У д'Артаньяна кончились деньги, улицы, у д'Артаньяна кризис прожитых лет,
На подоконнике комнаты квохчет курица, и не осталось искренних на земле,
От д'Артаньяна снова друзья разъехались, у них опять каникулы, урожай.
Он пьет вино, на небо глядит с прорехами и думает куда-нибудь уезжать.

У Арамиса лысина на макушке вот, у Арамиса белый воротничок,
Стихи не пишутся, он и не пьет, не кушает, он руку тянет - нет, не найти плечо,
От белошвейки письма не доставляются, сирень за окнами кельи цветет пока.
Он всех зовет на ужин и проставляется и думает, что у Бога опять в руках.

А у Портоса осень, охота, общество, ему бы заготовить на зиму все,
Над замком флаг баронский еще полощется, и пастор говорит, что Бог всех спасет,
Портос ночами думает и ворочается, его тревожит печень и суета,
Он написал Атосу глубокой ночью четыре непривычных ему листа.

Атос сидит один и уже не думает - всю жизнь продумал, можно теперь сидеть.
Он пьет, конечно. Ночь непривычно лунная. Таких не бывает в двадцать и в тридцать лет.
Свеча горит, и с улицы веет осенью, Атос читает письма, терзает ус.
Ему здесь все понятно: и волос с проседью, и бес в ребро, и эта живая грусть.

Атос берет перо и выводит весело строку за строчкой, спьяну легко писать.
Наутро д'Артаньян напевает песенку и выезжает в гости на полчаса.
Наутро Арамис, выбриваясь начисто, опять забывает слово из "Отче наш".
Портос же велит седлать и потом дурачится, и требует охоту на кабана.

Атос сидит, вино уж давно закончилось, хорошее - так вообще еще в феврале.
Он ставит точку. "Это не одиночество. Встречаемся послезавтра у д'Эрбле".

(с) capsolo

Во Вселенной, в моей, по крайней мере,
конкретные суждения слишком правдивы,
тверды, как горные массивы,
оттого и страшны.
Живём ощущениями, какой-нибудь верой.
Мечтаем, обжигаемся ложью-крапивой -
больно, но так ведь красиво.
Оттого и тошнит...
...от истины -
она для нас слишком сильная
и слишком ценная.
Поэтому я так люблю не чью-нибудь,
а именно свою Вселенную.

(с) changenick

Кадм представил план основания Фив:
Вначале предполагается убить дракона,
Затем насаждение финиковых пальм, олив,
Подготовка будущей энциклопедии Магона,

Дальнейшая перспектива — разрабатывать медь,
Недооцененную со времени оно,
Или — убить дракона и умереть,
Или просто убить дракона, убить дракона.

Кадм ищет воплощения своей мечте.
Ищет мечту, затем ее воплощенье.
Главное — это держаться на высоте,
Поддерживать градус должного возмущенья

Несовершенством окружающей среды,
Недостатком гармонии и порядка.
Кадм устроит в город подвод воды,
На огороде — экспериментальная грядка,

Но — сначала дракон, сначала дракон, дракон,
Где-то он кроется в непосещаемых скалах.
Если не уничтожить дракона, то он
Еще зашипит в завершениях и началах.

Еще он, смердящий, выглянет там и сям,
Собственной персоной, в виде ли нового клона...
Кадм в конце концов и сам обращается к небесам,
Чтобы превратиться в следующего дракона.

Рафаэль Шустерович (с)

все хорошо. у нас, на самом деле все не так уж плохо.
но
это "но" портит всю малину

она кричит, нас разделяет два этажа но что такое два этажа в доме построенном в начале 80-х, да и это скорее психология, я знаю что ей больно. когда-то я думала, что человек не может выть часами, хуйня, на самом деле кричишь даже после того как пропадает голос. наверное морфий уже не помогает, или что у нас теперь выписывают безнадежным? и да, пусть меня называют как угодно но если матери опять придется лечь под нож из-за онкологии она откажется. а я просто попрошу Анжелку свалить на день а мать отволоку туда, на четвертый этаж и заставлю 12 часов помогать воющей от боли женщине. это должно вправить мозги. шантаж и давление на психику, так это называется?
боже, тебя же нет, так какого хуя а? воздастся по заслугам, какие же заслуги у женщины что ее каждую секунду жрет по клеточке ее же организм? она что каждую ночь младенцев душила партиями?
иногда хочется оглохнуть. даже когда у нее пропадает голос. пусть она умрет скорее.

