Истоки моей рейханутости или Спасибо советскому агитпропу за моё весёлое детство
Эссе
«…Читала я всё это в детстве, читала и стала рейханутой…»
Из переписки в форуме
Непривычное слово в заглавии программа-редактор подчёркивает – его нет в словарях, но более удачного термина я не придумала, а словечко это попалось мне на форумах.
«…Им набили морду. В итоге восхищаться стоит (согласно Ницше) более сильными, т.е. РУССКИМИ!!!» - эти слова одного приятного молодого человека прочла я недавно под фотографией из моего альбома. Мне кажется, лёгкая обида сквозит между строк этого поста. Вообще-то, довольно понятная обида, вытягивающая на размышления.
Начну с цитаты. Сергей Кормилицын, «Орден СС. Иезуиты империи»:
«Изображать противника – настоящее искусство. Главное тут – не перейти определённую грань, не сделать образ врага слишком мрачным или слишком юмористическим. /…/
Советская пропаганда в таких «танцах на волосяном мосту», между правдой и вымыслом, преуспела чрезвычайно. Для того, чтобы убедиться в этом, стоит лишь перелистать наши газеты времён войны. Искусность изображения «фрицев» просто поражает. Классический «фриц» со страниц газеты»Правда» - безжалостный зверь и палач и одновременно персонаж откровенно придурковатый и незадачливый.»
Так было во время войны. Но потом «волосяной мост» стало раскачивать. В нашей литературе и особенно в кино выделились два сорта персонажей , обозначающих врага – безжалостный солдафон, не знающий сомнений в выполнении любого приказа занял один полюс. На другом , гораздо менее заселённом пребывали почти кристальные личности, сверкавшие благородством и начищенными сапогами, как например Генрих Шварцкопф в исполнении великолепного Олега Янковского (фильм «Щит и меч»). Лиознова, кстати, эту ошибку не повторила – у Штирлица в сериале конкурентов не было.
Врагу (немцам) противопоставлялось сплочённое сообщество советских людей, которые, не будь Гитлера, горя бы вообще не знали. Каждый – от младенца любого пола до старика со старухой был уверен в победе с первого дня войны и мечтал попасть на фронт. На фронт просто рвались всеми силами, шли на обман, подделки и подлоги. Основной заботой военкомов было не пускать в ряды мобилизованных незаконных энтузиастов. В этой благостной панораме особо стояла тема плена. Слово «плен» нельзя было ни произносить, ни шептать, ни думать о нём. «Мой муж (отец, брат, жених) не пропал без вести! (то есть не в плену), он погиб!» - фраза, с негодованием произнесённая персонажем, почти без изменений кочевала из рассказа в рассказ , из романа в роман. При этом я говорю не о проходных бездарных вещах, которые старалась не читать вообще. Был даже рассказ, целиком посвященный мальчику, который ВЕРИТ в то, что его отец убит (пришло сообщение о пропаже без вести). Мать всеми силами поддерживает в нём эту веру…. Итог счастливый – отец действительно убит.
Удивительно, но часто от нас не отставали и другие – французы, например. Известный рассказ о том, как девушка, которая вынужденно согласилась стать любовницей немецкого солдата, потом утопила рождённого от него младенца, думаю, читали многие.
И всё-таки мы превзошли всех на этой ниве. Наверное, апофеозом патриотической жертвенности стала история, поведанная детским(!) писателем Юрием Яковлевым в рассказе (надеюсь, целиком выдуманном), который называется «Тяжёлая кровь». Произведение это не забыто, его легко найти в интернете. Перескажу его вкратце (это того стоит, поверьте!) Подросший сын сельской учительницы становится подпольщиком и попадается, ему грозит неминуемый расстрел. Мать бросается спасать сына, ей удается уговорить немецкого майора, отвечающего за все это дело, он задерживает исполнение приказа о расстреле и разрешает учительнице забрать одного из приговорённых. Она видит, что сын стоит среди своих одноклассников, то есть её учеников. Учительница в душе героини берёт верх над матерью, она говорит немцу, что её сына среди обречённых нет, а после приведения приговора в исполнение бросается к своему мёртвому ребёнку на глазах у изумлённого оккупанта. Вот такой выбор Софи наоборот.
Понятно, какую цель преследовали создатели подобных произведений. Но эффект достигался обратный , я уверена, для очень многих читателей. Я гораздо лучше понимала оторопь молодого немца, не успевшего стать отцом и вдруг узнавшего о поступке девушки, которую он любил и для которой делал только добро. Я отлично чувствовала потрясённость того майора, на глазах которого, в сущности, мать убила сына. И которому потом
Читать далее...