это сообщение как бутылка, брошенная в океан...кто ее выловит?

АЛЕЕЕЕЕЕ?

Люди, привет! Как на счет всем вместе собраться?

бля я забыл пароль от параноид андроида, чо делать пацаны

Шли мы как-то втроем, после отслушанных пар что ли, в магазин или на остановку, да и чего уж там, неважно! Идем, значит, а они вдвоем как давай смеяться, у тебя девушка-пароль, девушка-пароль. Я-то как обычно что-то поверещал, да и забыли об этом. Втроем, двинулись дальше.
А пароль так и остался.

Ставлю стрижку налысо, что буду тут последним. К.

а что если ничего не изменилось. и не смотря на то что мы не вместе а врозь все остается прежним ? все те же люди. все те же слова. и произносим их мы только уже порознь. ? это была наша империя, наш мир. неужели он закончился? а вот и нет. он продолжается. просто внутри больше дерьма стало. ну и фиг с ним. вот бы все вернуть. да вот, все и вернулось.

Мы все еще помним пароль и живы и полны энергии, хорошего дня!

Уже давно темнеет рано
Я не спешу идти домой
На остановке два барана
Не поделили проездной
И вот стоишь ты в этой гуще
Давясь забавой ждет народ
А с неба валит хлеб насущный
Сам превращаясь в бутерброд
Но подбирать его не стоит
Себе дороже согласись
И если Джек тот дом достроит
То мы закончим эту жизнь


.

Глоцер умер
Бахмину выпустили
Лиснянскую наградили
В Москве холодно

Не пропустите!




Во вторник в 11:30

все те, кто не хочет мириться с политическими процессами
и издевательством над правосудием
придут к зданию Хамовнического суда, где будут судить Ходорковского

Адрес суда - 7-й Ростовский пер., д. 21
(м. "Киевская", надо перейти через речку)

это повод для того чтобы взять больничный
для тех кто работает и забить на пары для тех кто учится

а те кто прийти не может, хотя бы пропиарьте.

UPD: плакаты, флаги и прочая агитация с властями не согласованы. Так что если принесете - на свой страх и риск. Лично я приду без агитации всякой.

Уважаемые члены Общественной коллегии!

Меня возмутила статья Владимира Перекреста «Маркелов и Бабурова оказались вместе не случайно», опубликованная 13 февраля в газете «Известия». Владимир Перекрест не только нарушил правила журналистской этики, опубликовав под видом расследования свои домыслы о личной жизни Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой, убитых меньше месяца назад в центре Москвы.

Владимир Перекрест сделал очень подлую вещь: он намеренно ввел в заблуждение читателей газеты, сообщив им, что убийство адвоката и журналистки не связано с их профессиональной деятельностью, а представляет из себя преступление, совершенное на бытовой почве.

Расследование только началось, никаких выводов еще не прозвучало. Почему же публикация о бытовой версии убийства вышла накануне траурного шествия в память о Станиславе Маркелове и Анастасии Бабуровой? С чем связана эта спешка?

Я бы хотела, чтобы главный редактор газеты «Известия» Владимир Мамонтов и автор статьи Владимир Перекрест объяснили, что двигало ими, когда они решали опубликовать это наспех склеенное подлое расследование? Задумались ли они хоть на мгновение, как больно будет читать этот текст вдове Станислава, родителям Насти?

Я считаю, что такие статьи дискредитируют профессию журналиста, подрывают доверие общества к нашей профессии. Подобная деятельность должна найти оценку в Общественной коллегии по жалобам на прессу. Иначе грош цена всему нашему журналистскому сообществу вместе взятому.



