужа, а куда-то исчезла на второй день, появляясь в лаборатории только, когда там не было Фёдора. К его полному изумлению, его бывший враг и счастливый соперник вызывал в нем все больше теплых чувств.
Кирилл действительно был всем тем, что о нем рассказывали Фёдору и еще больше – эрудированный и остроумный собеседник, мужественный и честный человек, офицер до мозга костей. Узнав, что официально он умер, и его не было три года, он мужественно перенес этот удар. Через несколько дней он с большим интересом стал расспрашивать о том, что произошло в это время в мире. Когда Фёдор ушел в очередной раз «на поверхность», Кирилл сказал Кузе:
– Хорошо, что ты и Фёдор были с ней. Если бы кто другой… Фёдор очень деликатный и честный человек. Хорошо, что настолько честный…
Кузя только вздохнул:
– Себе во вред…
Через неделю Фёдор отключил обоих мужчин от жизнеобеспечения, решив, что они уже могут питаться и действовать самостоятельно. Придя в лабораторию на следующий день, Фёдор застал там только Кузю. Молодой мужчина протянул ему письмо, стараясь не встречаться с ним взглядом.
– Они уехали… Ирина в Сибирь перевелась. А Кирилл… Ира сказала, что придумает что-нибудь…
Фёдор прочел письмо. Губы у него были плотно сжаты, во всем остальном он никак не проявил своего волнения. Прочитав письмо, он сжал его в руке. На листе бумаги Кузьме были видны написанные рукой Ирины слова: «Спасибо тебе за все, Ирина».
– Ну и?...
– И все… Они просили поблагодарить тебя. Кирилл хотел остаться, сказать тебе всё лично, но Ирина очень спешила.… И они ушли.
Фёдор задумчиво процитировал:
– «А примерно через год я встречу достойного мужчину и выйду за него. Никому и в голову не придет, что это мой давно умерший муж». Достойного… Достойного… Ну дай-то Бог!
– Федь.… Не бери в голову, это фигура речи такая. А Кирилл Андреевич… Если бы он тогда живой был, а не мертвый… Он бы меня в два замаха зарубил…
– Да все нормально, Кузя… Все хорошо… Ведь это Кирилл спас меня тогда в сокровищнице Яньло-вана… Вот так и получилось, все мы обязаны друг другу жизнью… Мы – Кириллу, Кирилл – нам… Хитро все закручено, не придумаешь нарочно…
С этими словами Фёдор уронил письмо, потянулся за ним и, без звука, повалился на пол.

Глава 42.
Очнулся Фёдор в огромной кровати, немного, безо всякой охоты, побарахтался в пуховых недрах и провалился в глубокий здоровый сон. Проснулся он оттого, что солнечный луч бил ему прямо в глаз. Он недовольно чихнул и перевернулся на другой бок.
– Федя? Проснулся? – у его кровати сидел Лёня.
Фёдор осмотрелся. Он был в доме у Кузи, в своей любимой мансарде, где жил, приезжая в гости. От мысли о том, что еле живой Лёня тащил его на себе через два города, Фёдору стало совсем тошно.
– Привет… Ты как? – попробовал приподняться Фёдор. Получилось плохо. И говорить и приподниматься.
– Да я-то хорошо! Меня три дня как выписали. Это ты как? Кузька вчера позвонил, говорит: «Федьке плохо!», мы с Оксаной и метнулись быстрее на Канонерский. Еле твою лабораторию нашли-то! Скитались, скитались по этому пустырю, думали, Кузьма ошибся. Насилу отыскали. Замаскировал под помойку какую-то. Ты лежишь, мерзнешь, чушь всякую несёшь… Кузька сидит зеленый – краше в гроб кладут. Я тебя на плечо и… всё. Есть хочешь?
Фёдор вздохнул и понял, что он ужасно он хочет есть, просто умирает от голода.
– Очень.., – и снова стал засыпать.
– Не спи, я мигом, – сквозь сон услышал он слова Леонида, но сил просыпаться уже не было.
Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво тряс его за плечо:
– Федя.… Проснись. Надо тебе поесть, – теребил его Лёня.
Фёдор через силу разомкнул веки.
– Я хочу спать…
– Фёдор Михайлович! Я бульончика сварила, – из-за плеча Лени выглядывала Оксана.
– Спасибо, Оксаночка… Я так спать хочу…
– Горяченького бульончика…
– Куриный?
– Нет, Кузя сказал – «только говяжий».
– Спасибо…
Фёдор попытался выбраться из-под перины, но только вновь начал барахтаться без толку. Лёня сочувственно качнул головой и ловко вытащил Фёдора из пуховых объятий.
– Тебя с ложечки покормить? – с ехидцей спросил актер.
– Сам такой.., – ответил Фёдор, взял в руки тарелку с огненным бульоном и в один момент выпил его весь.
– Спасибо.., – пробормотал Фёдор, уже погружаясь в пух, – Оксаночка, я только для студентов Фёдор Михайлович, вы же не собираетесь у меня.., – он не договорил, он спал.

