Если тебя не любят - не ищи смысл в количестве мелких претензий - всегда найдутся новые.

!!! "Если ты заранее определил, что такое зло, и стал за него наказывать,
злодеев окажется очень много (ты можешь посадить в тюрьму всех, потому что в
каждом есть крупица зла, которое ты искореняешь, а если карать за
недозволенные желания, то в тюрьму отправятся и святые). Страшна твоя
предвзятость, ты поднялся на запретную гору, одетую кровавым туманом, и
вслепую уничтожаешь человека вообще. Ты видишь его злодеем, но в нем есть и
ангел. Ты уничтожаешь их вместе.
Если твои жандармы -- а они неизбежно тупые исполнители твоей воли,
тупость -- их профессия, от них не требуется чутья, напротив, оно им
запрещено, потому как не их дело вникать и судить, их дело выявлять по
данным тобой признакам, -- так вот, если твои жандармы получат приказ
разделить всех на черных и белых -- а других цветов для жандармов не
существует -- и к черным ты отнесешь, например, того кто насвистывает в
одиночестве, кто порой сомневается в Боге, кто зевнул, копая землю, кто вот
так думает, поступает, любит, ненавидит, восхищается, презирает, -- тогда
наступают отвратительные времена и оказывается, что у тебя не народ, а
сплошные предатели, и сколько ни руби голов, все будет мало, и в толпе так и
кишат подозрительные и шпионы.
....................
А раз ты послал жандармов искать не какого-то человека, а человеческое
в человеке, то с присущим им усердием они отыщут его в каждом, ужаснутся
обилию зла, ужаснут тебя своими донесениями и убедят в необходимости самых
срочных мер. Ты согласился и построил тюрьму, куда заключил весь свой народ.
Но если ты все-таки хочешь, чтобы крестьяне у тебя пахали землю,
полагаясь на щедрое солнце, чтобы ваятели резали камень, геометры чертили
фигуры, ты должен подняться на другую гору. С другой вершины теперешние
каторжники покажутся тебе святыми, и ты воздвигнешь памятник тем, кого
послал ломать камень...."

Колодец и Озеро были в оазисе, среди бескрайних песков,
за тем Холмом, одиноко возвышающимся над равниной,
по которому караваны определяли путь.
Этот путь был долг, он занимал несколько дней. Люди не брали с
собой лишнюю воду, они рассчитывали последний глоток перед Холмом,
по тому, что знали – там оазис, он близок, можно встать на колени перед
Озером и испить ледяную воду Колодца, напоить верблюдов,
наполнить кувшины, дабы преодолеть дальнейший путь среди
иссушающего жара бесконечного пекла песков.
Но Дождя уже не было больше года. Тщетно путники пытались разбить
окаменевшее дно колодца – по ночам там уже не было звезды.
К утру люди никуда не шли, их души были пусты. Пекло сравняло оазис с пустыней.
Говорят, там до сих пор там находят истлевшие, высосанные песками окаменевшие
мумии…
Просто, потом все опять было. И вода, и новые караваны. Обычный круговорот в природе.
Столь ли ценна жизнь? Странно, но смерти не боится умирающий, он с умиротворением ждет конца, по тому, что конца нет. Будущее – лишь непрерывная цепь настоящего.
В этой истории, наверно, сложнее всего бать Холмом, в одиночестве взирающим на бренность сущего.

Каждый год и цветет
И отцветает миндаль...
Миллиарды людей
На планете успели истлеть...
Что о мертвых жалеть нам!
Мне мертвых нисколько не жаль!
Пожалейте меня! -
Мне еще предстоит умереть!

В любой момент ты можешь услышать: « ..вам осталось два месяца, это при благоприятном течении …». В чем благоприятность?
Какая первая мысль придет в голову? – Как успеть, осталось столько не дописанных глав.
Нужно спешить – здесь дописать, здесь расставить, здесь подготовить и передать дела.
Но сколько бы не было отведено, все равно не успеешь. Ибо любое прошлое, в любом возрасте и в любом количестве – один миг. Будь тебе 20 или 100, позади один миг.

Зачем? Зачем это все? Интернет удивительная субстанция. Совсем недавно я его клял. Как старый «чван» обвинял в бесплодности. Но вдруг почувствовал, что здесь есть глоток свободы. Удивительно, но я здесь могу раскрыть себя. Здесь я могу публично «раздеться», превозмогая природную стыдливость. Раньше этого не было. Мои мысли – моя голая раздетая сущность. Удивительно, но то, чего я стеснялся – своих мыслей и желания писать породило только положительные отклики. Удивительно, но на старости лет я – физик теоретик, понял, что не точными формулами человек ценен, а тем духовным, что он впитывает с молоком матери. То, что я пишу, это эксбиционизм. Фактически я публично раздеваюсь, но не могу преодолеть желания раскрыть душу…
….
Да было оно все. Только никто не замечал. Да и сам я не думал об этом. А сейчас просто смолчу, что бы не соврать. Не могу ответить враньем. Не могу нанести удар в ответ на глупый вопрос. Глупость ставит в тупик. Нелепо отбиваюсь, хотя зря. Я не могу ударить, поэтому ухожу. То, что делаю, – выстраиваю комнату с дверью, куда можно спрятаться, которую тебе не удастся открыть, так как этого нельзя сделать усилием руки, поворачивающей ручку. Ее можно открыть только улыбкой, добрым словом, а войти только с добрым сердцем – я там тебе недоступен.