1. Светова Зоя Феликсовна, обозреватель газеты «Новые Известия»
2. Пашкова Ольга Валентиновна, "Ежедневный журнал"
3. Гольц Александр Матвеевич, Журналист, "ЕЖ.ру"
4. Рыклин Александр Юрьевич, "Ежедневный журнал"
5. Каменская Мария Александровна, "Ежедневный журнал"
6. Дурново Григорий Александрович, "Ежедневный журнал"
7. Олендская Мария Николаевна, "Ежедневный журнал"
8. Вендров Евгений Александрович, врач
9. Танхилевич Оксана Юрьевна, журналист
10. Солдатов Андрей Алексеевич, журналист, "Агентура.Ру"
11. Путко Алла Израильевна, PR
12. Бороган Ирина Петровна, журналист, "Агентура.ру"
13. Пилькин Александр Васильевич, менеджер
14. Черный Эрнст Исаакович, океанолог
15. Пахомов Евгений Александрович, журналист
16. Воронов Владимир Владимирович, журналист
17. Толстихина Александра Октавиевна, журналист
18. Делягин Михаил геннадьевич, экономист
19. Соколов Никита Павлович, историк, редактор журнала "Отечественные записки"
20. Ярин Александр Яковлевич, редактор, переводчик
21. Блант Максим Владимирович, экономический обозреватель Newsru.com
22. Галямина Юлия Евгеньевна, журналист
23. Кара-Мурза Владимир Владимирович, публицист, историк
24. Галинкин Иосиф Леонидович
25. рубинштейн Лев Семенович, писатель
26. Рябинина Елена Зусьевна
27. Нисневич Юлий Анатольевич, профессор ГУ-ВШЭ, доктор политических наук
28. Яблонская Ольга Теодоровна, искусствовед, журналист
29. Джибути Богдан Ягоевич, юрист
30. виноградова наталья андреевна, архивист
31. Урес Александр Осипович, журналист
32. виноградова наталья андреевна, архивист
33. Сатаров Георгий Александрович, Социолог, публикуемый графоман
34. Дзядко Филипп Викторович
35. Танасийчук Виталий Николаевич, зоолог
36. Пахсарьян Наталья Тиграновна
37. Доброхотов Роман Александрович, политэкономист


Подписаться

Перепостите пожалуйста.

UPD: Ну неужели, мать-перемать, так сложно поставить ссылку на это письмо в своих ЖЖ?? Потратьте две минуты, это же не на митинг идти, никто вас не посадит за это. Вот лентяи, а.

UPD 2: отлично, вывели пост в топ. Но подписей как-то все равно маловато пока. Меньше двухсот. Если мы тысячу не соберем, это же позорище будет какое

Кто еще не успел? БЕГОМ!!!

[показать]

http://www.lookatme.ru/specials/baa/210

Семечки гламурные

Первый: Нет; да это не предмет для комедии, мой милый! Это уже некоторым образом касается правительства. Как будто нет других предметов, о чем можно писать?

Второй: Какие же другие предметы?

Первый: Ну, да мало ли есть всяких смешных светских случаев? Ну, положим, например, я отправился на гулянье на Аптекарский остров, а кучер меня вдруг завез там на Выборгскую или к Смольному монастырю. Мало ли есть всяких смешных сцеплений?
Гоголь. "Театральный разъезд"

Несколько лет назад я участвовал в одном телевизионном ток-шоу. Речь там шла об официальной и неофициальной культурах советского времени. На вопрос одной из ведущих, возможно ли появление андеграунда в наше время, я ответил что-то вроде того, что неофициальная культура не может возникнуть при отсутствии культуры официальной. А ее черты на сегодняшний день не вполне отчетливы. "Но они намечаются, как вам кажется?" - спросила другая. "Думаю, да, - сказал я. - Нынешней официальной идеологией, мне кажется, является гламур. Гламур как эрзац национальной идеи". И мы принялись совместно развивать этот неожиданный не только для них, но и для меня самого тезис.

Гламур - по крайней мере в местном изводе - это не просто философия потребления и жизненного успеха, выраженного в товарно-денежном эквиваленте. Это очередная русская мечта, очередная великая утопия, плавно сменившая мировую революцию, построение социализма в одной отдельно взятой стране, коммунизм, тот самый, при котором нынешнее поколение советских людей будет жить, социализм с человеческим лицом, рынок, якобы способный отрегулировать не только общественные, но и человеческие отношения.