Из вереска напиток
Сбивает нас с копыт:
Король шотландский дернул -
И третий месяц спит.

Потом, когда проснется,
Пойдет на нас войной...
Пока он не проснулся -
Еще, брат, по одной!

Из вереска напиток
Бухнешь - и валит с ног.
Когда-то был я прыток...
Налей еще, сынок!

Припев:
Эй, эй, где ж мой стакан?
Все уже пьяны, а я не пьян!

©

Петр третий

Виктору Сосноре

Шорох волн набегающих слышен
И далекое пенье трубы.
Над дворцовою острою крышей
Золоченые светят гербы.
Пол паркетный в покоях не скрипнет,
Бой часов раздается не вдруг.
Император играет на скрипке -
Государство уходит из рук.
Держит строй у ограды пехота,
Государева верная рать.
Надо срочно приказывать что-то,
Что-то можно еще предпринять...
Спят в пруду золоченые рыбки,
Режут в кухне петрушку и лук.
Император играет на скрипке -
Государство уходит из рук.
Приближенные в страшной тревоге,
Приближается пьеса к концу:
Приближаясь по пыльной дороге,
Кавалерия скачет к дворцу.
В голос скрипки, тревожный и зыбкий,
Посторонний вплетается звук.
Император играет на скрипке -
Государство уходит из рук.
Блеском сабель и пламенем алым
Ненавистных пугая вельмож,
Он вернется огнем и металлом,
На себя самого не похож.
А пока, одинокий и хлипкий,
Завершая свой жизненный круг,
Император играет на скрипке -
Государство уходит из рук.

1987

I've lost my battle before it starts
my first breath wasn't done
my spirit's sunken deep
into the ground
why am I alone
I can hear my heartbeat
silence's all around

See hat will rise
so don't come closer
fear your child
born with a king's heart
but fate fooled me
and changed my cards
noone asked if I want it
if I like it

Pain inside is rising
I am the fallen one
a figure in an old game
no Joker's on my side
I plunged into misery
I'll turn off the light
and murder the dawn
turn off the light
and murder the dawn

Nothing else,
but laughter is around me
forevermore
noone can heal me
nothing can save me
noone can heal me
I've gone beyond the truth
it's just another lie
wash away the blood on my hands
my father's blood
in agony we're unified

I never wanted to be
what they told me to be
fulfill my fate then I'll be free
god knows how long
I tried to change fate

I plunged into misery
I'll turn off the light
and murder the dawn
turn off the light
and murder the dawn
©

Не йди від мене, ніколи не йди.
Я ховаю свій біль у облличах дощу
Ніби можна сховати його чи знайти...
Не йди,
я тебе не пущу...

Ти пісня на смак і ранковий сніг -
Холодний шепіт, безодня істерик...
Поки я спала -
ти писав всі мої пісні,
Малював мені берег...

Я зірву тебе, чуєшь? Зірву... Зірву!
Мені страшно тут спати,
в цій холодній траві...
Я пущу тобі в сердце
отруйну стрілу.

Вже пустила...
Лови...

Не йди від мене, ніколи не йди.
Я без тебе не зможу згадати хто я.
Я купаю долоні в піску
не твоїх слідів,
Я - спустошена Троя...

Blacksymphony, 'rewind'

Tsuzuki Asato_SX:


Off (посвящается)
Это небо тебя преследует,
сговорившись, должно быть, с Богом.
Жизнь девятая и последняя,
утро раннее – полседьмого:

ты не спишь, проведя, наверное,
к этой жизни сто с чем-то линий,
и смеёшься – скорее, нервное,
чем проклятие темно-синим,

что сапфиром сквозь пыль дорожную
прочертило сырое небо;
нож зари, как надежда ложная –
притворяешься человеком.