Когда он проснулся, был уже вечер. Чувствовал он себя намного лучше и тут он понял, отчего он проснулся – до него донесся запах жарящегося шашлыка. Самостоятельно выбравшись из постели, Фёдор нашел одежду и вышел на балкон. Ветерок пронесся по небу, коснулся Фёдора, зашуршал ветками деревьев, полез Фёдору за воротник. Ему стало нестерпимо холодно, он быстро вошел внутрь, сел на кровать. Несколько минут зябко ежился, но потом решился и пошел из комнаты вниз, к друзьям.
Друзья сидели поодаль от дома, в шезлонгах и сосредоточенно питались жареным мясом. Собственно, сидели только Оксана и Лёня, Кузьма угощался прямо перед шашлычницей, попутно дожаривая очередную порцию.
– А я, значит, хоть с голоду помри, так? – сказал Фёдор, незаметно подойдя к компании. Все трое уставились на него, а затем радостно загалдели:
– Федька, очнулся!
– Фёдор Михайлович, вы же замерзнете? Идите к огню!
– Федя! А я твою часть решил попозже зажарить!
Фёдор усмехнулся, сел в шезлонг около Оксаны, поближе к шашлычнице, и ответил всем сразу:
– Привет, я решил проснуться.
– И молодец! – ответил Лёня.
Затем Фёдор перевел взгляд на Кузю и спросил:
– И что? Мне теперь не достанется?
– Чушь какая! – возмутился Кузя, протягивая Фёдору шампур с еще скворчащим мясом, – Тебе, да не достанется?
– Спасибо, – сказал Фёдор, принимая угощение.
Он вцепился зубами в меру прожаренный и горячий кус мяса, рот наполнился мясным ароматным соком, совсем близко запахло горящими угольями, сухим вином, специями, жареным луком, мятным холодком. Фёдор откусил и стал медленно смаковать то великолепие, что масляно растекалось по языку, дразнило нёбо, заставляло вибрировать в предвкушении желудок.
От гурманских наслаждений его оторвал чей-то голос, он не заметил, что Лёня что-то спросил.
– Что ты спрашиваешь? Я что-то прослушал…
– Чем ты приболел-то? Похоже, гриппом заразился?
– Ага, птичьим! – радостно возвестил Кузя от мангала. В этот же момент язык алого пламени вырвался из недр печки и спалил весь шашлык, что Кузя держал в руках. Оксана ахнула, Кузя укоризненно покачал головой, Лёня радостно заржал.
– Печку надо чистить… Досадно.., – грустно сказал Кузя.
– Фёдор Михайлович, а разве в России он есть? Вроде никто еще не заразился…
Фёдор посмотрел на Оксану:
– Оксаночка, я же просил Вас не называть меня по отчеству. Меня Федя звать. А начет птичьего гриппа, это наш палеонтолог шутит.
– Пойду еще мяса принесу, – обижено сказал Кузя и ушел на кухню.

Утром Фёдор, придя на веранду, увидел четыре крупных деревянных ящика, что стояли на крыльце. Вокруг них кругами ходил Кузя.
– Федь! – звенящим голосом позвал Кузьма друга, – Федь! Ирка-то совсем с ума спятила!
– Что случилось?!
– Вот, погляди! – Кузя показал на ящики.
– И? – спросил Фёдор.
– Прянишниковскую коллекцию! Мне прислала! На, читай, – он протянул Фёдору листок бумаги.
– На словах скажи. Это, все-таки, тебе письмо, не мне.
– Ой, да ну тебя! – Кузя был возбужден и обрадован, как ребенок, – Написала, что ей в Сибири минералы эти не нужны, а я их сто раз просил... Что это подарок, на память! Она ненормальная, правда! Она их могла продать за…
– Она решила сделать приятное другу, Кузя, только и всего, – улыбнулся Федор, понимая, что хотела сказать Ирина этим подарком, – Разбирай подарок, не место ему на крыльце.

