Около моей работы (точнее около выхода в метро на станции, около которой находится моя работа) относительно недавно появилась новая бабулька, просящая милостыню. Жалкая, как и все подобные люди, она стоит у стены с утра, с кружкой в руках. Поток людей на Кузнецком, довольно велик, но подают довольно редко и кружка бабульки всегда пуста. Как вы понимаете, можно сколько угодно знать про бизнес нищенства, но сердце все же не камень и потому иногда, когда у меня в кармане находится мелочь, я динамил голос разума в пользу жалости.
И вот недавно, идя на работу и снова приблежаясь к данной старушке я увидел, как какая-то женщина открыла кошелек и, проходя мимо, что-то бросила в кружку нищенки. Женщина пошла дальше, а бабушка быстенько вытряхнула содержимое на ладонь и спрятала куда-то в карман.Меня сей факт заинтересовал и я внимательнее пригляделся к ней. Я не могу сказать, что она одета плохо или в рванье. Или что она выглядит больной или недоедающей. Увидев бы ее просто на улице, я бы не подумал, что она - попрошайническтвом живет.
В общем "типичный случай". Не могу сказать, что я себя почувствовал последним лохом или "оскорблен в своих лучших чувствах". Нет. В данном факте я был почти уверен (почти, потому что все же на каждое правило есть свои исключения). Просто в очередной раз вспомнил людей, с которыми мне не так уж давно доводилось иметь дело. Работая в соц. отделе управы района, я как раз должен был иметь дело с подобным контингентом. Одной из функций управ является оказание материальной помощи малообеспеченному начелению. Пенсионеры, инвалиды, матери-одиночки, многодетные семьи и т.д. Разумеется, для того, чтобы получить мат. помощь, надо предоставить определенные документы, в том числе - финансовые. Сбор их не сложен и сама процедура не занимает много времени. И вот, из года в год, к нам приходили одни и те же люди. Нищие? Обездоленные? Голодные? Как бы не так! Одна "одинокая мать", то есть по документам она была матерью-одиночкой, на деле ее очень неплохо содержал любовник, или как его там назвать, пришла к нам в норковой шапке, в очень неплохой шубе и стала требовать материальной помощи. Ну на откровенную наглость всегда можно было пригрозить комиссией (управа обязана не только принять документы, но и отправить на дом просящего помощи комиссию, чтобы проверить в каких условиях он живет, действительно ли живет один - может прописан и один-то, а на самом деле там ребенок или внук живут, которые вполне материально содержат старого родителя) но обычно все на эти комиссии забивают, потому как легче дать материалку, чем отписываться в многочисленные инстанции, вести бумажную волокиту, которую затее старый склочник. Той мадам все же спровадили, но со многими предпочитали просто не связываться. Этот контингент всегда знал в какую инстанцию пойти, чтобы выклянчить очередную денежную подачку. При этом и без этих подачек они бы жили весьма неплохо, но...
А ведь были и другие. Регулярно, в честь определенных годовщин и событий, обычно связанных с военными действиями (а таких годовщин довольно много) управа готовила участникам событий подарки. Не ахти, конечно, но лучше, чем ничего. И вот мы вызванивали этих людей и приглашали их к себе. Вот тогда, зачастую, и приходили действительно бедные. Бедные, больные, совсем одинокие, в опрятной, но явно уже давно требующей замены одежде. Мы уговаривали их принести документы на материалку, а они жались, мялись, им было стыдно и неудобно просить. Если и удавалось оказать им помощь один раз, они редко приходили повторно. Я помню старушку, у которой была алкоголичка-дочь и наркоманка-внучка. Она приходила к нам, плакала и жаловалась на обращение, а кому ей еще было пожаловаться? Но заявление подать не могла - это же дочь и внучка! Под конец одна из наших сотрудниц лично нашла выход - старушка искала жильца в комнату, больше не из-за денег, а из-за желания себя хоть как-то защитить, так N*, у которой было много хороших знакомых в милиции, подселила ей милиционера, который искал съемное жилье. Но это - единичный случай. Вот тогда я воочию увидел то, о чем до этого читал только в книгах. Люди бедные - никогда не попросят помощи. Им просто стыдно. А тезис "никогда не просите - сами все дадут", конечно красив, но жизненно неподтверждаем. Увы.
