Я позабыл о широте печали
И перестал ворочаться во сне.
Живя в тюрьме, ослабил злые чары —
И тьма ушла, растаяла, как снег.

Быть оптимистом не всегда приятно,
Так хочется забиться под кровать.
Всегда на репутации есть пятна —
И связи с прошлым не дано порвать.

Жить надо ничего не отрицая,
И темноту пытаться превзойти.
Не лгать себе, не жить, не жить как цапля —
Походкой твердой по Земле идти!

8 февраля 2008.

*цапля - стоит в болоте на одной ноге и ждёт, пока мимо не проскочет лягушка, чтобы поймать ее и сьесть

Я неприлично напрягаюсь,
Бегу за синей птицей вслед,
Летящей к горизонта краю
Так много ярких, томных лет.

Всё не найдется ей приюта,
Унылой кажется Земля,
Темно от севера до юга...
Но так ли незаметен я?!

исходное стихотворение:

боже мой, мы с тобой совсем чужие.
так легко говорить слова пустые.
мне нужен блеск наших глаз
и ни к чему пышность фраз,
просто игра.

боже мой, мы с тобой - воспоминание.
далеко наше нежное свиданье.
мне нужен блеск наших глаз
и ни к чему пышность фраз,
просто игра.
за любовь, которой больше нет,
тебя благодарю.


моя переделка:

Так легко, но мы с тобой совсем чужие.
И слова пустые все свое отжили.
Боже мой, мне нужен взгляд твой,что сверкает,
Словно самый яркий драгоценный камень.
Тяжело, а мы с тобой — воспоминанье.
И я плачу — не бывать опять свиданью.
Мы в любовь, как прежде, не сыграем...
Но скажу, зализывая раны -
Все равно, мне нужен взгляд твой,что сверкает,
Словно самый яркий драгоценный камень.

Вот есть такой человек, Кристина.
Мы познакомились совершенно случайно, а живет она в Герцлии, недалеко от моего общежития.(пнимии)
Один раз даже виделись в городе, поболтали и перекинулись взглядами.
потом она в своем блоге пообещала написать про наше знакомство.
Но это до сих пор не произошло. Я, в свою очередь, ничего ей не обещал. Но вот почему то захотелось написать)
хотя обычно я не выкладываю в дневнике рассказы о событиях своей жизни, сейчас вот пришло в голову набросать строчки.

З.Ы. Просто мне интересна ее реакция)

Зло, старое зло тихо плещется, омывая мои ноги тяжелыми воспоминаниями. Черно-белое восприятие действительности снова возвращается к узнику черепашьего панциря. Опять он смотрит снизу вверх на свою тюрьму, и нежно трогает решетки на окнах. Узник, ушедший в заключение по собственной воле и своими собственными ногами — теперь чувствует как замерзают его стопы, погруженные в воды зла.
Оно такое тянучее, так и хочется окунуться, несмотря на холод и мрак. Оно засасывает, не отпуская взгляд. Окружающая действительность врывается в меня грустными песнями, тоскливыми картинками и надрывной, ноющей изморозью. Холод, поначалу несомый волнами зла, уже сам передвигается по комнате, словно обретя собственное тело, словно ожив.
Неожиданно я заглядываюсь на солнце, мелькнувшее где-то около горизонта, в узком промежутке между облаками. И мне уже не хочется продолжать рассуждение, и темные воды зла уползают от ног. Это я твердой походкой выхожу на поросший яркой травой берег.

Сегодня ночью я сошел с ума -
Мне мир красивым показался...
И этим утром не прошлась чума,
До глаз никто не прикасался...

Сегодня ночью я не смог уснуть,
А зло нечаянно пропало.
Я захотел обнять Луну,
И было этого мне мало.

Сегодня ночью все наоборот,
И спать ушли дурные вещи.
И можно лень перебороть,
Позыв к добру во мне трепещет.

