Ом был настолько стар, что отсчитывал время по стуку своих выпадающих зубов. Они выпадали один за другим, звонко ударяясь о каменный пол комнаты, в которой он жил, не двигаясь и не дыша. Ом был буддистом. Очень древним, дряхлым и немощным. Ом был старше, чем даже камни, из которых построено его жилище. Но неважно, насколько дряхла бабочка — пока она может летать, она бабочка.

Любовную лирику —
..................................В топку,
Намажьте ядом
........................ Бумагу
.....................................Стихов!
К жеманности
..................... Каждую тропку
Забейте!
..............Авторам дать тумаков!

Разбейте
..............Хрустальные сопли,
Сожгите
............. Толстые сборники
......................................... Слёз!
А тонны
........... Оставшейся соли
Отдайте
.............Даром
...................... На Рыбный привоз!

Товарищ мещанин,
.............................Постойте,
Свое томление
....................... Сдайте в утиль!
Товарищ,
................Теперь
............................Вы —
.....................................На стройке,
Здесь новый
................... Выкован был
........................................Стихостиль!

О, пятница, зачем тебя избили,
Урезав расписанье поездов?
Скажи, во всем вина шаббата, или
Железным рельсам не хватает слов?

Скажи на милость, как попасть в больницу
Не человеку, но недели дню?
Журавлик умер, я ищу синицу,
И пятницу шаббатом хороню.

Вновь пятница, убитая шаббатом,
Вечерние часы отдаст ему.
А рельсы прогудят в ночи набатом,
Избили пят...
.....................Ответьте!!
................................... Почему!?

Сегодня, в принципе, четверг;
Душа спустилась в подземелье.
Душа, которую отверг,
С которой оценил похмелье.

Душа, я знаю, не малы
Давнишние воспоминанья.
Плывут они из дряхлой мглы
Кричат и требуют признанья.

Четверг. Страдая не спеша,
Я жду невесту-паранойю.
Прости меня, моя душа,
Душа, отвергнутая мною.

Застрявший посреди пустыни джип,
Холодный ветер, тяжело несущий
Сонливость, что дерет меня до жил,
И злой туман, прижатый к страшной суше.

Похоже, это самый худший день
За четверо прошедших даром суток.
Уже ушла с земли ночная тень,
И всех нас свет накрыл как парашютом.

Еще совсем чуть-чуть - заметят нас,
Лишь дайте солнцу посветить в зените.
Осталось ждать фальшиво долгий час,
И станем мы посмертно знамениты.

Готов ли я растратиться на чудо,
Растерянными пальцами сжимая
Разбитое? Кошмарами ночуя,
Ответы забываю я - и маюсь.

Терплю однообразие тропинок,
Ведущих к предсказуемым темницам,
Кричу себе: "Давай же, торопись!", но
Готов ли я для чуда измениться?

Готов ли я - и все сначала:
Тропинки, приводящие к кошмарам,
Вопросы и разбитая посуда
-Обыденное предвкушенье чуда...

Кричу истерзанной сиреной,
Пьянею в сумасшедшем кабаре.
Мое терпение сгорело -
Монета уже месяц на ребре.

Совсем не думаю о доме,
О завтра, о подругах, о добре.
В армейской я хриплю истоме,
И то ли еще будет в декабре!

Град Краснодар пахнет детством,
Дорожными пробками, грязью и снегом.
Но никуда мне не деться —
Мне снятся качели, деревья и «Лего».

Град Краснодар — добрый ужас,
Он дорог мне тем, что его я покинул.
В нем и сейчас воет стужа,
А жирная кошка мяучит на псину.

Град Краснодар, всё — другое.
Ты малая Родина, я же — на Древней.
Детство ушло в мир без горя,
А я на суровой, но лучшей арене.

О, да вы - филолог.

[показать] Вы мастер каламбура и генератор мемовирусов. В зависимости от настроения, вы можете быть душой компании, а можете язвить и быть ядовитей самой ядовитой змеи. С вашими талантами вам бы идти в политику или книжки писать. Проблема только в том, что вам лень. Впрочем, сами-то вы не считаете это проблемой, и сама ваша лень - это ваша свобода и ваш кукиш этому прагматичному миру.

Пройти тест

Хочу, но не могу — лететь
Строкой, искромсанной на треть,
Словами, пойманными в сеть.

Пишу, и не усну — пока
Сама не сможет петь строка,
Честна, упряма и строга.

Плету свои слова — не зря.
О, теплый вечер сентября,
Строка поет. Танцую — я!