Конечно, хоть я все же не в восторге от подбора актеров на роли эльфов в фильме, эльфийская атмосфера, имхо, передана там была верно. Точнее атмосфера "того времени" для эльфов. Они уже не принадлежали умирающей земле, хоть и не переставали ее любить. Оттого и их печаль - печаль расставания с дорогим, но все же покойником. Они уже все, или почти все сделали на той земле, да и, в принципе, могли ничего не делать - они были слишком хороши для мимра людей и все, что было сделано, было сделано, скорее, как дань былому, прощальный дар. Читать далее
Ну давай, ну давай, ну давай!
Забывай, забывай, забывай!
Только память моя ничего забывать не умеет... (с)
Забыть - признак слабости, признак сдачи себя обстоятельствам. Нет, я буду помнить, я хочу помнить. не ради "приятных воспоминаний" - к воспоминаниям о минувшем я отношусь абсолютно равнодушно - равно к плохим и к хорошим, нет, оставить память надо только ради опыта. Чтобы потом не вляпаться еще раз в тот же навоз. Казалось бы - только и всего, но на самом деле - опыт (и, стало быть) это самое ценное и дорогое (да, да, мы дорого за это платим, часто - очень дорого) что мы имеем.
Помнить - это может позволить себе только сильный. И слабым этого не понять.
Что надо Милорду для счастья? Уединение, кальян (ага, при нехилой простуде, но это проблемы простуды), концерт Найтвиш, любимая компьютеная игра и ликер. "Еще флюорография." - слабо пищит голосок кашлем и болью в груди. "Знания умножают скорбь." - меланхолично замечает Милорд и пинком отправляет слабый голосок куда подальше.
А в комнате, тем временем, от кальянного дыма такой туман, что хоть топор вешай... Голова кружится все сильнее, и кажется, что кровавые лилии чуть светятся в полумраке комнаты...
Чегой-то я разболелся. Сижу, сопли сглатываю.
Оптимистичное - когда дадут зарплату - пойду, куплю себе часы от Алхимии. Там появилась новая модель - мне и нравится и не нравится. Циферблат обалденный, но браслет из бритв меня не прельщает. ладно, посмотрим. Дали бы деньги.
Почитал на голубом. Даже сунул нос в игру - благо лежала на поверхности. И ничего. Тишина. Ничего не всколыхнулось - ни обиды, ни боли... просто скучно.
Кстати. с месяц назад по ссылкам случайно наткнулся на днев N. А сейчас зашел и проверил - последнне "повышение ранга" то бишь запись - 29 числа. Еще раз зашел на ее днев... Жаль ее. Она, небось переживает, бросили, как-никак. Да, жаль ее, несомненно - привязаться к такому дерьму. Впрочем, разве я привязался к лучшему человеку? :) Просто я сильный.
Иногда все прошедшее кажется таким странным... будто и не со мной было. Все мы крепки... задними мозгами. Но "если звезды зажигают - это кому-нибудь нужно?" И если гасят - значит тоже нужно. А в моей жизни столько этих погасших звезд... целое мертвое небо. А сам я - мертвый Снусмумрик, бредущий по бесконечной мертвой Вселенной - выжженой пустыне.
Я устал... от Вечности.
Дайри выплюнули записи. Но не все. Что-то, видимо, переварилось окончательно. :)
А вот здесь я что-то таких глюков не видел. Слава богу.
Как все-таки бесят технические неполадки.
Я устал. Да и заболел к тому же. От фотошопа уже в глазах рябит, видеть не могу! Надо сделать перерыв, а то я его просто возненавижу. Равно как и другие графические проги.
Все как-то бесит. Надо развеяться. Черт, скорее бы денег дали, хоть часы куплю. Хотя эта перспектива меня сейчас не вдохновляет. на самом деле меня сейчас ничего не вдохновляет, так как я устал, зол, раздражен и заболел. И еще час здесь торчать... пусть только шесть натикает - только меня и видели!
Жрать охота и горло болит. Грррр!
Отвечала она: "Не кричит сова на заре,
И нельзя жениться тебе на своей сестре.
Ведь от нас с проклятьем тогда отвернется родня.
Но ты помни меня, помни меня."
"Говорят, что в полях росистых спокоен сон.
Мы не вспомним себя, и нам там не будет имен.
