- Вот научишься стрелять, еще и стрелять придется. Так всегда бывает.
(с)

Чья это улыбка так навязчиво меня преследует на чужих лицах?

Чей это смех поселился в моей голове, затмевая своим звучанием даже мои собственные мысли?

Хэй, отзовись, прекрасное! Скажи хоть слово. Ты все прекрасно знаешь, но вряд ли веришь.

Скажи хоть слово, я прошу.

И снова не то.

Мятыми клочьями ненавистной бумаги, липкими осколками бокалов в моменты истерики непонимания в жизнь врезается память.
Приходит такая милая, улыбчивая, а потом раздевается,
обнажая все раны, всё лучшее и отвратительное.

И уже хочется выть, кричать, стонать, уже тошнит, но ей ведь искренне все равно, что происходит с тобой.

У нее вообще ничего святого.

Хочется так мало. А получаешь Baileys Irish Cream и десяток любимых пирожных впридачу.

Я когда-нибудь снова спою и станцую.
Когда отпустит. Когда перестану задыхаться от каждого изданного звука, когда перестанет ломать от каждого плавного движения.
А пока надо что-нибудь написать.

На бумаге, по старинке. Кривым непонятным почерком... И обязательно чернилами, оставляя кляксы и неловкие паузы прямо на листе.

Это уже пройдено, но оно не вечно. А я не буду писать теперь такие письма, со слезами и горечью.
Письмо - оно на то и письмо, чтобы сказать что-то, когда ты не рядом. Чтобы адресат тут же захотел тебе ответить или просто оказаться рядом.

А мне ведь нечего терять, правда же? Я напишу.
Может, ты не будешь ждать, может, у меня не получится без лишней мути...
А может там снова не будет смысла. Но ты скоро сам все узнаешь и поймешь.

Я думала об этом не один час.
Я искала слова, перебирала эмоции, прощупывала дно... Но его не оказалось. Как в том безумном зеленом фонтане.

Не буду загадывать наперед, у меня еще есть неделя, но все же эти 24 часа были истинным блаженством. Они были лучшими за эту весну.

Столько всего было сказано, что даже не хочется ничего добавлять.

Хотя нет. Те цитаты можно было бы и выписать, да Граф?

То блаженство, то легкое покалывание в легких... они ведь не напрасны? Успеть поговорить, помолчать, посмотреть друг другу в глаза обо всем, о чем нужно, можно или нельзя, но хочется. Такое спокойствие мне еще никто никогда не дарил.
Ты сердился на меня, а я не замечала, ты смеялся, а я смеялась с тобой. Но мы же не довели друг друга? И уснули. Мы отдохнули друг от друга за те несчастных два часа.

А потом было безумие. Дорога Жизни, пройденная туда и обратно, бездонный фонтан, дурацкие ассоциации и искренний веселый смех.
В такую жару больше никогда, помнишь? И ведь сорвемся при первой же возможности.

Рибике, я тебя люблю. Как-то очень нежно и трепетно, что даже не хочется больше ничего добавлять. Просто знай и помни.

От 24-го мая 2010 года.

Клянусь, настроение сейчас типичное "охбля"
Это такое первоклассное полуночное состояние, когда начинает казаться, что кровь в венах болит, глаза давно покинули глазницы и предпочли наблюдать за своей бренной тушкой где-то с противоположного конца комнаты в районе левого угла под потолком.
Это такое первоклассное состояние, когда понимаешь, что все возможно, но только после того как тело доползет до кровати.
А еще это замечательное время для развития фантазии.
Я сейчас отдал бы всё за зеленых человечков, кто-нибудь уберите эту мерзость с моей кровати.