\\Пока в виде конспекта. \\


Тугое трынь ударило по воздуху, струны гитары медленно вызвенели простенький аккорд — и только лишь тихое всхлипывание человека осталось слышным в комнате. Потревоженные стекла окон, шикарных зеркальных шкафов и стеллажей вздрогнули, но осевшая на них пыль никуда не делась. Говорят, что по прошествии нескольких лет пыль перестает нарастать...

Каждый месяц Илья Веселов, в прошлом популярный гитарист известной во всей Европе рок-группы, заезжает на инвалидной коляске в свою бывшую домашнюю студию. Берет в руки гитару, долго настраивает ее — а потом резко ударяет большим пальцем по струнам, и плачет.
В газетах писали, что он попал в автокатастрофу, а музыканты из группы уверяли, что у него внезапно развилась какая-то психическая болезнь. Враги и критики перешёптывались о наказании свыше, а близкие друзья строили догадки одна невероятней другой. Врачи хранили суровое молчание, и любые расспросы наталкивались на сухое: «Диагноз все еще не установлен». Правду о себе самом не знал и Илья. Просто в один солнечный день, перед большим и классным концертом он почувствовал себя плохо. Ноги подкосились, он упал, ударился головой и потерял сознание.
Далее были бесконечные проверки и анализы, заключения знаменитых врачей и пустая шумиха в газетах, которые только лишь врали. Кто-то запустил слух о аварии, а кто-то поведал о шизофрении. Но Илья не мог больше ходить, и ни с кем не разговаривал.

Призраки прошлого беснуются перед его взором, теперь настолько же страшные, насколько несущественными казались мелочи прежней жизни. Вот книга, которую когда-то отложил в сторону, не прочитав — а теперь она возвращается и режет, режет, режет твои мысли огромными дьявольскими страницами. А вот недописанный стих и фильм, выключенный на середине, настигают тебя яркой полосой якобы лунного света, и заставляют кусать собственные губы до крови. Несделанное и упущенное, точнее, недоделанное и взятое наполовину или на треть, возвращается адским бумерангом. Колет сердце, стучит в венах, морочит голову и свербит в глазах. И только лишь тугое трынь старой доброй гитары способно хотя бы малое время своего звучания ослабить томный стук в висках и дать выйти наваждению, выплакав его стыдливыми слезами.

Как жаль, что это очищение происходит только лишь раз в месяц, а чаще — нельзя, и если попытаться нарушить заведённый ход вещей, то призраки уже никогда не уйдут и некуда от них будет спрятаться. Как жаль, что Илья никому не может об этом рассказать и предостеречь...

Я уронил сто долларов. Они упали с мостика, на котором я стоял, в двор какой-то странного вида мастерской. Жухлая трава скрывала железные предметы непонятного предназначения, и от этого видимые части казались мне еще более жуткими.

Я огляделся, увидя деревянную лесенку, ведущую вниз, в этот двор. «Ну что же» - сказал я себе, - «Нечего боятся, надо спуститься». Слева от меня проехал некий мотоциклист, я было хотел позвать его на помощь — но боже, что за глупости?! Разве мне нужен кто-то, чтобы просто спуститься по лестнице и поднять банкноту? Я даже вижу где она лежит!

Ну, вот и первая ступенька — осталось только поставить ногу. Я медлю. Ветерок дует мне в спину. Стало прохладно — или это неведомая дрожь мурашками пробежалась по моим позвонкам? Я вижу, деньги лежат так близко, надо всего лишь спуститься, всего лишь спуститься. Я начинаю нервничать, будучи не в силах обьяснить свою тревогу.

Ведь ничего особенного — желтая, умирающая трава, торчащие тут и там железяки, одноэтажный домик, узкая лестница... Зачем вообще тут стоит мост? Непонятно. Внизу нет ни реки, ни шоссе...просто трава и домик. Создается впечатление, будто мост опирается на крышу этого здания. Странно, неестественно — с чего я взял? Вполне нормально, обычно, обыденно.

Откуда я шел? Я не помню, как в моих ладонях оказались зажатыми сто долларов. С большим трудом припоминаю, как они выпали из рук. Так ли это важно, если я стою и не могу даже решиться спуститься по лесенке — хриплый смешок вырывается из моего горла.

─ Привет! - раздалось у меня из-за спины.

Я резко обернулся, точнее попытался обернуться. Зацепился ногой за что-то, и свалился со ступенек во дворик. Сухая трава немного смягчила боль от падения.

«Триста четырнадцать невероятных событий» — прочитал я на железном монументе, об который за малым не раскроил голову пару мгновений назад. Я поднял взгляд — и чуть не потерял сознание снова. Яркие лучи солнца прорезали сочный воздух, и до горизонта ясно и четко были видны трава, маленькие домики и железные штуковины.

