Это сладкое слово, мой сеньор, было вовсе не «вечность»:
Смерть поставила парус, мой сеньор, на своем корабле.
Вы же поняли тайну, мой сеньор, Вы составили «верность»
И дождетесь меня на библейской земле (с) Лора Провансаль, Ordo Templi Solomoni.
Да, «Моцарту видней», по мне, - сильнейший альбом Лоры. А из него – три песни: Ordo Templi Solomoni, «Иерусалим потерян», и, конечно, - «Джон Ди»:
Принимай свою смерть, милорд Джон,
Ты подчинил себе золото. (с)
Для желающих: http://www.stockmail.ru/~lora/
От февраля остались два с небольшим дня, да ветра. Жду весну уже, точно вагнеровскую Брюнхильду – торжественную, в светлых доспехах, с высоко поднятою головой, твердо знающую, чего она хочет и идущую прямо к желанной цели.
И вот, нежданно-негадано, сегодня утром разкрылся 1й в этом году цветок китайской розы. А я даже бутона не заметил
Почти на середине 2го тома ВК «Две Башни» попалось мне в «Энциклопедии символов» нечто, по-моему, весьма презанятное.
Две башни изображены на 18й карте Старшей Арканы Таро, название коей – Луна. Луна в этом томе упоминается чаще Солнца, причем постоянно прибывающая (Солнце же к концу тома вообще скрывается за мордорским полумраком). Тут же волк и собака воют на луну. Волков в ВК – сколько угодно, и ихнего воя тоже; собак там нет, но в «Сильмариллах» есть пес Хуан, который проводит Берена и Лютиэн в Ангбанд, башню Сатаны-Моргота и сражающийся с волком Кархаротом, защитником этой башни. Далее, в этой энциклопедии сказано, что эти звери суть египетские символы тропиков, предотвращающие слишком близкое прохождение Солнца и Луны от полюсов, а две башни представляют собою Столпы Геркулеса, за которыми никогда не заходит свет (Валинор, увиденный Фродо во сне уже в начале своего пути). «Карта указывает на дорогу мудрости, которая освещена слабым светом (Луна) человеческого знания и следует от водоема иллюзий по извилистому пути через ворота мудрости к духовному обновлению. Оккультное значение карты – заблуждение. ... основное прорицательное значение карты: Зло; Заблуждения; Ошибки; Пересуды; Сплетни; Клевета; Ложь; Скрытые Враги; Опасность; Тьма; Ужас.»
Зло, тьма и ужас – это Минас-Моргул, сторожевые ворота Мордора, некогда именовавшийся Минас-Итил, «Крепость Луны». Заблуждение, ложь и ошибки – это прежде всего Саруман, изменивший своему призванию, возжаждав власти, и превратившийся в слугу Саурона, мня себя при этом способным перехитрить его и встать над ним. Его башня, Ортханк также некогда был построен великими мудрецами древности, а деятельность Сарумана извращает и безобразит созданное ими. Пересуды, сплетни, ложь, клевета и скрытые враги – Грима Червеуст, лукавый советник Θеодена и клеврет Сарумана. Отсюда же ошибки и опасность.
Значение перевернутой карты – Вода; Река; Море; Дождь: Нестабильность; Непостоянство – не столь явны, хотя именно водою Энты окончательно побеждают Сарумана, преградив реку Изен и затопив все шахты Изенгарда. Что же до непостоянства и нестабильности – это м. б., плащ Сарумана, утратившего исконную белизну на постоянную переливчатость
Проказы хмеля и солода,
И я летала над городом…(с)
Какие то странные кайфы тут Юту прохватили. После пива таких не бывает. Явно в этом составе инее травы проказили.