Нынче утром опять безветрие,
и под ноги ложатся тени,
мы с тобою почти бессмертные –
нам осталось две-три ступени.

Это небо тебя преследует,
скорость, трасса – мы едем к Богу,
жизнь девятая и последняя.
Утро раннее. Полседьмого…

В настоящее время сайт, посвященный поиску детей, находится в разработке. Ориентировочно через пару недель должен быть готов.

Сейчас мы организовали страницу в ЖЖ, которя будет представлять наш сайт. Вот ее адрес:
http://poiskdetei.livejournal.com/

На ней же размещены записи, посвященные вопросам целей и задач будущего сайта, а также воможности содействия в этом деле для всех желающих.

Друзья! Огромная просьба, если нетрудно, есть время и желание:
1. Напишите о нашей странице в своих блогах, особенно, если таковые есть в ЖЖ.
2. При желании присоединяйтесь к нам.

©

репост приветствуется

это тоже своего рода слабость. а я не хочу себе позволять быть слабой искренне.
это не то место

завтра с утра разгресть всю ту хуйню что смогу и нахуй из этой реальности.
на хуй
подальше от людей или сорвусь к дьяволу
вы меня травите своим правильным взглядом на жизнь, умудрённостью и знанием ситуации в целом
мне нахуй не нужны ваше одобрение и ценные указания
я, блядь, вас сейчас ненавижу до дрожи в руках
накопилось, лезет уже горлом
меня тошнит от всего, от заботы, ласки, похлопываний по плечу, улыбок, разговоров
мне нужны сутки не здесь, лучше вообще нигде. еще лучше в коме
я отравилась вами и вашей жизнью, какого хуя а?

Слушающий того кому судьбой предназначено быть Слушателем. сложно наверное.

ой, Дарлинг, ну да ладно. ну подумаешь - опять разбитая коленка и сбитые костяшки пальцев. да успокойся ты, я смеюсь. весна же. совсем весна. птички поют, сссссссссссссссуки, в пять утра. передушила бы.

бывает такое когда два человека пытаются дышать в унисон не понимая, что дышат в разных вселенных, и то, чем дышит один, для другого как минимум - вакуум.

Один мой друг подбирает бездомных кошек,
Несёт их домой, отмывает, ласкает, кормит.
Они у него в квартире пускают корни:
Любой подходящий ящичек, коврик, ковшик,
Конечно, уже оккупирован, не осталось
Такого угла, где не жили бы эти черти.
Мой друг говорит, они спасают от смерти.
Я молча включаю скепсис, киваю, скалюсь.

Он тратит все деньги на корм и лекарства кошкам,
И я удивляюсь, как он ещё сам не съеден.
Он дарит котят прохожим, друзьям, соседям.
Мне тоже всучил какого-то хромоножку
С ободранным ухом и золотыми глазами,
Тогда ещё умещавшегося на ладони...

Я, кстати, заботливый сын и почетный донор,
Я честно тружусь, не пью, возвращаю займы.
Но все эти ценные качества бесполезны,
Они не идут в зачет, ничего не стоят,
Когда по ночам за окнами кто-то стонет,
И в пении проводов слышен посвист лезвий,
Когда потолок опускается, тьмы бездонней,
И смерть затекает в стоки, сочится в щели,
Когда она садится на край постели
И гладит меня по щеке ледяной ладонью,
Всё тело сводит, к нёбу язык припаян,
Смотрю ей в глаза, не могу отвести взгляда.

Мой кот Хромоножка подходит, ложится рядом.
Она отступает.
(с)lllytnik

не написанные, не отправленные, забытые письма шуршат где-то на грани осязания этой реальности, а я всего лишь не люблю ни осень ни собстенного ощущения "я ноябрь"
хотя звучит красиво - Эрривэ
а веет сыростью и туманом запутавшимся в черном кружеве веток
а письма шуршат под ногами и в руках, сгорают в камине

рукописи не горят, ннэ? так это зависит от ценности и от материальность замысла, то что существует лишь где-то там и вовсе не здесь - горит с удовольствием. вам бы просуществовать пять-семь-десять лет в предвкушении жизни кототрой не будет дано. а чернила высохли не коснувшись пергамента. теперь если хочешь написать - пиши кровью

"Книга Одиночеств" Фрая и Горалик.