А все потому, что воскресенье и весна мать ее. уже.

http://i020.radikal.ru/1005/77/63dcd49e56f9.jpg

Давай попробуем представить Лето? Июнь, июль... такие серые. Простые, будничные, легкие, их с сердца сдует с первым же порывом северного ветра. Они все в делах и заботах, они - не то, чего ты так ждешь.
А вот сейчас - да, пусть будет ровно сейчас, - первый день третьего летнего месяца. Настоящего, душевного. Это первый день правления Августа, Императора Лета. Знаешь... А я объявляю ему войну. Да-да, не смейся, я объявляю войну, я против его власти над тобой и всеми!
Я выйду на улицу в пальто и сапожках, насмешливо глядя на оголившихся людей. Я буду заходиться гриппозным кашлем, вдыхая раскаленное марево, стоящее над Городом. И мне будет холодно, я буду болеть и смеяться. Ведь Август мне не поможет.
Но город спасет. Он сводит с ума, но позже - лечит. Он оденет меня по погоде, он подсунет мне пару аптек и термос с бабушкиным отваром.
Замкнутый на своей суетности и безразличии, этот каменный гигант на самом деле любит нас, своих детей. Город нежно заботится и опекает тех, кто отвечает ему взаимностью.
Но я войну не закончу...
И будет жара, как положено Лету, но будут и грозы, проливные дожди и северные ветра. Будет небо от черного до голубого, будут тучи, молнии, гром!.. И наконец пойдет дождь. Ты снова будешь тихо что-то петь, а я, забывшись на время, прикорну у тебя на плече, слушая вас, внимая тебе и дождю. Августовскому дождю. Мы, кажется, помиримся именно так.
Но это Лето будет для нас с ним кровавым.

" ...Ну я поговорил с ней. Она сказала что я всегда все порчу в отношениях... Не расслабляйся, ты тоже" D.

Любитель загонять на самый край и не ловить над пропастью пока не упадут, контрастом к красивой суете и яркости, богатству эмоций, поперек "прощай", взамену им, я возвращаюсь иногда. Мне за спиною вменят в вину то, что я прошелся сапогами по болоту чьей-то жизни. Мне светит за собой тащить десятки лямок.
А в лоб мне скажут только "я не понял".
Я наугад. Я наугад и только.
                ...здесь стиснуть зубы, здесь закрыть глаза, здесь не дышать, а здесь кричать и петь, а здесь вцепиться в руку, ну конечно же в мою
Мне бесконечно не_плевать.
Я не знаю. Куда, когда, зачем и почему, но на предлог "во имя" все ведутся, а вот меня так просто "на слабо". На "а давай".
Давай.
Давай мы прыгнем выше головы. Опять. Давай мы будем не бояться ломать руки. Давай мы выведаем все пределы "янесдохну". Давай мы выпьем все, что нам предложат, и до капли, давай мы разобьем на пикселы все здания, все этажи что выше третьего, давай мы впишем наши имена, давай признаем что
мы чертим их по нежной чужой коже.
Мне не жалко.

И у меня закончились слова.

 


 

Шла медленно, неуверенно, чуть шатаясь и смотря только себе под ноги.
В окружающей толпе во всех лицах есть что-то от них, любой торчащий из-за спины предмет обязательно прикинется гитарой.
Эти чужие лица, другие люди, они вызывали жуткое желание наброситься и растерзать, разорвать на миллионы маленьких кусочков или просто вырвать кусок плоти. Оставить за собой мертвых и раненых, кричащих и призывно стонущих, всех не тех.
О, а как же было хорошо с L. Дьявольские глаза одного и вечно тайный от понимания взгляд другого, легкое отторжение первого и нежный нейтралитет второго. На тихое испуганное 'мур' получаешь сладкое двухголосное эхо, проникающее в самую душу, в сердце, во все чувствительные ткани. И, казалось бы, позовешь двух котят, а накинутся два огромных грозных льва. Накинутся, придавят к земле и съедят заживо. Но на растерянный взгляд и отчаяние в ответ лишь две ласковых улыбки, два легких прикосновения.
И, черт побери, оживаешь.

С ними дышится легко, с ними хоть в пляс, корчась от боли в ногах.
С ними ничего не страшно, с ними любое море по колено.
Любимый Хрустальный
и
Любимый лечащий врач Кот.
С каждым разом с ними все проще.
А без них все тяжелее.
 

Интересно, через пару недель я смогу дышать без них?

Я раньше не любила корицу.
Она была чужой и противной.

Но она так сочетается с их глазами...
Что, черт побери, невозможно не полюбить.

