[x180]Взаимоотношения Церкви со временем сильно отличаются от взаимоотношений мира со временем. Мир торопится к своему концу. Мир каким-то образом предчувствует это, но ни за что в этом не признается. Мир видит впереди смерть как неизбежную участь и пытается победить ее, хотя и знает прекрасно, что будет побежден. Страх смерти и стремление к вечности одинаково явно присутствуют в великих делах рук человека, в творениях его духа и в проявлениях его воли. Во всем этом человек пытается "обессмертить" себя, победить вечность. Но в конечном итоге вечность не принадлежит ему. Вечность принадлежит Триединому Богу, Отцу, Сыну и Святому Духу. Она принадлежит Тому, Кто есть "блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих, единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может" (1 Тим. 6:15-16).
Мы принимаем Христа не только как дар, верой, но и как образец любви к ближнему, которому нам должно служить так же, как Христос служит нам. Вера показывает и дарует тебе Христа со всем, что у Него есть. Любовь отдает тебя твоему ближнему со всем, что есть у тебя. Эти две вещи вместе составляют истинную и полную христианскую жизнь; потом следуют страдания и гонения за такие веру и любовь, из которых, в свою очередь, вырастает надежда в терпении.
Возможно, ты спросишь, что представляют собой добрые дела, которые тебе должно творить своему ближнему. Ответ: у них нет названия. Добрые дела, которые Христос делает для тебя, не имеют названия, и точно так же твои дела не должны иметь названия.
Будь диавол поумнее, сохрани он молчание и позволь, чтобы Евангелие проповедовалось, он потерпел бы меньший ущерб. Ибо когда за Евангелие не приходится сражаться, оно покрывается ржавчиной и не находит ни причин, ни повода, чтобы проявить свою жизненность и силу. И потому для Евангелия нет ничего лучше, чем когда мир обрушивается на него со всей своей мощью и коварством.
— Мартин Лютер
Благость Божья ведет нас к покаянию. Он поражает нас испытаниями, Он исправляет нас посредством немощей, учит нас с помощью забот, дабы мы, согрешившие в здоровом теле, в немощи научились воздерживаться от грехов. Нам, в своей фривольности надсмеявшимся над милосердием Божьим и исправляемым розгою скорби, следует страшиться Его справедливости. Итак, получается, что мы, через злоупотребление здоровьем навлекшие на себя немощь, посредством этой же немощи можем вновь обрести привилегию быть здоровыми. Мы, фривольностью обрекшие себя на скорби, посредством этих же самых скорбей можем вновь обрести счастье. Святое Писание свидетельствует, что Божья любовь к нам более всего проявляется в наказании и исправлении. Ибо Писание говорит: "Сын мой! не пренебрегай наказания Господня, и не унывай, когда Он обличает тебя. Ибо Господь, кого любит, того наказывает; бьет же всякого сына, которого принимает" (Евреям 12:5-6). И Сам Спаситель говорит, что Он любит тех, кого обличает: "Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю" (Откровение 3:19). Апостольское учение непрестанно возвещает, что "многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие" (Деяния 14:22). И Сам Господь говорит также, что путь, ведущий в жизнь, узок, и врата тесны (Матфея 7:14).