И снова я здесь, но меня уже нет…
Ты видишь того, кто ушел навсегда,
Та видишь меня, но лишь только след
Остался здесь от меня…

Меня не надо любить, достаточно брать то, что я даю. Любовь женщины в том, чтобы быть любимой. Ее предназначение – щедро принимать дары. Сделай так, чтобы тебя любили - и это чувство не обойдет тебя стороной, тогда ты познаешь настоящую любовь.
Накопленная раздражительность ищет убежища, она хочет спрятаться, зарыться в ворох исписанных бумаг. Но рано или поздно прорывается. Это как капли, наполняющие сосуд – после предела каждая следующая капля выплескивается. Не нужно обращать внимание на обилие мелких претензий. Не нужно искать смысл ни в одной из них - если нет любви – всегда найдутся новые. Ноя огрызаюсь на каждую из них, глупо, а главное – выглядит смешно. Постараюсь молчать. Скорее выстроить Комнату, и сразу нырять туда. Плюх, и нет меня.

Я рядом – прости, Меня нет – не скучай.
Я дерзок и груб, но ты не причем.
Не верю я в Бога, не верю я в Рай,
Мне сказка про Бога убога…

Если я и буду нуждаться в Боге, то обойдусь без платных посреднических услуг бородатого дядьки. По утрам он принимает исповеди, а к вечеру трахает запоздалую прихожанку ( или прихожанина? ). Захаживал я в монастыри. Не проникся святостью. Руки монашеские жадно схватили бутылочку заготовленного спирта, голос «божий» посетовал – «Еще бы Примы пачечку? А?». Но и бутылочки хватило, провел «экскурсию» «батюшка». Приговорил бутылочку, перекрестился, в Каре помочился, да и был таков.

Не верю я в Гурий, их сладостный вид
Твой образ рождает усталый и строгий,
Лишь то, чего нет в моем сердце болит,
Досталось мне то, что досталось не многим…

Деторождение – вот основа любви. Это не одно и тоже, но это близкое сопряжение. Поэтому самые красивые дети – дети любви. Если женщина не хочет выносить, родить, вскормить и воспитать моего ребенка – скорее всего она не хочет моей любви, а надо ей что-то другое. Что? Любовь начинается там, где от тебя ничего не ждут кроме самоотдачи. Настоящее чувство – само отдача, само истление. Оно там, где душа высушивает организм. Оно есть, когда хочется сказать «Ну вот и все, теперь можно и умереть, выше идти некуда».

Но твой поцелуй я внимаю упрямо,
А думаю в сладостный миг о другом,
О той дорогой и единственной в мире,
О том дорогом, что мне не знакомо.

Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если Волной снесет в море береговой Утес, меньше станет Европа, и также, если смоет край Мыса или разрушит Замок твой или Друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе.

Ветер дружил с Дождем. Их часто видели вместе.
И если приходил Ветер, все ждали Дождя.
Дождь наполнял Озеро, а Солнце его выпивало, поэтому
в жаркое лето Озеро становилось меньше... Но приходил
Ветер, приводил Дождь, и Озеро оживало.
А еще был Колодец. Он был на столько глубок, что ночью в него помещалась только одна звезда, и... дождь. Вы не знали? Дожди спят в колодцах, именно поэтому там так много воды...
У меня было Небо. Оно было доброе, бескрайнее. Небо вмещало по утрам Дождь. У Неба были зеленые глаза и оно меня вдохновляло. Но тепрь небо умерло.
Это грустная история, и я не хочу говорить о ней. Но где мне взять теперь вдохновение?
Нет, не правильно. Нужно так: Кому отдать вдохновение? Главное не брать, нужно отдавать. Что сделать, что бы истлеть вдохновением?

Я никогда не был блогером.
Оказался я здесь случайно. Открыл ссылку, зарегистрировался.
Мне прислали письмо с фото. В начале меня оно шокировало.
Но потом, вдруг, я ощутил желание посмотреть его снова.
Странно, никогда не ощущал себя психом, но возникло ощущение
о напрасно прожитых годах.
"..Что это смерь, или исцеление калеке?.."

Мы стобой давно уже не те, и живем делами грешными.
Спим в тепле на средней полосе, а шпаги на стену повешены.
В нашей шхуне сделали кафе, на тубы пушки исковеркали,
Растрачен порох фейерверками, на катафалк пошел лафет.

Мы с тобой давно уже не те и нас опасности не жалуют,
Кеп попал в какой-то комитет, а боцман служит вышибалою,
Нас уже не радует роса, на парусах уж не разляжешься,
Пустил трактирщик разгулявшийся на транспаранты паруса.

