Ночи снова бессоные. И в них какая-то глупая детская дилемма и бог смерти, с которым борешься и борешься уже целую вечность, забывая, что он изначально всегда рядом, формирует твою тень. То измывается, замораживая время, то вводит в ступор поворотами на 180 градусов, то, как любовница, ласкает взглядами красавицы-луны. Танатос. Говорить что-то - это лишь говорить самому себе. Милая.. милая, ты лгунья. Оба мы будем копаться в ящике пандоры и дальше, но какова вероятность что на дне его окажется надежда?

Настроение сейчас - ...

Захотелось расхохотаться и в то же время подумалось о револьвере, который хранился в письменном столе(с) Х. Кортасар
Они сплелись. Переплетение двух равнодуший, зубами впившихся друг в друга, ирреальное, давно забытое, немного (а немного ли?) пугающее отражение чего-то бесконечно старого, когда-то полного той драгаценной впечатлительности, уже потерянной. Близнецом того угасшего безумия, без сомнения, была Пустыня. Она всегда была им, скрываясь от глаз в темных углах самообмана, даже когда через подобных ему лились насквозь десятки рек и он о ней не знал, даже до его рождения или рождения тех, кто породил его. Он был пустыней, которая также в своей наивности не видела его, а лишь ждала, обжигаясь неизвестностью и непониманием собственного ожидания. Всё время. Пустыня всегда была им, он всегда был и будет пустыней. Союз безразличия, вражеской нежности, угасания, вечный и временный, нерушимый, но безнадёжный, обречённый быть растерзанным первым же летним дождём. И если планета видит сны, то в снах этих мы - дождь и железо.

"По одиночке мы ничто, а все вместе мы - дерьмо!"(с)
Браво Тому Стоппарду и его "Берегу Утопий". (-:

Прекрасные дни всё-таки. Забыв в маршрутке бутылку доставшегося бесплатно абсента, пару минут поунывали, с показушным трагизмом бросив несколько фраз Хемингуэя о потерях, посмеялись и накачавшись кофеином, поехали к моему старому дому смотреть закат, в 4 руки из восьми бросая вниз окурки. Также, в ближайшие две недели буду бесплатно получать по шоколадке в день за выигранный спор. Спасибо папе за то, что в детстве научил меня подтягиваться на турнике (-:

Настроение сейчас - (=

Бесконечными хороводами старинных зеркал пролетает мимо моего взора ещё одна зима, цель которой - вытянуть из глаз всё до последнего образа и самой мимолётной идеи, оставить после себя абсолютное ничто, которое очень скоро заполнит взрыв весенних ярких красок, солнца, зелени, ужимок, поцелуев, смеха и прочего неебически жизнеутверждающего фуфла. Кружки кофе по утрам, молотки оранжевых обезьян, встречи, скука, сигареты, встречи, скука, скука. Этой зимой даже воздух пропитан кислотой. А пока я каждую ночь ищу свою незнакомо-изученную подругу темноту, чьи ледяные ласки приносят блаженный покой и наполняют всё каким-то обманчиво-необходимым смыслом, которого на самом деле нет ни в чём.

On top of the world you get nothing done
Talk is cold and burns like the sun
Can't you see these skies are breaking
Cause the top of the world is where I’m from

The back of the glass is where I was
Keeping quiet playing dumb
Can't you see these skies are breaking
Cause the back of the class is where I’m from

And I am one
I am
I am one
I am I am I am I am I am

I’m on a race and its killing time
I don’t need yours, I'll keep it with mine
Can't you see these skies are breaking
Cause I’m on a race and I’m doing fine

Thank you

Two of a kind and no one home
I’m in a crown and I’m still alone
Can't you see these skies are breaking
Cause one of a kind is all I own

I am one
I am
I am one
I am I am I am I am I am

Out of the womb and into the void
I wanna try but I get annoyed
Can't you see these skies are breaking
Cause I'm out of the womb and into the void

I am one
I am
I am one
I am I am I am I am
I am one
I am
I am one
I am, I am I am I am I am

On top of the world you get nothing done
[c]

Чем больше узнаю, тем мне дерьмовее. Всегда не любил две вещи. Когда мне не_говорят и когда на меня кладут хуй. Паранойя сменилась навязчивыми идеями и ожиданием "чуда" за следующей дверью. Не могу ничем заниматься или интересоваться. Серебрянными пулями страха на больной от неуверенности голове, я рисую себе уродливо-страшные сны немых ораторов и слепых от рождения художников.
Ницще как-то отвесил "комплимент" Гёте: <<"Фауст" - трагедия познания? Я смеюсь над Фаустом.>>(c). Ницше мне вообще не нравится. В отличии от Гёте. А теперь я смеюсь над двумя забугорными мертвецами, совершенно точно понимая, что ничего не произойдёт, пока я не начну орать на зеркала.