— Фульгенций, еп. Руспийский (467-533)
Позволить христианскому "опыту" занять место Писания было бы чистым заблуждением. Это заблуждение потому, что без Писания нет и не может быть никакого христианского опыта. Нет нужды говорить, что христианский опыт существует. Без личного христианского опыта не может быть христианства. Всякий христианин испытал и ежедневно переживает как грех, так и благодать. Он знает и понимает, что за свои грехи повинен вечному осуждению. Он также знает, что ради Христова satisfactio vicaria его грехи прощены. Однако это двоякое переживание христианина производит в нем единственно проповедь и преподавание Божьего Слова — Закона и Евангелия, — но никак не его собственный чувственный опыт. Для того, чтобы произвести в человеке это переживание покаяния и прощения грехов, Христос заповедует, чтобы покаяние (μετάνοιαν) и отпущение грехов (ἄφεσιν ἁμαρτιῶν) проповедовались во имя Его всем народам (Лк. 24:46-47), и Павел, во исполнение Христовой заповеди, объявлял иудеям и язычникам, "чтобы они покаялись и обратились к Богу" (Деян. 26:20). Это Слово, Слово Закона и Слово Евангелия, Церковь имеет в виде записанного апостольского Слова, и когда Церковь проповедует это Слово, которое есть Слово Самого Бога, и провозглашает вердикт Самого Бога относительно "греха" и "прощения грехов", люди учатся тому, что такое покаяние (contritio) и отпущение грехов (remissio peccatorum sire fides in Christum). Идеи греха и спасения, которые вынесли из собственных сердец "дед" и "отец" эгоцентричного богословия (Ego theology) XIX столетия, Шлейермахер и Хофманн, никогда не приведут человека к переживанию contritio и fides, fides in Christum crucifixum. Что касается Шлейермахера, вполне общепризнано, что его реформатско-пантеистическое богословие полностью выносит за скобки понятие греха. А когда Хофманн, с его "самосознанием веры" (faith consciousness)... отрицает первородный грех, он также является плохим проповедником покаяния. Более того, и Шлейермахер, и Хофманн, черпая вдохновение из своего Эго, отрицают satisfactio vicaria. А подобное учение и проповедь, конечно же, не способны произвести в человеке переживание fides, веры в Спасителя, распятого за нас.
Мир, как и многие непонимающие люди, утверждает, что нам не следует столь яростно сражаться за какой-то артикул вероучения, попирая тем самым христианскую любовь; напротив, если мы и расходимся во мнениях по какому-то одному маленькому вопросу, но соглашаемся во всем остальном, нам следует уступить и закрыть глаза на разногласия ради сохранения братского и христианского единства и общения. Нет, дорогой мой человек, не говори мне о мире и единстве, если при этом будет потеряно Божье Слово... Слово было дано нам для вечной жизни, а не для того, чтобы обеспечить внешнее спокойствие и согласие... И потому не говори мне о любви и дружбе, если это означает порвать со Словом или с верой, ибо Евангелие говорит, что не любовь, а "Слово" дарует нам вечную жизнь, Божью благодать и все сокровища небесные.
— Мартин Лютер. Из толкования на 2 Коринфянам 13:8
Обязанность как проповедников, так и слушателей прежде всего и превыше всего состоит в том, чтобы иметь четкие и надежные доказательства, что их учение действительно является подлинным Словом Божьим, открытым с небес святым, изначальным отцам, пророкам и апостолам, которое утвердил и повелел проповедовать Сам Христос. Ибо нам никогда и никоим образом не следует допускать издевательств над учением ради удовольствия и прихоти человека, подгоняющего его под человеческую логику и разумение. Нам также не следует попускать, чтобы люди превращали Писание в игрушку, жонглировали Словом Божьим и насильно объясняли, выворачивали, растягивали и переделывали его ради удовлетворения людей или достижения мира и согласия; ибо тогда не останется никакого надежного или твердого основания, на которое смогла бы опереться совесть.
— Мартин Лютер. Из проповеди на 1 Петра 4
Огромная разница между учением и жизнью так же очевидна, как разница между небом и землей. Жизнь может быть нечиста, греховна и непоследовательна; но учение должно быть чисто, свято, здраво и неизменно... ни одна черта, ни одна буква не может быть опущена, как бы сильно жизнь ни расходилась с требованиями учения. Это так потому, что учение — это Божье Слово, и только Божье Слово, в то время как жизнь отчасти является делом наших собственных рук... Бог стерпит нравственные слабости и несовершенства человека и простит их. Но Он не может простить, не станет прощать и не простит человеку искажение самого учения или отречение от него. Ибо учение заключает в себе само Его возвышенное, божественное Величие.