Гламур как общественный и культурный мейнстрим нашего времени характерен прежде всего тем, что он вовсе не образ жизни. Какой там, казалось бы, гламур, когда подавляющая часть населения огромной страны не может, условно говоря, выйти из дома без резиновых сапог. Гламур - это мечта, образец, туманный и заманчивый горизонт. И в то же время универсальная система ценностных координат.

Гламур - это то коммуникативное и информационное пространство, где одновременно можно все и ничего нельзя. Это принципиально новая ситуация, которую неправильно описывать в старых терминах и категориях - ничего не будет понятно.

Это касается прежде всего политтехнологической теории и практики последнего времени. А особенно наглядно это видно в телевизоре, где, например, фильмы или передачи то с ностальгически-советским, то с ностальгически-антисоветским уклоном, выглядят одинаково: и то и другое выполнено в одних и тех же веселеньких тонах рекламного буклета. Там есть все что угодно кроме реального переживания истории. В то время как история - это не фальшивая прялка и не ржавая соха за стеклянной витриной краеведческого музея. История - это то, что обжигает, холодит, царапает и толкает в спину.

В том, что один и тот же режиссер-креативщик с одинаковой лихостью, но не выходя ни из каких предписанных правилами игры рамок, кроме разве что бюджетных, может сначала сбацать кинофильм про немыслимый героизм и бездонное благородство пламенного чекиста, борца с подлой контрой, а минут через пять - про колымский белый ад, а еще через четверть часа - про коварные происки подлых правозащитников, стремящихся подешевле загнать и без того уцененную родину, нет ничего противоречивого.

Это не отсутствие идеологии. Это такая идеология, в основе которой абсолютная, непререкаемая и, главное, вполне демонстративная легитимность социальной и нравственной безответственности. Критиковать ее в "старых" терминах не только бессмысленно, но и, если угодно, бестактно - это вопиющее нарушение правил игры.

Ключевые слова той, прошедшей, слава богу, эпохи имели хотя и сгнившие, но все же исторически обеспеченные корни. Слова "коммунизм", "коммунистический" в контексте обесцвеченной советской жизни так же, как и "суверенная демократия", служили ничем не обеспеченными банкнотами, но в самом звучании этого слова все же слабо трепетали полустертые воспоминания о шатавшемся когда-то по дорогам Европы одноименном призраке.

А из слова, допустим, "комсомол" все-таки до поры до времени вытарчивали там и сям колючие ворсинки корчагинской буденновки. А когда повылезали и они, тут-то все и закончилось.

Нынешний, путинского призыва, комсомол не мудрствуя лукаво назвали "Нашими". Ну, на что это, скажите на милость, похоже! Это же что-то из абсолютно безыдейного и в меру блаженного дворового детства, когда "наши" стенка на стенку азартно махались с "зареченскими". "Этот наш - его не трогай". Ну, а "Местные" - еще лучше. "Эй, пацан, ты сам-то местный? А то смотри..."

Если ярко выраженная тенденция на выхолащивание какого бы то ни было смысла из всего того, что и без того обессмыслено до предела, продлится еще хоть какое-то время, то после "Наших" не могут не возникнуть, допустим, "Эти", которые за наши с вами денежки будут в соответствии с напечатанными большими буквами инструкциями бороться с "Теми". Когда же и указательные Читать далее...

Не то, чтобы я почувствовал глубокое сожаление или внезапно печаль окунула в свои обьятия, этого ничего не возникло. Как, наверное, и сейчас. Эти новости, принесшие твою кончину, Антон Страдымов, возникли совершенно случайно и ничего хорошего с собой не принесли. Это сейчас можно вспомнить о некоей связанности нас, но вот только для чего? Вспомнить можно и даже необходимо, но никак не говорить.
Есть некая несправедливость в том, что ты можешь совершенно не знать об окружающем и продолжать существовать, когда кто-то не рядом и не близко, но в некоей степени из одного с тобою ряда и неким образом близкий теряет самое дорогое, что только может отдать. Так или иначе к этому подходит у каждого, и ничего неестественного в этом нет. Неестественное в том, что происходит так рано и вообще ТАК.
Очень жаль, что можно не замечать этого. И ничего неестественного в этом нет, как бы ни хотелось наоборот.
К

http://www.facebook.com/profile.php?id=1324273496&ref=profile


а мы будем следить за ним

никогда мы не должны отчаиваться...НИКОГДА.

