Моя шеф – кладезь примеров немецкой толерантности. С некоторых пор я решила, что толерантность можно объяснить через слово «снобизм». С поправкой на немцев. Ну, я согласна с мнением, что немцы с их чувством вины после второй мировой эту самую «толерантность» и изобрели. И меня в своё время впечатлило, что уже через 2 дня после нью-йоркского 11 сентября немецкие телеканалы стали показывать ролики про турков в Германии – не все мусульмане террористы. Особо впечатлил ролик про школьника, которого звали то ли просто Усама, то ли там вообще полное совпадение по имени было – что вот какой хороший мальчик, просто его также зовут, он не виноват, но ему сейчас только из-за этого не сладко, давайте не будем его гнобить, а давайте ему всячески помогать, мы же толерантная нация.
Так вот, новые примеры немецкой толерантности от моей шефы. Приходит фотограф швейцарец, которого мы приглашаем снимать всё более менее важное. Приносит фотографии со встречи со Шрёдером. Большинство фотографий – мне реально было бы стыдно такие даже просто показать. А мы ему за это 300 евро платим. До этого приносил фотографии со встречи с бундеспрезидентом, тоже самое по качеству и по стоимости. А фотографии предполагаются не только «на вечную память», но и на сайт, причём не только наш. Один существенный плюс – он примчался снимать сразу же, как только ему позвонили. Такая вот немецкая мобильность. Швейцарская. То, что можно было бы заранее найти другого фотографа – не рассматривается вообще. Смотрим с шефом фотографии с прицелом отобрать на наш головной немецкий сайт. Я говорю – выбирать не из чего, я бы постеснялась показывать большинство фотографий. Она – ну да, что-то он в этот раз не в лучшей форме, наверное, у него стресс. Опа, думаю. Был бы казах, он бы оказался минимум идиотом, который работать не умеет, а немцы, так не работают – любимая фраза шефа, кстати. А швейцарец – это почти немец, значит, у него просто стресс. Ну и не надо забывать, что он примчался сразу же, как ему позвонили. Точно, думаю, был бы казах, должен бы был заранее догадаться, что мы его позовём и прийти за две недели заранее, чтобы посмотреть место съёмки. Вывод: если косячит немец, у него стресс, если косячат все остальные – только немецкая толерантность не позволит в глаза назвать идиотами, зато мы спокойно сделаем это при закрытых дверях.
Второй пример. Есть у нас один немецкий препод, работает в Караганде, я его про себя называю унылой лягушкой – он такой и есть. И постоянно с ним косяки – то визу просрочит, и все должны с ним носиться. Но визитки ему надо именно тогда, когда в бюро три мероприятия одновременно и реально нет свободной минуты и свободного человека, чтобы до типографии доехать. И есть еще знакомая организация в Караганде, которая ему помогает то машину починить, то культурпрограмм организовать, потому что ему скучно. Ну и вообще по мелочам с ним носится, потому что он им тоже вроде помогает. Они готовят конференцию, и просят этого нашего препода вычитать три страницы текса на немецком. Он просит за это триста баксов. А до этого уже был опыт, когда он текст правил, а потом еще кучу ошибок нашли. Ну и эта организация не приглашает нашего препода на саму конференцию. Не то чтобы заносит его в список non grata, придёт, так придёт. Просто не делает ему персонального приглашения. После конференции об этом узнает наша шефа. «Странная она» - это самое ласковое, чего заслуживает Оля, директор это нашей партнёрской организации. А про триста баксов шефа говорит, что Томас просто пошутил, не иначе, и вообще надо думать, прежде чем просить, он ведь и так весь загружен по самое не хочу. А то, что с Томасом по самое не хочу та же самая Оля и еще еще один партнёр в Караганде носятся – об этом история умалчивает. Была у нас история, когда девочка сначала согласилась, а потом отказалась помогать на мероприятии, потому что ей надо было на следующий день в Германию на 2 года уезжать. Ух сколько там всего было сказано, самое ласковое «вы, Наташа, меня разочаровали, а я бы не советовала вам меня разочаровывать». Вывод: если немец отказывает в помощи или «по-дружески» просит за это триста баксов, то это он шутит, к тому он и так сильно занят, так что не надо было и просить о помощи. Если всё это про казаха – то пипец, я мстю и мстя моя будет страшна, молчу уж про безответственность и врождённый идиотизм…
Справедливости ради
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | |
![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
![]() | ![]() | ![]() | ![]() |
Как-то моя шефа сказала про нашего коллегу, который умер в то время, когда Наталья Михайловна была в другом городе – если не видел человека мёртвым, то в голове он остаётся живым. Просто нет картинки, отражающей новую реальность.
