Intro

В следующую секунду начался дождь. Капли влаги, словно маленькие парашютисты-камикадзе, забывшие свои парашюты, устремились к земле. Одновременно дождь начинается в десятках, сотнях разных мест, однако нас интересует именно этот, пролившийся над небольшим городком южнее Бостона. Пользуясь своим положением, попытаемся проделать путь, что совершают отважные капли и бросаемся вместе с ними вниз. Сердце уходит в пятки, а от воя ветра закладывает уши, нет, прыжки с такой высоты без специального костюма – чистое самоубийство. Слава богу, рассвет только занимается и все жители городка еще спят, поэтому наше пришествие оказывается незамеченным. Мы приземляемся с характерным грохотом, однако, это всего лишь раскат грома, ведь мы не хотим нарушать чистоты картины своим непрошенным вмешательством. Мы можем наблюдать, но не более, такие правила. Между тем, дождь превращается в настоящий ливень, стеной обрушившийся на спящий городок, словно готовясь утопить всех его жителей.
В одном из окон внезапно вспыхивает свет. Неужели мы все-таки кого-то разбудили? Под защитой грозы бесшумно подбираемся к аккуратному двухэтажному дому. Свет горит на первом этаже. Прекрасно, значит можно тихонько заглянуть в окно, утолив наше любопытство. Складываем руки лодочкой и прижимаемся к мокрому, холодному стеклу, пытаясь разглядеть, кто же там ходит в столь ранний час…

Где-то, за океаном…

-1-

Шепотом произнесенные слова:
- Просыпайся, солнышко!
Я открываю глаза, буквально вскакиваю с кровати, задеваю жену, которая начинает что-то недовольно бормотать во сне. Мне нет до этого дела. Я верчу головой, пытаясь привыкнуть к окружающей меня темноте, надеясь рассмотреть того, кому принадлежал этот чудесный голос. Естественно в комнате никого нет. Я перевожу взгляд на будильник. 5:20. Ему молчать как минимум еще полтара часа. Затем навязчивый утренний звон, который я так ненавижу, возвестит о том, что выходные кончились и пора на работу.
Сна не в одном глазу. Надо чем-то занять себя, не валяться же просто так. Я вылезаю из постели, иду в душ, расположенный, как и спальня, на втором этаже. Потом спускаюсь на кухню, что бы сварить себе кофе. Джесси всегда пьет растворимый “Нескафе”, я же предпочитаю сам готовить кофе – молоть зерна, варить на медленном огне. Это настоящий утренний ритуал, во время которого я собираюсь с мыслями, обдумываю, как и о чем буду сегодня писать. Вот только сегодня мысли мои витают где-то далеко,… кто же разбудил меня в такую рань?
Раньше у меня была привычка вставать заранее и делать какие-то дела с утра, допроверять контрольные работы, например, но это было давно, не в этой стране, не в этой вселенной. Здесь же я научился спать до последнего, а утро оставлять лишь на кофе.
Пожалуй, я сегодня надену свой лучший костюм, а когда выйду из редакции, то пойду в бар к Дейву и напьюсь там. В таком случае завтра меня не смогут разбудить даже крики о вторжении инопланетян, не говоря уж о тихом проникновенном шепоте.
В принципе, я могу сегодня целый день провести в баре, потягивая пиво и болтая с Дейвом, Джесси будет только рада. Понедельник – день сна, тишины и покоя, во всяком случае, у нас. Хотя здесь тишина и покой синоним обыденности.
Мы живем в пригороде Бостона, этого мегаполиса с гигантскими домами и многомиллионным населением. А я-то думал, что ничего больше Москвы быть не может. Моя жена, Джесси, каждый день ездит туда на работу на новеньком Мерседесе S-класса. Она у меня входит в совет директоров одного крупного бостонского банка. В общем, настоящая бизнес-леди, которая за месяц получает больше, чем я за полгода. Единственны выходной у нее выпадает на понедельник, который она предпочитает проводить в постели. Мы могли бы жить в самом Бостоне, благо имеется огромная квартира в одном из домов в центральной части города, но постоянная суета большого города не для меня. Маленький город-спутник – вот удел моих мечтаний. Здесь воздух чище. К счастью, Джесси разделяет мои взгляды.
На улице идет дождь, я сижу в одиночестве на огромной кухне, пью кофе, всматриваясь в темноту за стеклом. Внезапно у меня возникает странное ощущение, что за мной наблюдают. Такое, наверное, случается со многими время от времени. Поставив недопитую чашку на стол, я упираюсь лбом в окно, силясь рассмотреть, что же происходит там, в темноте, что она скрывает. Естественно я не увидел ничего, кроме раскачивающихся от ветра деревьев и листьев, хаотично носящихся по двору. Стихия разыгралась не на шутку, дождик превратился в настоящий ливень, а порывы ветра все сильнее гнули ветви деревьев и бросались листьями. Хорошо, что в доме тихо, тепло и уютно. Оказаться в такую ночь на улице очень бы не хотелось.
Я слышу, как в спальне начинают исполнять утренний марш часы, понимаю, что забыл их выключить, удивляюсь про себя, что время за чашкой кофе пролетело так быстро. Срываюсь с места, едва не выплеснув остатки напитка на свои брюки и бегу к источнику шума. Очень уж не хочется будить жену в понедельник, единственный день, когда Читать далее...

