Сегодня в университете собственными ушами слышал любопытный диалог уборщицы с завхозом:
У: Так сегодня же вечером футбол. Наши с Францией играют
З: Разве с Францией? А не с Англией?
У: Да какая разница, мы все равно сильнее. У нас и тренер лучше.
З: А кто тренер?
У: Румын вроде какой-то

P.S. Надеюсь наша великая сборная сегодня позорно влетит немцам, а все то псевдопатриотичное быдло, которое смотрит футбол раз в три года, а потом все ночь орет под моими окнами: "Россия - чемпион", с горя убьет себя нахуй.

Ну и что же нового на лирушечке помимо мигающих рекламных блоков справа, слева, под и над? Ходят слухи, что блоги это уже не актуально, прошлый век и вообще синоним задротства, унылого графоманства и чувства собственной важности, настолько завышенного, сколь и нелепого. Все мои пчелки дружно поменяли имена, фамилии, явки (а кое-кто, возможно, этим не ограничился и вообще умер), поэтому я плохо представляю, что за люди у меня в друзьях и ПЧ. Я не заходил к вам в гости пару лет, а может и дольше, но сегодня сорвался. Любопытно же, что поменялось за все это время. Это как встретить свою бывшую девушку, и узнать, что она разгуливает по Арбату в костюме хот-дога, по ночам отдается за дозу своему пушеру. Вроде и жалко, а с другой стороны и похуй.

P.S. Если кто даст ссылочку на дневник TooYoungToLove в ЖЖ, буду очень благодарен, а то я проспал момент его вероломного побега с лиру.

Это цитата сообщения Anna_Kiseleva Оригинальное сообщение

[показать]

Звучит заветное: «Стоп, снято!» в исполнении режиссера картины Норманна Майера, пробка из-под шампанского пронизывает атмосферу всеобщего ликования, рабочие упаковывают и выносят декорации, которые потом уйдут за кругленькую сумму на каком-нибудь аукционе вроде eBay, актеры аплодируют друг другу, а Пол Ньюман продолжает неподвижно сидеть на электрическом стуле, как на троне, символизирующем венец его карьеры.

Из доклада доктора Бастиана Нойвеля на научно-практической конференции " Актуальные вопросы психиатрии, психотерапии и наркологии":
Весьма любопытен эффект placebo, когда под видом нового и чрезвычайно дорогого лекарства пациенту вводилась дистиллированная вода. Уже через три дня было отмечено значительное улучшение состояния, а через неделю – полное выздоровление.
(…) Не менее показателен так называемый «фокус с карандашом». Человек погружается в состояние глубокого гипноза, после чего до него, сообщая, что это сигарета, дотрагиваются кончиком обыкновенного карандаша. На месте касания возникает ожог.

Интервью Терри Роа – актера, сыгравшего роль священника, газете Daily Mirror:
Где-то к середине съемок, Пол сделался необыкновенно раздражительным. Требовал, чтобы его называли Филиппом Уэстом и никак иначе, дабы «не разрушать тонкий образ его персонажа».
Есть еще кое-что, о чем я никогда ранее не рассказывал. Когда мы снимали сцену, в которой я перед казнью прихожу к нему в камеру и предлагаю исповедоваться, Пол набросился на меня.
- Набросился?
- Да, набросился. В смысле по настоящему. Я имею в виду, этого не было в сценарии. Его с трудом оттащили, дали лошадиную дозу успокоительного, а сцену мы потом пересняли. Майер был в восторге, говорил, что более правдоподобной игры ему не доводилось видеть.
- А почему же тогда эта сцена не вошла в фильм?
- Откуда мне знать, поговорите с режиссером.

Из интервью Норманна Майера, режиссера картины «Крови и зрелищ» газете The Times:
Я не хочу это обсуждать. За последний месяц я чего только не слышал. Вам бы только раздуть скандал, да навариться на чужом несчастье.
(…) дракой там и не пахло. Парни просто чуть-чуть потолкались. Знаете, актеры – люди эмоциональные, и на съемочной площадке чего только не бывает.
(…) Считаю Пола Ньюмана одним из самых талантливых актеров современности. Очень жаль, что это его последний фильм.

Из газетных архивов за 1989 год:
«Остин Пенгол отправляется вслед за своим героем».
Вчера вечером звезда сериала «Техасский Шторм» Остин Пенгол был найден мертвым в своем номере отеля Warwick Melrose. Причиной смерти стало огнестрельное ранение в голову. Следствие рассматривает версию суицида.

Из предсмертной записки Остина Пенгола:
«Вместе с Фрэнком умерла какая-то часть меня. Большая часть меня. Фрэнк – не просто киногерой, образ с экрана телевизора, во всяком случае, не для меня. За те 320 отснятых серий мы стали одним целым. Я перестал различать, где я, а где он. В «Техасском Шторме» я даже не играл, все было как по настоящему. Я плакал, когда читал последние страницы сценария, где Фрэнка (меня?) убивают выстрелом в голову. Каково это, жить, потеряв большую часть себя? Лучше бы мне отрезали ноги…
(…) В моей смерти прошу винить сценариста. Надеюсь, мы еще встретимся в аду, сука».