Линор Горалик
Не поцеловать, губами не дотянуться
Станислав Львовский

Ахилл говорит Черепахе: повремени, ну повремени, ну погоди, повернись ко мне, поворотись, вернись, не ходи к воде, не уходи и не уводи меня за собою, я не пойду, остановись, посмотри – я падаю, подойди, подай мне воды, ляг со мной на песок, дай отдышаться, меня ведет, у меня в груди не умещаются выдох-вдох, пощади, - говорит Ахилл, - потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, день говорить с утра о малостях, жаться к твоей подушке, день отвезти тебя к стоматологу, прикупить одежки, день ухватиться за руки, когда лифт качнется, день не бояться, что плохо кончится то, что хорошо начнется. День, - говорит Ахилл, - только день – и я снова смогу держаться, только день, - говорит, - и мне снова будет легко бежаться, будет как-то двигаться, как-то житься, как-то знаться, что ты все еще здесь, в одной миллионной шага, в ста миллиардах лет непрерывного бега, ты еще помнишь меня, – говорит Ахилл, - я вот он, вот, задыхаюсь тебе в спину?
Черепаха говорит Ахиллу: слушай, ты чего это, что такое? Все нормально, гуляем же и гуляем, что тебя вдруг пробило? Посмотри, какая ракушка, посмотри – соляная кромка, а давай дойдем до воды, скоро можно будет купаться, скажем, через неделю. Слушай, посиди секунду, постереги мои туфли. Я хочу намочить ноги, думаю, уже нормально.
Ахилл говорит Черепахе: это ад непройденных расстояний, ад полушага, ад проходящего времени, следов от его ожога, ад перемен души, - говорит Ахилл, - и я все время не успеваю, не догоняю тебя и не забываю, какой ты была полторы секунды назад, какой ты была на предыдущем шаге, на перешейке, на прошлогоднем песке, на снегу сошедшем, вот что сводит меня с ума, - говорит Ахилл, - вот от чего я шалею, я пробегаю пол-души, чтобы оказаться душой с тобою, чтобы душа, - говорит Ахилл, - в душу, душа в душу, ты же переворачиваешь душу за этот шаг и вот я уже дышу, как на ладан, а ты идешь дальше, даже не понимая, не понимая даже, и это, - говорит Ахилл, - я не в упрек, это, - говорит Ахилл, - я не имею в виду “не ходи дальше”, это я просто не понимаю, как мне прожить дольше. Это так надо, я знаю, я понимаю, это иначе не может быть, но я хочу подманить тебя и подменяю себя тобою, какой ты была полторы секунды назад, но это же не обманывает никого, даже меня самого. Это бывает, такая любовь, когда не достать и не дотянуться сердцем, губами, воплями, пуповиной, не вообразить себя половиной и тебя половиной, но навсегда учесть, что воздух будет стоять стеною между тобой и мною. Я понимаю, - говорит Ахилл, - тут не может быть передышки и никакой поблажки, потому что это послано не для блажи и не для двух голов на одной подушке, но для того, чтобы душа терпела и задыхалась, но не подыхала, не отдыхала, и поэтому бы не затихала, и тогда, - говорит Ахилл, - понятно, что мне не положено отлежаться у тебя на плече, отдышаться, а положено хоть как-то держаться. Я не догоню тебя, - говорит Ахилл, - не догоню, это, конечно, ясно, не догоню, но наступит миг – и я вдруг пойму, что дальше бежать нечестно, потому что если еще хоть шаг – и я окажусь впереди тебя, ибо все закончится, завершится, и тогда еще только шаг – и ты останешься позади, и это будет слишком страшно, чтобы решиться, испытание кончится, все решится, можно будет жаться друг к дружке, есть из одной тарелки, в зоопарк ходить, и будет легко дышаться, только все уже отмечется и отшелушится, и душа вздохнет тяжело и прекратит шебуршиться. Никогда, - говорит Ахилл, - никогда, понимаешь, ни дня покоя, никогда, испытание, – говорит Ахилл, - это вот что такое: это когда ты гонишься, а потом понимаешь, что вот – протяни и схвати рукою, только зачем оно тебе такое? Все, что ты должен взять с этого пепелища – это себя, ставшего только еще страшней и гораздо проще, все, что ты получаешь в награду за эту спешку – это не отпуск с детьми и не пальцем водить по ее ладошке, но глубоко за пазухой черные головешки, горькие, но дающие крепость твоей одежке. Это я все понимаю, - говорит Ахилл, - но пока что у меня подгибаются ноги, сердце выкашливается из груди, пощади, - говорит Ахилл, - пощади, пощади, потому что я практически на пределе, пощади, дай мне день на роздых, день без одышки, пощади, ну пожалуйста, сделай так, чтобы я до тебя хоть пальцем бы дотянулся, ну пожалуйста, просто дай мне знать, что я с тобою не разминулся, не загнулся пока, не сдался, не задохнулся!
Черепаха говорит Ахиллу: да прекрати же, пусти, ты делаешь мне больно!

