Поперечнополосатая мышечная ткань с визгом рвется на части,
Ненавязчиво посмотришь в глаза и просто пожелаешь мне счастья.
Разойдутся наши корабли: твой в Африку, мой – в Антарктиду,
И как при делении клетки: к двум полюсам хроматиды.
Ты громко захлопнешь дверь, когда допьешь свой горячий кофе,
Спустишься по лестнице вниз и прошепчешь: «Верни, мне плохо».
А я останусь вдыхать запах кофе, глотая прошлые встречи,
И громко, но ты не услышишь: «Вернись! Время больше не лечит!»
Город частых дождей и туманов,
Город ненужных надежд и обманов,
Город, где бьются о лужи мечты,
Город, где серость сжигает мосты.
Город, где сердцем тушат сигары,
Город дешевых понтов и пиара,
Город, где яркие только трамваи,
Город без пределов, окраин.
Город, где полосы из кокаина,
Город, где не услышишь «любимый».
Город – клетка, и город – свободный.
Город – сказка. Город – мой Лондон.
Чудодейственный экстракт ментола в сигарете больше не поможет спрятаться от мира. И я чувствую себя случайной Гретой, без Ганса. И в романе Уильяма Шекспира. И что ни ночь, я словно в Зазеркалье, как Алиса: иду к тебе, а ты уходишь к ней. И просыпаясь утром, пью кофе и жду принца, а принц дыханьем греет чужих шелк простыней. А где-то далеко ментолом в сигарете со Снежной Королевой играет в чувства Кай. А где-то далеко Ганс позабыл о Грете, Ромео и Джульетта покинули свой рай.
А где-то здесь принцесса всего лишь хочет ласки, пьет кофе по утрам, наивно принца ждет. И как она, глупышка, не поймет: здесь просто автор перепутал сказки.
Он будет полковником в армии; будет главным директором подшипникового завода;
он будет хорошим футболистом которого купит Реал;
он будет поэтом, который прославится на весь мир;
он будет пластичесим хирургом, за которым будет бегать весь Голивуд с просьбой убрать излишки жира.
Он будет кем угодно, но только не моим.
И когда безразличные вороны будут клевать прогнившую плоть,
Когда, как напильником, в подыхающем вопле рвутся связки,
Когда атеист в грязное небо: «Где ты, Господь?»,
Когда взрослые девочки перестанут верить в добрые сказки,
Когда альвеолы взорвутся, вдыхая дотошную вонь,
Когда могучий орел будет давиться обедом из дохлых крыс,
Когда безотказная шлюха воскликнет: «Не тронь!»,
Тогда в разбитое кровью зеркало крикну «Все заебись!».
и тихо расплачусь.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», — подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба,— высокого неба, не ясного, но все-таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нему серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал,— подумал князь Андрей,— не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист,— совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, что узнал его наконец. Да! все пустое, все обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!..»
Просто ей не хватало решительности подойти к нему и признаться во всем,
Ей казалось неубедительным, что три года мысли – только о нем.
Да и потом, она была консерватором, значит, первый шаг за мужчиной,
Но вы же все понимаете, этот консерватизм – не основная причина.
Просто все три года она общалась с ним всего лишь как с другом:
«Привет, как дела?», «Все отлично», - и так вот по кругу.
И когда он якобы изменял ей, сам об этом не подозревая,
Ей, как будто, горячим кофе на сердце, попутно его убивая.
Просто все три года – он ночью по клубам, а она наедине с сигаретой,
Сидит на подоконнике, курит, сквозь слезы вспоминает жаркое лето,
Когда им было хорошо вдвоем, и когда она ему изменила,
Когда тем горячим кофе первая его сердце обожгла и попутно убила.