Сегодня ночью удержав печаль,
Мой друг, других не опасайся.
Ну, что ты мерзнешь, выпей чай,
И мира нового касайся!

Низменные чувства проснулись в его молодом теле. По радио сообщили, что
забастовка врачей неожиданно закончилась. Но Илье уже было все равно — Маргарита
летела в Нью-Йоркскую лечебницу, и никакие проблемы врачей страны N, в которой он жил,
не были теперь актуальны. Он прорычал что-то сквозь сжатые зубы, резко выключил
динамик, устало сел на кожаный диван. За окном накрапывал дождик, пальцы стучали по
стеклу, словно задавая ритм ненастной погоде.
В его мозгу тупо и злобно проносилась фраза, недавно выпущенная из кухонной
радиоклетки: «Приказом суда всех врачей обязуют вернутся к работе». Словно маленькая,
голодная птица, билась эта мысль, рвя нависшие в его душе тяжелыми сетями воспоминания
о Маргаритиной болезни, о том, как они вдвоем стояли у порога закрытой клиники, о том,
как вся жизнь страны в буквальном смысле устремилась в пропасть.
«Кинуться бы, вонзиться точными и сильными ударами... Сколько времени потеряно
зря не по нашей вине... Можно ли повернуть оглобли неостановимой колесницы, вернуть эти
дни, вернуть ту жизнь, в которой еще что-то можно было сделать для моей Риты, спасти ее
здоровье, ее неомраченную тяжкими и блуждающими болями жизнь? Я почти реву в
бессилии, почти чувствую, что все кончено...
Дождь льется по стеклу, он, верно, очень холоден. Надо позвонить. Она уже должна
была долететь. Я не поехал... Мне не разрешили...Снова чиновничьи препоны, снова ведра
чужой корысти и черствости валятся на меня».
Маска равнодушия легла на его улыбку, на его прищуренные глаза, на ямочки у щек.
Взглядом черепахи смотрел он из окна, и видел лишь злость и бессердечную злобность
окружающего мира.
Илья был грустен. Илья был очень зол. Илья почти плакал. Илья может быть, был
готов разбить стекло рукой. Но никто не смог бы прочитать и слова на его лице, которое,
подобно поверхности воды, никак не отражало подводные бури.
Капли воды, ударяясь о стекло, стекали по желобу на землю. Словно на рисунке
ребенка или постмодерниста, потоки воды бессистемно и вязко образовывали до странного
нежные узоры.
Теплое дыхание оставляло томные пятна потных капелек, Илья рассеянно бродил
взглядом по комнате, по своим мыслям и по образам, которые то и дело взрывались
фейверком, сухим пожаром, траурным салютом в его голове. Дождь все лил, время текло
согласно тихому стуку настенных часов, тусклый свет коридорной лампочки еле-еле
пробивался сквозь пыльный воздух комнаты. Илье казалось, что он заключен в панцирь, в
коробку, в сосуд, и лишь сквозь маленькую дырочку возможно вопринимать сигналы
окружающего огромного мира.
Из-под подоконника протекала вода. Оказавшись холодной и противной на ощупь
(Илья коснулся ее костяшками пальцев, словно собираясь ударить), она преломила слабый
луч далекой лампочки — и засверкала!
Протерев тряпкой лужу, Илья понял, что ему надоело сидеть на одном месте. Он стал
ходить по комнате. Включил телевизор, послушал музыку в наушниках, доел вчерашний
салат. Ничего не помогало, и мысли то и дело возвращались к Рите. Точнее, они не
возвращались, а все время блуждали вокруг нее, пытаясь выцепить из сумрака затухающих
воспоминаний.
Илья уже не был зол. Дикое состояние неоформленной ярости ушло, оставив вместо
себя лишь привкус горькой шоколадки. Он просто ждал звонка. Или от Риты, или от врача.