До горизонта... Интересно, куда пропала лестница, с которой я свалился?! И мостик? Кажется, я все-таки сильно стукнулся при падении. Не может же быть правдой то, что мне сейчас кажется? Я же не в фильме, не в фентезийном романе каком-то. Куда все пропало, и где, черт возьми, мои сто долларов?! Хочется засмеяться в полный голос и развеять галлюцинацию.
Не помогло. Я встал, отряхнулся. Клетчатая пропотевшая рубашка прилипла к телу. Жарко. Сердце стучит. Я ничего не понимаю, и волны паники подступают, тугими кольцами стягивая мое горло. Хочется выпить три чашечки кофе за столиком в уютном ресторане с приятным собеседником или собеседницей — но нет — я торчу в открытом, диком, фантастическом поле, и даже не понимаю — правда это или мираж.

Если мираж...А если правда...Мимо пролетает птичка с ярко-красным оперением. Последнее, что я помню из наверняка реальных событий - это крик «Привет!». Птица села на заглавную букву «Т» в прочитанной мной надписи и вроде даже зачирикала. Кто позвал меня, когда я стоял на лестнице, заставив обернуться?

Взбудораженно завертелся я на месте, пытаясь резкими движениями растрясти происходящее. Птичка плавно облетела круг около меня и направилась восвояси. Может быть, как в сказках, мне следует пойти вслед за ней? Летит она не очень быстро, и постоянно делает петли, будто зовет за собой.

Что делать, что делать? Оставаться на месте, возле надписи? Ладно, терять нечего, пойду за птицей, если уж мне взбрело в голову, что она пытается меня куда-то направить.

Иду, ноги упруго отталкиваются от жухлой травы. Маленькие частички сыпятся мне внутрь ботинок. Ощущение не очень приятное, и я время от времени останавливаюсь, чтобы вытрясти сор из обуви. В это время красная птичка или чирикая, кружит вокруг меня, или тихо сидит на каком-нибудь цветочке.

Масло масляное, тихий омут, злые невидимые черти, ненастье и возложенная ответственность — болото слов обрушивается на мой разум, но не найти в них ни связи ни малейшего смысла. Обрывки воспоминаний, нереализованные мечты, неясное будущее — о чем могу думать я, идущий по дикому полю высушенного и брошенного мира? Сухая трава, о, сколько раз я упоминал ее за последнее время! Железные громадины с бессвязными, глупыми надписями: «Выключайте свет перед едой», «Окончательное время тяжелого периода жизни», «Взломанные электрощитки запирают вновь». Что это вообще, что за тарабарщина, в чьем больном и воспаленном мозгу могли появиться такие бредовые выражения, увековеченные в железе?

Я пытаюсь расколоть орешек нелепого происходящего, но тщетно. Хочется кушать, но кто приготовит мне обед? Да и в силах ли я сам найти себе пропитание в таких непривычных условиях?

Вопросы, одни вопросы как лампочки загораются у меня в голове. Загораются и тут же тухнут, не в силах выдержать запредельного напряжения.
Я подхожу к домику. Птичка села на перила крыльца — и мне кажется, что следует зайти внутрь. Вежливо расшаркиваюсь у входа, даже Читать далее...

    Желать лучшего оставляет Ее поведение:

    Ей нравится слишком много людей.

    Но на самом деле, Она влюблена в прикосновения,

    А сами люди глубоко безразличны Ей.


    Мне нравится составлять Ей компанию,

    Я считаю Ее красивой, отвергнув мненья других.

    Неужто испорчена моя репутация мальчика-паиньки,

    Если я посвящаю Ей уже третий стих?


    В безумное время завершения школьного

    Мало шансов в реальность превратить мечту,

    Нет путей для маневра окольного,

    Но и прямо в атаку я на Нее не иду.


    Она вчера на темном диване сидела печальная,

    А я пытался в психотерапевта сыграть.

    Я понял тогда, что нет времени на смутные чаянья,

    Что нужно решиться на ...

    И что не стоит врать.

Вгоняю пар в меха чужие,
И долго брежу перед сном.
Но тонет Месяц в рыбьем жире,
Мне снится — я все тот же гном:

Стою среди камней-чудовищ,
И взглядом не найти небес.
Кошмар кошмаров, дикий овощ,
Мой подлый комплекс, жуткий бес,

Тебе стихи я посвящаю,
Тебя лелею, берегу.
Терплю, за все тебя прощаю,
И в крепкой клетке стерегу.

Колючками незримых прежде роз,
И резких взглядов, хитрой силой полных,
Меня терзает пламенный вопрос:
Зачем твои визиты так упорны?