Она открыла глаза и увидела над собой потолок с потрескавшейся от суеты времени побелкой. Осторожно повернув голову вправо, зажмурившись от резкого приступа боли в области одного из ребер, она все-таки смогла уловить легкий аромат его «Adidas». Эту туалетную воду она подарила ему на день рождения через их общего знакомого, просто потому, что боялась лично разговаривать с ним, смотреть в глаза, и натянуто улыбаться, когда улыбался он. А он ей никогда ничего не дарил. Он даже не знал, когда у неё день рождения, хотя они сидели за одной партой с первого класса.
Она вернула голову в прежнее положение и вновь исподлобья взглянула на неудачно побеленный потолок. Вновь заныло ребро, а карие глаза непроизвольно наполнились соленой водой.
-Проснулась?
Она вздрогнула и, собрав всю силу воли в кулак, немедленно попыталась унять внезапно нахлынувшие эмоции.
-Да.
-Как себя чувствуешь?
-Сносно.
Натянутая, словно тугая тонкая нить, минута молчания. Она смотрела в потолок, он смотрел на неё. Она вдыхала аромат его туалетной воды, он выдыхал запах больницы. Она с трудом сдерживала слезы, он с трудом сдерживал бешено прыгающий по артериям пульс.
-Лен, извини.
-Ты тут не причем.
-Я виноват.
-Нет.
И снова убивающее, обжигающее окурками сигарет сердце, молчание. Оно могло бы длиться вечность и незаметно унести их в необъятную абстракцию смешного времени.
-Лен, я должен сказать тебе кое-что…
Её губы вздрогнули, а глаза вновь наполнились слезами. Возможно, она ждала этого момента с первого класса и вот, наконец, дождалась…
-Только не перебивай меня. Только просто слушай.
Она так же смотрела в потолок и даже на какое-то время перестала дышать, чтобы не спугнуть слова, которые сейчас будут слетать с его губ.
-Лен… Я очень, мне очень жаль, что получилось именно так. Помнишь, Вовка говорил, что мне нельзя за руль садиться? Шутил ещё, говорил: «Сокращаешь наше население, посещаешь курсы вождения», - он печально улыбнулся, переводя взгляд на девушку, -Видимо, прав он был.
Она наигранно улыбнулась ему, чего до этого момента всяческими способами пыталась избегать. Теперь она поняла, что он не скажет ей того, чего она так хотела услышать.
-Ленка, я ведь с первого класса тебя люблю. До сих пор. А ты меня избегала.
Её сердце бешено забарабанило по грудной клетке, дыхание участилось, а глаза уже были не способны сдерживать слезы. Она расплакалась, громко, не скрывая больше эмоций и чувств. Закинув голову назад, захлебываясь в собственных слезах, то ли от боли, то ли от злости на саму себя, она сжала в кулаках белую простынь, а затем резко поднялась и крепко его обняла.
-Я люблю тебя, - прошептала она ему на ухо, захлебываясь уже не только в слезах, но и в собственной крови.
Она знала то, чего не знал он. Это резкое движение – последний рывок с места, который она сможет совершить в этой жизни. Теперь, когда её сломанное ребро ещё больше повредило легкое, ей уже оставалось жить не несколько месяцев, а пару минут.
-Зачем? – он продолжал крепко её обнимать, чувствуя, что по его шее текут не только её горячие слезы, но и густая струйка крови.
-Я сомневалась одиннадцать лет, пришло время принимать решения. И я не жалею о нем. Пусть даже, уже слишком поздно…
Он крепко обнимал её весь оставшийся день, зарываясь носом в её пушистые волосы и тихо плача, проклиная свою неуверенность. А она уже день как ушла в абстракцию смешного времени…
Девочка – каждое утро кофе и губы красной помадой, волосы – утюжками и дольку горького шоколада.
Девочка – каждое утро – в три слоя тушь на ресницы, и на лихих каблучках по паркету, как грациозная птица.
А девочка когда-то верила тебе и твоим милым клятвам, делала непреступный вид, но про себя тихо таяла, когда называл её Клеопатрой.
Девочка велась на твою лесть, твои обещанья и сказки. Девочка дурой была. Была[!] А теперь на все – с предельной опаской.
