[300x409]
[300x367]
[200x316]
[558x699]
[600x504]"Ты искал тишины в своих потерянных снах
Не нашел когда сделать шаг
От себя от других от разговоров чужих
Уставал, но искать опять
Время быстро прошло, только мимо тебя
Почему не успел понять
Ты просил у икон не мешать, но все зря
И только ночь своим признает тебя..."
(с)Фактор Страха.
[699x466]
[475x480]
[500x353]
[184x253]
[400x350]"В парижских ресторанах,
В вечерних балаганах,
В дешевом электрическом раю.
Всю ночь ломая руки От ярости и муки,
Я людям что-то жалобно пою..."
Александр Вертинский.
[211x300]
[183x300] ...Таланту нужны две вещи: пережитое потрясение и способность быть потрясенным. Потрясением была для Вертинского Первая мировая война; она же и сделала его артистом. Существует такой расхожий штамп - начало Вертинского представляется многим в качестве эдакого кокаиниста, экзальтированного мальчика в маске, заламывающего руки и поющего об отвлеченных вещах. Это миф, непонятно откуда взявшийся: к началу своих выступлений Вертинский был мускулистым и, как говорится, сексапильным мужчиной, а кроме того - фронтовиком. До войны Вертинский действительно прошел через все соблазны богемной жизни (включая галлюцинации вследствие частого употребления немецкого кокаина «Марк», который до революции без рецептов продавался в аптеках), но в 1914 году добровольно ушел на фронт и год прослужил санитаром на 68-м поезде Всероссийского союза городов, который курсировал между передовой и Москвой, а после небольшого ранения вернулся в Москву. В поезде была книга, где записывались все перевязки: на счету Вертинского было их 35 тысяч. Там же, в поезде, он и начал петь свои «ариетки» для раненых, из-за стеснительности скрываясь под маской. Слава к Вертинскому пришла буквально сразу по возвращении и родилась не благодаря, а вопреки: вместо героических или фронтовых песен это был чистый интим. Он напевал-рассказывал какую-нибудь историю вроде «Безноженьки» - девочки-калеки, которая спит на кладбище и видит, как «добрый и ласковый Боженька» приклеил ей во сне «ноги - большие и новые»... Публика была в шоке: об этом раньше не то чтобы петь - говорить было не принято.
[221x300] В 10-х годах прошлого века вся грязь, весь ужас реальной жизни вылились вдруг на головы беспечных обывателей. Настала эпоха плоти и крови, индивидуализма и реализма. К началу века старые романсы всем надоели, надоели «грезы» и «розы», «кровь» и «любовь», надоели «соловьи» и «лунные ночи», про которые пелось и писалось. «Помню, я сидел на концерте Собинова и думал: «...О чем он поет? Ведь это уже стертые слова! Они ничего не говорят ни уму, ни сердцу», - вспоминал Вертинский. Он не имел музыкальной подготовки и даже по-настоящему не знал нотной грамоты, но понимал, что зритель хочет двух простых вещей: а) мечты, б) правды. С одной стороны - сингапуров-бананов, с другой - рассказов о попрошайках, бедных горничных и несчастных солдатиках. Социальное быстро нашло отклик. Вертинский с грустью пел о ЗЛЕ - и, естественно, был актуален.
[600x614]
[334x500]
[650x431]