[показать]
Картины Владимира Румянцева
Он потянулся и лениво открыл глаза. Почувствовал, как ветер пошевилил шерсть, взглянул вниз. Внизу, как и обычно, был пыльный асфальт, сейчас сверкающий многочисленными лужами. А впереди, над волнистой водной гладью Невы, в небо вознасился золотой шпиль Петропавловского собора со знаменитым ангелом, отсюда казавшимся лишь чем-то крошечным и неясным.
Он спал за трубой, там, где встающее солнце сразу начинало светить прямо в глаза. Влажная красная черепица скользила под лапами, но он давно привык не бояться высоты, тем более, что три этажа, в конце концов, не так много.
Он прошёлся по парапету. На самом деле, это он сделал только по тому, что увидел внизу изящный серебристо-серый силуэт. Это была кошка. Самая лучшая и самая красивая кошка на свете! И он просто решил покрасоваться перед ней, хотя третьего дня они с этой кошкой отпразновали вторую годовщину свадьбы. Он любил её так же сильно, как и раньше, а может даже больше. Кошку звали Машка – она была домашняя.
– Машка! – раздался пронзительный голос хозяйки его невесты. Кошка кивнула ему, встала и, изящно махнув хвостом, рысцой побежала домой, а он подмигнул ей и отправил воздушный поцелуй.
Он подошёл к самому краю крыши, встал напротив высоченного клёна, что кивал ему разлапистыми ветками, подцепил одну из них, подтянул к себе. Поудобнее схватившись за неё, на что у него ушло минуты три, он легко отталкнулся задними лапами от края крыши. Ему вовсе не нравилось так летать каждое утро, тем более, что он прекрасно понимал как это, вобщем-то, опасно. Машке это тоже не нравилось. Зато этот способ был самым быстрым для спуска с красной черепичной крыши дома под номером двенадцать. На остальные иногда не хватало терпения.
Некоторое время он пытался справиться с головокружением, потом подошёл к ближайшей луже. Фу, как стыдно! Вся шерсть после сна была растрёпана. Ох, что же о нём подумает Машка? Он принялся яростно вылизываться, помогая себе лапами. Когда ему показалось, что дело немного улучшилось, он вновь критично осмотрел своё отражение в луже.
На вид, конечно, он выглядел (да и являлся) самым обычным котом – рыжим, с тёмными полосками, зелёными, наглыми глазами и растопыреными усами. И никому не было дела до того, что он уже третий год был влюблён в свою жену, что по вечерам больше всего любил сочинять для неё песни, а его лучшим другом была чайка, каждое воскресение прилетавшая на его крышу и слушавшая все его песни. У него даже имени своего не было: первый и четвёртый подъезды восновном называли его Васькой, второй, третий и пятый Мотей (кроме бабы Вари, для которой все кошачьи звались Мусями), а бомж дядя Серёжа называл его Боцманом. Но Коту всего этого было и не надо.
Он прошёл по двору, завернул к арке и очутился на шумной и широкой улице.
И сразу же он увидел одного из них.
Это существо словно светилось изнутри; по крайней мере, Кот их видел гораздо более чётко и ярко, чем уставшие, серые лица людей. А люди их не видели, хотя, вобще-то, откуда-то знали о них. Люди звали их альдогами. Они себя никак не звали.
Кот знал о них только то, что они привязаны к воде, что пришли откудо-то с Ладыжского, и что они охраняют город. Не единожды проклятый город. Только благодаря им он всё ещё стоял. Дедушка давно-давно рассказывал ему о том, как к Питербургу подступили невидимые войска. Только тогда дедушка и видел альдогов в бою. Кот мечтал никогда не увидеть.
Альдоги выглядили почти так же как люди, только одежда у них была старая, а иногда старинная. Они всегда носили шляпы и перчатки, старые пальто или, – редко, но всё же, – прекрасные платья из девятнадцатого века. Альдоги даже жили, как обычные люди, в квартирах. Только и эти квартиры никто из людей не видел. Глаза у альдогов были светлые – серые, голубые, прозрачные, желтоватые. Но больше всего Коту в них нравилось то, что они всегда улыбались.
Тот альдог, которого увидел Кот, был самой обыкновенной, рыженькой девушкой. Её волосы были заколоты на затылке, ноги прятались под длинной, прямой юбкой, а сзади себя на поводке она вела песчаного цвета сфинкса ростом с небольшую собаку. У альдогов они что-то вроде домашних животных. Сфинксы ведь тоже хранители Петербурга.
Проходя мимо них, Кот замурлыкал и потёрся спиной о ноги девушки-альдога. Она в ответ лаского и красиво улыбнулась, а её сфинкс исполнил вежливый полупоклон.
[показать]
Туристы ходят только по центру Питера. А Питер, он, к несчастью, больше не такой, как раньше. Он разросся во все стороны причудливыми железобетонными конструкциями, безликими нагромождениями новых домов. Все они никак не вяжутся с представлением Европы о культурной столице России. Это очень обидно.
Зато Кот часто забавлялся, наблюдая за туристами. Причём, в основном, за американцами. Они все восхищались, натыкаясь на стильную вывеску «Музей шоколада»,
Читать далее...