Я думала, что похороны и всё, что с этим связано, как-то добавит ощущения реальности происходящему. Умер друг. Я не думаю, что Андрюша вспомнил бы про меня в первых рядах, если бы его спросили, кто его друзья. Я по умолчанию не друг, а «женщина» его друга. Но для меня он среди тех, кого обязательно хотелось бы затащить в свои друзья. И еще он первый человек, которого я встретила в Алматы. Учитывая формат, в котором мы общались – я не могла бы сказать про него ничего плохого, даже если бы хотела. В общем, то, что его похоронили, так и осталось фактом, не имеющим ничего общего с реальностью. Максимум – в этот день моя реальность столкнулась с какой-то другой, он просто ушел туда. И где-то там теперь живёт. Потому что он точно не имеет ничего общего с тем стареющим трансвеститом в гробу, которого из него пришлось сделать, чтобы замазать следы ожогов.
И вот еще что. В первый раз на похоронах я могла смотреть на всё еще и со стороны. Оказалось – лучше туда и не смотреть. Столько всего… Вот есть выражение – похоронить по-человечески. Ну там, война или еще что, надо бежать, надо спасаться, но нельзя же бросить погибшего друга, надо похоронить по-человечески… Традиции какие-то соблюсти. Которые, кстати, никто не знает, откуда взялись, но все «соблюдают». И чем больше внимания этим «человеческим традициям», тем меньше во всём этом человечности. Ну правда. Какая-то суета вместо того, чтобы остановиться и рассказывать какие-то истории про него. Или хотя бы просто узнать, кому он кем приходился… Почему закапывают «специально обученные» люди, а не друзья? Ладно, копать сложно физически, да и время это, которого может не оказаться. Но закапывать – ведь это было бы как раз по-человечески, если бы это делали друзья… Все эти церковные фишки, превращающиеся в театр, потому что мало кто знает, зачем всё это, да и вообще – как надо делать, когда надо креститься, но вроде как «надо»… Еду с кладбища обратно везти нельзя… Вилками есть нельзя… Почему? Нельзя и всё тут…
Я понимаю, что все эти ритуалы – они для оставшихся, скорая психологическая помощь, которую ты получишь, даже если не захочешь. Но я больше чем уверена – больше половины людей, которые вчера хоронили Андрюшу, не хотели бы всего этого «по-человечески» для себя – ну если честно. Но всё равно похоронили «по-человечески». Замкнутый круг. Ну не так всё должно быть – не так отчуждённо и холодно. Это же как раз не по человечески…
[400x300]
Придумала новую еду. Не удивлюсь, если до меня её придумали еще пятьсот тысяч человек… Делала пирог – но это ж вроде как о-о-очень вредная еда. Но вкусная зато. Вот и решила, что то же самое можно сделать и без теста. Сразу по тарелкам и в духовку. что получилось – понравилось не меньше «исходного» пирога.
Походив на спец-курс по фото я случайно нашла, что же самое главное в фотографии. Это вовремя выкинуть хлам в виде нерезких и прочих неудачных фотографий, даже если они единственное, что получилось из супер-мега-турбо-клёвой. На прошлой неделе мы потратили больше часа на разбор домашнего задания. Я согласна, что неудачные работы могут научить не меньше, чем хорошие. Но не в таком же количестве, когда ВСЯ группа смотрит ВСЕ работы ВСЕГО народа, которые сняли за ближайшие полчаса. Реально жалко времени, а неудачные моменты один и те же, хватило бы одного раза. Я пробовала уговорить себя тем, что надо же иметь определённое мужество, чтобы показать свой же фуфел. Но не получилось – реально много времени всё это заняло, и его не хватило на само занятие.