Из медицинского освидетельствования:
Пол Ньюман. Смерть наступила на съемочной площадке около семи часов вечера. Причина смерти – разрыв сердечной мышцы. Предположительно, от резкого сокращения, как при сильном ударе током.

Из психиатрического заключения:
Пол Ньюман никогда ранее не принимал наркотиков, не состоял на учете психиатра, не имел склонности к агрессии. Перемены в его поведении во время последних дней съемок, вероятно, продиктованы рабочим стрессом и не имеют прямого отношения к смерти.

Из интервью газете Daily Mirror доктора Сперроу, оформлявшего психиатрическое заключение:
Можно конечно предположить, что имеет место так называемое «абсолютное вживление в роль». Честно говоря, этот термин я сам придумал. Только что. За неимением прецедентов в истории психиатрии.
(…) Слышал ли я об Остине Пенголе? Хм.. это вроде известный писатель? Нет? Тогда не слышал.
(…) Допустим, Пол Ньюман настолько вжился в роль, что перестал отличать реальность от киносъемок. Ну и что дальше? Ток-то через него никто не пропускал. Не очень-то верю в эти ваши эзотерические фокусы, за которые так яростно ухватились все СМИ. Психиатрия не колдовство, а точная наука. Не помню, кто сказал.
(…) раздвоение личности, шизофрения и смерть от самовнушения. Можно было бы написать и так. Можно, если бы это не звучало полным бредом. Меня бы просто подняли насмех. Думаю, что у Ньюмана было просто слабое сердце. Все остальное – просто необыкновенное стечение обстоятельств.
(...) да, в январе выходит моя книга, где я более подробно расскажу об этом случае и многих других, не менее интересных и загадочных.

[I]«О возможностях человеческого Читать далее...

Огромный металлический поднос покрыт всевозможными тарелочками, вазочками, блюдцами: салат из свежей капусты, канапе с черной икрой, жареный гусь с каштанами, кусок орехового торта со взбитыми сливками, шоколадные трюфели, рисовый суп, стакан апельсинового сока и таблетка «Ксанакс» под розовой салфеткой. Поднос летит в стену. Вместе со всем его содержимым. Я не голоден.
Апельсиновый сок смывает с холодного бетона прилипшие гранулы риса. Не в силах сопротивляться рвотным позывам, я сгибаюсь пополам и неуклюже блюю на собственную койку. Это все от нервов. За последние пол года проведенные в камере, они катастрофически расшатались.

- Я вижу, обед вам не понравился? – интересуется входящий в камеру священник.
- Мням-мням, - угрюмо отзываюсь я.
- Да, это знаете ли не жаркое из двенадцатилетних мальчиков, к которому вы так пристрастились на свободе.
Я закрываю глаза и медленно считаю до десяти, пытаясь совладать с окутавшей меня яростью.
Он улыбается. Даже сквозь плотно сжатые веки, я вижу эту надменную ухмылку. Ухмылку, воплощающую для меня всю несправедливость и сюрреализм происходящего. И тут я не выдерживаю. Бросаюсь на него, вонзаю зубы в толстую цековную шею, кусаю, грызу, лакаю водянистую жидкость с привкусом меди. Он хрипит, вырывается, улыбка сходит с его наглого лица, сменяясь маской недоумения, боли и отчаяния, его уверенность в божественной защите угасает с каждым движением моих челюстей. И в этот момент мы похожи. Идентичны своим бессилием перед надвигающейся пустотой.
Я открываю глаза. Священник сидит напротив, пристально смотрит на меня, словно пытаясь пронзить своим одухотворенным взглядом.
- Думал вам по сану не положено отпускать подобные шуточки.
- Ну, это же не для протокола. Здесь только мы вдвоем, - он заговорчески подмигивает мне. - Знаете, окажись я на вашем месте, не дай Бог конечно, тоже не стал бы это есть. Никогда не понимал смысла этих «последних обедов». Какая разница, что будет в животе, когда заряд в две тысячи вольт превратит вас в хорошо прожаренный бифштекс.
- Знаете, я несколько по-другому представлял священников. Более гуманными что ли…
- Да, вы правы. Я не священник. Я актер. Играю роль кукушки в часах, что отмеряют последние мгновения вашей жизни. А вы не смертник, вы – актер. Играете осужденного на смертную казнь. Попробуйте мыслить в этом ключе. Так легче.
- И что же дальше по сценарию?
- Хм… посмотрим,- он листает Библию. – По сценарию вы должны исповедоваться. Покайтесь. Расскажите, зачем вы убили всех этих невинных людей. Используйте свой последний шанс обрести жизнь вечную.
- Готов поспорить, вы не один вечер провели перед зеркалом, репетируя эту речь. Я уже говорил: я – никого не убивал!
Он улыбается мне своей ослепительно голливудской улыбкой.
- А кто тогда убивал? Может я?
- Может и вы.
- Может и я… - задумчиво произносит священник, на его губах играет легкая улыбка.
А я задыхаюсь от чудовищной несправедливости. Окружающего зловония. Повсеместной безнадеги.
читать далее