СТЫД (1968)
Режиссер – Ингмар Бергман
В ролях – Макс фон Сюдов, Лив Ульман

В 1968-м, 30 сентября, после премьеры "Стыда", Бергман запишет в своем дневнике: "Разумеется, хочется, чтобы и критики, и зрители хвалили тебя постоянно. Но как давно этого уже не было. У меня такое чувство, будто меня отодвинули в сторону. Что вокруг меня установилась вежливая тишина. Трудно дышать. Как я смогу продолжать работать?.. "
Режиссер, безусловно, утрировал происходящее с ним, прекрасно понимая, что “отодвинуть в сторону” его чрезвычайно сложно. Он, как никак, знаковая фигура в истории кинематографа. Наверное, осознание этого более всего и пугала его. Он всегда старался избегать делать так называемые бергмановские фильмы как, например, Бунюэль, который, по его мнению, в основном только бунюэлевские фильмы и делал; или как Феллини, который в конце своего творчества тоже не избежал феллиниевских картин.
Несмотря на это, “Стыд” типично авторское кино. Как истинный художник Бергман не мог остаться в стороне от исторических катаклизмов, потрясших человечество в ХХ веке, в том числе от фашизма, который режиссер видел своими глазами.
Сам Бергман рассказывает о своем фильме следующее: "Первоначальным фоном фильма "Стыд" был страх. Я собирался показать, как бы я вел себя в период нацизма, если бы Швеция была оккупирована... я пришел к выводу, что я и физически и психически труслив, за исключением тех моментов, когда впадаю в ярость. Но в ярость я впадаю на момент, а труслив постоянно. Во мне силен инстинкт самосохранения, но моя ярость может сделать меня храбрецом. Это физиологическое явление. Но как бы я смог вынести долгую, изматывающую, холодную угрозу?.. Что от фашиста сидит в нас самих? В какой ситуации мы можем из добропорядочных социал-демократов превратиться в активных фашистов. Я все больше убеждаюсь в том, что, когда на человека оказывают сильное давление, он впадает в панику и исходит лишь из соображений собственной выгоды. Этой теме и посвящен фильм".
Апокалипсис наступает внезапно, хотя весть о конце света может звучать годами. Война – это апокалипсис локального масштаба. Мгновение назад ты спокойно пропалывал огород и был не в состоянии зарубить курицу, а теперь, чтобы выжить, необходимо убивать людей. Бергман погружает героев в экстремальную ситуацию, словно спрашивает, как бы вы повели себя, будь на их месте.
Вывернуться наизнанку, стать другим человеком. И человеком ли вообще? Когда оказываешься возле тельца маленького мертвого ребенка очень трудно оставаться самим собой.
И в этом весь Бергман. Мрачный, тяжелый, давящий… Визуально “Стыд” выглядит как пришелец из далекого прошлого. В то время как весь кинематографический мир начинал купаться в цвете, Бергман, словно в противовес, предлагает нам вычурную черно-белую картинку. Минимум декораций, минимум актеров, максимум энергетики, заключенной внутри кадра.
Вообще, это феномен Бергмана и Тарковского – снимать скучно и длинно, передавая на длинных общих планах, казалось бы, ничего не несущих, совершенно сумасшедшую энергетику. Погружать зрителя посредством созерцания на невероятную глубину, когда чувствуешь, что время, которое ты тратишь на просмотр, тебя обволакивает, и его количество переходит в иное эмоциональное качество восприятия. Это высочайшее мастерство.
Но почему именно стыд? Неужели чувство стыда отдельного человека и всех людей, вместе взятых способно спасти человечество от катастрофы? Или же стыд выступает как стимул возрождения человека, новой жизни? Ответы на эти вопросы режиссер предлагает каждому искать самостоятельно. Может да, а может, и нет. Смогут ли герои выбраться из ада войны? Или же разделят участь тысяч погибших? А если смогут, то получиться ли у них начать ту самую новую жизнь? Мнение Бергмана – нет. Это ясно дает понять финал картины, когда герои и еще несколько измученных войной людей покидают злосчастный оккупированный остров и на лодке устремляются в море. Через какое-то время кормчий кончает жизнь самоубийством, а лодка застревает в огромном количестве трупов солдат. Раздутые мертвые тела, скрюченные пальцы, открытые в безмолвном крике рты… выхода нет.
Сам Бергман вот что говорил о своем детище: “Можно сказать, что фильм построен на двух снах. Он начинается со сна Яна о мирной работе в оркестре и заканчивается сном Евы об утраченной любви. Как раз в середине фильма Ева сидит и говорит, что это приснилось кому-то. "О, как ему будет стыдно, когда он проснется!" В этом и заключается, попросту говоря, моя эстетическая и этическая позиция по отношению к этому фильму. Я считал, что взялся за непосильную задачу и что мне будет стыдно, когда фильм выйдет на экран, хотя вышло лучше, чем я ожидал”.

ЗАБРИСКИ ПОИНТ (1969)
Режиссер – Микеланджело Антониони
В ролях – Марк Фречетт, Дарья Холприн

