Умудренный не по годам, рыл он снег серебристый под кленом.

Навсегда я останусь с тобой, я спасу нас обоих от стужи,

Потому что под этой луной мне никто больше в мире не нужен!

Я сейчас закопаю нас в снег, там тепло, отогреются лапки,

Мимо быстро прошел человек, в зимней куртке и пуховой шапке.

А потом все опять расцветет, будет солнце сиять над землей,

И никто никогда не поймет, что пришлось пережить нам с тобой.

Ты держись! Не смотри, что я мал, что в кровь изодрались лапки,

Я не выдохся, просто устал, ничего, нам помогут боги!

Нет, серьезно, я слышал о них, есть такие кошачьи боги.

Даже ветер в долине стих, слушал сказ малыша у дороги.

А котенок копал и копал, вспоминая о солнечном лете,

Он, безумец, еще не знал, что остался один на свете.

Рядом с ним, на седом полотне, еще теплое тело лежало,

А из глаз, по мохнатой щеке, золотая слезинка бежала.

Эй, малыш, перестань копать, все равно ей уже не поможешь,

Будет лучше тебе поспать, о нее погреться ты сможешь!

Но безумец не слышит, сопит, он не сдастся теперь холодам.

И упрямо во мглу твердит, я тебя никому не отдам.

Время - за полночь, люди спят, находясь в поддельном раю,

У котенка глаза блестят, он закончил работу свою!

Тихо, тихо ступая на снег, подошел туда, где трупик лежал.…

И почти как человек, он на ушко ей прошептал:

Милая, милая моя! Я с тобой! я тебя никому не отдам!

Я у клена, под снежной горой. Нам построил постельку, мам!

Он туда перенес ее. А потом закопался сам.

Колыбельную пел мороз, Но ее не услышать вам!

Колыбельная эта для тех, кто любовью всю жизнь живет.

Забывая о бедах своих, Только верность в крови несет.

Он, безумец, в холодном снегу. Он за ближнего душу отдал.

До последнего мига, в бреду, Он за шею  ее обнимал.