Сегодня видел уже не одного кликуна, а сразу кучку, вдоль всего берега, причем двух – еще молодых и нелинялых. Они и впрямь кликуны – и минуты спокойно побыть не могут, не перекликиваясь высокими скрипучи голосами. По мне, шипуны куда солиднее – и носы не такие острые и не желтые, и шеи не так подростково торчат, и молчат все больше, только время от времени пофыркивают. А что утей там сейчас! Никогда еще не видел столько сразу утиных пород – и обычные кряквы, и чирки, и нырки, и еще Бог весть кто, кому я даже не знаю названия.
Нет, право, из всех птиц мне всегда больше всего нравились хищные и водоплавающие!
Ну-с, на сей раз сюрпризом для меня была та скорость, с которой написалась новая глава. И вот пусть теперь Чешм-и Оѓаб-и Дорбина (Орлиное Око Далекозрящей) подвергнет его самой пронзительной критике – не устрашусь ни за что!)) Натурально, и без сюжетных неожиданностей дело не обошлось. Самою главной тут было письмо от царицы Хрума. Я, честно говоря, ожидал ея появления гораздо позже. А уж то, что язык в Хруме окажется валлийским – считайте это какими угодно понтами – я понятия не имел!
Итак, возвращаемся к примеру с винительным/предложным падежами «говорить о чем л./про что л.». Понятно, что в данном случае роль маркера отношений переходить от падежного окончания к предлогу. Но все это – только описание процесса, вопрос о его причинах остается вопросом. В конце концов, тот же предложный падеж в русском языке включает в себя несколько таких маркеров, в том числе и для старинного местного падежа, как и в латыни – отложительный, который, к тому же вобрал в себя еще и древний творительный.
Дело тут, думается, вот в чем. Мы привыкли к тому, что информация сохраняется и передается письменно, и минимальной единицей высказывания является предложение, т.е., то, что начинается от предыдущей точки и точкой же заканчивается. Это кажется совершенно оче-видным (потому что книгу, газету или письмо читают глазами). А вот теперь отключимся от этого привычного взгляда и попытаемся представить себе, как обстоит дело с сохранением и передачей знаний в безписьменных культурах. Тут единицей информации будет уже не фраза, а поэтическая строфа. Ритмизированные строки легче удерживаются в памяти, тем более, что оне как правило, эмоционально возбуждают, что очень подходит высокому характеру такого познания. И вот тут происходит нечто весьма забавное: привычное для нас противопоставление науки и искусства пропадает полностью. Ибо все приемы поэтической техники в этом случае имеют целью именно наиболее полное сохранение именно познания. Они память развивают, причем не только механическую (как, например, заучивание пассажей Пруста): чем свободней поэт владеет техникой, тем больше сюжетов и тем он может передать. И т. обр., размеры строфы как единицы информации стремятся к безконечности: на практике такая строфа может равняться песни Гомеровой поэмы. И, с другой стороны, они имеют совершенно то же значение, что и падежи, числа и лица глаголов и проч. грамматические средства: т.е., иначе говоря, арсенал средств традиционного познания гораздо шире, чем современной науки. Именно так обстояло в до-античные времена и в античности, когда письменность применялась лишь как вторичный способ передачи знаний, а в иных культурах – и для из сокрытия от профанов (иероглифы, клинопись; подобный же подход отчасти проявился в современном английском).
Иное дело - Средневековье, кое было, пожалуй, самым книжным временем в истории. Западноевропейские ученые той эпохи разумели себя как «карликов на плечах у гигантов» и свою задачу видели в сохранении наследия этих гигантов, поверяя собственные знания их открытиями. (Так, скажем, если Плиний и Ктесий писали о мантихорах, живущих в Азии, то всякий, побывавший на Востоке, непременно должен был упомянуть о них, а видел ли он сам хоть что либо, похожее на мантихору, никого не волновало). Соответственно, роль поэзии как хранительницы знания, понизилась, и надобность изучать ея технические приемы понизилась; хотя, если сравнить количество форм и приемов трубадуров и труверов с тем, которые доступны нынешним поэтам, последнее покажется поистине нищенским. Ну и сложность грамматических средств также понижается, (точнее говоря, их здесь стоит числтть чисто стилистическими).
