Объективный запрет?

Давно-давно, в советские времена, мы с Сашей Абдуловым и его дочерью Ксюшей гуляли по Красной площади. На моем фотоаппарате стоял широкоугольник. Я попросил девочку бежать навстречу и опустился на одно колено. Саша стоял позади, протягивал к ней руки. Мы успели сделать только один снимок, как нас повязали. Двое товарищей в штатском повели за здание ГУМа. Там обнаружился незаметный вход в полуподвальное помещение. В то время Сашу еще не узнавали повсюду, и сытые люди с голодными глазами стали нас допрашивать: кто такие, с какой целью? Подозрение вызвал тот жуткий факт, что один из нас стал на колено и фотографировал, другой тянул руки, а третья бежала. И где? На Красной площади. Неслыханно!

Обаяние Саши сработало, пленку не стали засвечивать, и нас отпустили. Фотография сохранилась.

Прошло сто лет. Изменилось все. И ничего не изменилось. Не так давно на Красной площади подходит ко мне невзрачный молодой человек: почему снимаете?

Объясняю: все снимают, и я — как все. Нет, не как все: у вас профессиональный, дорогой по виду фотоаппарат, а у всех вокруг аппараты недорогие. Предъявите документы! Спор привел к тому, что меня опять повязали, привели, допрашивали, звонили, выясняли, отпустили. Отпустили через час со словами: если увидят меня с этим фотоаппаратом еще раз на Красной площади, то хуже будет.

Есть люди, которым глумление над другими людьми доставляет удовольствие. Им нравится быть силовиками. Таких людей все больше и больше. И возможностей для этого все больше и больше.

Знаете, почему убивают иностранцев и инородцев? Потому что можно. В воздухе носится. Официально нельзя, а так можно. И глумятся, и воруют, и откатывают, и берут по той же причине — можно! Свобода такая, суверенная.

А чего нельзя? Нельзя, например, собираться на Пушкинской площади. На днях шел подземным переходом, так там солдаты, как шпроты в банках, битком в три шеренги. На всякий случай, выборы на носу. Я поднял фотоаппарат, мне строго приказали опустить. Нельзя. А продавать аттестаты зрелости, дипломы инженеров, врачей, учителей, академиков, апостолов в подземном переходе можно.

На днях услышал по радио, что отныне на Красной площади нельзя снимать видеокамерой размером более 25 сантиметров, фотоаппаратами — не более 14 сантиметров и объективами диаметром не свыше 70 миллиметров. Раньше цеплялись по собственной инициативе, теперь будут нас мордовать по предписанию с линейкой в руках. Небольшое, но все же удовольствие для тех, кто на главной площади стоит на страже интересов отчизны.

Коммерческие интересы? Нет. Заработать на снимках не получится при всем старании. Сотни фотобанков в мире переполнены тысячами самых разных фотографий Красной площади. Она снята-переснята с разных точек, и днем, и ночью, и зимой, и летом. Тем, кто умеет снимать, как следует, если что интересно снимать, то это не собор, не башни, а людей. Собор и башни стоят века и не меняются, а люди все время разные. Там, на площади, всегда есть ощущение праздника, карнавала. Там не только приезжие, но и москвичи чувствуют себя в какой-то степени гостями столицы. Бой часов на Спасской башне воспринимается как волнующие звуки биения сердца твоей страны. Сколько раз ни бываю на Красной площади, всегда заново очарован ею. И вижу вокруг себя очарованных людей, забывших обо всем плохом. Вижу не тех нас, что на улице и в метро удивляют западников своей мрачностью и озабоченностью, а нас, тех же самых, ставших на этой волшебной площади приветливыми и улыбчивыми.

Так вот, без разрешения хорошо снимать хорошей техникой хороших людей нельзя. Снимать плохим аппаратом и неумело можно.

Сокрушительная борьба за достойный имидж страны продолжается.