В этой осени не будет пошлости. Той обыденности, тошнотворной привычки, ее не будет.
Будет что-то новое, из тех самых забытых старых, которые с пыльной полки дачного чердака. Что-то такое, от чего сердце робко замирает, боясь нарушить гармонию.
И каждый день свой, и каждый день провожаешь с какой-никакой, а улыбкой. Какой-то будет чуть теплый, в зеленых тонах, а какой-то - с градом и ливнем, темно-синий. Но серых не будет, уж мы-то знаем.
Осень?
Это запах свежей лужи, еще не растоптанной случайными прохожими, это шелест летящих с морозным ветром листьев, это распахнутое пальто до колен и легкие сапожки. А все вокруг в шарфах и перчатках, с зонтами, а всем холодно и мокро, но мы-то знаем. Знаем, понимаем Ее, разодетую в золото и медь...
Ветерок проберется под одежду, пробежится мурашками по всему телу, обнимет и нашепчет что-то грустное прямо в ухо. Я же побоюсь тебя обнять, ведь Леди только что говорила с тобой. А листик, пролетая мимо, утешит и рассмешит, станцует для тебя. И я станцую рядом, в Ее ритме.
Это время Она проведет с нами рука об руку. Ее прикосновение, ты же чувствуешь? Она очень нежная и ранимая. Уж мы-то знаем.
Давай найдем Ее? Я знаю, Осень спряталась под каким-то из этий кипы листьев, замертво упавших на холодную землю. Под зонтом у той мамаши с ребенком Она тоже оставила свой след - вон, видишь Ее? А в эту лужу Леди обронила кусочек улыбки.
Давай соберем Осень? Какой Она будет на этот раз, а?..

Мне не хватает слов и воздуха.
Потому что я снова задыхаюсь, а сердечко бьется тихо-тихо, редко-редко.
И руки трясутся так, что даже карты рассыпаются, не желая ничего предсказывать.

Они правы. Пускай все идет своим чередом, а мне не жалко любить. Меня на всех хватит, а если что - зеркала помогут.

Я вкоторый раз влюблена.
Теперь их трое. D. and A. L. and pretty St. Lawrence.

Просто потому что оно там внутри вот так решило.
Я их люблю.

Я вас люблю.

Лееенс, теперь обещанные десять вечностей относятся и к тебе.
Потому что ты - прекрасный покоритель моего маленького сердца. Я надеюсь, мы будем чаще видеться, потому что сердце от ожидания отказывается работать и все чаще заявляет: ты, мол, не забывай обо мне, а то буду долго радовать аритмией. Да и руки ни к черту, трястся, как загнанный зверь перед хищником. Этот пост я переписываю уже второй раз, черт побери.
Так что, Ленс, я люблю!

И ты все равно очень красивый, что бы ты там ни говорил.
 

...for the Sun

 Час – разобраться в себе, пока еще тихо.

Как известный любитель с собой ладно бы выпить, но еще и поговорить, я смотрю себе в глаза. Это занятие не из приятных, потому что им все равно, на кого смотреть придирчиво, изучающе и насквозь. В то время, как я хотел бы раскроить себе висок о любой косяк и батарею, я вынужден смотреть себе в глаза, не в первый, конечно же, раз. Ну просто потому что даже раскроить висок уже было. В них стальными нитями наматываются, насчитываются километры дорог, в них где-то тонким отблеском весь дым всех выкуренных через одну затяжку сигарет, в них что угодно то, за что убил бы такого же ублюдка как я, в них все то, за что я себе кажется немного благодарен

все "прости-прощай" не вовремя, все молчаливые жесты

все "я скоро буду", весь искренний смех, в них весь подлый набор "на слабо" и прыжки через голову

Все то, что отметается в сторону. За ними то, чему я смотрю в глаза. За ними - это стоит прижать к стене и наконец выбить ответ на "а хуле" и "что такое" .

Я знаю ответ. Я слышу его хорошо, повторяя губами. Я вижу, от него рушится все вокруг. Как обнуляются счетчики, гаснут лампы, рвутся нити, опускаются железные заслоны и вместо обломков за спиной  прах водопадом льется к ногам, забивая в горло битое стекло. Не тот ноль, с которого начинают. Не то сначала, от которого хоть куда-нибудь можно сделать шаг. Тогда я затыкаю ему, у стенки, рот ладонью. Едва киваю и хлопаю по плечу. Ничего, ничего не "такое". Те глаза, мои глаза, они не врут. Их правду можно прочитать наоборот, но они не врут.

Все то, что в них, и что за ними - то не врет. 