— Мартин Лютер
Соответственно, в проклятиях не будет недостатка. Однако идите им навстречу смелее, будьте тверды и неуклонно держитесь благословения, каким бы исполненным проклятий ни казалось все вокруг. Ибо вот, какой вывод нам следует сделать: несомненно, что я был крещен. Я слышал Слово из уст пастора. Я приступил к Таинству Алтаря. Это божественная и неизменная истина. И пусть даже я слаб, она тверда и неизменна. Это наисильнейшее и преизобильнейшее имение, но сердце спотыкается и колеблется, принимая его. Однако нам нельзя его отвергнуть. Это единственное, чего мы должны остерегаться. И если мы неспособны исповедать это громким воплем, давайте произносить это так громко, как можем, пусть даже тихо и себе под нос. Если мы не способны петь, когда славим Бога, давайте хотя бы открывать рот, чтобы нам неуклонно пребывать в благословениях, удержать которые невозможно без великой борьбы и всевозможных скорбей. Ибо так и отцы имели несомненные и твердые благословения, но не без скорбей. И потому Христос столь настойчиво призывает нас претерпевать скорби: "Терпением вашим спасайте души ваши" (Луки 21:19). Вы — дети Царства, ваши грехи прощены, диавол побежден и повержен вам под ноги, грех и смерть не причинят вам никакого вреда; вы непорочны. И потому сносите проклятия врагов хладнокровно. ...Один испытанный христианин делает больше добра, чем сотня неиспытанных. Ибо в скорбях благословение умножается дабы своим советом наставить, утешить и поддержать многих в вопросах материальных и духовных. Итак, в мире вы проклинаемы, но в то же время исполнены небесного блаженства.
— Мартин Лютер
[174x230]Слышать о слабости святых благотворно для нас и доставляет мне огромную радость, ибо эти примеры слабости нужны нам более, и доставляют нам большее утешение, нежели примеры героизма, величайшей силы духа и прочих добродетелей. Тот факт, что Давид убил Голиафа, медведя, льва и т. п., не слишком назидателен для меня, ведь я не могу подражать Давиду в этом, потому что его деяния выше моих сил и даже моего понимания. Хотя подобные примеры свидетельствуют о силе и героической твердости святых, к нам они не имеют отношения; они слишком поразительны, чтобы мы смогли повторить их или сделать нечто подобное. Но когда мы находим в святых примеры слабости, грехов, колебаний и внутренних борений — как, например, когда я читаю жалобы и сетования Давида, его слова, полные страха и отчаяния, — они чудесным образом поддерживают меня и дают мне большое утешение. Ибо я вижу, что святые, какой бы страх и ужас они ни испытывали, не погибли, но укреплялись полученными обетованиями, и отсюда я делаю вывод, что и мне нет нужды отчаиваться. В своей борьбе с адом, мучимые страхом и угрызениями совести, они действуют и говорят так, словно никакие обетования не даны им вовсе. И, тем не менее, в конечном итоге, Слово сберегает их и дает им силы.
— Мартин Лютер. Лекции по Книге Бытия
Познавай Христа и притом распятого. Учись хвалить Его и, отчаявшись в самом себе, говори: «Господь Иисус, Ты моя праведность, а я Твой грех. Ты взял на Себя то, чем не был, и даровал мне то, чем не был я». Берегись же, чтобы не возжелать такой чистоты, когда ты не захочешь, чтобы в тебе видели грешника, или быть таковым. Ибо Христос обитает только в грешниках. Ради них Он сошел с небес, где обитал среди праведников, чтобы жить среди грешников. Размышляй об этой Его любви, и ты увидишь Его прекрасное утешение. Ибо зачем Ему было умирать, если бы мы могли обрести добрую совесть собственными делами и страданиями? И потому ты обретешь мир только в Нем и только тогда, когда отчаешься в самом себе и в своих делах. Кроме того, ты научишься от Него, что, приняв тебя, Он сделал твои грехи Своими, а Свою праведность твоей.