То же самое происходит и в Иране в сасанидскую эпоху, по социально политическому и экономическому укладом во всем сопоставимую с европейским Средневековьем. Здесь свое гигантское наследие – Авеста, вернее то, что от нее осталось после столетий войн и разорений. И именно эти остатки записываются. Изобретается даже особый алфавит, едва ли не единственный среди иранских, в коем выписываются все звуки, как гласные, так и согласные, – исключительно для этого, т.е., как бы ни казалось нам сегодня это парадоксальным, вовсе не для просвещения масс, а напротив, для усложнения доступа к священным текстам.
Итак, у меня теперь, кажется, наступил период Варвары. Совсем непохож, скажем, на Тэмовский или Бочаровский. Тут все так тихо, почти незаметно. Ея песни очень точно следуют движению ея рук: все четко и точно, ритмично и в то же время плавно, округло, пластично. Так капля пробивает камень. И вот еще одно воплощение Энид в потертом сюрко.
[url][504x750][/url]
Тут вот что надумывается. В живом языке один и тот же падеж имеет несколько функций, перекрывающих друг друга. С таким напластованием борется литературный язык, отводя каждому падежу только его собственные роли. Но в том то и дело, что в живой речи все такие фишки являются по-своему маркированными, в то время как литературный язык – это только абстрактная норма, которую можно изменить, т.е., по сути, выкинуть на фиг, когда решаемый ею казус утратит актуальность. Более того, чем меньше в таких случаях литературная норма допускает компромиссы и чем ограниченней число таких казусов, тем быстрее эта актуальность будет утрачена, по принципу «чем сильнее упираешься рогом, тем быстрее тебе его снесут вместе с головой». Например, в русском языке можно сказать: «говорить о ком, чем либо» (с предложным падежом) и «говорить про кого, что л.» (с винительным). Литературный язык признает только 1й вариант, а 2й отвергает, как «просторечный»; в то время как на стороне второго – законы экономии языковых средств и больших чисел: если винительный умеет передавать и это значение предложного, то предложный в конце концов может его и утратить.
С другой стороны, есть и такая штука, которая литературному языку совсем не по силам: мелодика речи. Так, на Кубани выражаются: «пойти к Светы», «сказать Светы». Вначале я думал, что родительный подменяет здесь дательный потому, что в наших краях вместо «пойти к кому л.» говорят «пойти до кого л.» (из «до дому, до хаты»). Но фокус в том, что это подмена происходит лишь, если в ударном корне стоит «е» или «и»: «сказать Светы, Лены, Иры», но при этом: «сказать Тане, Кате, Маше» - местная мелодика речи такова, что 2е, заударное «е» тут просто не звучит в полную силу.
Среднеанглийский период оказался тоже интересен, но не своей самобытностью, как древнеанглийский, с его Беовульфом, Странником, библейскими переложениями, аллитерационною поэзией и кенингами, а именно как переходное состояние: от языка с развитою падежной и глагольно-личною системами к языку аналитического строя, т.е., по сути, к иной ментальности. На мой вкус – интереснейшая проблема, отчего это происходит в ряде индогерманских языков и отчего именно он начинается в Поздней Античности. Все обычные ответы не катят. Падение образования? Так все многообразие флексий (приставок, суффиксов, инфиксов, окончаний) с различными типами основ в этих языках сложилось именно в дописьменный период. Культурное двуязычие – вообще смешно, тем более, что в той же Англии существовало триязычие (латынь, старофранцузский и староанглийский, причем во втором падежей было всего два).