Меня реально раздражают плохие фотографии. Родительское умиление размытым портретам дитёнков еще как-то можно терпеть – ну знаете, у всех родителей, наверное, есть куча фотографий первого месяца жизни дитёнка, жуткие по качеству, но это неважно – тут он первый раз улыбнулся, тут он первый раз… что там они еще первый раз делают. Хотя мне лично кажется, что не обязательно оставлять все пятьсот тысяч «кадров», когда он первый раз улыбнулся или там пукнул…
В общем, я решила, что я как минимум неплохой фотограф – я сразу выкидываю чуть ли не половину фотографий, и потом еще процентов 20 через месяц или два. И всё равно кажется, что много осталось.
Предпоследний день отпуска. В который я НЕ поехала в Майму. Шеф-редактор Комсомольской правды КЗ вела 2 недели у нас в школе журналистики. С первого занятия звала приходить в редакцию. К последнему занятию уже нарисовались какие-то картинки в голове, ну там, суматоха газеты, которую надо сдавать, никто ничего не успевает, секретарь бегает с кофе, все нервно курят, все телефоны трезвонят… Вот я решила сходить на целый день, больше всего интересовала планёрка. Видимо, «лагерно-методическое» прошлое даёт о себе знать.
«Сошлось» только про курят. Не сказать, чтобы нервно, но бесконечно. А остальное как-то всё… Димка бы хорошо рассказал, он умет как-то так пересказывать, что ловишь динамику, точнее её полное отсутствие…
Пришла. Торопилась еще, материлась почти, что карту не распечатала, кто так строит, и доколе в Алматы будут по углам улиц ориентироваться, как ту время рассчитать, если доедешь до нужного угла за 15 минут, и еще полчаса будешь по этому углу бегать, нужный дом искать… Опоздала на 5 минут. Оказалось, что никуда не опоздала, назначенная на 10 планёрка началась около 11-ти, да и то шеф-редактор не пришла. Сидим, планируем. Ну что – у тебя какая тема на сегодня? Ну, я буду разбирать пресс-конференцию. Какую, всё ту же? Так она же 3 дня назад была… Дальше, у тебя какая тема? Ну вот, акция про чистый воздух в городе. Только мне надо фотографию, что он ни фига не чистый. А у тебя какая тема – у меня нет. Ну ладно…. И всё так тихо спокойно, как будто посреди ночи проснулись – что, уже вставать, а, нет, еще три часа можно спать…
Послали меня с девочкой, у которой не было темы, делать фотографию. Контекст – в городе проводили акцию, автобусы должны были перейти на более «чистый» бензин. А они, заразы, не перешли. Вот идите и снимите, как они дымят. И при этом подсчитайте, сколько автобусов за полчаса пройдёт мимо и сколько будет дымить. Угу, пошли. Закрадывается мысль, а что, разве фотографии не фотокорреспондент должен делать? Ну как бы да, но он занят. У нас есть мыльница, вот ей и снимем. Супер – Canon, конечно, и мыльница хорош, но не настолько же, чтобы снимать автобусные выхлопы для чёрно-белой газеты, и чтобы они там хорошо видны были. Стоим, снимаем. А автобусы, заразы, не дымят, ну чтобы так красочно, как в статье уже написано. А как автобусы будет считать – спрашиваю? А мы не будем. Предлагаю хотя бы снимать не на тень, выхлопов и так не видно, а еще и автобус тень отбрасывает. Стоим дальше. Потом садятся батарейки. Идём обратно.
В общем, за целый день я написала запрос в прокуратуру (одна штука) и опросила 9 человек по теме дня. Одним из людей как бы случайно оказался Владимир Муравский, after sales manager General Motors Казахстан. Ну хоть с ним поговорила, представившись корреспондентов КП…
Вывод – я точно не хочу работать в редакции. И КП тут ни при чём.
Почему-то особо умиляет, когда люди из одной твоей жизни перенимают какие-то мелочи из другой твоей же жизни. Вот детство и сейчас – это же две разные жизни. А на детстве завязано столько мелочей, которые для тебя усвоенный кальций или твои сокровища, а для другого, пусть самого любимого, они как картинки из кино – в лучшем случае. Чаще всего и картинок-то не увидеть, пока провода прямо из головы на принтер не придумали.