Навеяно любопытным спамом, который волей случая оказался в личке у многих лирушных блогеров. Возник вопрос. За сколько лично вы готовы продаться с потрохами? Почем ваша точка зрения? Сколько вам достаточно, чтобы резко поменять свое мнение на противоположное? Допустим, есть некий добрый дядя с толстым кошельком, который, шелестя зелеными бумажками и глядя прямо в ваши честные и преисполненные гуманистическими идеалами глаза, задает нескромный вопрос:

Это цитата сообщения greenscrabble Оригинальное сообщение

Упячка и семантическая смерть

[400x300]
Что бы мы ни говорили, это всегда будет начинаться приветствием и заканчиваться прощанием. Здравствуйте, до свиданья, привет, прощайте, как дела — это слова-рекордсмены, разменная монета нашего общения. От долгого и интенсивного употребления их первоначальное значение — пожелание здоровья, просьба о прощении предложение стола и крова (привет) — практически утрачено. Им уже нет места в толковом словаре, мы совсем забыли их первоначальное значение оттого, что произносим их так часто, как только можем. Это просто метки, которыми мы обозначаем границы акта общения.

Слова похожи на жевательную резинку — чем дольше жуешь, тем меньше остается вкуса. Запас прочности уменьшается с каждым использованием до тех пор, пока слово не превращается в пустую оболочку без всякого смысла.

Семантическая смерть знаков и слов — важный фактор прогресса искусства. Дело в том, что система знаков и образов (слов) того или иного стиля постепенно изнашивается, стирается как часовой механизм, пока, в конце концов, не превращается в набор клише.

Типичный пример: ребенок-медиум — классический персонаж мистического триллера. Его иррациональное восприятие мира помогает писателю окрасить серую рутину взрослой обыденности темными магическими красками. Аутичный Манфред из романа Филиппа Дика «Сдвиг во времени» — первенец жанра, художественное открытие. У Стивена Кинга двоечник, который видит мертвых людей, — уже основная рабочая лошадка, протагонист доброй половины его произведений. И, наконец, образ находит свою семантическую смерть во множестве кичевых и совсем уж несусветных воплощений, Элиота из «Инопланетянина», Коула из «Шестого чувства», девочки-зомби-водяного Самары (Садако) из «Звонка». На данном этапе творческое мышление говорит себе: «Стоп, дальше по этому пути идти нельзя. Образ исчерпан».

И вот на этом этапе утраты значения классическая семиотика умывает руки, считая тему закрытой. Однако сегодня каждый, кто читает буквы на экране, подвергается широкомасштабной атаке особых слов. Слов-зомби, которые проедают дыру в нашей речевой памяти, выскакивают перед нами, как эксгибицонист-трясун в темных аллеях. Если долго жевать, резинка превращается в динамит.

про ПРЕВЕД, ЙА КРИВЕДКО и, конечно же, УПЯЧКУ!!!

Казалось, что вся ее кожа, мертвенно белая и нежная, как жабье брюшко, и знать не знала порочных ласк солнечных лучей. Длинные иссиня-черные волосы развивались при дуновениях теплого летнего ветерка. Ярко-зеленые глаза нежно пожирали модный глянец Космополитена. Вся она напоминала страшно дорогую фарфоровую вазу династии Мин. Такая же тонкая и хрупкая и столь же равнодушно-молчаливая, хранящая в своем заманчивом нутре темную бездну секретов.
Он же казался ее абсолютной противоположностью. Полный юношеской гиперсексуальности, граничащей с озабоченностью, он запускал правую руку ей под блузку от Louis Vuitton, в надежде сорвать запретный плод. Взглядом и губами искал ее глаза, пытаясь прочесть в них хоть какую-то реакцию на свое существование. Тщетно. Ее гораздо больше интересовал глянцевый фотоотчет с последнего показа Versace и непослушный локон волос, который она теребила в глубокой задумчивости. А он растекался мыслью по древу, нес какую-то чувственную пургу и даже порывался встать на колени.
За всю свою жизнь я не встречал зрелища более отвратительного и мерзкого.
Ярко-желтая лавочка, хранившая память о сотнях подобных парочек, и опустевший сквер в лучах заходящего солнца гармонично дополняли эту густую и вязкую, словно клей, атмосферу уныния. Повсеместной безнадеги. Я с огромным трудом подавил в себе рвотные позывы.
Наконец, она взглянула на часы, поднялась со скамейки и, громко стуча высокими каблуками по вскипяченному асфальту, направилась прочь. Он бросился за ней. А я за ними.

Я догнал ее в подъезде. Совал с нее маску ледяного равнодушия. Заставил кричать. Окрасил ее бледную кожу в алый цвет. Накрыл картонными коробками. Какая-никакая, а все же маскировка. Ее пылкий принц погиб пятью минутами ранее. Теперь они на небесах. Возможно даже в раю. Танцуют медленный вальс, а крошечные ангелочки играют на арфах. Специально для них.