Наши души уйдут, ничего не храня,
Но ты помни меня, помни меня..."
Почему цепляют эти строчки? Почему волнует исполнение? Почему так тревожит низкий женский голос? Не знаю... или знаю. То, что внутри меня уснуло, но не умерло. Я слишком хорошо знаю себя и собственное "я". Вулкан внутри прорвется. Он прорывается то в одном, то в другом, потому мне и следует быть одному. Символ - одиночество. Уход. В дождь, в сумрак, в неизвестность. Так и иду из жизни в жизнь, из пространства в пространство, из времени во время. Мне не дано спутников. Иногда тяжело, иногда легко, чаще - все равно. Я привык, за столько тысячелетий.
Помни меня...
А кто сможет забыть? Никто. Будут думать, что забыли, не вспомнят в суматохе времени, но, когда зашуршит дождь, подступит легкой тенью одиночество - мой призрак возникнет на пороге. И захотят схватить, удержать, вернуть... но это будет лишь тень. Воспоминание. Так всегда. Я не возвращаюсь, как не возвращается время. Как не вернуть умерших. Как не вернуть ушедшую любовь. А моя душа... уходит, ничего не храня. И мне нет имени.
"Говорят, что в полях росистых спокоен сон.
Мы не вспомним себя, и нам там не будет имен.
Наши души уйдут, ничего не храня,
Но ты помни меня, помни меня..." (с)
Баллада Анариона "Охота на птиц".
Слышен гомон окрестный и колокольный набат.
На верху старой башни, где гулко поют ветра,
Двое, схожи лицом и статью. Постарше брат,
В легкий плащ меховой кутается сестра.
Избегая людей, сторонясь охот и пиров,
Каждый день эти двое тайно идут сюда.
Чтобы вместе, уйдя за заросший осокой ров.
Говорить о своем и смотреть, как течет вода.
"Коль тебя увезут, не смогу больше жить ни дня,
Если выскочка-рыцарь любой заберет у меня.
Я уеду за тысячу лиг, но забыть не смогу
Темный траур волос и холодную нежность губ."
Отвечала она: "Не кричит сова на заре,
И нельзя жениться тебе на своей сестре.
Ведь от нас с проклятьем тогда отвернется родня.
Но ты помни меня, помни меня."
"Быстроногие кони, любовь моя, ночь в седле,
И рассвет застанет нас на иной земле.
Надо только рискнуть," - и они спускаются вниз,
А в закатном пламени мечется стая птиц.
Лис уходит оврагом, и волк поджимает хвост.
Собиралась охота из многих баронских гнезд.
Лес пылает от факелов, и, не удержан никем,
Впереди скачет старый рыцарь с мечом в руке.
Хоть быстры беглецы, но уйти им надежды нет.
Остроухая гончая стая признала след,
И жестоким огнем разгорелись глаза седоков.
Хрип дыхания слышен да перезвон подков.
"Рано наши соседи чуют удачный лов.
Слышу лай вдалеке - то пустили по следу псов.
Так что к озеру правь коня - может, переплывем.
Ну, а если нет, то вдвоем останемся в нем."
"Говорят, что в полях росистых спокоен сон.
Мы не вспомним себя, и нам там не будет имен.
Наши души уйдут, ничего не храня,
Но ты помни меня, помни меня".
Пахнет сыростью воздух, добыча почти в руках.
Но смотри - обрывается след в густых тростниках,
И в запале охотники гонят в воду коней.
Звезды скрылись над озером, стало еще темней.
Слез с коня предводитель, тяжелая боль в груди.
Не нашлось никого, кто бы встал на его пути.
И стеснились сердца в ожидании: быть беде.
И кричал старый лорд, утопая по грудь в воде:
"Сын и дочь, вы ушли от суда, но в своем пути
От проклятья отцовского вам никуда не уйти.
Вы забыли законы, желая решать самим,
Вам отныне не быть людьми, вам не быть людьми.
Я отдал бы вас смерти, но жизни вас не отдам.
Воронье или лебеди станут роднею вам.
Сын, леса да развалины будут твоим дворцом,
Дочь, никто никогда не вспомнит твое лицо".
Год прошел с той охоты, но ходит по селам молва:
Дескать, тут не без эльфов и не без колдовства,
Что совсем постарел наш барон, что не держит границ,
И издал указ, запретивший охоту на птиц.