Детские истории часто семейными становятся, фразы там всякие или дурацкие поступки. Я вот сама не помню, разумеется, но знаю, что я маленькая усвоила, что когда ставят градусник, говорят еще какие-то цифры. Только говорила сама еще не особо. Фраза «патитулька семь восемь» стала нашей семейной. Как-то получилось, что Любимый фразу запомнил, теперь тоже приговаривает, и как будто он тоже часть моего детства.
Или вот из «Тутси» я в своё время вытащила – там же на съемках сериала многое заверчено, герой Хоффмана, как бы новенький (ая) на площадке, спрашивает героиню Ланж – а что стало с тем героем? А «тот герой» в это время лежит в гробу или типа того. Да ничего, отвечает Ланж, актёр попросил прибавку к жалованью. Не ахти какая шутка, но мне до сих пор весело, и если в фильме погибает герой, я говорю – а не надо было просить прибавку к жалованью. Тот же Любимый недавно на автомате (наверное) пробормотал это на «Героях», так тепло стало. А ведь он наверняка даже не знает, что это фраза из «Тутси».
А у друзей растут дети. И когда я об этом думаю, как никогда ясно понимаю, как мы далеко друг от друга. У меня куча картинок в голове, как мы все были в Горном. Дело не в ностальгии – как там оно всё хорошо было. «Оно» и сейчас хорошо. Но картинок друзей в голове полно. А сейчас половина их жизни – это Анька и Колька, а вот этих картинок у меня в голове нет, потому что почти и не может быть. И как-то грустно это. Мало того, что я для этих двоих буду такой тётей Таней, которая иногда приезжает и дарит подарки. Так еще и у меня нет переживаний от общения с этими детками, которые по умолчанию пока самые важные для меня на земле…
Параллельная реальность какая-то, друзья хоть и далеко, но всё равно где-то рядом, и есть такое ощущение, что хоть мы и далеко, но это временно. А детки их – как будто в другой реальности, и она постоянна.
Вообще-то, эта школа – НПО. Один раз прозвучало, что они живут на деньги зарубежного фонда. Ну, они берут деньги за обучение, но сама школа журналистики – это один из проектов Medianet’а. Мне сложно оценивать качество, но почему-то кажется, что за 5 месяцев они дают более полезное образование, чем факультет журналистики.
Там много интересных наблюдений за людьми. Дали, к примеру, задание – вот вам текст готовой статьи, но в ней перемешаны абзацы, ваша задача восстановить статью. Текст при этом сплошняком на полторы страницы, без пробелов между абзацами, 10-й Arial, в абзаце по 2-3 предложения. И 15 минут на всё про всё. В общем, надо туда-сюда переставлять, чтобы логику найти, один и тот же абзац может спокойно в двух – трёх местах оказаться. Единственный выход для усталого за рабочий день мозга – порезать текст на абзацы и попереставлять их местами – подойдёт, не подойдёт. Я прошу ножницы. Шуршу. Шуршанием привлекаю внимание. Интересным для меня было вот что – ладно, я понимаю, детки эти не прошли тренингов, не вели семинаров и не подводили других к мысли, что не нужно ставить перед собой препятствий, которых нет. Короче – ладно, сами до идеи порезать текст не дошли. Но вижу же, что некоторые на мои ножницы почти что с завистью смотрят. Но никто больше ножниц не попросил. Вот что интересно.
Кстати, кроме меня в итоге никто задание за 15 минут не выполнил…
Еще народ очень болезненно относится к комментариям и во всём видит критику. Один раз фраза прозвучала – мы тут и так критикой пришиблены. Это при обсуждении какого-то задания прозвучало. Контекст – на основании этой «пришибленности» они имеют право больше ничего не делать на занятии. Или наоборот – они возьмутся активно оправдываться, чуть ли не агрессивно. В итоге всю полезную информацию тоже пропускают. Когда я с нашим педотрядом работала, у меня часто звучало – негатив конструктивнее позитива. Согласна, что я чересчур с этой фразой носилась. Но до сих пор осталась при этом мнении – особенно если без эмоций. Ну сделали так, что можно было лучше, на давайте посмотрим, как это «лучше» могло бы выглядеть… Почему народ предпочитает оправдываться и бухтеть в своей великой правоте?