- Вам следует пойти в полицию и во всем признаться, - голос моего персонального Иисуса по ту сторону исповедальни дрожит, как кленовый листок на ветру.
- Непременно. Как только покончу с делами.
- Вы сумасшедший.
- Я одержим. Но не дьяволом, а Богом. Но кто сказал, что это лучше? Подумайте, святой отец, сколько уже было, а сколько еще будет религиозной боли, смертей, костров, крестовых походов. Ничего не проходит бесследно. Это навсегда, это с нами - кровоточащие стигматы на распятом теле общества.

В моем рукаве еще много пиковых тузов, каждый из которых являет собой историю. Историю, полную крови, стали и луговых цветов, как символа вселенского равновесия и домашнего уюта.
Я достаю их все. Рассказываю про индийца, которого я убил отверткой, исключительно из-за своей расовой нетерпимости. О ди-джее, торгующим кислотой, что был изнасилован куском заточенной арматуры. О милой старушке, которая, миновав острые резцы мясорубки, стала еще более милой. О проститутке, никак не желавшей отдаться моему сенбернару, что впрочем, не было такой уж большой проблемой. Во всяком случае, для сенбернара.
Я достаю их все. Кладу на алтарь вместе со своей визиткой, дабы в случае чего святой отец знал, где меня искать. И ухожу, оставляя его наедине с собственными кошмарами.
читать далее

Я как раз досматриваю сон про то, как две девушки азиатской наружности удовлетворяют друг друга при помощи автозаправочного пистолета, когда звонок Николь с корнем вырывает меня из нежных лап Морфея.
Она интересуется, что ей лучше надеть к вечеру, дабы не выглядеть безвкусной дурой перед моими «друзьями-банкирами», как Николь их называет. Она заметно нервничает. Николь вообще частенько волнуется по пустякам. Раздраженным, чуть хриплым ото сна голосом советую ей пойти нахуй надеть тот костюм от Karl Lagerfeld, что я подарил ей на день святого Валентина и кладу трубку, совсем не желая выслушивать все ее контраргументы.
Помню, когда мы только познакомились, а это было около месяца назад, Николь страшно переживала по поводу лишнего, как ей казалось, веса. Пришлось объяснить дурочке, что я вовсе не в восторге от всех этих идиотских стандартов красоты и тощих топ-моделей. При взгляде на них во мне пробуждается лишь одно желание, причем отнюдь не сексуального характера. Накормить. Терпеливо, с плохо скрываемым отвращением, как кормят полуразложившихся старух в домах престарелых. Зажать им их тонкие, идеально отточенные носики, и запихивая огромные ложки манной каши в широко раззявленные рты, глядя прямо в их обезумевшие от страха глаза, орать что-нибудь вроде: «Глотай, сука, глотай!»

Я заезжаю за Николь в половине седьмого вечера на своем серебристом Роллс-ройсе. На ней ярко-красное короткое платье от Bill Blass с шелковыми кружевными манжетами. Ну что за сука? Спросит тебя, внимательно выслушает и все сделает по-своему.
- Ну как я выгляжу?
- Потрясающе, милая. Это уебищное платье словно создано для тебя
И мы едем на нашу межкорпоративную вечеринку в арендованный по такому случаю ресторан Royalton. Туда, где собираются люди, месячный доход каждого из которых раза так в три превышает годовой бюджет среднестатистической африканской страны. Для Николь это первый выход в свет. Она страшно волнуется и всю дорогу тараторит о каких-то новых журнальных столиках из стекла и стали, попутно пытаясь выяснить у меня, как правильно есть омаров.
- Милая, там не будет омаров.
Николь замолкает, а я наслаждаюсь тишиной и думаю о девушках, что закачивают в друг друга бензин, пока их не разорвет на части.
читать дальше

Кого бы почитать, но не из топовых? Этим вопросом задавались многие. LiveInternet, как гигантский стог сена, найти в котором что-то новое и необычное - чрезвычайно сложно. Вашему вниманию представляется великолепная пятерка талантливых блоггеров, еще не известных массовой аудитории. Еще не испорченных рейтингами и славой. Еще остающихся самими собой.

Ёсик – ходячее доказательство поговорки: «Талантливый человек – талантлив во всем». КВНщик, фотограф, художник, гений акварели и фотошопа, а теперь еще и звезда киноэкранов. Мне даже страшно предположить, каким ветром его занесло в нашу скромную обитель. Что он делает тут, среди всех этих розовеньких девочек, симпочек и звездочек? Ему бы сидеть в каком-нибудь ЖЖ и, попивая глинтвейн, купаться в лучах славы.

ДвойноеДно – самарская креативщица, что само по себе уже диагноз. Откуда в Самаре столько талантливых графоманок? Могу лишь предположить, что их клонируют из внутренних (а то и внешних) органов Туянга.

Alexander_Corvus – человек, что обращается со словами столь же ловко, как и Боярский со своей шпагой. Впрочем, Боярский уже не тот, что раньше, да и речь собственно не о нем. Читайте, уверяю вас, это парадоксально, это неординарно, местами смешно, временами грустно.

Ksanexx – совсем не типичная блондинка. Не любит фотографироваться, рассуждает на темы политики и нравственности. Собрала в своем списке пчелак кучу блогомассонов. Что будет дальше с ними делать – ума не приложу. Быть может, солить. Имейте в виду: это - будущий топ-блоггер.