Забриски Поинт – это всего лишь место в Аризоне, высохшее мертвое озеро посреди бескрайней пустыни, растянувшееся на многие мили.
“Забриски Поинт” – первый и единственный фильм великого итальянского режиссера Микеланджело Антониони снятый им в Голливуде. Работая на фабрике грез, Антониони выбрал нетипичный образ Америки, которую часто изображают через штат Калифорния, с ее пальмами, пляжами, океаном и беззаботной жизнью. Этакий рай на земле. Или же через крупнейшие мегаполисы вроде Нью-Йорка или Вашингтона, и тогда Америка предстает могучей сверхдержавой. Режиссер же увидел США совершенно в ином свете.
Конец 60-х, время студенческих волнений, борьбы за свои права чернокожего населения, полицейский беспредел… История целого поколения революционеров, хиппи, бунтарей, рассказанная со свойственной Антониони монотонностью, вниманию к мельчайшим деталям и символам и глубоким философским смыслом.
Мир, разделенный на две части. На одной чаше весов – подрастающее поколение, “дети-цветы”, которых не устраивает жизнь в современном обществе, они не могут и не хотят жить по правилам, диктуемые этим обществом.
С другой стороны находятся те, кто, собственно, и представляет это общество – правительство, полиция, крупные бизнесмены, которых не волнует ничего, кроме финансового благополучия. Через призму этого конфликта режиссер показывает скопище язв и пороков старой Америки.
Главный герой Марк, студент университета, приходит на собрание членов революционного общества. С этого собрания начинается фильм. Начальные кадры стилизованны под документальную хронику. Взгляды, лица, жесты сняты крупным планам с разных ракурсов. Рука, которую кто-то поднимает, прося слова; другая, на что-то указывающая; лица юношей и девушек, белых и черных, внимательно слушающих ораторов и готовых в любую минуту высказаться. Эти кадры как - бы подчеркивают, что степень авторского участия в рассказываемой истории минимальна и ограничена ракурсом зрения кинообъектива.
Для Марка неприемлема эта дискуссия, “собрания не его стихия”. Он вообще не принадлежит ни к одной из сторон. Некоторые готовы лезть на баррикады и стрелять в полицейских, другие стараются укрыться в иной реальности с помощью наркотиков. Марк понимает, что надо бороться, но не знает как. Он даже покупает пистолет, но воспользоваться им не успевает. Во время очередных беспорядков у университета убивают полицейского. В убийстве обвиняют Марка, который может и хотел бы выстрелить, только кто-то опередил его. Да и не в его это натуре – убивать. Пытаясь скрыться от правосудия, он угоняет маленький частный самолет. Вот его специфический вызов обществу, попытка “улететь с этой земли”.
Противоположностью Марка является Дарья, работающая секретаршей в крупной фирме. Это явно не то, к чему она стремится, но, являясь своеобразным “приспособленцем”, она не бунтует, не вступает в конфликты с обществом, предпочитая прятаться в своем мирке с помощью марихуаны и музыки. Легкая интрижка с боссом, в результате которой она получает приглашение посетить загородную виллу начальника, куда и направляется на машине через пустыню. Именно в пустыне героям предстоит встретиться, и эта встреча изменит их жизнь.
Темы одиночества и отчуждения, основные в творчестве Антониони, здесь вспыхивают с новыми силами, благо антураж пустыни этому способствует. Режиссер использует общие планы, показывая огромные, безжизненные пейзажи, километры дорог, по которым едет маленькая машинка Дарьи. Бесконечная голубизна неба, в котором парит одинокий самолет Марка. Игра красок, песочно-серого и голубого. Музыка, в исполнении известнейших групп Pink Floyd и Grateful Dead прекрасно дополняет картину оторванности от мира, создаваемую режиссером.
Однако на первый план выходит мотив о зыбкости человеческого счастья. Сначала романтическая встреча, словно слияние неба с землей, внезапно вспыхнувшая страсть, чистое, искреннее чувство, возникающее в мертвой пустыне. Кадры с занимающимися любовью людьми, которых становится все больше и больше, аллегория, сравнение с миром животных, где все происходит по честному, где нет обмана и лжи. Да эти пары и сами похожи на львов и тигров в своих любовных играх. Затем расставание и трагический финал.
Наверное, им все-таки суждено было расстаться. Они слишком разные. Для Марка неприемлем мир иллюзорный, именно поэтому он отказывается от сигареты с травкой, а вот Дарья с удовольствием путешествует в страну грез. Однако Марк в состоянии изменить мировоззрение подруги, но лишь ценой своей жизни. Попытка вернуть самолет законным владельцам заканчивается трагедией. Марк погибает, бессмысленно, так и не успев ничего сделать. Хотя так ли ничего? Возможно, одна человеческая судьба стоит твоей жизни? Жертвенность – понятие очень близкое Антониони. Финал картины ясно дает понять, что смерть Марка хоть и является глупой и нелепой, но все же, в какой-то степени, оправданной. И взрыв загородного дома босса, Читать далее...

Ура, я поступил во ВГИК!!!