монолог умирающего короля за 6 минут до конца картины:
"Холодно...Как холодно, и даже израильское летнее солнце так слабо, скудно, скупо, ненадежно греет...Я оглядываю свои ладони, покрытые хрустящими морщинами, словно льдом. Рисунки размалеванные тут и там, начинаясь из-под ногтя, нисходя к запястью, щекотят подкожный пульс, и словно плотина поставлена живому току крови. Кромешная тьма покрыла веки, глаза неумолимо клонятся ниц, теряя способность обозревать солнечный небосвод, и я чувствую тупую, словно находящуюся в другом теле, государстве, в ином мире, звериную, рвущую саму себя на части, боль. Словно ветром ядерного облака выдувается из меня душа, яблоки сердца опадают, и молодые голуби уже готовы вострубить о моем возвращении в первобытное, доадамовое состояние, когда и само слово «счастье» еще не могло быть воскликнуто Создателем, когда хаос был холодом, равнодушием, необращением внимания на рождающегося меня сонма светлых ангелов.
Может быть. Может быть, перевелась у меня способность говорить связно и мыслить здраво, и кажется, слишком много воды проливается из моих сложенных в покорности рук. Как та сеть с клетками, большими, чем зашедшие в ее путы рыбы, уже не служит для прибавления рыболовецкой удачи и сытного ужина, так и руки мои, так и я сам, будто бы пав пред лицом того, кто способен судить проступки гораздо более страшные и чреватые, чем делались мной до сих пор , так и я сам уже не способен был быть человеком. Неспособный быть теплокровным и неумеющий жить как крокодилы, ящерицы и им подобные мерзкие существа, я почти не страдал и боль все отдалялась и отдалялась, по прежнему находя свои истоки в моем почти окаменевшем сердце.
Наконец, наступило успокоение. Я заснул. Ведь и во сне замерзают. Вот и я замерз. И было это в один из последних дней первого летнего месяца в солнечном и жарком Израиле, но неповинно в моей гибели это место и это солнце, что шлет благостные лучи всем подлунным животным, без разбора их пола, возраста и предназначения, данного то Создателем, то Разрушителем."

естественно, монолог выдуман мной и к самому фильму имеет довольно косвенное отношение.

Риск заблудиться был относительно невелик, поэтому она и свернула с основной тропы, через невысокие кусты, вбок и вверх, приближаясь к вершине холма кратчайшим путем. Подошвы ботинок мягко касались незамутненной травы, мелкие насекомые бросались врассыпную, а ветви деревьев тихо шумели.
Еще два шага, еще один. Зеленый ковер резко обрывается. Впереди круг выжженой земли метров пять в диаметре. Девушка поднимает камешек и бросает вперед. Почва податливо принимает его, проходит секунда — и камень скрылся под слоем земли, словно и не было его. Образованная девушка, полжизни прожившая в столице, а полжизни — по дедушкам и бабушкам в деревнях, хуторах и станицах по всей России, Виктория нахмурилась.
Она хотела позвать кого-то, посоветоваться, не рискуя ступить на такую, в прямом смысле слова, обманчивую почву. Но не вернулась на тропу, просто стояла в тени дерева, уставив свой вдумчивый взгляд на мистический круг-поглотитель.
«Еще немного, еще три-четыре абзаца», - думал парень, набирая эти строки, - «Виктория (а может быть лучше назвать ее Вероникой?) не может стоять вечно, не так ли? Значит, что-то такое должно произойти, что-то, что сдвинет ее с места».
Но это не было началом для фантастического романа, это было всего лишь небольшой зарисовкой к рассказу, и Виктория застыла, словно изваяние в центре площади, птицы не свили на ее голове гнездо, мистический круг не смог поглотить ее, и все осталось точно так, как было в ту секунду, когда брошенный Викой камешек ушел под землю. И, вполне возможно, через некоторое количество времени, еще один человек свернет с туристской тропы, и попытается дойти до вершины холма прямой и короткой дорогой.