Я за тобой слежу не первый день,
И облик твой становится милее.
Но не ходить, как бог, мне по воде,
И значит, все напрасно, леди?

Ты, верно, ходишь в гости просто так,
От скуки да для легких разговоров.
Но засбоил мой джентльменский такт,
И я воздушных замков создал ворох.

Но нет ни в чем моей, твоей вины.
Да и греха в истории сей мало.
Себе я оставляю право ныть,
И ждать твоих визитов буйно-алых!

Письмена не могли быть прочитаны, но Том продолжал задумчиво водить глазами по строчкам. Тихо покашливая, он думал, что сможет узреть ключ к разгадке, но тщетно. Если даже сверхмощный компьютер «Макгон-4», несмотря на великолепные счетные способности, не смог выдать правильный алгоритм перевода — то что же может сделать обычный человек, пусть и проработавший большую часть своей жизни в криптографическом институте Нью-Иорка в должности главного консультанта?
Странные рисуночки, состоящие из палочек, черточек, волнистых завитушек, начертанные вдоль диагоналей большого листа пергамента, заставляли Тома хмурить лоб. Уже третью неделю, изо дня в день, он с утра до вечера сидел около репродукции в натуральную величину — и просто смотрел, не отвлекаемый ничем. Ничего не записывал, не печатал на компьютере, не просматривая страницы в книгах — глаза Тома были прикованы только к одному. Он исхудал за время бдения, глубокие впадины мешков врезались под глазами, а сами глаза приобрели цвет горячего пустынного неба — такие же белые и обжигающе-напряженные.
Пустыня...Том бывал во многих пустынях нашей планеты: в северной Сахаре, в южном Негеве, в каменистой Иудейской пустыне, в солончаках Калмыкии, умирал от жажды и холода в ледяных пустынях Арктики, и много где еще. Тома постоянно тянуло возвращаться в безлюдные, одинокие места, лишенные буйной растительности, к воздуху, не разрезаемому криками птиц и зверей. Только гудение верблюда, только треск ломающихся колючек, и, в Арктике — пронзительное пение раскалывающихся под ногами льдин.
А теперь его масштабное бегство от суеты мира, переполненного живыми, дышащими существами, было прервано. Кто знал, что внезапный дождь во время очередного перехода через выжженые солнцем горы приведет усталых путников во главе с Томом в неприметную пещерку, в которой — о, чудо! - они обнаружат остатки древнего поселения людей — и, вдобавок к массе различнейших осколков бытовой утвари, разрушенного жилья и распадающихся в пыль человеческих останков, - они вытащат заточенную в успевшем насквозь проржаветь сундуке загадочную Рукопись!
С превеликой осторожностью, пергамент был спасен от пыли времен, к месту открытия направилась экспедиция археологов, письмена были скопированы и посланы на расшифровку. Благодаря случаю, Том оказался человеком, нашедшим Рукопись, и специалистом, способным возглавить работу по ее расшифровке.
На исходе третьей недели бесполезного сидения, в среду вечером, Том почувствовал, что кто-то коснулся его плеча. «Ну и зачем? Опять кому-то нужна помощь?» - подумал он, но не помощи от него требовали. Людей испугало его бесперебойное дежурство у Рукописи, и они решили вытащить Тома из состояния тяжелой, как им казалось, почти наркотической, привязанности к куску древнего пергамента. «Зачем так убиваться?» - недоумевали они.
Том согласился встать и пойти погулять на свежем воздухе. Все равно неразгаданные строки очень ярко и сильно блистали перед его взглядом, который все никак не мог сфокусироваться на чем-либо другом, кроме этого видения, нехотевшего отпускать Тома из своих обьятий.
Рискованное предположение, остроумная догадка, способные дать ключ к расшифровке текста, не осенили Тома во время вечерней прогулки со своим сослуживцем, выходцем из России, Максимилианом. Том вообще мало чего запомнил из той прогулки, которая пронеслась перед его внутренним взором с огромной скоростью, ни на секунду не задержавшись и не дав отдыха в своем бешеном ритме.
Кто-то пронзительно закричал, из окон верхнего этажа полыхнуло дымом. Стекла буквально вылетели из рам. Стоящие рядом со зданием Том и Максимилиан не успели укрыться и их присыпало осколками. «Рукопись! Рукопись!» - простонал Том, стирая с щеки кровь — его поранило. Два друга отбежали от главного кампуса криптографического исследовательского центра, и смотрели на развивающееся действо.