Бог одинок

-3-

На этот раз я не услышал шепота, а почувствовал прикосновение. Сначала мне показалось, что Джесси решила таким образом разбудить меня. Но стоило мне открыть глаза, чтобы убедиться – это сделала не она. За окнами темно. А жены рядом в кровати нет. Может, спустилась вниз, на кухню. Или пошла в туалет. Надо бы мне тоже сходить прогуляться, думаю я, промочить горло. Встаю с кровати и в то же время замечаю движение в углу, около открытого окна. Странно, мы вроде закрывали его на ночь.
- Джесси? – тихо спрашиваю я, - это ты?
В комнату врывается легкий ветерок, он колышет шторы и приносит с собой легкий, до боли знакомый голос:
- Нет.
Я чувствую, что у меня начинают дрожать колени. Неужели я снова сплю? Нет, не может быть, все слишком реально. Я сильно щипаю себя за щеку, но ничего не меняется.
- Мне показалось – говорю я сам себе, на негнущихся ногах иду к окну. Протягиваю руку и останавливаюсь в нерешительности, мои пальцы застывают в нескольких сантиметрах от занавески.
- Всего лишь показалось – повторяю я и резким движением отвожу ткань в сторону. И вижу лишь распахнутое настежь окно, через которое в спальню проникает ночная прохлада. Небо все затянуто тучами, не видно ни месяца, ни одной звезды. Я ежусь, ночи все-таки уже достаточно холодные и закрываю ставни. Хватит с меня ветра и его шуток. Как это не печально, но я чувствую острую потребность в виски, для успокоения разыгравшегося воображения. С другой стороны, скорее всего оно разыгралось как раз из-за того, что в последнее время я стал слишком часто прикладываться к бутылке. Ладно, это не важно, если потребуется, я смогу взять себя в руки.
Я успеваю сделать несколько шагов по направлению к двери, когда понимаю, что мое одиночество нарушено, и кто-то внимательно наблюдает за мной. Моя спина мгновенно покрывается испариной, сердце стучит так, словно я пробежал пару километров. Я медленно разворачиваюсь и застываю как вкопанный. Там, у окна, где мгновение назад никого не было, теперь стоит Герда. Я вижу только ее силуэт, но сразу узнаю ее.
- Ну, здравствуй, дорогой, - шепчет она – ты же хотел меня видеть.
Голос ее совершенно неземной, течет по воздуху и вливается в мои уши с легким шелестом. От него у меня мурашки бегут по всему телу.
Я очень хотел ее увидеть, еще вчера отдал бы жизнь за такую возможность и вот теперь она стоит передо мной, а я напуган так, что могу обмочить штаны.
Она читает мои мысли:
- Не бойся, я не причиню тебе вреда…
Пауза.
