You've got a lot to say for the one that pushed me away
I give, you take, some things they never change
Just change
(c) You Me At Six - Stay With Me

А еще впервые, пожалуй, за всю жизнь в моей душе поселилась обида. Она грызёт меня изнутри, топчется по сердцу, но никуда не исчезает - а куда ей?
Обида на всех, кто обижал меня, ранил своими действиями, кто был несправедлив и никогда не просил прощения за свои поступки. Я всегда всех заочно прощала, я не держу зла, я пытаюсь оправдать человека, даже если ему это не нужно, но, видимо, я дошла до той точки, когда внутренние резервы закончились.

Боже мой, совсем недавно была годовщина смерти Веркиного папы. Совсем скоро будет два года года с Юлькиной смерти, а еще чуть позже - дедушкины два года.
Я не знаю, с какой скоростью лечит время. Эти раны кровоточат до сих пор.

Я так искренне радуюсь, когда вижу, что дорогие мне люди счастливы: я готова на все мыслимое и немыслимое, чтобы каждый из них улыбался. Их счастьем я сейчас и живу, потому что в душе у меня пустота и арктический холод.

Эта вспышка не гасла за пару минут –
Освещала все солнечным светом:
Очертанья домов, где покой и уют,
Студентов, что только под утро уснут.
Вспышка ярче светила летом.

Эта вспышка сияла особо тогда,
Когда в моду входила беспечность.
И гудели в Питере провода,
И на юг отправлялись в путь поезда,
И казалось, что лето будет всегда –
Оно длилось практически вечность.

Полюбить эту вспышку было легко,
И влюблялись в нее без оглядки.
Вспышку звали Юляшей, Юлькой, Юльком,
Вспышка предпочитала чай с молоком,
Отзывалась на фразу «Послушай, Малько»
И съедала мои шоколадки.

Ей бы жить, обнимая загадочных лиц
И чихая на ваши запреты,
Просыпаться не утром под пение птиц,
А когда уж проснется, и из-под ресниц
Потихоньку выныривать в мир сверху вниз,
Только вспышка разбилась с рассветом.

Села всем опасеньям наперекор
В это мотоциклетное стремя.
Кто-то сверху, кто вынес в ту ночь приговор,
Словно в нас расстрелял всю обойму в упор,
И с тех пор кровоточит всегда, и с тех пор
Ненавижу прошедшее время.

И неоновый свет обездушенных ламп,
Что едва разгоняет сгустившийся мрак,
И тот факт, что любой на дороге дурак
Может так поступить с нами всеми.

Если это все жизнь, тогда я не живу,
Каждый нерв натянулся, похож на струну,
Я горю, как самсунг на зарядке.
Это так. Се ля ви. It’s my terrible loss.
Уже поздно мечтать о том, что не сбылось.

…Что-то вспыхнуло в небе и ярко зажглось,
Значит, всё у нас будет в порядке.

В.: Давай Ленок, чтоб завтра была позитивная)) буду тебя обнимать)
Е.: Я всегда позитивная)

Да, я всегда позитивная. Почти всегда улыбаюсь. Потому что если я позволю себе расклеиться и хотя бы на секунду опустить руки, я не знаю, что со мной будет.
Я устала от проверок на прочность. Последние полтора года я только и занимаюсь тем, что борюсь, борюсь со всем: с болью, с потерями, с преградами. Я устала хоронить близких людей. Я устала читать медицинские карты и осознавать, что все плохо, действительно плохо, еще у одного родного человека. Я устала бояться, что снова случится неизбежное. Я не знаю, как пережила третий курс, когда патанатомия у нас была в морге, и каждый раз, каждый, сука, раз, я заходила туда с дрожащими руками. Я ужасно боялась увидеть на столе кого-то знакомого.
И я ударилась в учебу. После самой первой тройки по химии в первую сессию я три года исправляла зачетку. Три, сука, года я тянула этот чертов средний балл к заветным 4,8, и почти справилась, но... Давай, Лена, ты же привыкла бороться, начни-ка в очередной раз все сначала.
И я начну. У меня совсем не осталось сил, я вымотана до предела, но я соберусь и опять начну с нуля.
Потому что иначе это будет значить, что я опускаю руки.