Вчера уже практически пришел к выводу, что дело здесь в четко зафиксировавшихся и однообразных отношениях между субъектом и объектом в новых языках, в отличие от древних, где субъект – вовсе не обязательно активное начало, а объект – пассивное. Но вот сегодня вспомнилось мне про персидские языки, пехлеви и фарси, в коих субъект и объект такие кульбиты иногда вытворяют, что просто ах, - а падежей там кот наплакал: в пехлеви как в современном английском, в фарси – вообще нет (зато система глагольных лиц практически нетронута). В валлийском почти то же самое: валлийцы не говорят «я имею», но «есть со мной», падежей у них нет, а глагольные парадигмы – полные, да к тому же в разговорной речи применяются совсем другие, нежели в письменной.
Перечитывая в-третьих ВК, обратил внимание, в какой именно момент хоббиты получают оружие. Собственно, это уже можно назвать неким рыцарским посвящением, состоявшим из нескольких этапов. 1 – переход через Древний Лес, в котором они впервые соприкасаются со смертью. Здесь можно говорить о символике, предопределяющей дальнейшее пути каждого. Пиппин и Мерри оказываются внутри дерева, и потом будут приняты в сердце Фангорна, получат там особые дары и смогут даже поднять энтов против Сарумана. Фродо же попадает в воду. Лес и вода символизируют рубеж, грань, т.е., собственно время, но каждый – по-разному. Дерево есть время циклическое, кольцевое, постоянно повторяющееся в сменяющих друг друга временах года, и возвращающееся таким образом в исходную точку. Сколько бы ни наросло колец под корой, дерево не сдвинется с места, пока не изсохнут его корни в земле; и Пиппин с Мэри останутся в Средиземье. Вода же – есть время линейное, в которое невозможно войти дважды. Отныне путь Фродо, предвещаемый уже сном в доме Бомбадилла, - уходить за пределы обыденного, и в конечном итоге, покинуть Средиземье (и там, за его пределами, узреть иное Кольцо, коим восток соединяется с западом). Сэму пока не достается ничего.
Следующий этап – просвещение в доме мистагога Бомбадилла.
3 этап по-своему отображает 1й, только теперь местом соприкосновения смерти и воскресения является недра земли, и Фродо с Сэмом как бы меняются местами
Ну вот, год едва начался, а уже такая удача: зафрендил ЖЖ Ларисы Бочаровой. И так практически все мои любимыя менестрели у меня во френд-ленте. Нет разве что Теленис и Иллет, но я у них бывал, и мне там не показалось интересно. Песни оне пишут, имхо, гораздо лучше, чем дневы.
Герайнт и его суженная с прочей компанией вытянули из меня больше даже, чем Мерлин и Вивиен. Иногда даже смотреть на них не хочется. А еще больше не хочется то, что я с ними сделал в первый раз. И ведь был уверен, паршивец, что все делаю как надо! Мои же собственные стихи берут не только из того, что есть у меня сейчас, но и из будущего: после того, как я чего нить напишу, мне потом месяцами вообще писать нечего, все вертится вокруг уже сказанного.
А вот проза… Последняя глава просто побила все рекорды непредсказуемости для меня самого. О супруге Фаридуна по имени Даруш, да еще к тому же местной ипостаси ни то Йаванны, ни то Мелиан я знать не знал за день до того, как сел писать эту главу. О сне Симтан я уже говорил. Это и впрямь похоже на поход в горы: чем ближе ты к вершине, тем больше видишь. Вначале намечаются только общие контуры событий в главе, а уж реальные, детальные их очертания проступают уже по мере того, как ты их описываешь.
Пересматривал вчера «Чародеев» и обратил внимание на то, насколько точно интонации Отиевой, певшей за Александру Яковлеву, точно соответствуют мимике актрисы. Потом посмотрел фрагмент с «Песней про ковбоя» из «Человека с Бульвара Капуцинов», с тою же Яковлевой, и опять таки подивился, но уже тому, насколько там Долина лажает мимо в «расейскую» разпевность, которая там была ни с какого бока некстати. Долина к тому времени джаз уже не пела, а меж тем, во-1х, фильм был как-никак про ковбоев, и вот синкопированность в голосе под банджо очень там была бы уместна Да и вообще, такой ритм очень подходил к манере игры Яковлевой, которая у нас была rara avis in terris – красивою актрисой с комедийным чутьем.