Cocaine – «дорожки кокаина на белом пианино…» (с)
Именно так. Бесспорно одна из лучших поэтесс на Лиру. Острейшие рифмы, глубокие мысли – все это с привкусом гениальности. Ее стихи достойны того, чтобы их учили наизусть.

P.S. Если знаете кого еще можно причислить к списку «неограненных алмазов», кидайте ссылки в комментарии к посту.

Две крошечные ампулы. Два билета в пустоту. Ему и мне. Вот она – панацея от всех бед. Прямо на моей ладони.
- Что это? – спрашивает Джек.
- Аконит. Он же царь-зелье. Он же волчий корень. В древности его называли «мать-королева всех ядов». И не зря. Нeмало великих правителей полегло в чернозем не без его помощи. Существует придание, что знаменитый Тамерлан был отравлен именно аконитом. Ядом была пропитана его тюбетейка. При попадании в кровь всего одной десятой грамма вещества наступает неминуемая смерть в течение получаса. В меню: головокружение, помутнение сознания, судороги и паралич дыхания.
- Отлично. Это именно то, что нужно.

С Джеком мы познакомились через Интернет. На сайте клуба самоубийц. Он искал себе попутчика в последнее путешествие, ведь каждому страшно умирать одному. А я? Я гнался за новыми ощущениями. Мечтал попробовать смерть на вкус, словно это какой-нибудь зефир в шоколаде. Почувствовать ее ментоловое дыхание за спиной. Заставить отложить косу и, зажав алую розу между зубами, станцевать со мной страстное танго.

Мы лежим на полу, взявшись за руки. Рассматриваем узоры на обоях. Слушаем равномерное тиканье настенных часов, что отмеряют время до отправления поезда. Ждем проводницу, которая зайдет и выгонит всех провожающих из вагона. Тишина вместе с потоком моих бессвязных мыслей прерывается хриплым голосом Джека:
- Скажи, а почему ты на это пошел?
- Ты будешь смеяться.
- Нет, не буду, - обещает он.
- Из-за любви.
- Любви?
- Да. Несчастной любви. Моя девушка изменила мне с моим же лучшем другом. Я потерял их обоих. Двух самых дорогих мне людей на свете.
- А твои родители?
- Мама умерла пять лет назад, а отец бросил нас, когда мне было четыре года.
- Ясно…
- А ты?
- А мне все просто надоело.
- Все?
- Все.

Джек хрипит и хватает ртом воздух. Молотит руками себя по груди, словно пытаясь прокашляться. Наконец все стихает. Он мертв. А я? Я встаю и отряхиваю джинсы от прилипших комочков пыли. До чего же грязный у него пол. Вымыл бы, что ли перед смертью.
Кстати, в одной из ампул действительно был аконит. А в другой - дистиллированная вода. Все дело в новых ощущениях. Я, как и Джек, получил то, что хотел. Сполна.

(12/01/2008)
Zemljanik@: Привет!
Сид: Привет. Мы знакомы?
Zemljanik@: Еще нет. Я твоя новая ПЧ, если ты, конечно, не против :) Не против?
Сид: Обеими руками за ;) Добро пожаловать
Zemljanik@: Ты очень красивые вещи пишешь. Я просто влюбилась в твои посты.
Сид: Спасибо, ты мне представляешь, как приятно слышать подобные вещи из уст такой замечательной девушки =)
Zemljanik@: Грубая лесть :) Ты ведь понятия не имеешь, замечательна я или нет. Может, я страшна, как жизнь гастарбайтера! Сначала фотки посмотри, а потом говори)
Сид: Ладно, каюсь! Где их можно посмотреть?
Zemljanik@: В моем дневничке
Сид: Хорошо! Слушай, ко мне друзья ломятся. Боюсь, дверь снесут :)
Zemljanik@: Ну иди, друзья - это святое!
Сид: Поболтаем еще.
Zemljanik@: Ок =)

(13/01/2008)
Сид: Доброе утро!
Zemljanik@: Уже обед, соня ;) Фотки посмотрел?
Сид: Да! Самые прекрасные звезды меркнут перед тобой!
Zemljanik@: Спасибо. Ты тоже ничего ;)
Сид: Кстати, мы уже второй день общаемся, а я так и не знаю твоего имени…
Zemljanik@: Маша. А твое?
Сид: Александр.
Zemljanik@: *жму лапу* ))
Сид: Скажи, а почему ты в дневник так давно ничего не писала? Аж с августа 2007-го. Забросила?)
Zemljanik@: Ага. Неохота, да и не знаю о чем писать. Все, что может придти мне в голову, уже было написано кем-то еще задолго до меня. В этом мире очень сложно придумать что-то новое.
Сид: Ого, на философию потянуло?)
Zemljanik@: Да, я вообще девушка не глупая. Могу поддержать разговор)
Сид: Я заметил! А еще красивая и жизнерадостная)
Zemljanik@: Жизнерадостная? Забавно…
Сид: Может, как-нибудь встретимся?
Zemljanik@: Не исключено ;)
Сид: Я почитал твой дневник. Ты правда прыгала с парашютом? Экстрималка чтоль?
Zemljanik@: Я редко вру и это не тот случай :)
Сид: А я давно мечтаю прыгнуть с парашютом. Может, с тобой я осуществлю свою мечту?)
Сид: Ты жива? Спишь чтоль?)
Сид: Маша!
Zemljanik@: Извини, задумалась. Мне пора. Правда. Еще раз извини
Сид: Спишемся?)
Zemljanik@: Конечно
Сид: Целую
Zemljanik@: И я тебя