Громыхающее нечто свалилось на Павла, словно воздушный шар врезался в облако. Я наблюдал за этим со стороны, но не успел и пошевелится, как мой друг уже лежал на полу, а огромная черная упавшая птица била крыльями о его тело. Хор голосов ворвался из открытых окон, вихрем кружась по двору, да и прохожие охали, усиливая всеобщий ор. Схватив палку, я попытался атаковать птицу, но, к моему удивлению, еще до того, как мы сблизились, она покорно подпрыгнула и села возле Павла, по-видимому, не причинив ему никакого вреда. То ли орел, но с длинными и тонкими ногами, то ли цапля, но с коротким и острым клювом и прищуренным взглядом, она смирно стояла, словно позируя перед нами. Павел встал, отряхнулся, и ошалело смотрел то на нее, то на меня.
Странно, но никто не подошёл к нам, словно мы были отгорожены от всего остального пространства невидимой решёткой, окна в домах захлопнулись, а прохожие поспешили покинуть этот двор. Я предложил последовать их примеру и пойти дальше своею дорогой. «Да ты что! На меня птица свалилась! Не понимаешь, да?» - воскликнул Павел, на шаг отступив от чёрного полу-орла, полу-аиста.
Тот приветливо каркнул, словно ворона какая-то. Паша взял его на руки, точнее, птица сама вспорхнула в его объятия. Делать нечего, мы пошли ко мне домой. И, опять же, никто не глазел нам вслед, никто не обращал внимания, что тащим мы на руках чудо-птицу ростом с пол человека.
Птица то хрипло каркала, то шарила клювом в кармане рубашки Павла, то как-то по-человечески и надрывно смотрела на меня, и тут же отводила взгляд.
А мне было почему-то стыдно в те моменты, когда наши взоры случайно сходились.

Это цитата сообщения BAZILIKA Оригинальное сообщение

Замечательный стеб над нашими "чувствами"



Помнится , в середине восьмидесятых , когда ещё Горбачёв был у власти , а российские войска только-только начали выводить из Афганистана , Москву потряс скандал , поднятый жёлтой прессой , чьим рупором всегда был , есть и будет "МК" .
МК , а вслед за ним и другие газеты пестрили заголовками :
"Московское метро населили крысы !"
"Крысы обесточили столицу "
"Борзые-мутанты сбиваются в стаи"
Оказывается , вместе с выводом войск из Афганистана на территорию России потянулись не только наркотики , но и матёрые кабульские крысы , выдаваемые торговцами за афганских борзых .

Рыженькая , морда вытянутая , ножки ещё короткие , ушки маленькие , подслеповатенькая , пила молоко из соски и высовывала язычок .
Лысенький хвостик никого не смущал , продавцы на Птичьем рынке сказали : кормите хорошо - покроется шерстью .
Дети кричали "Мам , ну мам , купи собачку !"
И мамы покупали .
Проходил месяц , два , и иллюзии насчёт того , что ножки вырастут , а хвостик залохматеет , медленно , но верно сходили на нет .
Как ни крути , псевдо-гончая при ближайшем рассмотрении оказывалась мерзкой жирной крысой с облезлым хвостом , причём ела она как нормальная псина и достигала размеров английского спаниеля .

Всё это конечно интересно , но при чём здесь любовь ? - спросите вы .
А вот тут-то и начинается аналогия .

Любовь - это большая иллюзия , которая становится реальностью только при столкновении с трудностями , с непониманием , с разочарованием .
Тут-то и наступает момент выбора .
Я любила эту крыску , думая , что она борзая , но глаза раскрылись , пелена упала : это крыса ... Крыса . Крыса .
Стала ли я её меньше любить , столкнувшись с реальностью ?
Если да , то это не любовь . А эмоции .
Я любила это существо , вот это , на коврике в прихожей .
И пусть оно не оправдало ожиданий и не стало приносить мне тапочки , но почему при изменении вывески пропало чувство ?
Потому что чувства не было . Точнее , чувство было , но оно под давлением обстоятельств сменило направление эмоций .
Можно отрицать , что это крыса , продолжая верить в её охотничьи качества , но лучше признать это и принять её со всеми крысиными замашками .