Милый мальчик, спасибо. Девочка повзрослела. Научилась надеяться только на себя, а не на «какую-то там веру».
Девочка – красной помадой губы, ментоловый Vogue и пьет только Cristal. И каждое утро с печальной улыбкой ждет у окна прекрасного принца.
Теперь ты всегда будешь оборачиваться, когда даже слабо уловишь Mexx: High Fly.
Просто в больших полушариях мозга остался её аромат и то истерическое «Прощай».
Теперь, сетчаткой глаза, ты всегда будешь искать её губы где-то в метро.
А ночью будешь снимать проституток, которые хоть чем-то похожи на неё.
Клетками эпидермиса ты всегда будешь искать её мягкие волосы, утром, в постели.
И нервно курить одну за другой, жадно представляя радом с собой её тело.
И через каждые пять минут ты будешь просматривать Вконтакте её страницу,
Вновь и вновь открывать альбом, где сияют ваши счастливые лица.
А она, наверное, где-то на Ибице, на вилле очередного богатого папочки,
Он её трахает на горячем песке и дарит всякие модные тряпочки.
Ей, конечно, с ним охуенно приятно, да и вообще, у неё все всегда заебись.
Да только девочка тоже любит тебя. Мальчик, просто напиши ей. Мальчик, проснись.
Адреналин по артериям, кокаин в абстракцию вен. Судим по разным критериям, постель – наш единственный плен. Надежда умрет в отражениях, мелькающих в зеркале луж. Физическое наслаждение не заменит сплетение душ. Никотин по трахеям и в легкие, «Вдох» и «Выдох» - играем в себя. У любви, увы, правила строгие. Значит, мы живем не любя.
«Она хотела бы жить на Манхэттене...»02-01-2009 19:05
Ярко-красным лаком красит ногти,
«Bourjois» - два слоя туши на ресницы.
Смесь «Lacoste» и «Kenzo» не испортят
Её тонкий образ в суете столицы.
На завтрак – свежий номер «Vogue» и сигаретка,
Снова в спешке в офис на «Ferrari».
Она сорвала куш в жизни рулетке,
И получила то, о чем давно мечтала.
Её квартира – на большой Рублевке,
Она завалена «Versace» и «Cavalli»,
А на столе пылятся две путевки:
Медовый месяц в снежных Гималаях.
Любовников меняет как перчатки,
Валокордином запивает милый смех.
Теперь она с судьбой играет в прятки,
Не в SPA, а у могилы каждый день.
У этой жизни есть свои законы:
Они работает всегда. И вновь, и вновь. Взял что-то, так отдай другое.
Она взяла мечту и отдала любовь…
Все, все, все! Обязательно загадайте сегодня желание!
Даже если не верите в чудеса, все равно загадайте!
Просто я загадаю, чтобы ваши желания сбылись =)
Транслитом в окно новой версии QIP’а,
В надежде печатать: «Skuchau! Lublu!».
И в слезах нажимать «Delete», а не «Enter»,
А в Winamp’е поет Дельфин про весну.
И вот, наконец, получить сообщенье:
«Привет, я все понял…Только тебя…»
«A ya znala», - ответить транслитом надменно.
А в ответ получить: «Извини…Не туда…»
В твоих наушниках Animal ДжаZ и Люмен, в кармане – зажигалка и пачка Winston. В твоей голове – спираль грандиозных безумий, в твоих снах – Нью-Джерси и Принстон. Шаг за шагом к мечте или к станции, вдох за вдохом – идти по трапеции. Сигаретным дымом абстракцией рисовать пейзажи Венеции. Случайностью рушить теории, мечтать о великих открытиях: «Переписать бы учебник истории», «Внести изменения в политику». Невзначай улыбнуться прохожему, MP3 на всю громкость и Winston`а. Вдох за вдохом: к мечте или к прошлому, шаг за шагом: домой или к Принстону.