К вечеру на веранде творилось нечто невообразимое – все сверкало, переливалось, светилось от невероятного количества друз, жеод, щеток кристаллов, аммонитов, отпечатков скелетов панцирных рыб. Они стояли на столе, на камине, на сервировочном столике, на подоконниках, в не полностью раскрытых коробках. На столе, занимая его практически весь, лежал янтарный самородок с любимой Кузиной стрекозой. Рядом с ним, на краешке пристроились аммониты, с другого конца, чтобы не дать столу перевернуться, а скорее принуждая его рухнуть на пол, стояли кристаллы турмалина, винно-черные даже в лучах ослепительного солнца.
Сейчас веранду Кузиного дома заливали лучи садящегося солнца. Фёдор все еще болел, и старался быть на солнце как можно больше, но все равно мерз, даже не смотря на невероятную жару, что была этим летом. Кузя принес из погреба ведро каменного угля и начал растапливать камин. Фёдор, решив, что ему уже недостаточно просто лежать, с утра нарубил поленицу дров, очень устал даже не пошел к себе в спальню, устроившись на веранде.
Фёдор полулежал на софе, перебирая струны гитары. Кузя уморился перетаскивать и сортировать новые игрушки, и теперь присел отдохнуть. Растопив камин, Кузя уселся у стола в своей любимой позе, раскачиваясь на стуле. Но то, что было приятным теплом для заболевшего феникса, пусть даже и бывшего, для человека было нестерпимой жарой. Помучившись на жаре несколько минут, Кузя встал, что бы найти себе место прохладнее.
Окинув веранду взглядом, он встал со стула и пересел на место максимально удаленное и от камина и от Фёдора, привычный к тому, что Фёдор обязательно зацепит стул, если ему выпадет такой шанс. Этой игре было столько лет, сколько Кузьма себя помнил. Фёдор внимательно следил за перемещениями Кузи. Убедившись, что Кузя вне его досягаемости, Фёдор переключил свое внимание на гитару и начал играть сначала тихо, потом все сильнее и ярче.
Но достойной музыки не получилось – как только он начал проигрыш к романсу, на чердаке раздался вой и топот. Фёдор прихлопнул струны.
– Дубина стоеросовая! Песню испортил! Что он воет у тебя весь день?
– Весь день? Наверное, он голодный…
Кузя, наконец, достиг полного равновесия на стуле и наслаждался моментом невесомости, закрыв глаза, не замечая, как Фёдор осторожно подвинулся на софе, примериваясь для броска. Для этого было необходимо отложить гитару. Поэтому следовало продолжить разговор, что бы отвлечь Кузино внимание.
– А ты его, что, не кормил?
– Я думал, ты его покормил…
– Вот те раз! Я его должен был покормить? – искренне изумился Фёдор.
– Ну да, ты же дрова рубил…
– И? Я нарубил дрова, я же и кормить твое чучело? Сдался он мне! Иди, давай, покорми его!
– Я думал, ты отнес ему пару чурок. Да ну его. Не помрет.
– Ты что, Экзюпери не читал? – Фёдор наконец достиг точки, из которой он мог нарушить нирвану Кузьмы и ловким движением соскользнув с дивана, подцепил ножку раскачивающегося стула. Но, бывший начеку Кузя со смехом вскочил со стула, и вновь оказался вне досягаемости Фёдора. Стул с грохотом упал на пол. На чердаке раздавался уже не просто вой. Там стоял грохот от топота и звона цепей.
Кузя выругался:
– Вот сволочь!.. Раздухарился! Счас потолок мне обрушит! Да ну, к чертовой матери, не пойду я за дровами! Пускай консервы жрет!
Кузьма взял ведро, наполненное до половины углем, и пошел в глубь дома.
Фёдор, вновь удобно устроившись на софе и укутавшись в плед, спросил в спину Кузе, просто желая его подразнить:
– Соседи ни разу МЧС не вызывали?
Кузя на пороге удивленно обернулся:
– Приехали разок… – не договорив, он ушел, было слышно, как скрипят половицы, все более удаляясь, и, наконец, стали не слышны, а потом прекратилась беготня на чердаке. Через несколько минут в двери возник Кузя, но уже без ведра.
– Так что с МЧС? – сонно спросил Фёдор.
– А… – Кузя поднял стул и уселся еще дальше, чем в первый раз, – Ну… Я сказал, что палеонтолог.… Это, мол ископаемое… Они поверили, кажется… А… Я, когда они приехали… Да я даже не заметил, как они в дом-то вошли, я топор точил в гараже… глядь, из дома кто-то бежит… Ну я и выскочил наперерез!
Фёдор захохотал так, что уронил на пол гитару. Его смех был заразителен, и Кузя присоединился к веселящемуся другу, засмеявшись, первый раз после гибели Всеславы. Отсмеявшись и окончательно проснувшись, Фёдор снова взял гитару и запел романс. Солнце играло на великолепном дереве старинной гитары, на ярких струнах, на полированной мебели, на стеклах и хрустале, на кристаллах и янтаре, и вся комната переливалась ослепительным светом так, что у Кузьмы заломило в глазах. Он перевел взгляд на Финский залив, но и там не было ничего не сверкающего – садящееся солнце зажгло каждую волну, подарив каждой складке на глади залива огненный гребень.
Тогда Кузя закрыл глаза и стал слушать музыку. Пока Фёдор поет, можно не ожидать коварного нападения...

Конец. Февраль-июль 2007 г.