liveinternet.ru/community/-...109902327/

ээ, а разве вольво не должно быть серебристым..?

[300x169]
Настроение сейчас - on the road

Где еще за за несчастных 40 минут услышишь AC/DC, Def Leppard, Doors, Роллингов, Stooges и кучу всего другого? Где будешь нестись вперед, горланя во все глотку вместе с орущими из кассетника хриплыми голосами, а мимо будут проноситься со свистом в ушах шикарные виды Америки? А впереди только дорога, дорога, дорога... И ты за рулем, и ты не знаешь, где будешь завтра, и все, что у тебя есть - это верная Импала и постоянные приключения. О, да, это все Supernatural.
Сухой летний полдень, над дорогой поднимается пар, а раскаленный асфальт на глазах покрывается расплывающимися влажными пятнами. Начинаются первые аккорды Back in Black и черная шевроле триумфально врывается в кадр, вот она - по-настоящему back in black. Я просто должна пообещать себе в сотый раз, что я-таки окажусь за рулем чего-то подобного, и тогда я врублю эту песню на всю мощность и нажму на газ. Омг, неужели это когда-нибудь случится?

Ирко, я подсадила на суперов уже 4 человека))

я собиралась написать, что я слушаю офигенную песню the Stooges и представляю Дженсена в серии "Heart", когда он стоит на улице и караулит оборотня. Вот уж не знаю, с чего бы это, но это один из любимейших моментов, который офигенно вписывается в эту музыку.

Мне кажется, пора зарегистрировать новую болезнь - синдром иммигранта. Попробуйте зайти на форумы иммиграции в Канаду, Австралию, США, Европу и что вы увидите - Плохо, тут все плохо, и это ужасно, и то не так. Люди, кто собирается сюда к нам, одумайтесь, пока не поздно!!
Их любимая фраза - Не путайте туризм с иммиграцией.
И когда ты, честно выслушав их тираду, заявляешь: "Так раз вам так плохо, возвращайтесь". Тогда они, сразу же ретируясь, скромненько заявляют: "Нууу, возвращаться, мы все-таки еще тут поживем". Ха-ха-ха!! Так не вешайте лапшу на уши. Проблемы есть везде, и никто, уезжая навсегда в другую страну, не думает, что окажется в раю земном. Люди идут к вам за информацией, а вы, распушив перья, строите из себя непонятно что. Даже наши знакомые, иммигрировавшие недавно в Канаду и приехавшие в Минск на недельку, тоже "заболели". Ах, какие у вас тут цены, а какие зарплаты, господи, и мы так жили!! О ужос! И когда ты заикаешься, что, может, и тебе стоит попробовать, только попробовать, разузнать информацию про иммиграционные программы, они тут же надуваются, как индюки, мотают головой и задумчиво изрекают: "Не понимаем, почему люди так стремятся уехать". Это что- смесь зависти, крутизны, чувства превосходства? Я не знаю, но теперь уверена, что самые мерзкие форумы - форумы по иммиграции!

ПЫ.СЫ Давно мечтаю иметь отдельную комнату или подвальчик, куда можно повесить боксерскую грушу! Ну, на худой конец я, наверно, прибила бы такую фигню, в которую можно кидать дротики. Да, я определенно скоро приобрету что-то в этом роде, потому что мои нервы сдаются в плен.

Вчера после огромного перерыва села за руль нашего старенького Фольксвагена. Какое же это приятно ощущение, давить на газ, переключать скорости, просто поворачивать руль. Да, я обожаю водить машину. Меня еле высадили из нее и засунули беднягу обратно в гараж. Я не понимаю людей, которые предпочитают коробку автомат. Да, где-то это удобно. Но черт, какой кайф слышать двигатель, чувствовать машину, понимать ее и дейстовать так, как она просит. Мне срочно нужна еще одна доза, я теперь даже мечтаю поехать на ненавистуню дачу, чтобы снова усесться за руль. Я определенно когда-нибудь реализую свою мечту и совершу охренительное путешествие на какоой-нибудь охренительной американской тачке!