Нравится - пусть изображают, что хотят, и даже считают это собой.
Если нужно, то и злословие, и ложь, и дешёвые попытки стоять выше я буду игнорировать.
Не вижу никакого смысла в срывании масок с тех, кто прикрывает ими пустоту.

Не жалей себя. Себя жалеют только ничтожества.

надменно-раздражённым взглядом и безштанными ножками пролетев всех врачей военкоммата, снова оказался у двери своего милейшего, дрожайшего и неповторимого майора (подполковника?) Калмыкова *аве*. Привет, я по Вам тоже соскучился. Какие дерзости, майор?! Чё, правда?.. с повышением Вас, подполковник Калмыков! Так точно, лежал в дурке, служу России! Снова объяснительную писать?( Вы правы, майор, писать я стал гораздо лучше! Ну, майор\подполковник, какая разница?.. Почему переписывать?( Спустя 45 минут милых диалогов и написаний объяснительных для моего единственного_и_неповторимого сие непристойное "заведение" было мною поспешно покинуто.
Мосты, парки, каменные плиты у реки, неизменно верный dunhill в кармане и в доску свой Том Йорк в наушниках. Горячий экспрессо, ментоловый marlboro и страницы неожиданно приятно удивившего esquire. Маршрутки, продолжительный сон, кооперативный рынок, рок-подвал, билет на Стигмату (только вот не знаю зачем). Переполненные трамваи, пенсионер, посчитавший меня педиком, разговаривающий сам с собой бомж, питающийся с мусорок на Стасова. Дом, иранское миндальное печенье (заметьте контраст с бомжем), ананасы, безумно вкусные недо-коктейли из водки, лимона, молотого чёрного перца и ананасового сока, сгущённое молоко с какао и portishead в винампе. Всё в порядке, всё нормально, всё-всё-всё на своих местах. Только вот чего-то кого-то не хватает и я даже знаю кого. Всё в порядке, всё номально, всё-всё-всё на своих местах.

здесь были буковки, удалённые по причине того, что сейчас представляются мне нелепыми.

Я сегодня проснулся трижды убитым и четырежды мёртвым. Попадать в немилость к собственному подсознанию очень не весело. Особенно осенью. Я сегодня видел маркес'овскую Эрендиру с твоими глазами и, глядя в эти глаза, почти беззвучно кричал, когда клиенты, которых побеспокоили открытые двери, били меня ногами. Просыпаясь, иногда жалею, что за 300 километров от города на третьем этаже пятиэтажки больше нет улыбок, некоторые из которых дарили и мне. Но больше о том, что никто никогда не видит и не спрашивает банальное, но бесконечно заботливое "снова кошмар?". Мне очень хочется поспать без снов. Чтобы "доброй ночи", раздающееся со всех сторон, не вызывало грустную улыбку. Ледяной водой, табаком и зелёными рубашками я взбираюсь на гору нового одинаково-одинокого дня, чтобы к ночи вновь упасть с неё и, обогатившись парой новых переломов и ссадин, попытаться взобраться снова.

Что забавнее всего, они же - самые частые. Я так привык к этим расстрелам, что, подрожая Феличе Риваресу, уже пытаюсь командовать стрелками. Они помнят меня, я их. Человек и его Чёрные Псы. Каждую ночь мы всё ближе и ближе. Каждую ночь на их лицах всё больше морщин, а на голове - седины. В меня стреляли мальчишки, теперь я вижу перед собой стариков. Каждую ночь руки их всё сильнее дрожат при выстреле, всё чаще они стараются промахнуться, всё настойчивее священник предлогает мне исповедаться перед "действом". Каждую ночь я всё громче и громче смеюсь. Как в старой притче о человеке с ножом в голове. Я не жалуюсь. Я уже привык. Я просто всей своею надеждой надеюсь, что мои палачи - просто часть моего сна, а не реальные люди, которым приходится изо дня в день обременять себя этой бесчеловечной нелепицей и после просыпаться в холодном поту. Каждое утро я всё дольше и дольше стою под душем, погромче включив Mogwai или Acid Bath. Каждое утро порции кофеина увеличиваются. Каждое утро я рассматриваю лица в фотоальбоме телефона всё трепетнее и всё отчётливее понимаю, как здорово, что все Они у меня есть.