Прошел год. Том оставил свою работу в институте и посвятил все свое время путешествиям среди пустынь — благо он был обеспеченным человеком. Рукопись так никто не смог расшифровать, несмотря на явное сходство этих письмен с шумерской клинописью.
И лишь пустыня, в которой была найдена Рукопись, осталась неизменной. Ее не волновали людская суета и сумасшествие.

*
Несколько человек собрались около мигающего фонаря. Один из них, Георгий, размахивал руками, не произнося ни слова. Его щеки были пурпурными от нахлынувшей ярости. О, Господи, каким невыносимым казался ему этот момент человеческого существования! Возможно даже, Георгий внутри себя проклинал окружающих его людей, но ни слова, ни даже звука не срывалось с его сжатых в узкую полосочку губ. Яростный азарт ненависти врывался в бурно бьющееся сердце непоборимым потоком.
Сбивчивая ругань трех девушек и невзрачного пожилого мужчины, окружавших Георгия, была слышна и на другой стороне улицы. От момента к моменту, то один, то другой голос становился преобладающим во всеобщем галдеже. Что же послужило причиной для спора? — будто бы спрашивал согнувшийся, словно знак вопроса, фонарь, подмигивая улице.
Два столкнувшихся и слегка помятых автомобиля, стоящих в метрах двух от спорящих людей, с легкостью раскрывали нехитрую предысторию, возможно, заключающую в себя экранной кинематографической притягательности даже больше, чем ругань и молчание, приморским вихрем, американским торнадо, внезапным смерчем сталкивавшиеся неподалеку.
Семнадцать минут назад, старый и грохочущий «Москвич» буксовал у тротуара, отчаянно пытаясь завестись. Точнее говоря, это Георгий упорно и терпеливо заставлял груду железа превратиться в современное средство передвижения, сьедающее все внимание, и грозящее поработить неопытного водителя.Читать далее...

Нередко я пытаюсь предсказать будущее, взяв на вооружение принцип: «думай хорошо, и будет хорошо». Настоящий художник сам творит свою жизнь и все что в ней происходит. Но нужно быть осторожным в своих мыслях, продолжая верить мечте, которая должна сбыться. Сегодня я нахожусь в несколько потерянном состоянии, я немного напуган картинами возможного будущего, точнее — я боюсь, что это будущее может оказаться совсем не таким, каким я его сейчас хочу сотворить. Да и, собственно, это мое «хочу» употреблено совсем не к месту, ибо материя предстоящих событий творится лишь при моей частичном участии. Именно занимаемая мной пассивная позиция, которую я даже не мог четко осознать в последнее время, может повлечь за собой неосуществление появившихся возможностей. Нет, моя лень, лень обычного человека тут не причем. Когда я оцениваю свое состояние такими выражениями, как: страх, путаница, некая растерянность и отторжение желаемого вследствие всяких разных — разумных или иных причин — я более-менее приближаю свое самосознание к состоянию обьективности.
Еще возникает желание все сказать. Произнести вслух. Избавиться от этого, оставить у себя внутри только чистое чувство и трезвое знание. Но прикоснувшись к реальности, эти мои слова могли непредсказуемым образом материализоваться. Даже это мое размышление, которое упорядочивается на экране компьютера, уже оно грозит чем-то более страшным. А вдруг его прочитают — и вдруг его поймут, или, что еще хуже — поймут неправильно. Очень неправильно. И, о, парадокс! Эта неправильность повлияет на ближайщее мироздание так, что никто, включая и меня, и не усомниться в исключительной правильности этой единственной, изначально неверной относительно того, что я вкладывал, интерпретации!
Мои мысли все-таки скачут с одного на другое. Говорю я слишком туманно, и не факт, что сам смогу по прошествии времени, разобрать эту шелуху. Паника, она просит меня бросить гиблое дело, и потратить нервную энергию на саморазрушение. А ведь оно бывает приятным! Будто маленькие кораблики тонут перед моим взором, не способные совладать с бурей, растущей из темных глубин подсознания. И это зрелище завораживает меня. До тех пор, пока блеснувшей молнией не сотрясает небеса мысль о том, что тонет часть меня.

я не пропал, просто пока нечего выкладывать. не обессудьте те, кто меня еще читает!

Несуществующим героем
Рассказ пытается пресечь
Сюжетных неувязок море,
И автора стеснительную речь.

Никем невиданный, нежданный,
Меняет он порядок действ
И кризиса взрывает дамбы,
Что значит — завершение есть.

Герой рассказа стал реальней,
Чем самый смелый из людей.
Ведомый картою игральной,
Он жил в рассказе только день.

А автор к сотне приближаясь,
Вернуться вздумал в кабинет
Кольнуло сердце как кинжалом:
Героя не было и нет.