Сашенька, ты же умненькая, вот мы тебя и выбрали, ответишь за всю группу.
Саш, можно я только вывод скажу? Просто понимаешь, у меня дела, мне на репетиторство, у меня с общагой проблемы.
Саш, давай ты всю инфу найдешь, а я перед парой прочитаю. Просто я не успею, у меня работа, да и интернета у меня сейчас нет.

Дорогие мои, а вы не охуели??
Сашенька не работает, не учится, не ходит на курсы, у нее нет проблем, она всем может помочь и все сделает, если обещала. Так вот и вы, дорогие, если обещали, так делайте! А если заранее знаете, что не получится, откажитесь. Так нет же, ведь тогда препод подумает, что вы ленивый, что вы его не цените, о ужас, он не поставит вам зачет. Уж лучше пусть сделает все козел отпущения, а мы выйдем победителями.

А я конечно все сделаю. потому что не могу не сделать. Но какие же вы все козлы!!!

Ничего не могу с собой поделать...Который день пересматриваю фильмы с участием Хита Леджера. Такое вот самозабвенное самобичевание. Скоро фильмы закончатся. Причем навсегда.

Я все же не люблю Новый Год. Когда все веселятся, суетятся, злятся, что не успели что-то сделать в старом году, я чувствую себя ужасно брошенной, ненужной, как будто все участвуют в спектакле, а мне не досталось роли, и я вынуждена наблюдать за веселым процессом со стороны.

31 декабря я непременно провожу в уборке, готовке оливье, стирке. Считается, что это праздник. В 12 часов, когда бьют куранты, мне просто хочется спать. Бабушка все время кричит, что телевизор нужно переключить туда-то и туда-то, и мы уже даже не ругаемся, ибо бесполезно.

По телевизору создается новогоднее настроение, и я немного радуюсь, а потом выключаю его и мечтаю, чтобы новый год поскорее наступил, и все люди снова стали прежними, и все бы шло, как раньше.

Я как-то решила, что хочу провести Новый Год одна. Когда бы стрелка часов достигла 12, я бы расхохоталась. Я бы знала, что все люди сейчас сидят за столами, загадывают желания, накладывают оливье, а я была бы как будто выше этого, как будто вне этого, как будто бы наблюдала за всеми сразу в замочную скважину. Ну а потом я бы непременно разревелась, оттого, что все счастливы, а я одна, и мне, как всегда, чего-то не хватает.

Еще я бы хотела провести Новый Год в Европе. Стоять на площади с бенгальским огнем в руке среди довольного, опьяненного народа с хлопушками, шампанским, в новогодних колпаках. Я очень люблю толпу только тогда, когда чувствую себя ее частью. Я ненавижу давку, хаотичное движение людей на базарах, но на каком-нибудь концерте эта толпа – мой дом. Я вижу, как горят у людей глаза. Это хищный, животный блеск. Так говорила моя учительница. Толпа людей – это стадо животных, и вы сами, не понимая, не осознавая, следуете за ними. Я прекрасно понимаю это состояние, но я его люблю. И я точно знаю, в таком новогоднем стаде я бы обязательно почувствовала праздник. Ну а потом, я бы, видимо, снова разревелась.

А еще я была бы счастлива напялить купальник, лежать на пляже на берегу Тихого или какого еще экзотического для меня океана, потягивая пина коладу, почитывая книжку или просто нежась на солнышке.

А после таких мечтаний я понимаю, что мне хочется, например, в Лондон, туда, где сыро, пасмурно, туманно. И мне хочется таинственности, мрачности, готичности.


И я понимаю, что ненавижу Новый Год за то, что подвожу итоги, ставлю цели, которые снова не выполняю, раскисаю, мечтаю о бредовых вещах, в общем, занимаюсь ерундой. Что ж, пойду готовить оливье)

Маленькая, хрупкая, такая незащищенная в своем потертом тоненьком пальто, она прятала обветренное лицо в мягкий шерстяной шарф. Растрепанные каштановые волосы кудрями выбивались из-под серого берета, а в огромных серых глазах смешалась тоска и детская наивность.