Запах кофе и хлеба, рассеянный сумрачный свет
В запыхавшемся небе соборный тяжелый костяк.
Говорю о тебе: "У меня есть знакомый поэт",
И, пожалуй, я только тебя сформулирую так.

Вот дефисы мостов, стадиона зеленый овал,
Акварельная морось и ветер, летящий с реки,
Твой неистовый город когда-то тебя срифмовал,
И теперь ты уже не покинешь четвертой строки.

Поднимись на чердак, расплатись за пролет винтовой
Перестуком шагов, перезвоном холодных ключей,
Если лето приходит - то лето идет за тобой,
Ты единственный сторож его и его казначей.

Каждым утром с тобой просыпается россыпь дворов,
Перебранка растрепанных листьев, клубника на льду,
Потому что писать - это справится каждый второй,
А вот жить это всё - тут я вряд ли второго найду.

По тяжелой траве, заплетаясь, идут игроки,
По лиловой брусчатке несутся хмельные врачи,
Ты не бросишь ни текста, ни этой четвертой строки,
Потому что в ответе за тех, кто тебя приручил.

Я не знаю, что будет со всеми, что будет с тобой,
Знаю только шаги винтовые - один за одним.
И еще - что никто никогда не разрушит собор,
И не вычертит площадь, как та, что простерлась под ним.
(с) izubr

Он так приходил - раздавался звонок.
В прихожей, почти что не чувствуя ног,
Стояли мучительно молча.
Ни разу заранее не говоря,
В начале июля, в конце сентября,
Чуть дождь мостовые намочит.

Он так оставался - почти навсегда,
Сердито на кухне кипела вода,
И в масле шипели пельмени.
В стиральной машине - круженье носков,
А мы обсуждали сезон отпусков,
И то, что дожди к перемене

Времен. Ну, хотя б, к переводу часов ,
И тек по столу парафиновый сок,
Ломаясь и хрустко, и хлёстко.
И свечи чадили, и реки текли
Монахи по городу весело шли
И медлили на перекрестках.

Он так уходил - он смотрел на часы
И брови - две тёмных прямых полосы -
Сходились и вновь расходились.
Потом обувался и долго еще
Завязывал шарф, укрывался плащом,
Как кожей сухой крокодильей.

И в масле шипела проклятая суть
Того, что не нас на носилках несут,
Но вещи, привыкшие к носке,
Потом переходят к друзьям и другим
Друзьям, из которых иные - враги,
Застрявшие на перекрестке.

Он так возвращался - и скоро уже,
Мигающий свет на моем этаже
Сменился на новый фонарик.
И реки чадили, и свечи текли,
И нас уносили. И нас унесли.
Остались пельмени, война их

Не тронула. То есть с собой не взяла,
И он не вернулся - такие дела,
Но запах сгоревшего масла
Когда его чувствуешь, колет десну,
Как хвост крокодилий тебя захлестнул,
И давит привычная маска.

Монахи, что босы встают на весы,
На реки - две темных прямых полосы,
И словно качели, качают,
Остались стоять между этим и тем,
На страже, на том перекрестке систем,
Которые время вращают.

И темные брови сходились. Потом
Глотаешь дожди пересохшим зонтом,
Дожди, перекрестки и знаки.
Потом возвращался. Потом уходил,
И в небе летел молодой крокодил,
Зеленый и синий с изнанки.
(c) izubr

Из новостей: на новый год мы с Веркой сорвались и улетели в Египет, билеты купили за два дня до отъезда. И получилось невероятно круто. Эти три дня там, на свободе, далеко, где не было ни одного знакомого лица, были настоящим раем. Плюс ко всему, нам очень повезло с компанией: ребята, подсевшие к нам на новом году, оказались замечательными, мы провели с ними двое бесконечных суток, они провожали нас до половины пятого утра, и вот сейчас, вернувшись в Россию, узнавая их все больше и больше, я понимаю, насколько нам повезло познакомиться с ними. Это традиция - в каждой поездке знакомиться с потрясающими людьми.

История вкратце: я была влюблена, а потом включила мозг и просто перестала. И совершенно правильно сделала.
И сейчас одногруппницы искренне охуевают от количества мужиков в моей жизни, которые по непонятным причинам совершенно искренне мной восхищаются.
Вся забавность сложившейся ситуации заключается в том, что мне по большому счету все равно.