Я пошла учиться в медиашколу журналистики. Это из серии «ничего не бывает случайно». Это курсы при организации Medianet, не уверена, что могу рассказать про них «всю правду», знаю только – они объединяют молодых журналистов, периодически запускают какие-то проекты и предлагают курсы, в общем-то, для всех желающих. Я на них наткнулась в первый раз, когда готовила для Time Out материалы по благотворительности и искала готовый список НПО Алматы. Он была как раз на сайте Medianet. Потом мы разбирали в офисе старые буклеты, и я нашла флайер по их курсам. Последнее, что меня «добило» - про них мне сказали в ДОМе, контекст был такой – если хочешь быть «в теме» в Казахстане, и быстро, пойди туда.
Я решила, по крайней мере, приспроситься. Позвонила в пятницу, оказалось, что ближайший курс начинается в понедельник, а потом только через 5 месяцев. Только надо написать тест, они посмотрят, можно ли мне вообще с ними дружить. Последний срок теста – сегодня до 18 часов. Пойду-ка хотя бы тест напишу, решила я.
е знаю, сколько там у меня баллов получилось в итоге, надо, кстати, будет спросить. Приуныла я уже с первых пунктов – основные СМИ Казахстана, оппозиционные газеты, проправительственные ТВ, фамилия вице-пермьера… Дальше были еще виды спорта, в которых Казахстан получал олимпийское золото и имена нобелевских лауреатов, разумеется, казахстанских. Точно я смогла ответить на «что такое НПО? что такое толерантность? и какая религия является государственной в Казахстане?». Про последнее спасибо фотографиям президента с его высказывания, развешанными повсюду, иначе я не была бы уверена, что мы строим цивилизованное светское государство. И еще на несколько вопросов я ответила из серии «я думаю».
Сдавала листочек со словами – я, конечно, извиняюсь, сами мы не местные… В общем, спросила можно ли мне таки заниматься, потому что основанная моя цель – как раз знать ответы на эти вопросы. Не только это, конечно, но в том числе. Девочка куратор повела меня к директору – посмотрим, что Слава скажет. Славу мы выловили в коридоре, по дороге в аэропорт. Понравился сразу – похож чем-то на Олега Камалдинова и всех хороших НПОшных тренеров, которых я когда-либо видела. Еще больше понравился, когда явно не понял, почему такого хорошего человека (это я) сразу не берут… В общем, я уже неделю учусь в медиашколе. И сегодня еще в первый раз пойду на дополнительный спецкурс по фотожурналистике.
На 5 месяцев у меня тоже будет новая жизнь – понедельник и среду я работаю до 16, потом в ДОМ, потом на занятия, а потом еще спортзал, если буду успевать. Дома я в 10 вечера. А ведь кто-то так не 5 месяцев живёт, а постоянно. Хорошо, что я уже не в Москве живу…
Вообще, план на будущее такой – работать полдня, например, в том же фонде, остальное на фриланс. Ну, это не план еще, а вариант. Почему нет.
Однажды твой мужчина одевает костюм, и ты понимаешь, что вы с ним всё-таки разными жизнями живёте, а не одним «мы» как чаще всего кажется. Ну не то чтобы «вдруг» понимаешь, оно и так понятно, просто очень явно это тыкаешься, как котёнок носом.
НУ да, я знала и до этого, что был период, когда у него был строгий дресскод, ходил в рубашках и при галстуке, я эти рубашки сама складывала и запаковывала, когда как-то раз наводила глобальный порядок. Но это было другое кино. Воображение позволяло представить его и в костюме, а не привычных джинсах, но тут же хотелось хихикать, как будто она на маскарад вырядился.
Он сменил работу. Теперь он работает на General Motors. Дима по этому поводу уже спросил – и что, теперь он будет говорить, что кадиллак best of the best? Вроде нет, Toyota осталась лучшей машиной, но теперь он будет носить костюмы. На покупку которых мы потратили в общей сложности почти сутки.