— Лютер в письме к монаху-августинцу Георгу Шпенляйну, 8 апреля 1516 года
Прежде чем исповедаться священнику, который является викарием, человеку сначала следует исповедаться Богу, Который является Главой. Однако к этой исповеди следует отнестись со всей серьезностью, потому что от очей Божьих не ускользает ничто, и Его не обмануть ничем.
И потому человеку следует без всякого притворства взвесить свое намерение вести лучшую жизнь и свою ненависть к греху. Ибо едва ли какая беда постигает причастников чаще, чем то трудно уловимое и глубокое притворство, с помощью которого они изображают — даже перед самими собой — отчаянную ненависть к греху и стремление вести лучшую жизнь. Об их неискренности свидетельствуют плачевные результаты, ибо после исповеди они быстро возвращаются к своим естественным наклонностям и, словно бы избавившись от тяжкого бремени исповеди, вновь начинают жить привольной, беспечной жизнью, забыв о своих высоких стремлениях; уже одного этого достаточно, чтобы изобличить их в прискорбном притворстве. И потому человек в этом деле должен быть совершенно откровенен и говорить о себе в своем сердце именно так, как он к тому чувствует побуждение, — так, как если бы не было ни наказания, ни Бога, ни заповеди, и так, как он говорил бы на ухо близкому другу, которому не постыдился бы откровенно поведать о себе все. И как ему хотелось бы откровенно рассказать другу о своих проступках, так пусть говорит он и Богу, любящему нас гораздо сильнее, чем мы любим самих себя.
Разве не правда, что все мы — и я включаю в это число самого себя — столь часто сетуем на услышанную проповедь, даже не спрашивая себя, не скрывается ли причина нашего недовольства в нас самих? Когда слушатель ничего не получает от проповеди, это не всегда вина проповеди или проповедника. Слушание проповедей сродни работе, или даже искусству, которому нужно учиться. Плодотворное слушание требует определенной христианской зрелости и духовной восприимчивости, которой сегодня, судя по всему, обладают лишь немногие (более того, я бы сказал, что вижу ее сегодня только в "простых" людях, в фермерах и работниках из сельских районов). Недостаток этой зрелости невозможно компенсировать громоподобной риторикой или эмоциональным красноречием, которых большинство людей сегодня, похоже, требуют от проповедников, чтобы не заснуть.
— Герман Зассе. Проповедь, произнесенная в Эрлангене на воскресенье Rogate, 18 мая 1941 года (текст: Иак. 1:22-27)
Если сложить все заповеди воедино, если воздать сказанному в них всяческую хвалу, которой они достойны, они все равно остаются только буквой. Иными словами, учением, не воплощенным в жизнь. Под "буквой" следует понимать всякий закон, всякое учение или послание, которое не выходит за рамки сказанного или записанного слова, которое состоит лишь из немощной буквы. В качестве примера: закон, провозглашенный князем или городским магистратом, если не добиваться его исполнения, останется обыкновенным открытым письмом, в котором действительно содержатся какие-то требования, но не приносят плода. Аналогичным образом, Закон Божий, хотя он и заключает в себе авторитетнейшее учение и вечную волю Бога, неизбежно останется лишь пустой буквой, шелухой. Без сердца, в котором он мог бы обрести жизнь, и без плода Закон бессилен дать человеку жизнь и спасение. Его вполне можно назвать правдивым перечнем оплошностей (Lass-tafel); иными словами, это список не выполненных обязанностей, но обязанностей оставшихся невыполненными. Это царский указ, написанный на всех языках мира, но оставшийся неуслышанным и не исполненным. Именно так понимал Закон Блаж. Августин. Комментируя 16-й Псалом, он пишет: "Что есть Закон без благодати, как не буква, лишенная духа?" Человеческая природа без помощи Христа и Его благодати не в состоянии Закон исполнить.