- По крайней мере, сейчас – добавляет Герда, и я чувствую, что она улыбается.
Мой язык не слушается меня, чтобы задать вопрос, мне приходиться заново учиться говорить.
- Я сплю? – это стоит мне нечеловеческих усилий.
- Ты не поверишь, если я скажу - нет. Ты же не думаешь, что все это происходит с тобой на самом деле. Ведь это равносильно признанию в собственном помешательстве. Ты же не сумасшедший?
- Нет, - я постепенно начинаю обретать контроль над собой – но скоро им стану, если ты и дальше будешь приходить ко мне.
- Так ты не рад меня видеть? – произносит силуэт у окна – я то думала, ты скучаешь по мне.
- Господи, - я сажусь на край кровати, обхватываю голову руками – я, наверное, реально спятил. Я любил тебя больше всех на свете…
- И тут же забыл меня, - перебивает Герда – даже мое имя.
- Просто воспоминания о тебе доставляли столько боли, это было невыносимо, мне надо было начать новую жизнь, все с чистого листа. Но у меня ничего не получилось, спрятаться не удалось, ты все равно нашла меня.
Я говорю:
- Мне тебя очень не хватает, но так дальше не может продолжаться, прошу тебя, пожалей меня. Мой рассудок не выдержит этого, мое сердце не выдержит этого. Ты не сможешь спасти меня, как бы мне этого не хотелось.… Ведь ты мертва!
Я замолкаю.
- Впечатляющая речь, - говорит Герда – не возражаешь, если я подойду поближе, присяду на кровать рядом с тобой?
И не дожидаясь ответа, она начинает медленно двигаться в мою сторону, плавно и совершенно бесшумно, словно плывет по воздуху. Мне становиться не по себе. До этого я наблюдал неясные очертания, тень у окна, теперь же я боюсь того, чего могу увидеть, поэтому отвожу взгляд, когда она тихо садиться рядом.
- Посмотри на меня – просит Герда.
Я поворачиваю голову на звук ее голоса, ощущаю, как безумно напряжены все мои мышцы, мысленно готовлюсь к ужасному зрелищу мертвой, разлагающейся плоти.
А передо мной оказывается молодая девушка, с изящными чертами лица, огромными глазами, полными, чувственными губами. Длинные русые волосы спадают на хрупкие плечи. Одета она в легкое, почти прозрачное платье. Присмотревшись, я понимаю, что прозрачное не только платье, но и его обладательница – сквозь нее я могу видеть противоположную стену спальни и окно, около которого она стояла несколько минут назад.
Я в очередной раз теряю дар речи.
В ответ на мою реакцию Герда спрашивает:
- Я тебе все еще нравлюсь?
Не произнося ни слова, я киваю, продолжая как зачарованный смотреть сквозь ночную гостью, машинально вытягиваю руку, пытаясь ее Читать далее...