Пока планета спит, в моем доме играет джаз

Стоит отметить - утро второго дня ноября прекрасно.
Рукопожатие с рассветом, ноктюрны Шопена в исполнении Артура Рубенштейна, книги Марселя Пруста, сухое красное.. Вру.) Полуголым плыву по комнате с дымящейся сигаретой и пытаюсь вместе с Калноки петь "Failing, Flailing". Делаю паузы на допивание вчерашнего чая и поедание вкуснейших вафель и шоколадных конфет. Утренняя прохлада, которая, стоит открыть окно, мигом напоминает о себе, немного бесит, но это всё не важно. Утро. Настоящее. Живое. А сейчас стоит взять себя за шевелюру и отправить своё невъебенное "я" в душ, ибо уже через полтора часа ему надлежит быть в колледже, что весьма и весьма досадно, но "партия сказала - комсомол сделал". Удачного дня.

We Are The Few That Won't Say Nothing Right
We Are The Footsteps Fading Into The Night.[c]

Холодным ноябрьским утром, я встречу Тебя нежным нелепым взглядом самоубийцы.
Пытаясь солгать, прошептаю неубедительное "всё хорошо" и, крепко обнимая, пойму, что сказал правду.
Сейчас, не находя себе места, я заполняю тёмную комнату своей дымной любовью и пытаюсь представить многочисленные "завтра", улыбаясь, пролетающим мимо закрытых глаз, нашим с тобой "вчера". Ты подарила мне лучшие два с половиной месяца, какие я только мог себе представить. И, не надеюсь, но знаю, подаришь ещё множество дней, минут, секунд, мгновений.. счастливых мгновений. Счастливых настолько, что и во сне не приснится. На всё что "вне", в отличии от "кроме", мне плевать. И, думаю, что тебе тоже. А мгновениям грядущего остаётся лишь радоваться тому, что им предстоит делать нас счастливыми и грустными, унылыми и весёлыми, смешными и серьёзными, но, главное, любимыми. Друг другом.
Никаких томов, глав, страниц и абзацев. Только сейчас. Незаметное, но постоянное. Наше. Только наше.

Погода с самого утра не заладилась. А потом всё вдруг стало понятно. Осень началась. Началась в стеклянном доме - пародии на человека. Пародии нелепой. На стеклянные волосы падали надоевшие жёлтые листья. Они все что-то предлогали. Каждый маленький листик. Новые сны, идеи, дождь, тучи, смерть. Но по-большей части предлогали просто последовать за ними и лететь только вниз - туда, куда их, забытых и потерявших имена и лица, сгребут в общую кучу и будут называть просто "листья".
Статуи. Бездушные, лживые статуи, стоя на своих пъедесталах, смеялись в лицо стеклянному человеку. Он старался не смотреть на них, не видеть их жестоких ухмылок. Почему? Почему он, а не кто-то другой? Вопрос, который задают себе десятки, сотни, тысячи, миллионы. Вопрос ребёнка. Вопрос старика. Ответ пришёл сам собой: "Потому что осень".
Осенью с тоской миришься. Поцелуи отчаяния и ужаса (куда более частые, чем поцелуи любимой), изводившие его каждую ночь, теперь и вовсе пустят корни в его стеклянных снах, став чем-то, отсутствие чего удивило бы. Неотъемлимой нормой жизни. Неприятной, но неотъемлимой.
Галереи бездарностей, конечности неполноценных, зеркала самоубийц. Лет через сто об этом будут снимать фильмы. Если останутся те, кто сможет об этом поведать. А стеклянный дом, тем временем, просто рушится.

Я вдруг стал очень маленьким. Всё вокруг такое большое, а я маленький. Невообразимо маленький. Очень. Я словно лилипут. Лилипут ещё вчера понял, что станет маленьким. Ближе к вечеру уже надеялся уменьшить себя собственноручно, но времени ему не дали. А теперь его растопчут. Меня растопчут. Все любят давить лилипутов. Это очень интересно. А затем, растоптанный, плоский лилипут пройдёт через многочисленные унижения и плевки в зеркала, чтобы вновь стать большим и ещё более несчастным, чем прежде. Потому что он должен пройти до конца и в ужасе понять, что это не главное(?).