Виртуальная жизнь. Виртуальные друзья. И вот теперь виртуальная любовь. В последнее время его блогозависимость достигла апогея. Однако с любовью не все так однозначно. Вполне возможно, они преодолеют жидкокристаллическую стену мониторов и еще попьют кофе, держась за руки и глядя друг другу прямо в глаза. Примерно с такими мыслями Сид нажал на кнопку «Случайный дневник» и… Ледяной холод пробежал по его разгоряченному любовью и юношеским максимализмом телу. В открывшемся сообществе, он увидел ее фотографию. И пару слов о ней. Все бы ничего, но сообщество называлось «Мертвые дневники».
Zemljanik@ - погибла 14 августа 2007. Последняя запись: «С друзьями поехали прыгать с парашютом. Затея конечно дорогая, но зато сколько впечатлений! Вернусь – расскажу ;)» Не вернулась. Парашют не раскрылся.

Больше она ему не писала и не отвечала. А Сид в ужасе удалил свой дневник и навсегда покинул блогосферу.

Страшно подумать: мы плывем по гигантской канализации в белых идеально выглаженных рубашках. С показным омерзением на лице разгребаем нечистоты. Громко возмущаемся: «И почему так грязно?!» Тянем кулачки к небу, и грозимся уйти отсюда, если сейчас же не прибежит уборщица и не вычистит все как надо. Уйти туда, где по слухам, светит солнце, и каждый второй носит белые рубашки.

Нас много и мы блефуем. Нет, конечно же, никуда мы не уйдем, ведь наши рубашки настолько белые, что не заметить нас на фоне окружающей грязи, плесени и интеллектуальной недостаточности, попросту невозможно. Нужно признать: здесь - мы выгодно выделяемся среди всего этого безобразия.
И знаете, что бы мы не говорили, чем бы не возмущались, как бы не угрожали навсегда покинуть эту цитадель глупости – нам тут чертовски нравится.

Ночная набережная. Сотни лиц в неоновом свете снуют от крошечных ресторанчиков к разноцветным шатрам и обратно. В поисках хлеба и зрелищ. Бесчисленные армады губ, покрытые помадой и жиром свиного шашлыка. Аромат «Изабеллы» и дешевых духов, перебивающие даже терпкий и, несомненно, живой запах моря. В левой руке роскошный клубок приторно-сахарной ваты, а в правой – ладонь старшей сестры. Асфальт, теплый, еще не остывший после нежных ласк южного солнца, манит каждого снять шлепанцы и пробежаться босиком. Утонуть в атмосфере всеобщего праздника и равновесия. Огромный ярко-оранжевый шатер и звонкий, полный задора голос сестры: «Пойдем же! Будет весело!»

Стол из красного дерева. Стеклянный шар, а внутри миллион снежинок. Стоит лишь слегка потрясти, и поднимается такая снежная буря, какой никогда не видели в этих теплых краях. Старая цыганка с непослушными пепельно-черными локонами волос поедает глазами его еще по-детски пухлую ручонку. Цокает языком, и широко улыбаясь во все свои тридцать две пизанских башни, шипит: «Твоя жизнь оборвется в двадцать два года». Лицо сестры перекашивается гримасой боли, словно ей отвесили звонкую и чрезвычайно неожиданную пощечину, глаза сочатся слезами, а он, ничего не понимая, лишь улыбается в ответ.

Время, грубым ластиком пройдясь по его памяти, стерло детали, оставив от того вечера лишь смертный приговор, что был вынесен ему в столь не подходящем для этого месте. Месте, меньше всего походившем на зал суда. Он пытался забыть, но ночные кошмары вновь и вновь расставляли все по своим местам. Где-то глубоко внутри, посреди мыслей о музыке и девушках, учебе и автомобилях, незримый часовой механизм уже вел свой обратный отсчет.
Забыть. Убежать. Бороться. Черт, как же глупо верить во всякие там предсказания. Но он верил и, в конце концов, смирился. Решил: двадцать два, так двадцать два. Пусть даже дней осталось мало, но проживет он их на полную катушку. Таким образом, несмотря на бурные протесты родителей, университет был благополучно заброшен, учебники сожжены, а старая гитара вновь зазвучала свежими ритмами.
И понеслось.
Алкоголь. Драки. Непостоянство и тотальное злоупотребление всем и во всем. Он никогда не знал, где и с кем встретит следующее утро. Менял знакомых, города и страны. Бежал, стремясь успеть все то, на что остальным дается целая жизнь. Бежал от смерти и за смертью. Влюблялся. Бился. И прощал.