housemusic.ru/forums/index....wtopic=149

Electronic music

deepmix.ru/

Deep Mix

xobotoff.ru/

Индия Гоа Morjim Beach GlavFish

Слушать этот музыкальный файл

Deep

Смотреть это видео

Yahel

Ты разбиваешь мое сердце


29.08. 21.00
Я стою на крыше многоэтажного дома и смотрю вниз, пытаясь представить, какого - чувство свободного падения. А потом удар, шлепок и темнота…
Со мной моя тетрадь и огрызок карандаша, которым я старательно, почти каждый день, записываю события своей никчемной жизни. Да, сейчас не лучший период в моей биографии, я бы даже сказал, хуже не придумаешь. Меня переполняют отрицательные эмоции, но я постараюсь с ними справиться. Не самое удачное место я выбрал, но именно здесь и сейчас я чувствую, что нахожусь на краю пропасти. Если меня спросят, почему я здесь, что я сделал, то я отвечу, что убил самое прекрасное чувство на земле. За два дня я потерял все. Вчера я остался один. Мне невыносимо грустно и одиноко, потому что я сам все разрушил. Но я не мог иначе. Ведь сердцу не прикажешь. В один прекрасный момент я плюнул на разум и бросился в пучину чувств. Тогда я тоже стоял на краю. Как и сейчас.
Я всматриваюсь в фигурки людей, как муравьи, снующие туда сюда по своим делам. У каждого из них есть проблемы и наверняка почти все они готовы спрыгнуть с 16-го этажа, но лишь у единиц хватает смелости в этом признаться. На самом деле не обязательно делать этот шаг. Для начала достаточно просто здесь оказаться. Посмотреть вниз…
Жизненные ценности…
Весь этот бред…
Обещаю, вы будите взирать на это с совсем другой стороны. Все проблемы окажутся решаемыми. Ни одна из них не стоит твоей жизни. Именно тут, наверху, балансируя между двумя мирами, я перестал думать о них. Я сел на бортик крыши и свесил ноги вниз. Даже в своей безумной юности я не мог позволить себе такого. Сейчас же страх перед высотой пропал. Я сидел на краю мира. Своего мира. Стояли последние теплые деньки. Лето уходило безвозвратно, оставляя в моей душе длинный склизкий след, словно улитка.
Разум и чувства… где же она, тонкая красная линия, что разделяет эти понятия?
В день, когда я предпочел чувства разуму, я знал, что это конец. Но я ошибался. Сейчас - это конец. А тогда было всего лишь начало.
О, господи, прощай Луна, прощай Солнце! Я больше вас никогда не увижу…