Я знаю одну семью , которая приняла решение , узнав что это не собака , а крыса : "мы любим её , мы к ней привыкли , она откликается на кличку Альма и радостно встречает , когда мы возвращаемся домой , она наша , пусть живёт с нами" .
И не вышвырнули крысу на улицу , как сделали остальные , а водили её на поводке под хохот соседей и покручивание пальцем у виска недоброжелателей .
Любовь - это не эмоции , не сиюминутный порыв , а принятое решение , что я буду рядом с тобой , а ты рядом со мной , несмотря на то , что сегодня я могу оказаться крысой , а завтра ты .
автор:http://koshanya.livejournal.com/

Давно не писал. Долгие попытки творческого самоубийства, кажется, почти увенчались успехом. Посудите сами, количество внутренней боли и невысказанности только увеличилось за прошедшее время, и довольным, а, тем более, счастливым я назвать себя не могу. В принципе, градус самоотречения, точнее, отречения от когда-то важных чувств и вещей близится к точке кипения. Я разговаривал с духами времени, я пытался интернет-разговорами спастись от внутреннего диалога с самим собой, я читал чужие книги, да чего я только не делал за прошедшие месяцы! Лишь иногда бурлил стихами, которые не стоило никому показывать. Сейчас я сижу за своим компьютером, провожу сеанс самоанализа, рефлексирую из-за мелочей. Мне приятно принимать эти чувства и мысли за мелочи — так я скрадываю свою боязнь взглянуть на себя честно. Недавно мне подсказали, что всё благородство и бескорыстная помощь — всего лишь эгоистичное самолюбование оказанными услугами. Вот я что-то делаю хорошее, помогаю кому-то,забочусь о нем. И мне приятно — и ему, ей...
А делаю я это не ради него, нее, а ради себя, ради удолетворения внутренних желаний и позывов. Да, я был мечтателем, и не хотел посмотреть на себя со стороны. Теперь, когда карты открыты — мне уже не совсем интересно играть в бескорыстного «помогателя», я готов потребовать свое, добится силой. Но где ее взять? Где взять силы для этого, как решиться на разрушение такого крепкого здания дружбы и взаимопонимания? Может и дальше стоит продолжить игру? И просто ждать, когда подвернется подходящий случай. «Ждать у моря погоды», - подходящая пословица.
Как и было когда-то, я снова говорю себе, что играю некую роль. Как и было когда-то, роль все таже. Да только я уже не тот. Мне надоело заговаривать себе зубы, мне надоело играть в самоанализ, мне надоело обдумывать каждый свой шаг, могущий повлиять на дальнейшее развитие событий. Мне надоело думать, что я обдумываю свои шаги. Все не так, я просто блуждаю в потемках чужих душ, и только лишь успокаиваю сам себя, думая, что от меня что-то влияет в этой жизни.
Надоело быть марионеткой, надоело с треском брать то, что мне должно принадлежать по праву. Надоело играть в утешительные игры ос временем, которое неумолимо унижает, уничтожает меня. Хочу подняться с пола, перестать быть пылью. Хочу быть кем-то, хочу, чтобы этот мир хоть что-то значил в глазах Бога, иначе почему он бросил его на закланье?
Почему в мире есть смерть, а вслед за ней и неустроенность всей жизни?
И почему же я, как и все люди, не в силах эту неустроенность залатать? Почему мы, хотящие быть сильными, до сих пор слабы?

Что за прозванье «Поэт»?! Ты -
Стройных строк акушер.
Выбрось, забудь проэкты
Гладить поэзий шерсть.

Строчка рвется наружу,
Роды сумей принять!
Ночью даже разбужен,
Технику знай на пять!