Я наблюдал за ней из своего укрытия уже несколько дней. Попивая горячий крепкий кофе в одном из кафе Монмартра, я делал вид, что увлечен очередной статьей в «Le monde». На самом деле я смотрел на нее.

Монмартр кишел бездарными и талантливыми молодыми художниками, готовыми за 15-20 евро написать карикатуру или портрет. Я бродил меж рядов, заполненных картинами, кишащими туристами и крикливыми художниками, бросая вялые взгляды направо и налево. И лишь одна из картин, выставленных на площади Тертр, привлекла мое внимание - «Кафе de nuit». Я прекрасно знал это полотно Ван Гога, и передо мной лежала его точная копия, сделанная рукой талантливого мастера.
- 10 евро, - прошелестел тихий приятный голос.

Я вздрогнул и обернулся. Женщина-ребенок с наивными серыми глазами с надеждой смотрела на меня. Ее тонкие губы едва тронула легкая улыбка. Я положил купюру в ее маленькую ручку, и она протянула мне полотно, снова мимолетно улыбнувшись.
Весь вечер, блуждая по проспектам и улочкам Парижа, я не мог выкинуть из головы маленькую художницу. На следующий день я зашел в небольшое уютное кафе, и, устроившись за столиком возле окна, просидел там до вечера, не отрывая глаз от хрупкой француженки.

Сегодня я снова был здесь, снова пил кофе, снова курил и снова наблюдал за художницей. Я помнил каждую черту ее лица: высокий лоб, тонкие брови и эти серые грустные глаза. Ее лицо было бледным, мертвенно бледным, и мне казалось, с каждым днем она все больше угасала, ее глаза становились все огромнее, а скулы – все резче.

С характерным барабанным постукиванием начался дождь. Серое угрюмое небо нависло над холмом Монмартра. Словно стаи голубей, чье спокойствие нарушила охотничья собака, художники засуетились, пряча свои работы от непрошенного гостя.

Девушка с серыми глазами также поспешила спрятать свои работы, однако закашлявшись, чуть было не упала на мостовую – Ван Гог, Ренуар, Пикассо, Сезанн, брошенные, мокли под равнодушными каплями дождя.

Наконец оправившись, девушка спрятала под полиэтиленовое покрывало безнадежно испорченные полотна. Обреченно смахнув слезу и покрепче закутавшись в свое тонкое пальто, она спряталась под черным зонтом.

Мое сердце сжималось. За все эти три дня у нее было не больше трех покупателей, теперь же она лишилась и своих полотен, последней надежды на заработок. Я остервенело затушил сигарету и допил остатки кофе. Грубо свернув «Le monde», я вышел из кафе.

Почему я не помог ей? Почему не угостил кофе? Почему не купил что-нибудь из ее работ? Наверное, я трус.

На следующий день я снова был на Монмартре. Я хотел увидеть ее, нежную, хрупкую, маленькую. Мне хотелось обнять ее, хотелось, чтобы ее серые глаза улыбнулись мне, чтобы она спрятала свое детское лицо у меня на груди. Полный мечтаний, я занял свой столик.

Но ее не было…

Не пришла она и через час. И через два.

В конце концов ее место на площади Тремр занял полный мужчина сорока лет, льстиво улыбавшийся проходящим мимо туристам.

Я был подавлен, я должен был увидеть ее. Я выбежал из кафе, и, не зная, что предпринять, подошел к женщине, стоявшей по соседству с льстивым толстяком. На мой вопрос о сероглазой девушке, она пожала плечами и равнодушно ответила:

- Ванесса? Не знаю. Сегодня ее не было. Зачем вам это странная? Давайте я напишу ваш портрет. Я училась у самого…

Бросив взгляд на ее халтурные работы, я, не дослушав до конца, побрел прочь по узким улочкам Монмартра. Толпа туристов становилась все реже, и наконец я остался совсем один. Подняв глаза, я обнаружил, что нахожусь на кладбище Монмартра. Редкие туристы, пришедшие положить цветы на могилы своих кумиров, одиноко бродили по улочкам мертвого города.