Потом было дефиле дома. Забавно, что для меня эта смена работы больше всего выразилась в том, что рубашки снова надо достать из самого дальнего угла, перестирать и перегладить. Я понимаю, что у него в голове и где там еще сейчас что-то вроде бури, стресс не стресс, но всё равно не спокойно, пока не улеглось. Не каждый же день меняешь жизнь. А такая смена работы всё равно что смена жизни – другой ритм, другие люди, другие деньги, ну и другая одежда. Это не мелочь, для меня самой возможность ходить в джинсах и свитере – один из решающих критериев.
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
![]() |
[показать]
У нас работает чудная девушка с немецкой фамилией, далеко в неё проросшей. Она себя именует Studentische Aushilfe, мы же между собой называем её по фамилии, потому что для нас это уже не имя, а понятие. Она безумно любит всё записывать и потом отчитываться по каждому пункту. Чтобы дать ей задание сходить на почту отнести письма, надо потратить полчаса, потому что она запишет подробно чуть ли все адреса с конвертов, количество писем, точное описание дороги до почты, хотя ходит туда уже полгода. Она звонит из посольства, чтобы доложиться, что сдала документы, которые ей поручили сдать, хотя через полчаса придёт обратно в офис. Наверное, думает, что всё то время, пока её нет, мы нервно грызём ногти с смотрим в окно, вот и звонит, чтобы успокоить. Она может сходить в то же посольство с поручением – узнать, если ли для нас почта, и вернуться с ответом «есть», но без почты, потому что взять почту ей не поручали. Она может два часа прозванивать компьютерные магазины в поисках клавиатуры Логиком делюкс что-то там, потому что её попросили купить клавиатуру «типа того», она точно списала название и ищет такую же, безо всяких там перламутровых пуговиц, и не важно, что таких клавиатур просто не купить по причине устарелости модели, и несмотря на то, что ей трижды говорили, что можно купить другую, но «типа того». Она не менее безумно любит отчитываться, приходя утором следующего дня я нахожу на своём столе подробный отчёт за подписью, куда сколько было потрачено и что было сделано, хотя я помню все поручения, а суммы можно взять из чеков. Последний отчёт был просто блеск – думаю, надо ей предъявить, что монеты были разложены несимметрично…
[показать]
Чуть ли не первое, что мне сказала шефа, когда я пришла в офис – это то, что мы немцы, и у нас в офисе не едят, ну разве что чай или кофе. Моя коллега Лена сказала то же самое – про то, что мы немцы, и у нас не едят, было оговорено в первый же день.
Наша шефа таскает из столовой еду на тарелках, объясняя это тем, что там же просто невозможно есть. Тарелки потом припрятываются то на подоконник, то сразу в шкаф. Разумеется, немытые, мы же немцы, мы не моем тарелки в офисе. Наша шефа периодически жалобно возопивает, что ей нужно что-то съесть, и направляется не в столовую, а к шкафу с посудой, тоскливо его осматривает и снова возопивает, что ей нужно что-то съесть. Наша шефа очень придирчиво относится к печенью, которое мы покупаем, если приходят важные гости – еще бы, большую часть этого печенья она сама съедает. Как-то у нас не была времени сходить до её любимого «печенного» магазина, и мы купили Юбилейное в ближайшем супермаркете. Было подчёркнуто, что есть, конечно, «это» можно, но печенье из Назика, она сделано по немецкой технологии, впредь надо раньше обзабачиваться печеньями для гостей, чтобы не бежать впохыхах в супер, а спокойно купить всё в Назике…
При это вот эту картину мы уже 4 день наблюдаем в нашем шкафу для посуды – мы немцы, мы не едим в офисе, мы только тырим хлеб с столовой и тарим его на сухарики…
Разговаривали как-то в icq с Юлей, она спросила, всё ли я еще с тем же мужчиной. В том плане, что не хочется ли в другого влюбиться?
Я задумалась – на самом-то деле я ж постоянно влюбляюсь. Только получается, что влюбляться – это вовсе не хотеть тут же всё бросить и «милый, я ваша навеки». Наверное, максимум, что можно хотеть от влюблённости – это секс. Потому что это чувственное и очень личностное переживание, возможно только с этим конкретным человеком. А всё остальное так легко проигрывается в голове за несколько часов – вплоть до «умерли в один день». Всё, что в тебе – там и остаётся. Это, конечно, не основная причина, почему я «всё еще с этим мужчиной». Но одна из.