Также посмотрел наконец «Догвиль». Эх, люблю Николь Кидман! (Какие у нее пальцы поразительные: нижние фаланги чуть ли не вдвое длиннее средних и верхних!) Хорошая притча о том, что Благодать, Божья Милость – на самом деле страшна и невыносима для тех, кто только разглагольствует о том, чего «можно», чего «нельзя», и кто кому сколько и почему «должен», и не стремится узреть ее, просто приблизиться к ней.
Сегодня видел в автобусе мужика с елкой. Настоящей елкой, а не сосной! С детства терпеть не могу этот обычай – подменять ель сонной, прокравшийся под тем предлогом, что «сосна де дольше стоит и иголки с нее меньше сыплются»! Если Рождество и Новый год – праздники ожидания чего то нового, перехода некоей грани, за которой таится нечто неведомое, то у сосны своя мистика, не имеющая с этим ничего общего. Сосна – дерево именно вечнозеленое, она вне сезонов. А вот ель как раз дерево пограничной области, где всегда по определению «нечисто», ибо нечисть как раз таки любит играться со страхами, порожденными смесью незнания и ожидания. В ели нет той благородной, уравновешенной чистоты и ясности, как в сосне. Зато есть во-1х, четкая прямая линия, устремленная вверх – грань, за которой настоящее становится прошлым. Но эта прямая грань очень причудливо сочетается с тою непредсказуемостью будущего: лапы ели и иголки на лапах торчат в разные стороны, а чем ниже к земле, тем оне дряхлее и страшнее. И вот пока писал, пришла в голову мысль: а ведь недаром Рождество предваряет Избиение младенцев, ибо там, где нет смерти, нет и рождения.
Вот что забавляет, однако: http://zhurnal.lib.ru/editors/k/konow_n_k/stat.shtml "Мерлин и Вивiенъ" как взлетели вруг. И еще все никак не пойму я успеха "Парсы": откуда в читателях моих такая тяга к зороастрийским ритуалам?
Вы только представьте: раннее утро, скоро полдень…» (с) «Башня Rowan». А чего тут собственно представлять то? Я сегодня это из окна видел. В пять утра проснулся, потом в 11 – все одна и та же картина, хоть не «темно, как в негритянском аду». Над целым городом серое тяжелое плохо просохшее одеяло, и только кое где по краям над горизонтом из под него просвечивает голубеньким. Не изменилась эта картина ни в полдень, ни в 4 пополудни. Такая вот у нас зима, дуй ее горой!
Меня вот что достает в последнее время: собаки. Тут у меня неподалеку рынок, оне там вокруг него на пустырях кучкуются, и во всю отводят душу друг на друга. Начинают еще утром затемно: и лают в одиночку и хором на разные голоса, и визжат и рычат. И так часами до полуночи, а то и гораздо позже. А у меня тут как раз акустика для их вокализов самая подходящая – все бетонныя стены да дворы асфальтированные.
Несколько дней подряд не могу оторваться от этой песни "Башни Rowan"
(с)Тикки Шельен
Виноделие
Баграту Иоаннисиани
Нет у вина адресата.
Кому оно посвящено,
Знает лишь мастер, создавший вино,
И та, что пригубит вино.
Темные, терпкие капли
С губ незаметно сотрет.
Не говори ничего, винодел,
Она и без слов все поймет.
Глядя в рубиновый сумрак,
Тонко смакуя питье,
Что нам за дело, как звали ее
И как называли ее!
Но коль неведомой тайны
В пурпур не заключено,
Не претворится вино никогда,
И в кровь не вольется вино.
Встань, и протяни бокал, и
стань адептом на пороге
тайн, и в матовом бокале
отразятся боги; и бесстрастье —
слово не для вин, а
страсть — не слово для веселья.
мастер винограда солнце растворит во тьме.
Так родится Вино.