Угольно-черная ворона громко каркнула и впилась в меня своим колючим враждебным взглядом. Снова каркнув, она расправила крылья и полетела прочь. Я последовал за ней, затаптывая шуршащие под ногами желтые листья. Свежие могилы, утопающие в цветах, были ярким пятном на осенней картине Парижа.

На тонком, совершенно голом дереве, сидела моя ворона и, не моргая, смотрела на меня в упор. Я подошел ближе и увидел свежую могилу. Одинокая черная роза была ее зловещим украшением. На деревянном кресте я увидел фотографию. Лицо девушки я бы узнал из тысячи. Огромные карие глаза, высокий лоб, тонкие губы, аккуратный нос, бледная кожа и непослушные каштановые волосы. Она улыбалась, а глаза были наполнены счастьем. Ванесса ле Пен, 1978-2005.

В тот же день я уехал из Парижа. В моей квартире в Нью-Йорке на стене висит прекрасная подделка Ван Гога «Кафе de nuit», и Читать далее...

Time to live
Time to lie
Time to laugh
Time to die
Takes it easy, baby
Take it as it comes... (с)

- Повторите!

Я сидела за барной стойкой, закинув ногу на ногу. Черное платье с глубоким вырезом на спине нежно облегало тело. От нетерпения я покачивала ногой, стуча шпилькой по железным ножкам стула.

Было очевидно, что он не придет. Он как всегда слишком занят, слишком устал, слишком далеко. Я тряхнула головой и вытащила из сумочки сигарету. Услужливый бармен тут же подал зажигалку, я кивнула ему и прикурила.

- Ваш коктейль.

Я покрутила трубочку между пальцев и сделала глоток. Мягкий фруктовый вкус перемешался с карамельной горечью рома.

Я стряхнула пепел и нетерпеливо взглянула в окно: ночные огни Вены сводили с ума, но улица была пуста. Через приоткрытую дверь в бар пробирались звуки старой скрипки и сырость осенней ночи.

Я закрыла глаза – звуки музыкального инструмента стали ближе. Сдержанные холодные рыдания, внутренняя боль, прозрачные слезы-осколки музыки выворачивали наизнанку всю мою жизнь.

- Мы закрываемся через полчаса. Вам вызвать такси?

Я вздрогнула. Почему люди всегда находят самый неподходящий момент, чтобы влезть в чужие мечты? Хотя разве для этого существуют подходящие моменты? Скрипка перестала звучать. Я кивнула бармену и попросила счет.

Блестящая, как отвратительные лакированные туфли, машина не заставила себя ждать. Накинув пальто, я вышла в темноту венской ночи.

- Куда? – спросил сонный уставший таксист.

- Ландштрассе, - разгоряченная алкоголем, я приоткрыла окно. Машина тронулась.
Прозрачная, как горное озеро в горах, полилась музыка. Я увидела его – одинокого скрипача, прислонившегося к каменной стене.

- Остановите.

Пожав плечами, таксист выпустил меня. С тонким визгом машина умчалась прочь.
Холод забирался под тонкое осеннее пальто, я подняла воротник и прислонилась к темному спящему дому. Я стояла прямо напротив скрипача, а он все играл, стремительно взмахивая смычком. Я знала этот прием – тремоло, быстрое чередование двух звуков, создающее эффект дрожания, мерцания.

Я плакала. Он играл.

Я была единственным слушателем, он, казалось, не замечал меня. Взмахнув смычком последний раз, он опустил скрипку. Я не хотела, чтобы он уходил. Я смотрела, как он заматывает серый шарф, как взъерошивает длинные, каштановые волосы, спадающие прядями на лицо. Он был худой, высокий, с большими блестящими глазами на бледном изможденном лице. Он бережно спрятал скрипку в футляр, поглаживая ее длинными белыми пальцами. Подняв воротник своего плаща, он впервые взглянул на меня.

- Пойдем?

Я кивнула, и, стуча каблуками по булыжной мостовой, подошла к нему. Он протянул мне руку и сжал мои пальцы. Я вздрогнула, прикосновение его ледяной руки обожгло меня.