Летели годы. Часовой механизм все тикал и тикал, пока однажды вдруг не стало тихо. Неправдоподобно тихо. Так тихо, что можно оглохнуть. Только чуть слышная пульсация боли в висках. Только мелодичный звон нервов на ветру, натянутых не хуже гитарных струн. Двадцать два года. Ну, вот и все.
Но время шло, а предсказание совсем не спешило сбываться.
Десятки анализов. Почти смертельная доза рентгена. Посещение всех мыслимых и немыслимых врачей. Вердикт: здоров.
А потом наступил двадцать третий день рождения. Он праздновал его, как ни один другой. Самый счастливый человек на земле. Обманувший смерть и познавший жизнь. Отхлынуло. Словно заново родился. А раз так, то теперь его ждала новая жизнь.

Он остепенился. Нашел постоянную работу и красавицу жену. Стер из записной книги имена всех любовниц и пушеров. Подарил свою гитару сыну соседа.
И понеслось.
Работа. Еда. Сон. Перемешать и повторить.
Рождение дочери. Повышение по службе. Звонки от прежних приятелей, на которые он не отвечал. Они, как осколки из прошлого. Прошлого, которого не должно было быть. Что поделаешь, дорожки разбрелись, и теперь им не по пути.
Простатит. Знакомство с молодым любовником жены. Белоснежная больничная койка и пакеты с мандаринами.
Дни рождения, где постепенно ему начали желать исключительно «здоровья и долгих лет жизни».
Инфаркт. Следом еще один.

Умирая в узком кругу семьи, среди людей, которые, несмотря на всю свою любовь, искренне считали, что старичку уже пора, он прошептал: «Она не соврала. Я действительно жил только до двадцати двух. Потом я существовал».

Это цитата сообщения Alexander_Corvus Оригинальное сообщение

О карманах, мыслях и заводных пингвинах

        Дело обстояло так, что вот уже несколько часов я настойчиво ходил по кругу с тремя мыслями, лежавшими в кармане – это были мысли о времени, пространстве и Боге.
        Вдруг подошел незнакомый человек и с размаху ударил меня заводным пингвином. Возможно, из меня вырвался бы смех, ибо зрелище со стороны могло выглядеть весьма забавным, но мне было больно, отчего смех провалился куда-то внутрь вместе с незавершенными мыслями. Он спросил:
        - Почему вы ходите по кругу и думаете об этих трех вещах? Подберите, кстати, ваши мысли – они выпали у вас из кармана.
        - Видите ли, - в небольшой растерянности ответил я, подбирая мысли. - В детстве меня сильно ударили часами, и с тех пор я постоянно думаю о времени.
        - А почему вы думаете о пространстве?
        - Видите ли, в детстве наша семья была очень бедна и меня частенько заставляли жить в маленькой коробке из гофрированного картона в самом левом верхнем углу платяного шкафа. С тех пор я часто думаю о пространстве.
        - Хм… а о боге вы думаете почему?
        - Видите ли, мой кот однажды укусил меня за язык. С тех пор я постоянно думаю о боге.
        - Ну в таком случае мне стоит извиниться. Не думал, что отвлекаю вас от чего-то важного.
        - О, не стоит, ни о чем таком важном я не думал.
        - В таком случае забираю свои извинения назад.
        - Конечно, берите, - я вернул ему его извинения, он спрятал их в пингвина (видимо, чтобы не украли – в наше время извинения довольно часто получают именно подобным способом).
        - Всего доброго, - произнес он и удалился.
        А я вернулся к своим мыслям. Теперь я еще начал думать о жизни.
   
        P.S. На самом деле, выбросил все мысли в корзину, когда нашел в холодильнике пять бананов и наполовину полную бутылку абсента.

Новый год. И новый дизайн. Кстати, как вам?
С праздником. Постоянных и не очень читателей, друзей, врагов, да и просто всех тех, кто бодро пробегает глазами по этим незамысловатым строчкам. Пусть каждый последующий год будет хоть чуть-чуть, но лучше предыдущего. В конце концов, поступательное движение – это все, что нам нужно. До свежих встреч в новом году!

SunLights:
ТЫ КСТАТИ в курсе, что тебя плагиатят по жесткому?
Прям безстыдно так...
Увидела удивилась, что можно относится к чужому творчеству с таким неуважением.=)) Вот ссылочка
http://www.liveinternet.ru/users/daymen/blog/
Самое интересно, он так грамотно свою фамилия в конце поставил=)))Пост под постом с ангелочком.

И правда. Что называется, найдите пять отличий: мое и его.

UPD: А вот еще несколько "авторов" моей Теории Автобусных Остановок. Спасибо японская_вишня за бдительность.
http://sladenkaya.mindmix.ru/
http://vicsem.livejournal.com/
http://love.sitem.ru/a-ljpost/login-manyaga777/page-2/
http://pure-opium.livejournal.com/
http://planeta.rambler.ru/users/spring1289/26189610.html
http://blogs.mail.ru/mail/omal17/9B7BDCC128B6FDC.html

Взведен курок. Нож занесен. Меланхоличный свет луны нашел приют на лезвии его стальном. Она моя. Прекрасный ангел. Ее чуть влажные глаза покрыты пеленой отчаяния.
Лицо ее узнал бы и из тысячи, пусть даже раньше и не видел никогда. Бежать? Куда? Зачем? Решай сама, но впереди тупик. И нож уже спешит к тебе по нисходящей правильной дуге. Твой крик, увы, тут не изменит ничего.