11.00
Я пришел в одиннадцать, как мы и договаривались, несмотря на похмелье и адскую головную боль. Она открыла мне дверь и я переступил порог некогда родного мне дома. Он и сейчас был для меня таким, три года совместной жизни не вычеркнуть из головы ни за день, ни за неделю. Мои вещи были уложены в сумки и уже выставлены в коридор. Единственное, что мне оставалось, это взять их и уйти. Все. Вместо этого я пошел на кухню и сварил себе кофе. Я не мог просто так уйти. В глубине души я надеялся, что все еще можно изменить. Обнять ее, поцеловать, сказать, как сильно я ее люблю… в очередной раз наврать себе и ей. Я пил кофе на кухне, а она, не произнося ни слова, смотрела в окно. Как в старые добрые времена. Я хотел заговорить, но понимал, что это бесполезно. Все слова были сказаны вчера. Сейчас я должен просто допить свой кофе и проваливать. Ничего не изменишь. Не стоит ожидать невозможного.
Мне хотелось броситься с последнего этажа вниз и пролететь мимо ее окна, вот так, когда она в него смотрит. Интересно, как я тогда буду выглядеть? Я думаю ей бы понравилось.
Хватит оттягивать неизбежное. Я встал и направился в коридор. Все было кончено. Вот к чему мы пришли. Когда-то мне было здесь очень хорошо.
Когда-то…
Я подхватил свои сумки.
- Прости меня, Солнце. Прощай.
Она молча закрыла за мной дверь.

12.30
Это должно было случиться. Я знал, я готовился, но все равно это произошло неожиданно. Утро и так началось плохо, но дерьма никогда не бывает мало. По ее виду я сразу понял, что игре пришел конец.
- Нам надо поговорить,- заявила она.
- О чем?
- О тебе. Обо мне. О нас.
- Хорошо, давай. С чего начнем?
- С того, как давно ты мне изменяешь!?
- Солнце, я не понимаю…
- Господи, да прекрати ты врать! - вдруг заорала она,- довольно лжи, прошу тебя!
Я не знал, что мне сказать. Но мое молчание говорило само за себя.
Она заплакала. Ей все стало понятно. Если до этого момента она сомневалась, то я разбил все ее иллюзии.
- Почему, почему ты так со мной поступаешь? Зачем разбиваешь мое сердце? Ты убиваешь меня, понимаешь?
- Солнце…
- Господи, как это отвратительно, низко, подло,… Что же ты наделал?
Я не могу объяснить, что я наделал. Я не могу объяснить, почему любовь уходит. Я не могу ей сказать. Что наши отношения давно уже не те, что они давно зашли в тупик. Потому что это происходит только со мной. Потому что она меня любит, а я ее уже нет. Я не пытаюсь оправдываться. Глупо. Я все принимаю. Я знаю, что я ничтожество и поэтому я не пытаюсь просить прощения и все отрицать. Чтобы не выглядеть еще более жалко. Чтобы не пасть еще ниже, хотя ниже некуда.
Я закрываю лицо руками. Я не думал, что будет так больно. Боже, дай мне сил пережить этот день, дай мне сил.
- Я любила тебя больше всех на свете…
Я тоже любил тебя. И до сих пор люблю. Но…не так как раньше. Я люблю тебя по привычке, как бы ужасно это не звучало.
- Неужели тебе со мной Читать далее...

In trance...

Слушать этот музыкальный файл

from Goa Beach 2006

Zzzzz
[показать]