Потрясающая повесть. Меня очень тронуло...
Воскресенье. Зачем слушать перед пикником грустное? Она включила E-Type, прибавила громкость и достала новые джинсы.
Окно, как вентилятор, обдувает теплом. Листва. Шуршит. Ветер. Одиннадцать утра.
Не будем о грустном в этот день. Потому что другого не будет.
Нет, завтра, конечно, начнется понедельник. У всех. Интересно, а ТАМ есть понедельники?...
Сережа, Сережа, а ты помнишь май восемь лет назад, когда я подошла к тебе и спросила дорогу? Думаешь, я, москвичка, не знала, как пройти к Дому Книги? Глупости. Ты понравился мне. Ты, ты! И не бросай, прочти до конца это письмо.
Где ты теперь, где твоя душа? Если она есть, конечно. Сомневаюсь. Никогда не видела. Да и есть ли вообще такое - душа?
В Гранд-Чероки их набилось семеро, и понеслись, распугивая воскресных чайников. Москва утекала прочь.
Сказали: Танька, ты сегодня хороша, как никогда. Оторвалась от окна, выдавила улыбку: приятно слышать.
А завтра приедут немецкие коллеги и начнут задавать вопросы, отвечать на которые - ее работа. В белом офисе под люстрой-вентилятором, у окна с видом на реку Москву. В строгом костюме ненавистного зеленого цвета. С радостной улыбкой. Какое счастье, что всего этого уже не случится!...
Она любила скорость, но муж Сергей никогда не гнал даже по трассе. А ей отчаянно хотелось вдавить в пол педаль газа и лететь, зажмурившись, в никуда.
Заговорили, как всегда, о работе. Таня отвернулась, провожая последние кварталы
новостроек и с неожиданной легкостью думая о том, что и лето - тоже последнее. Все последнее. И в офис не надо. И Сергея она больше не поцелует. Хотя нет. Еще один раз. Перед тем, как...
Только не вздумай никому сказать и даже помыслить, что это просто взбесившаяся с жиру баба решила привлечь к себе внимание. Не прощу тебе, если ты подумаешь так. И не пойму тебя.
А знаешь, я никогда тебя особенно и не понимала. Делала вид, что понимаю, а тебе казалось, что мы - оба - понимаем друг друга. Теперь это и не нужно. Нет больше необходимости: мне - врать, а тебе - напрягать мозги. Не надо. Ты свободен. И я свободна.
Распахнулись навстречу чужие жаркие леса, в которых водятся лишь комары и крапива. Зайцев - и то не осталось.
Небо не жалело тепла. Берите, пользуйтесь, берите!
Машина разогрелась, как печь. Открытые окна не спасали. Облако над горизонтом повторяло контур леса. Поля мелькали, как кадры кинопленки. Все - чужое. Родина, березки... Психотерапевт как-то спросил: ну хорошо, а природа-то вас интересует?... Природа! Птички-цветочки. Ей тогда захотелось завизжать: какая, к черту, природа, если я у-ми-ра-ю!!!
Но промолчала, качнув головой отрицательно.
Депрессия у вас, деточка. Депрессия у вас, деточка. Депрессия. А это, знаете, излечимо.
...Депрессия у меня?...
Ты не в курсе, но я полгода лечилась у психотерапевта. Зовут его Левин Юрий Павлович. Вот его телефон. Он сказал, что у меня депрессия. Смешно: он пытался понять, в чем дело. Спрашивал о детстве. О папе тоже спрашивал. Его интересовало, почему я считаю отца героем. Я нечаянно обмолвилась, что хочу быть похороненной рядом с ним. Левин, естественно, начал что-то о моем юном возрасте, о том, что рано умирать, и я закрыла эту тему.
А тебя прошу: Сережа, меня должны похоронить рядом с отцом. Это даже не просьба, это - приказ. Я знаю, что церковь не разрешает хоронить самоубийц на нормальном кладбище, но ни мой отец, ни я не были окрещены. Так что, наверное, можно. Ты узнай там. Так надо. На памятнике есть место для моего имени, внизу, под значком радиоактивности. Пусть так. Не забудь.
Там, среди прозрачных осинок, улыбается с серой шероховатой глыбы молодой усатый капитан химических войск, ниже выбито: Плетнев Николай Сергеевич, 1954 - 1987, а еще ниже стоит черно-желтый знак смерти.
Как странно, что на памятник почти никогда не падает солнце...
Да, я считаю его героем, доктор. А как иначе? Кого еще мне считать героем, как не собственного отца, который жизнь положил за этот проклятый реактор? Молодой, здоровый, красивый, умный - и не стало. Умер в госпитале, а я маленькая была, не понимала, но значка того самого стала бояться. Панически. По ночам просыпалась и звала: папа! И никто ко мне не приходил.
Одиночество ни при чем тут. Думаете, я одна? Да одна я даже не бываю, все время люди, люди вокруг, толпы людей, и всем что-то надо, телефон не затыкается, друзей у меня - Бог знает сколько, а еще друзья мужа, коллеги по работе, соседи по дому, по спортзалу, по пляжу, собачники эти... Поговорить не с кем? Да вы что! Помолчать бы недельку...
Скажите просто: вы не знаете, что со мной?
Возле указателя Новоселки свернули в густой лес и увидели крошечный водопад. Брызги, как стекло, разнесенное взрывом. Вода с прозеленью. Низкий мостик с волосами водорослей внизу. Кувшинки в коротком речном аппендиксе. Воздух пахнет нагретым болотом. Стрекочет кто-то в камышах. А берег гладкий, чистый, бежевый, как плед. Травка прохладная - дальше, к деревьям. Лечь, руки раскинуть. Уснуть.
Читать далее...