Мы идём обратно. Пора добираться до наших машин. Небо чуть-чуть посветлело. На ощупь, гуськом мы пробираемся вперед через окопы и воронки и снова попадаем в полосу тумана. Добираемся до траншей, затем выходим на луга. Вот и лесок появился, а вот и кладбище с его холмиками и черными крестами. Тут за нашей спиной раздаётся свист. Он нарастает до треска, до грохота. Мы пригнулись – в ста метрах перед нами взлетает облако пламени. Через минуту следует второй удар и над макушками леса подымается целый кусок лесной почвы, а с ним три-четыре дерева, которые тоже одно мгновение висят в воздухе и разлетаются в щепки. Шипя, как клапаны парового котла, за ними летят следующие снаряды – это шквальный огонь.
- В укрытие! В укрытие!
Луг – плоский, как доска, лес – слишком далеко и там всё равно опасно. Единственное укрытие – это кладбище и его могилы. Спотыкаясь в темноте, мы бежим туда, в одно мгновение каждый прилипает к одному из холмиков, как метко припечатанный плевок. Ещё мгновение и в окружающей нас тьме начинается какой-то шабаш. Всё вокруг ходит ходуном. Пламя взрывов трепетно озаряет кладбище.
Все выходы отрезаны. В свете вспышек я отваживаюсь бросить взгляд на луг. Он напоминает вздыбленную поверхность бурного моря, фонтанами взметаются ослепительные яркие разрывы снарядов. Лес исчезает на наших глазах, снаряды вбивают его в землю, разносят в щепки, рвут на клочки. Бежать некуда, нам придётся остаться здесь, на кладбище.
Дождём летят комья земли. Я ощущаю толчок. Рукав мундира вспорот осколком. Сжимаю кулак. Боли нет. При ранении боль всегда чувствуется позже. Тут что-то с треском ударяется о мою голову так, что у меня темнеет в глазах. Молнией мелькает мысль: -«Только бы не потерять сознание!» На секунду проваливаюсь в чёрное месиво, но тот час же снова выскакиваю на поверхность. В мою каску угодил осколок. Он был уже на излёте и потому не смог пробить её. Вытирая забившуюся в глаза труху. Передо мной яма, смутно вижу её очертания. Снаряды редко попадают в одну и туже воронку. Рывком ныряю вперёд, распластавшись как рыба на дне, но тут снова слышится свист, я сжимаюсь в комок, ощупью ищу укрытие, натыкаюсь на какой-то предмет. Прижимаюсь к нему, он поддаётся, у меня вырывается стон, земля трескается, взрывная волна гремит в моих ушах, я под что-то заползаю, чем-то накрываюсь сверху. Это доски и какие-то тряпки – жалкое укрытие от сыплющихся с верху осколков.
Открываю глаза. Мои пальцы вцепились в какой-то рукав, в чью-то руку. Раненый? Я кричу ему. Ответа нет. Это мёртвые. Моя рука тянется дальше и натыкается на щепки, и тогда я вспоминаю, что мы на кладбище. Но огонь сильнее, чем всё другое. Он выключает сознание, я забиваюсь ещё глубже под гроб – он защитит меня, даже если в нём лежит сама смерть.
Вдруг кто-то бьёт меня по лицу, чья-то рука цепляется за плечо. Уж не мертвец ли воскрес? Рука трясёт меня, я поворачиваю голову и при свете короткой, длящейся всего лишь секунду вспышки вглядываюсь в лицо с широко раскрытым ртом. Он что-то кричит, но я ничего не слышу. Он трясёт меня, приближает своё лицо ко мне, наконец грохот на мгновение ослабевает и до меня доходит голос:
-Газ, г-а-аз, г-а-аз, передай дальше.
Я рывком достаю коробку противогаза. Неподалёку от меня кто-то лежит. У меня сейчас только одна мысль – этот человек должен знать!
-Га-а-з, га-аз!
Я кричу, подкатываюсь к нему, бью его коробкой, но он ничего не замечает. Он только пригибается – это один из новобранцев. В отчаянии снимаю с головы свою каску, резина обтягивает мне лицо. Я, наконец, добрался до новобранца, его противогаз как раз у меня под рукой, я вытаскиваю маску, натягиваю ему на голову, он тоже хватается за нее, я отпускаю его, бросок – и я уже лежу в воронке.