W-man

 PS. Я только понял, что скучал, несмотря на все вполне искреннее отторжение и омерзение, понял, что хоть все, возможно, давно не то и давно не так, но эта скука, это "нужен" - не слабость, обоим известная. Понял, не отказываясь ни от одного поступка и слова. И NY все еще ждет. 

Меня всю трясет.

Сердце то бьется, то останавливается.
Хотя нет, что я вру. Оно уже не бьется.

Я шла домой, как пьяная: врезаясь во все встречные столбы, повороты и заборы, с каждым вдохом ощущая нарастающее покалывание в легких, с заплетающимся языком и хриплым голосом в домофон.
У меня снова трясутся руки, не хватает кислорода и сводит ногу.
Я ни с того ни с сего задыхаюсь, а сердце стучится к душе раз в секунд десять.

Я, черт побери, люблю. И эту вечность, и следующую. Десять вечностей. Да хоть сто! Тысячу, миллион, миллиард вечностей!

А мне это нравится. Мне нравится любить их.

С каждым шагом отдаляясь, я чувствовала, что оно бьется все реже и реже. А потом оно совсем затихло. В каком-то ожидании, в предчувствии очередной встречи.
Они - мой кислород и наркотик в одном флаконе двух тел.

Без вас неинтересно жить.
Без вас скучно и одиноко.
Без вас... да никак.

Просто люблю. С пафосом, выпендрежем и ванильными сопельками.
А могу и без них. Просто обнять, слушать, ловить каждый вздох, движение.
Просто люблю. Люблю биение ваших сердец, ваши секундные улыбки и взгляд.
У каждого по-своему теплый, по-своемй пытливый. Но все они еще неразгаданны.
И это завораживает меня больше всего. Вы - те, чьи глаза для меня
ТАЙНА.
А я люблю тайны.

И вас.

С камнем на шее
Катится камень,
Просто не хочет лежать вдоль дорог у людей под ногами.
(с) Сплин, Камень.

Прекраснее природы я не знаю. Та самая, которая успокаивает, будоражит, взрывает и лечит, всё разом. Единство воды, земли и воздуха.
И огня - во время войны всё сожгли. Ничего не осталось. И ведь даже представляешь себе, как это было. Как это - вокруг огонь, всё горит, все горят. Крики, шум, взрывы, а рядом мирно покачиваются деревья, всё так же легко бежит вода по привычному руслу реки...

Прочитав наизусть стих у его памятника, даже как-то забываешь и прощаешь ему всё то, о чём уже не принято рассказывать детям на экскурсиях. Уже плевать на правду - ведь он великий. И это прощает ему все. Почти как Рибике.

Бродишь по крепости, чуть тронешь стену и! уже не здесь. Уже в том времени, уже не ты, а наблюдатель.

Вот ходишь вокруг храмов, церквей, монастырей и не смеешь войти. Лишь заглядываешь, восхищенно рассматриваешь с минуту и прячешься обратно за дверь - вот-вот мимо пройдет священник или набожная бабушка в выцветшем платочке.
А еще там можно беспрепятственно погладить бродячего кота, не задумываясь о блохах и глистах - просто гладить, чесать за ушком, вместе получать кайф.

Там можно чувствовать себя героем книги, героем детских мечт. Там ты и взрослый, и ребенок, там ты мечтатель и мечта, там все твое.

Я залезла в древнюю башню. Там птицы и старые камни, там страшно и небесно красиво.
Я пила воду из святых ключей. Пока пробиралась к ним - героически вымокла, ноги весь день сушила. Но это было счастье - веселье и радость, смешанные с брызгами воды и скользкими водорослями на камнях.
Да я просто отдохнула.

Но, как всегда, всему конец приходит -
Та участь и меня не обошла.
И руки судорогой сводит,
И я опять в себя ушла.
 

Окружающее снова навалилось адским грузом, а мозг воспринимает лишь Сплина. Но это и не важно, я остаюсь наедине с мыслями и их воплощениями. Безрадостная перспектива одиноких ночей в обнимку с подушкой и ножом под ней.

А еще по секрету - я влюблена.
Причем так сильно, что хоть вешайся.
Но я попытаюсь выразить эту любовь в танце, как и обещала.

Вот только разберусь: кого люблю больше - и обязательно станцую...