Мы молча шли по пустынным ночным переулкам, разглядывая здания Старого города. «Вена никуда не спешит, вальсирующий город живет во времена Моцарта», - согласилась я с жителями Австрии, слушая спящую тишину и размеренный бой башенных часов.

Вдали показались полуголые деревья. Оставшиеся на ветках желтые листья едва ли прикрывали их тощие скелеты. Парк Пратер в еврейском районе Леопольдштадт, - промелькнуло в мыслях.

Свернув в узкий переулок, мы прошли пару шагов и остановились перед полугнилой деревянной дверью. Толкнув ее, мы зашли. Маленькое темное помещение было уютным. Все пространство занимали пожелтевшие нотные тетради, карандаши, обгрызенные на конце, восковые свечи вместо электрических лампочек. Рядом с небольшим письменным столом, на котором громоздились чашки с недопитым кофе, стоял светло-зеленый диван с потрепанным от времени покрывалом. Здесь пахло кофе, сигаретным дымом и музыкой. Здесь пахло им.

Я присела на мягкий диван, достала сигарету и затянулась. Мне было уютно и хотелось спать. Выпустив дым, я скинула надоевшие туфли и забралась на диван с ногами. Я задремала, но ароматный запах кофе взбодрил меня.

Он сел рядом со мной, совсем близко. Я прижалась к его линялому мягкому свитеру, одетому на голое тело. Я чувствовала его сердцебиение, музыку его крови. Мы пили кофе, курили и смотрели друг на друга. Он забрал мою чашку и поставил на стол. Я потянулась к нему, перебирая его мягкие длинные волосы. Он целовал меня, долго, медленно, глубоко. Я отдавалась ему вся, я слышала музыку скрипки. Я отодвинулась и долго смотрела на него. Я поднесла руку и дотронулась до его губ. Я медленно стянула с него свитер и прижалась к его груди. Он крепко обнял меня, его тонкие руки поглаживали мои бедра. Я была расслаблена, я любила его тогда. Бедный молодой скрипач, играющий на улицах, в переходах, играющий в тишине, играющий по ночам, играющий для себя, а не ради денег. Он ловко стянул с меня колготки и медленно, перебирая пальцами, проник во влагалище. Я застонала. Его тонкие пальцы музыканта тонко чувствовали душу скрипки, тело женщины. Он извлекал из меня странную музыку, музыку жизни, его пальцы проникали глубоко, то ускоряя, то замедляя темп. Он вошел в дикий транс, заставляя меня быть послушной скрипкой в его руках…

***

- Двойной виски со льдом. Что ты будешь, дорогая?
- Читать далее...

Слушать этот музыкальный файл

наконец-то я ее нашла

- Ну что? Ты поняла, куда идти?
- Да, тут написано, с правого торца здания.
- Торец. Тупое слово.
- Торец, с торца. Ну да, но оно меня не бесит. Бывают слова тупее.
- А меня бесит! Торец! Ну что за говно?!
- Бля, опять какой-то бред говорим.

И так каждый день! Я вообще не понимаю. как со мной кто-то общается?? Наши разговоры с Маринкой - это точно разговоры Джексона и Траволты из Криминального чтива. Пиздец!)))

А еще я сегодня видела, как бабка засунула руку в штаны и поправляла трусы...
Все, я пацталом)))

Когда я умру, я хочу, чтобы меня сожгли, а пепел развеяли над морем… И тогда моя душа будет вечно свободна…

В колонках играет - David Bowie - Sunday

Мягкий песок, испещренный бесконечным количеством сероватых, коричневатых с белыми вкраплениями ракушек, ласково обволакивал пальцы. В ушах шумел таинственный шепот набегающий на берег волн, нос ловил прохладный соленый ветер. Голова покоилась на рюкзаке, а перед глазами раскинулась бескрайняя черноокая мантия, сверкающая миллиардами загадочных созвездий.
Рядом с рукой на песке валялась недопитая, но незабытая бутылка белого вина, но звезды не отпускали мои глаза.

- Чем больше пью, тем четче звезды.

Смех.