Черт.
Не могу.
Нож выпадает из дрожащих рук. И остается на земле. Без пятен крови и следов борьбы. Я падаю за ним, закрыв лицо руками. Слышны ее поспешные шаги. Она уходит навсегда, не веря в собственное счастье. А я сижу и плачу от бессилия. Отчаяние скользит по огненным щекам.
Но вдруг приятное тепло живого тела где-то рядом. И тяжесть нежных пальцев на моем плече.
Она вернулось.
Невероятно.
В ее большую грудь лицом я утыкаюсь и плачу, как нашкодивший дитя.

- Ну что ты в самом деле… Не переживай так. Однажды ты обязательно кого-нибудь убьешь. Пойми, у каждого маньяка есть определенный типаж жертвы. Кто-то предпочитает блондинок, кто-то брюнеток. Одни режут полненьких, другие - голубоглазых. Возможно, просто я не в твоем вкусе.
- Правда? – спрашиваю я, роняя слезы.
- Чистейшая. Не сиди на холодной земле - почки застудишь. Вставай, герой, я провожу тебя до дома.
Мы растворяемся в ночи.

Волей судьбы книжный магазин «Фаланстер» превратился в поле боя между здравым смыслом и цензурой.
В отношении директора и совладельца магазина Бориса Куприянова, возможно, будет возбуждено уголовное дело по статье «Распространение порнографии». Под порнографией понимается книга «Парадоксия» Лидии Ланч и «Евангелие от змеи» Пьера Бордажа. Следствие активно ссылается на заключение Института Культурологии.

В интервью «Русскому Журналу» Борис Куприянов рассказал о событиях происходящих вокруг магазина и его персоны в последнее время:
«7 ноября к нам пришли какие-то люди. Они очень долго искали газету «Лимонка». Не нашли. Официально они купили книжку Де Пант «Трахни меня». Кроме этой книжки - бог с ней, не такая уж и потеря, не так уж и обидно, - были забраны книжки Поссе «Путешествие в Агартум», «Парадоксия» Ланч, «Смерть Билингвы» Гунцига и «Евангелие от змеи» Бордаж.
Сегодня меня вызвали в местное ОВД, где с меня взяли объяснительную по этому поводу. Сказали, что в понедельник возбуждается уголовное дело по факту распространения нами порнографии. Самая главная порнография, по их мнению, кроме, конечно, Де Пант и Поссе, - это «Парадоксия» Лидии Ланч. При том, что экспертизу на предмет порнографии делал Институт культурологии. Кто конкретно - не знаю. Но тот факт, что в этот список попал Поссе, где нет ни одной порнографической сцены, говорит о том, что эти книги просто не читались. Мне на руки текст экспертизы не дали, поэтому я попросил следователя зачитать документ. О книге Лидии Ланч было сказано, что она вся представляет одну единую порнографическую оргию с большим количеством нецензурной лексики и является стопроцентной порнографией без всякой литературы. Кстати, Лидию Ланч недавно переиздали…»

Однако позднее с Фаланстером связался директор Института Культрологии Кирилл Разлогов, который сообщил, что никакой экспертизы институт не проводил, но он готов провести независимую экспертизу.
Борис Куприянов поясняет: «Мы странны, мы не похожи. Мы - не большой сетевой магазин. За нами какой-то непонятный шлейф тянется. Нас поджигали. У нас нет книжки Оксаны Робски. У нас нет Донцовой, в конце концов. У нас нет книжки про Бешеного. Много вы знаете в Москве магазинов, где нет книжки про Бешеного? Не очень много. Тот, кто попадает в наш магазин, испытывает дискомфорт, если все, что он читал в жизни, - это книжка про Бешеного...
Мы совершенно неожиданно, вдруг, причем неожиданно и для нас самих, стали то ли оппозиционерами, то ли экстремистами. Не ясно кем. Причем все эти действия происходят не со стороны ФСБ. Ни в коем случае. А со стороны локальных, местных органов: со стороны прокуратуры, со стороны местного ОВД. Например, за последние две недели я давал в две прокуратуры разъяснение о том, что у нас не продается газета "Лимонка"».

А в ЖЖ уже вовсю идет сбор подписей в защиту «Фаланстера». Борьба за свободу слова?

«Не дай совратить себя с пути неправедного! Добродетельный ты будешь невыносимо скучен. Это-то и злит меня в женщинах. Обязательно им подавай хорошего мужчину. Причем, если он хорош с самого начала, они его ни за что не полюбят. Им нужно полюбить его дурным, а бросить — до противности хорошим» (с) О.Уайльд

Старина Уайльд тысячу раз прав. Я – файл с атрибутом «только для чтения». Без всяких шансов на модификацию в лучшую сторону. Иду вперед по своему неправедному пути. Пока ты такой, она может ненавидеть, плакать, жаловаться на судьбу, но все равно будет с тобой. Мерзавец. Подонок. Козел. Да, милая, но любовь то зла.