Компас не врет, направление – полюс, куда деваться: ищи. Они следят за тобой, будто смотрят кино. И еще - они говорят: твои слезы, девочка, недостаточно горячи – не прожигают землю и даже не обжигают щек. Ты принимаешь за правду, покаянно шепчешь: моя вина; бредешь по колено в снегу, в самом сердце полярной ночи; подставляешь горло, и они выпивают тебя до дна, оставляя пустую и звонкую оболочку.

На последней неделе пути тебя покидают сны.
На последнем десятке шагов твои губы покрыты льдом.
Ты врастаешь глазами в поля ледяной страны
И тихонько шепчешь: надо же, это Дом…

Хозяйка северных замков ждет у двери - и вдруг, забыв, что глаза у нее голубая мертвая сталь, ты бежишь к ней навстречу, хватаешь ее ледяную руку, прижимаешь к сердцу и плачешь: как же меня достали! Я не хочу обратно, туда, где плавилось и болело, я не хочу ничего оттуда, ты знаешь, это такая мука…
…оставь мне холодный кофе, учебник Сканави и белую королеву –
костяную фигурку в острой короне вместо розовощекой куклы.

Они там считают мои шаги, придираются – где, мол, тебя носило; они сочинили прибор для измерения силы вдоха, они говорят, что я плачу не так и люблю вполсилы, и семьдесят ровных ударов в минуту – это ужасно плохо, по крайней мере, для сказочной положительной героини, которой нужно оставить дом и обрезать косы, выйти в метель, обойти полсвета, быть самой доброй и сильной, выдохнуть душу, выпустить кровь и изойти на слезы.

Если я попытаюсь вернуться, наверное, быть беде. А здесь так легко дышать, так спокойно; тебе же одной несладко – я буду рядом, я буду хорошей, разреши мне остаться здесь, я умею складывать буквы в слова – у меня есть справка. А если не хочешь, я тоже пойму и прикинусь глухонемой, я не прошу полмира, мне не нужны твои тайны.
А еще у тебя мой брат – отпусти его, пусть идет домой, помогает бабушке, поливает цветы, отпусти его, я останусь… Он дурачок, ссыльный ангел, ему здесь холодно, он устанет глядеть на сугробы и голые ветки, а дома его отведут к окулисту и кардиологу, пропишут очки и таблетки.

Смотри: меня вела не любовь, но путь оказался верным.
Прости: меня вела не любовь – какие уж тут обиды…
Пусти меня в дом. Говорят, у тебя есть зеркало.
Я хочу посмотреться в него
и ничего не увидеть.

Это же сказка, все кончилось хорошо и без лишних слов, но восемь из десяти хотят прочитать сначала…
Они говорят: что ты делаешь, разве это любовь?
Они говорят: ты с ума сошла, этого слишком мало.
Я промолчу. Не любовь, конечно.
Мне обещали пару коньков –
как раз сегодня похолодало.

(с) raido