Никто не сможет убедить меня в том, что его молитвы ex tempore [т. е. придуманные «на лету»] — это слова Святого Духа. Неразумно и нескромно ожидать столь прямого вмешательства в столь малом деле, притом, что Он дал нам более чем достаточно способностей выразить наши желания aliunde — иначе, нежели с помощью прямой диктовки свыше. Но если мы возьмем Псалтирь Давида или другие Гимны Священного Писания, или любую из Молитв, рассеянных по всему тексту Библии, мы можем быть уверены, что это слова, произнесенные Божьим Духом — опосредованно или прямо, через внушение или экстаз, в видении или, как минимум, путем простой помощи. В таком случае, может ли человек иметь большую уверенность в совершенстве своих молитв и большую надежду на то, что они будут услышаны, нежели чем когда он молится словами своей Псалтири, или Молитвы Господней, или любого другого чина, который предан Писанию для сохранения? Когда Божий Дух побуждает нас к ревностной молитве, и мы молимся о том, что Он описал и чему учил, и используем те самые слова, которые использовали Христос, и Дух Христов, и апостолы, и другие люди, исполненные Святого Духа, если в мире и совершается какая-то молитва Духом (я имею в виду, из числа молитв, произнесенных вслух), это и есть она.
— Jeremy Taylor, An Apology for authorized and set forms of Liturgy against the Pretence of the Spirit (1649)
«Песни прославления — новое Таинство» — эту отличную фразу Джона Кляйнига процитировал на конференции Doxology пастор Эсгет. Но что еще остается христианам, если никаких других Таинств у них уже нет? Только создавать новые «таинства», отвечающие требованиям времени, скроенные по их вкусу и дающие им то, чего они желают. Отвергнув настоящие средства благодати, люди не могут жить в вакууме. Что-то должно прийти на смену настоящим Таинствам. И потому люди либо превращают в «таинства» другие аспекты христианской жизни, которые хороши и достойны сами по себе, но не являются Таинствами (например, молитву), либо искажают истинное назначение каких-то вещей, чтобы придать им видимость «таинств» (например, пятидесятнические дары Духа). Единственная беда в том, что из молитвы, песен прославления и пятидесятнических даров получаются ужасно плохие Таинства. В них нет ни Божьей заповеди, ни обетования благодати, ни материального элемента для привязки. И потому мы снова оказываемся в мире чувств…
2 октября конфессиональный финский епископ Матти Вяйсянен совершил первое рукоположение, поставив четырех новых пасторов: Сами Лиукконена (приход св. Тита, Миккели), Яни-Матти Улилехто (приход св. Андрея, Коккола), Маркуса Ниеминена (приход св. Матфея, Хамеенлинна), Ээро Пихлаву (приход св. Марка, Хельсинки). Хотя государственная финская церковь отказалась признать правомочность этого рукоположения, вновь поставленные пасторы будут совершать пастырское служение в общинах "Лютер-фонда". В Финляндии это первое за 10 последних лет рукоположение пасторов, отказывающихся признать правомочность ординации женщин и стоящих на четко конфессиональных богословских позициях.
[283x200]Когда ученики спорили о том, кто будет величайшим в Царстве, Христос поставил посреди них ребенка, едва способного стоять на ногах, чтобы тем самым показать, что величайшим апостолам, столпам христианского мира, следует кое-чему поучиться у ребенка, который еще не умеет говорить, и обращаться к нему «Lieber Herr Doktor». Когда вы видите ребенка на руках у отца, вы должны снять шляпу и сказать: «Herr Doktor, нам должно быть стыдно за себя перед Вами». Мы должны уподобиться маленьким детям, потому что в сердце ребенка нет злых мыслей, присущих князю или дворянину. Ребенок слышит Молитву Господню и не думает о том, от чего мятутся наши сердца. Он хочет сосать сладости на небесах и с упоением мечтает о золотых яблоках. Показную важность он оставляет важным персонам, а сам скачет на деревянной лошадке. Когда ему говорят о смерти, он думает, что речь идет о сне. Он мирно растет, его мысли свежи и здравы. Так и мы должны быть юны во Христе. Если бы мы только смогли стать детьми, тогда и римский папа, и я, и все люди были бы единодушны и единомысленны.
— Мартин Лютер. Пасхальная проповедь на Мф. 18:1-10