Тянутся долго схватки,
Чаще, сильней, больней.
Строчки познай повадки,
Строг будь и весел с ней!

Неистерпимо сложно
Пламя в руках сдержать.
В строчках родить мог ложь, но
С фальшью нельзя рожать!

Что за прозванье «Поэт»?! Ты -
Стройных строк акушер...

http://www.rockgeroy.ru/view/groups/520.html
http://www.slam.ru/band/flora

Клевая группа из города Череповца

Внутри меня (абстрактный стих).

Внутри меня в кулак
Вдруг сжались нервы.
Я взял совет у Зла,
Одним из первых.

Внутри меня дрожат
Душа и сердце,
Я был у Зла, но жаль
Успел согреться.

Внутри меня свербят
Ошметки веры.
От головы до пят
Я слился с серым.

Внутри меня теперь
Так много грусти.
К добру открыта дверь,
Но Зло не пустит...

Диалог в сумерках. В соавторстве с М.Сватеевой.

Он:

Ночь страсти умерла в тумане,
Любви твоей линяет лоск.
И сладость ласк, как яд, обманет
И сердца дрожь, и горечь слез.

И ты в тиши взываешь к маме,
Ты просишь сил для новых чувств,
Чтоб страсти вновь сверкало знамя,
И было счастье без причуд.

Но мчится все, как время сказки,
Сказать тебе я должен, что
Поблекли этой ночи краски,
Просрочен на любовь жетон.

Иди, и, если можешь, слушай:
Прости за то, что кончен бал.
Лишь ты хотела доли лучшей,
Любила ты. Я только ночевал.

Она:

За искренность сто раз благодарю,
Судьба моя тебя пусть не тревожит.
Я не скажу теперь, что не люблю,
Ведь сердце не любить тебя не может.

Ты говорил: «Я не люблю!» Ты лгал!
Любовь не может быть неразделенной.
Горит в глазах твоих ста ватт накал,
Ресницы мечены слезой соленой.

Подай мне руку, проводи домой.
Дозволь еще побыть с тобою рядом.
И пожалей, что более не мой,
И осчасливь меня прощальным взглядом.

И он ушел. — Я за него молюсь,
Ночь ложной страсти снова вспоминаю.
Я, плача от любви, сильней люблю,
И потому, его благославляю.

Август 2006, Краснодар.

Закат опять таинственно-печален,
И горизонт бахромчат и размыт.
И дым дымится дымчатых пекарен,
И облака не выше пирамид.

Деревня спит. Собаки спят на сене,
И люди спят, но смята их постель.
Закрыто спят бутоны у растений,
И спящих птиц неслышимо спит трель.

Закат еще, но все вокруг уснуло,
И звездам незачем теперь сверкать,
И ветер полниться не хочет гулом,
И отражение сошло с зеркал.

Прохладно? Жарко? Кто теперь ответит?
Для ночи темной подберет слова?
Но что это на небе дерзко светит,
И что гудит, как ветер?
Красота!

август 2006, Краснодар.

[700x525]
на фото - я и президент Государства Израиль Шимон Перес.

Поставил себе Skype, совершенно не знаю, как им пользоваться и с кем говорить. никто не хочет ко мне подключиться и попробовать поболтать???? ах,да. мой ник gofman_igor

Может лучше уехать в Пальмиру
На чудесной машине времен,
И оттуда писать письма миру,
И не ведать о том, что влюблен?

Ведь никак не запомнить твой номер,
К телефонам доверия нет!
Я для мира мобильного помер,
Не способный быть быстрым как свет.

Я, наверное, неактуален,
Я, конечно же, слишком отстал.
Я — поклонник поэтов и спален,
Заявляю: «Отбросьте металл!».

Я хотел бы писать тебе письма,
От руки да гусиным пером.
Но ведь почта конверта не примет,
Да и лучше сказать все живьем...