На той фотографии, вокруг которой цветы, изображен он так точно. Кто знал, что нам так рано представиться возможность все это узнать и понять.

Зато никогда не забудем.


Кого-то нет, кого-то нет...
В одной квартире старой
Висит гитара давних лет,
Умолкшая гитара.

Её владельца ожидать
Нелепо, бесполезно, -
Унесена его кровать
К соседям безвозмездно.

Но кто-то всё не верит в быль,
Что нет его навеки,
Но кто-то отирает пыль
С потрескавшейся деки.

И, слушая, как вечерком,
Не помня песен старых,
Бренчат ребята за окном
На новеньких гитарах,

Всё смотрит вдаль из-под руки -
Во мрак, в иные зори -
И ждёт, что прозвучат шаги
В пустынном коридоре.

Вадим Шефнер

Всё у всех получится.
Даже снег пошел!
Все по всем соскучатся,
Вот ведь хорошо!


Еще бы хотелось процитировать Бродского: "В Рождество все немного волхвы"

И еще, с Вашего позволения стишок Кибирова, вот он:

Что проку, милый, задавать
Вопрос «Что проку жить?»
Коль не намерен подыхать,
Так нечего блажить!

А коль намерен, так вопрос
И вовсе ни к чему,
Как говорил Иисус Христос
Пилату твоему,

Сенекам бедненьким твоим,
Чоранам-дурачкам…
Да лучше уж напиться в дым,
Как Ной, чем быть как Хам!

Тебе ль, обсосу, вопрошать,
Тебе ль, балбесу, ныть?
Да лучше уж на все плевать
И друг друга любить!

Плевать, что с четырех сторон
Чужая сторона!
Есть верх еще и низ, и он
Без дна – ей-ей – без дна!

Так плюнь чрез левое плечо
Отравленной слюной!
Но постарайся не на все,
В колодец не любой.


Давайте ВСЕ постараемся, чтобы так всё и вышло.

С Рождеством

Умер Алик Сидоров, мой близкий друг. Умер 21 декабря в 5 часов утра.

