Паутина осенних дней
Так тонка, что почти невесома,
Ветер серых полей
Нас уносит из отчего дома.
Только камни неспешной реки
Создают впечатленье твердыни.
Сила тонкой руки –
Разорвать совершенство линий.
Безгранична печаль октября,
Воск оплавлен, погашены свечи,
Листопад, чародейство творя,
Вновь уронит огонь мне на плечи.
23.08.94.
(Из цикла "Хроники Безысходности", т. II, Гл. "Эпилог")
They are run through
the jungle...
Сизые осенние поля,
Вновь разрывы мин –
Вверх летит земля.
Ты убит лежишь
В груде серых спин –
Может быть ты спишь?
Никому в этом мире не нужен,
Брат мой по оружию.
Сны о декабре святом
В голове твоей.
Будет что потом –
Знает дым полей.
Песни лета забыл
Твой расколотый мозг.
Ту, что ты так любил
Вдруг окутал мороз.
Вокруг лишь промозглые лужи,
Брат мой по оружию.
Шел я рядом с тобой,
Не боялся огня,
И единой судьбой
Бой тебя и меня
Повязал. Наши сны,
Наши жалкие силы
В листопаде войны
Смерть уже закружила.
Мы лежим, замурованы в стужу,
Серые солдаты, братья по оружию.
27.08.94.
(Из цикла "Апокрифические материалы к Хроникам Безысходности".)
Что видел осенью я с дюны,
Когда опали листья. Вскоре
Померкли ночи и в безлунье
Сверкнули звезды над волнами.
Печаль и память в безначальи
Вновь овевают нас крылами
Былого. Дале – лишь молчанье.
Любовь. Она похожа на зерцало,
Что треснуло посередине,
И в отражении начала
Свой облик в каждой половине
Ты видишь. Грустная судьба –
В любимом видеть лишь себя.
14.08.94.
Закусили хлебом –
Милые подарки
По дороге к небу.
Закурив махорку,
Крякнули душевно.
Дождь провел уборку
И шуршал напевно.
Липы и дубравы –
В дыме самокрутки.
Веселы забавы –
Набивать желудки.
26.08.94.
Пролетают над нами,
И бессилие слов
Так несвязно с делами,
Нас раздавит опять,
Не давая ответа,
И покатится вспять
Злая тяжесть рассвета.
Девять темных ночей –
Вот волшебное время,
Ведь становится злей
Наше серое племя,
Ведь остреют клыки,
А глаза просят крови.
Волны древней реки
Топят нужное слово.
Шорох лап, стук копыт
Разорвут тишь и темень –
Этот Город не спит,
Он живет в злое время.
Ужас – воздух его,
А бессилие – сила,
Медь и бронза шагов
Шепот наш заглушила.
И мы глохнем во тьме
От шагов Командора,
Видя кровь на траве
И унынье простора.
24.08.94.
Памяти О. Щ.
Волчий вой, да собачий лай:
Все, что хочешь – тебе вослед.
Что вымаливал, то и получай,
Ты, создатель рукотворных бед.
Золоченые кресты частоколом вокруг,
Города, как гробницы друзей.
И дрожанье обессиленных рук,
Словно крик тебе: "Гертруда, не пей!"
Сигарета сломана вновь пополам,
Пальцы желты – никотин, как смола.
И – проклятье подставным зеркалам! –
Снова истина, как сажа, бела.
Лето кончится уже без тебя;
Разве ж дело – безмятежно уснуть
И не видеть, как пространство дождя
Поглощает твой непройденный путь.
Позабудь же это слово – "прощай",
Долог путь, чтоб растворить себя в свет.
Волчий вой, да собачий лай:
Все, что хочешь – тебе вослед.
18.08.94.
(Из цикла "Хроники Безысходности" т. I, Гл. II "Мирное кладбище)
Распятье всегда преждевременно.
И гвозди немых словес
Вонзаются. Время беременно
Пророчествами, искрами чудес.
Центурия шествует неспешно
По набережной темной, пустой.
Утонет, откинутый небрежно,
Окурок в Неве ледяной.
Калиги стучат на Мильонной,
Стоит на Дворцовой конвой
И окон глазницы бездонней,
Чем чаши с живою водой.
Крест Города плохо оструган
И гвозди огней тупы,
Но мы распинаем друг друга –
По-прежнему злы и слепы.
Кровь запеклась на граните
Набережных и площадей.
Если вы живы, то спите
Города мертвых мертвей.
Чай утешает печальных,
Дым папирос и тлен,
И наполняются спальни
Музыкой порванных вен.
21.08.94.
(Из цикла "Хроники Безысходности" т. I, Гл. III "Город".)
Зима таки. Три дня херачит снег, коммунальщики - как всегда - в унынии. Дороги более-менее чистятся, тротуары почти не. Как все внезапно!
[451x664]
...ПУКНУЛ В ЛУЖУ.