"Говорят, что в полях росистых спокоен сон.
Мы не вспомним себя, и нам там не будет имен.
Наши души уйдут, ничего не храня,
Но ты помни меня, помни меня..."
В какой дальний угол конюшни залез четырехлетний малыш, чтобы отыскать эту доску с торчащим из нее ржавым гвоздем - один бог знает! Однако он нашел... путем наступания на нее. Вопли, огласившие двор замка, собрали перепуганную прислугу вокруг гувернантки, которая держала ребенка, в то время как дворецкий выдергивал чертову железку. Кроха громко плакала и пыталась вырваться. В этот момент ворота замка распахнулись и во двор въехала кавалькада всадников, состоящая из хозяев замка и их гостей, возвращавшихся с охоты.
- Что здесь происходит? - Раздался холодный низкий голос и толпа расступилась перед красивым черноволосым всадником. Хозяин замка направил своего гнедого к живописной группе в центре.
- Г-господин, - заикаясь произнесла гувернантка, - простите, господин, но молодой лорд, он... он наступил на вот это... - она осеклась под взглядом черных глаз.
- Отпустите ребенка и отойдите. - Все так же холодно произнес мужчина и его приказание было поспешно выполнено.
- Почему вы плачете? - Обратился он к сыну лежащему на земле.
- Бооольно! - Захлебывался рыданиями ребенок.
- Больно? Вот как? - Приподнял бровь сказал мужчина. - А разве вас кто-нибудь заставлял ходить по гвоздям? А даже если и заставлял - разве вы женщина, чтобы биться в истерике? - Он говорил одновременно доставая тонкий, гибкий хлыст. Малыш притих - Вы ведете себя недостойно мужчины и моего сына за что и будете наказаны.
Хлыст просвистел в воздухе и обрушился на ребенка, попав ему по лицу. Мальчик уронил голову на землю и следующий удар пришелся по спине. Еще один и еще... но ребенок уже не плакал - только вздрагивало маленькое тельце. Отец остановился только когда под изорванной хлыстом рубашонкой показалась кровь.
Над двором повисло гробовое молчание. Никто не смел пошевелиться. Внезапно послышался севший женский голос:
- Милорд... как... как вы можете? Это... это... же ребенок! - Испуганно пролепетала молодая русоволосая всадница.
- Это мой сын. - Спокойным голосом отозвался мужчина. - Недостаточно родиться мужчиной и дворянином - надо научиться быть ими! И если мой потомок будет недостоин называться таковыми - мне такой сын не нужен.
- Ванда... Ванда, ну хоть ты... как же можно! Сделай что-нибудь! - Умоляюще воскликнула та же женщина.
Второй гнедой направился к месту происшествия направляемый медноволосой всадницей. Странные, почти белые глаза, едва взглянули на ребенка. Минет много лет, но каждый раз слыша слово "ведьма" Джон будет вспоминать свою мать - длинные вьющиеся волосы цвета меди, в которых вспыхивали огненные искорки, белоснежную кожу, кровавую линию бровей, полные чувственные губы, длинный разрез этих странных глаз, когда она смотрела сквозь ресницы - манера которую он унаследовал от нее - казалось, что глаза ее вспыхивали красным... Это тонкое прекрасное лицо свело с ума не одного мужчину, но ее душа как и прекрасное тело, принадлежали только одному человеку - ее мужу и брату.
- Ты права, Анна. - Мягко произнес мелодичный голос. - Мисс Мари, ребенку помощь не оказывать до утра. Если что-то произойдет - что ж, наш род не нуждается в слабом потомстве. А теперь, если вы не против, нас всех ждет великолепный обед.
Супруги спешились и не спеша направились в сторону замка. Не смевшие больше упоминать об инциденте гости последовали за хозяевами, стараясь не смотреть на ребенка и друг на друга. Слуги поспешно разбредались. Гувернантка, немного подумав над словами хозяйки, тоже ушла. Свидетелями попыток малыша подняться и отползти куда-нибудь в уголок, остались лишь видеокамеры над воротами...
Не переживайте за прошедшее - оно уже минуло... не беспокойтесь о настоящем - оно скоро станет прошлым... не тревожтесь за будущее - оно может и не настать. Никому не верьте... ни на что не надейтесь...