Мы с тобой давно уже не те, и все дороги нам заказаны,
Спим в тепле, мелея в темноте, избрали Город вечной базою,
Знаю нам не пережить зимы, а шхуна, словно пес на привязи,
Кривая, никуда не вылезешь, а море ждет нас, черт возьми.

Море ждет, а мы совсем не там, такую жизнь пошлем мы к лешему,
Боцман - я, ты будешь капитан, наденем шпаги потускневшие.
Мы с тобой пройдем по кабакам, команду старую разыщем мы.
А здесь, а здесь - мы просто лишние: давай команду капитан!

Вот и лето прошло,
Словно и не бывало.
На пригреве тепло.
Только этого мало...

Настроение сейчас - камень

Вата, ватный мягкий мозг.
Жара и духота. Город опутан запахом расплавленного асфальта.
Коробки земных городов не дают возможность расслабиться.
Мозг спит, он окутан туманом. Но я знаю, так уже было, и так будет дальше.
Шрамы. Я знаю, просто – была встреча – и она оставила шрам.
Мое сердце испещрено шрамами. Мне кажется оно маленькое – маленькое сердце
жителя земных городов – но как много оно может вместить ПАМЯТИ.
Каждая встреча – шрам – и я всех их помню. Сердце изрезано, оно болит не от ран, а от
предвкушения превращения ваты в камень. Я знаю вата превратиться в камень,
просто нужно время – оно точит камень. Любящий любит, верный верен.
Богат русский язык. СОЗНАНИЕ, СОВЕСТЬ – совместное понимание, знание.
НЕВЕСТА – не познанная.
Вата, пластилиновые дворцы, жареные улицы больших городов.
Мозг спит, чтобы возродиться.
Можно говорить о любви, спорить, в спорах есть логика, но нет истины.
Есть ода истина в любви – воспитание потомства.
Пусть говорят: душа + тело – врут.
Самые красивые дети – дети любви. По-разному можно относиться к Достоевскому,
Но КРАСОТА спасет мир – да. Мир спасет красота и доброта.
Логика «слабых бьют» - логика униженных в детстве.
У нас в школе был мальчик, его иногда били, но не за то, что он слабый,
а зато что он «стучал». Бьют не слабых, а подлых. И если подлый силен, лучше бы он был слабым.

Мозг возрождается, вата превращается в камень.

« Что случилось? Что со мною сталось?
Каждый день я у других колен,
Каждый день к себе теряю жалость,
Не смиряясь с горечью измен…»

Кровь бурлит, оно наполняет жилы. Сердце ищет новых шрамов.
Пластилиновые улицы и дома обретают формы. Жизнь наполняется смыслом. Гипофиз работает четко и неотвратимо. Все будет, будет – я знаю. Голубое НЕБО с зелеными глазами зажжет огонь в душе неутешной.

«Россия - Сфинкс! Ликуя и скорбя,
И обливаясь черной кровью,
Она глядит, глядит, глядит в тебя
И с ненавистью, и с любовью!..


Да, так любить, как любит наша кровь,
Никто из вас давно не любит!
Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжет, и губит!


Мы любим всё - и жар холодных чисел,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё - и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...


Мы помним всё - парижских улиц ад,
И венецьянские прохлады,
Лимонных рощ далекий аромат,
И Кельна дымные громады...


Мы любим плоть - и вкус ее, и цвет,
И душный, смертный плоти запах...
Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
В тяжелых, нежных наших лапах?


Привыкли мы, хватая под уздцы
Играющих коней ретивых,
Ломать коням тяжелые крестцы
И усмирять рабынь строптивых...


Придите к нам! От ужасов войны
Придите в мирные объятья!
Пока не поздно - старый меч в ножны,
Товарищи! Мы станем - братья!


А если нет - нам нечего терять,
И нам доступно вероломство!
Века, века - вас будет проклинать
Больное позднее потомство!


Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!


Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!


Но сами мы - отныне вам не щит,
Отныне в бой не вступим сами,
Мы поглядим, как смертный бой кипит,
Своими узкими глазами.


Не сдвинемся, когда свирепый гунн
В карманах трупов будет шарить,
Жечь города, и в церковь гнать табун,
И мясо белых братьев жарить!..»

Жду наказания. Вертикаль власти породила коррупцию. Мою «крамолу» нужно наказать. Но наказание должно быть справедливым: хочешь наказать раба – унизь его, этого достаточно. Хочешь наказать князя - отруби ему голову.

КНЯЗЬ ИГОРЬ.

[336x500]

Нет, лучше я глаза закрою,
Он строен, он печален, пусть
Не ляжет между ним и мною
Соединяющая грусть...
[336x500]

И все мне казалось туманным,
Обманням, как Белая ночь...

Бобры не рыба, но тоже интересно.
Пол дня за ним гоняешься,
Чтобы сфотографировать, пол дня фотографию отдать.

Это цитата сообщения Ig237 Оригинальное сообщение

<стронг>Без заголовка

Не нужно слушать , о чем говорят цветы,
нужно на них смотреть, и дышать их ароматом.

Пора ехать на рыбалку.