Перефразируя его же, скажем: "Очень хорошо ругать тиранию, когда ты живёшь в оккупированной стране и понимаешь, что за тобой не придут ночью, не спросят за разворованные миллиарды в СКВ, не спросят за убитую оборонку и ненужные потери в кукольной войне 08.08.08." Это я про это интервью. Может, я где-то и не прав, но эти пляски на костях - бесят.
Забыл купить воткитм на хеловинтм. Пропал такой повод выпить...
Никогда еще российская интеллигенция не достигала подобных высот морального падения...
Жил там на базе замечательный котейко. Жил он строго в двух местах: либо в тумбочке у своего друга-хозяина ( в офицерском общежитии были двухместные комнаты, техперсонал жил в шлакоблочных казармах, по 8 человек в кубрике), либо - под креслом "правака" вертолёта Ми-8. Там, сзади, есть такая ниша, куда котейко вполне себе умещался.
Про тумбочку надо упомянуть отдельно. Стандартная казарменная тумбочка, на нижней полке коей лежал толстый коврик. Мало того - поскольку общага была одноэтажная, котейко питался и спал в комнате, а вот по прочим всем делам ходил за общагу, для чего ему был прорезан "котоход" - в окне. Этакая маленькая форточка в нижнем правом углу окна.
Окраса он был... мнэ... ну, почти двухцветный: в основном - чёрный, с какими-то околорыжими чешуйками. Такой, пегий маненько. И изначально звали его... Тимоха, что ли? Наверное так.
Знаменит он был следующим: как только его хозяин, второй пилот ("правак" на жаргоне) борта Ми-8 № 064 запускал движки - эта скотина умудрялась как-то просочиться на борт (хотя старательно мешали) и залезть в ту самую нишку (маленькую такую). Нас он провожал на выброски регулярно.
Выглядело это примерно так: за креслом "правака" находился баааальшой чёрно-пегий мохнатый шар - да кто ж любит полеты на вертушке, да еще и на малых высотах? Все вибрирует, болтает, рычит-ревёт, вверх-вниз подпрыгивает. Короче, мохнатый шар с выпученными желто-зелеными глазами. Вы видели, как котейки (ну, в большинстве своем) реагируют на работающий пылесос? В основном - ныкаются. А тут "пылесос" размером с дом. Оцените героизм.
Сколь я знаю, пока Серёга ("правак") и Петрович (командир) были там (условно назовем это аэродромом "Понедельникск") - котейко летал с ними. Ну, и с нами - тоже, сей экипаж нас регулярно выбрасывал туда, куда нам было нужно.
Но имя он получил именно от меня. Ибо...
Повара лётной столовой жаловались на то, что регулярно и бесследно исчезают изрядные шматы мяса, в основном - сырого. Причем, исчезают так: только что было, отвернулся на пару секунд - и уже нету. И мне как-то стало интересно. Тем более - повар-зёмик (ну, и фиг с ним, что он с Лигова, там - однозначно зёма) пожалился. Вот как-то все было нелётное и некузявое, безделье, времени много, засел напротив кухни лётной столовой с биноклем. Вижу: что-то размытое крадётся-крадётся, потом - вжик, черно-пегая молния прорезает пространство от окна столовской кухни до ближайших зеленых насаждений. Оттуда раздаётся сначала смачное чавканье (под прикрытием когорого я подкрался поближе), потом - странные мавченья-завывания. И что вы думаете? Эта зараза, насытившись, созывал сопельменников хвостатых на пожрать!
После того, как я всё увиденное рассказал камрадам и хозяину, я, сгоряча, обозвал его "Ниндзяком". Прижилось. Кстати, с солдатских столовых и полевых кухонь он ничего и никогда. Только приходил и делал глазки (см. знаменитый кадр из "Шрек-2"). Ну и кто б ему отказал?
Ну это как бы все ладно, если бы не два случая.
Случай первый: Нинзяк опоздал из "увольнения" и "вертушка" ушла без него. Вот это я видел сам, личными глазами. Котейко вернулся с блядок (кстати, в Средней Азии котейко не на много отличается от собаки - нехорошее животное, а в Узбекистане и Таджикистане - еще и хуже собаки, та хоть двор охраняет и стада пасёт; так что найти подходящую пару Нинзяку было непросто), а борта - нету. Он сел на площадке, недоверчиво обнюхал всё - и застыл, натопырив уши. Так он сидел два часа. А в начале третьего часа - завыл.
Ребяты, я слышал, как котейки выражают свои эмоции. Рычат, шипят, ворчат, мыркают, взвывают - я как бы всяких котеек видел, не теоретик. Но тут...
Нинзяк не поднял, как собака, нос к небу, наоборот, он как-то вытянул морду и шею параллельно ВПП - и завыл, низко и переливчато. У меня, если честно, до сих пор, как вспомню, - мурашки по спине. Никак не удавалось его согнать с площадки.
Потом мы узнали, что "ноль-шестьдесят четвертый", работавший в интересах погранцов, как раз в начале третьего часа после взлета, получил очередь из ДШК в правый двигатель и пошел на вынужденную - куда глаза глядят. Слава Аллаху, в ту сторону, куда они шли на посадку, выдвинулась пограничная ММГ (мото-маневренная группа), и уже через