Умер мой, наш друг. Александр Иванович (Алик) Сидоров. Друг тех близких к концептуальному искусству 70-80-х прошлого века художников, критиков, писателей, поэтов, коллекционеров, просто посетителей выставок и чтений, которые понимали тогда, четверть века назад, и понимают сегодня: это был великий человек.
Он сделал для русской культуры не меньше, чем Солженицын, хотя не написал ни слова; больше, чем Твардовский с его «Новым миром», потому что связал свое имя с журналом не менее известным. И был при этом мужественным и несгибаемым, вообще не гнущимся человеком нового времени. Поэтому сделал для славы русской культуры больше, чем вся советская культура, вместе взятая за полвека: он вывел на мировую сцену тех и именно тех художников, поэтов, писателей, критиков, которые сегодня – Эрик Булатов, Олег Васильев, Илья Кабаков, Иван Чуйков, Комар и Меламид, Дмитрий Пригов, Лев Рубинштейн, Владимир Сорокин (называю – понятно – малую часть айсберга) известны хрестоматийно. Он сделал их известными, знаменитыми не только в мире советской неофициальной культуры эпохи застоя, он сделал их самыми почитаемыми русскими художниками в мире. Он был для них другом и советчиком, очень часто категоричным, почти диктатором, хотя его самая жесткая оценка ограничивалась констатацией: «это, кажется, не работает».
В конце 70-х Алик Сидоров вместе со своим другом Игорем Шелковским задумал и осуществил уникальное издание – двуязычный журнал современного искусства «А-Я». Журнал делался одновременно в Москве и Париже, куда переселился Шелковской. Алик доставал материалы, фотографировал картины, делал слайды, заказывал статьи критикам, общее содержание каждого номера обсуждалось вместе с Шелковским, который печатал журнал во Франции. Этот журнал стал уникальным не только потому, что был полон нового искусства – советского поп-арта, концептуализма, того самого радикального советского искусства, которое появилась десять лет назад именно в СССР. Журнал представил новый аналитический язык, язык описания новых артефактов, язык нового понимания и новой интерпретации культуры, который как раз тогда вырабатывался в советской неофициальной культуре и обрел свою отчетливость в «А-Я».
Роль Алика Сидорова столь же огромна как в выборе самих объектов репрезентации нового, так и в способах его опознавания. Он сделал для развития нового языка не меньше, чем те кто писал туда статьи, не меньше, чем Борис Гройс, хотя всего лишь того же Гройса редактировал: его ныне самая знаменитая статья, ставшая «Новым заветом» нового искусства «Московский романтический концептуализм», была Аликом существенно, более чем вдове, сокращена и исправлена. Я это не для того, чтобы уменьшить заслуги Бори Гройса – первого интеллектуала современной России, сделавшего за рубежом самую выдающуюся академическую карьеру среди всех поколений русских эмигрантов, я просто хочу отдать должное Алику Сидорову, которого сегодня уже нет с нами.
Аликом Сидоровым его называли и кагэбешники – 18 обысков за 7 лет существования журнала «А-Я», тонны изъятых книг и инструментов, постоянное давление, угрозы и преследование, и удивительное веселое мужество (не без бравады, не без нарочитого вызова, не без радости от борьбы) – ему, очевидно, нравилось быть самим собой – удивительно мужественным человеком, который никогда не тащил в ванную, чтобы сказать, что читал вчера Архипелаг, и не вешал трубку, если собеседник говорил нечто, способное стать частью обвинения со стороны КГБ. Он был человеком римского стиля и аристократического достоинства, и своим существованием повышал градус публичности неофициальной жизни и вообще повышал ее цену. Вокруг Алик терялись сомнения в том, что можно жить так, как жили мы – работали кочегарами, репетиторами, библиотекарями, художниками-оформителями, но, придя в его знаменитый дом на Чистых Прудах, сев за его знаменитый стол и став частью многочасового хлебосольного застолья – ты понимал, получал зримое подтверждение, что у истории, почти в оправдание будущих теорий Лотмана, есть не только видимая колея, но и невидимая, однако подчас никак не менее существенная. И иногда, хотя это бывает раз за век, невидимое побеждает видимое и отменяет его.
Конечно, такие люди в русской культуре появляются чрезвычайно редко – да, мощь натуры, да, мужество и сила легендарного героя, но вот сама стезя. У нас человек талантливый, одаренный – чаще будет работать на себя, он будет эгоцентричным художником или поэтом, думающим только о своей славе и своей биографии, ему западло тратить время на других, самому бы все успеть. А Сидорову нравилось делать то, что не мог сделать никто другой. Никто, ни один. Он знал, что он самый смелый человек в стране, где доминируют трусы, что делает то, с чем больше никому не справиться.
Конечно, напрашивается сравнение c Сергеем Дягилевым – та же кипучая и продуктивная энергия, то же желание сделать русское искусство частью мирового, та же, без сомнения, удачливость. Но в Читать далее...

16 декабря исполнился ровно год, как Наталье Морарь, специальному корреспонденту The New Times, был закрыт въезд в страну. За этот год Наталья Морарь опубликовала 42 материала на страницах журнала. Она вела репортажи, писала очерки, делала расследования и интервью, участвовала в конференциях в Грузии, Германии, Исландии, Италии, Молдове, Приднестровье, на Украине, во Франции, в Швеции, Эстонии. В поддержку Натальи Морарь выступили все крупнейшие мировые журналистские организации и СМИ. И только российская власть делает вид, что ничего не произошло, прикрываясь секретными документами «для служебного пользования» и абстрактными формулировками законов.

21 декабря в 17:00 в Новопушкинском сквере инициативная группа «Я свободен!» проводит митинг под лозунгом «Верните Наталью Морарь». The New Times обращается к своим читателям: придите на митинг — поддержите наше и ваше право на свободу слова.