- Посмотри. Это Млечный путь.
- Да, а вот Большая Медведица. И Полярная звезда.
- Ты смотрела «Короля Льва»?
- Мультик? Да, а что?
- Помнишь, там главный герой – львенок. Не помню имени.
- Симба.
- Точно! Когда он был маленький, они с отцом смотрели на звезды. И он сказал ему: «Это наши близкие смотрят на нас с небес».
- В другой день мне показалась бы, что это настоящая чушь, но этой ночью это кажется мне самым разумным из всего, что я слышала о сотворении мира.
- Значит, ты веришь в это?
- Может быть.

Десятиминутное молчание.

- Саша!
- У?
- Какой Д., когда есть эти звезды?

Молчание, смех.

- Наверное, он и есть все эти звезды, все это море, все это небо. И это вино, и мы с тобой.
- Как ты можешь так говорить?!
- Не знаю. Я уже ничего не знаю. Наверное, ты права.

Молчание. Долгое, но отнюдь не пустое.
Счастливые пьяные слезы текут по щекам, капают с подбородка на шею, звезды сияют, разгоряченная алкоголем кровь пульсирует, обжигает, заставляет вдыхать прохладу ночи, а волны все шепчут…

- Я сейчас усну.
- И я.
- Прикинь, мы просыпаемся, а сумок нет.
Смех.
- Нет. Мы просыпаемся, а нас нет.
- Как это?
- Не знаю.
- Это страшно.

Молчание.
Глаза заволакивает темной пеленой, веки слипаются. Самая яркая звезда сверкает ослепительным светом прямо надо мной и не дает мне уснуть. Я знаю, что все это пьяный бред, но я также знаю, что это дедушка смотрел на меня оттуда. Кто-то на левом плече усмехнулся. Уголок его рта пополз вниз, и он насмешливо прошептал мне на ухо: «А ведь лучше он бы тебя не видел».
Персональный дьявол есть у каждого. Может, он и прав, но я не жалею о той волшебной ночи.

Фотографии geteira : Трансильвания

Фотографии geteira : Румыния

Слушать этот музыкальный файл

Кофе и сигареты. Что еще тут говорить...

В колонках играет - Lenny Kravitz - I Belong To You
Настроение сейчас - ностальгическое

Как жаль, что все хорошее быстро заканчивается. Хоть я уже и в Минске, душой я еще там – в Румынии. Нежусь в теплом песочке, вдыхаю полной грудью соленый морской воздух, прогуливаюсь по средневековым замкам, готические башни которых тянутся в облачное небо Карпат. Эх…

В колонках играет - Земфира - "Хочешь"
Настроение сейчас - странное

Пожалуйста, только живи, ты же видишь, я живу тобою, моей огромной любви хватит нам двоим с головою...

Я мчусь вперед, не разбирая дороги. Мой сапог врезается в свое отражение в луже, но я этого не замечаю. Я привыкла. Я бегу мимо прохожих, мимо домов, витрин, окон. У меня есть цель. Я не знаю, какая. Я знаю, что она просто есть, и я бегу. Я привыкла.
И вдруг я останавливаюсь. Я прислоняюсь к холодному мрамору колонны в метро и мне нечего делать. Цель есть, но бежать некуда. Я ненавижу ждать. Но я привыкла. Я закрываю глаза и улыбаюсь. Я улыбаюсь, потому что вижу тебя. У меня нет цели, нет прохожих, улиц, витрин - у меня есть ты. Я встряхиваю головой, чтобы прогнать тебя. Я злюсь. Ты уходишь, но я знаю, что ты вернешься. Ты всегда возвращаешься. Но к этому я до сих пор не привыкла. Я ненавижу тебя и безумно жду, когда ты вернешься. Я боготворю тебя и хочу, чтобы ты исчез навсегда.
И все же ты возвращаешься. И я знаю, если бы ты не пришел, я бы сошла с ума. Я открываю глаза и вижу, что ты исчез - ты мираж, ты призрак, ты мое воображение. И тогда я понимаю, что уже сошла с ума. И я улыбаюсь. Это значит, что скоро ты вновь будешь со мной, будешь моим. Я умру, если тебя не будет...