[448x336]
Ты уже не ловишь воздушного змея, на спортивной площадке школы. В твоих стихах больше нет беспечности, а лишь предпороговые чувства печали и боли. Кто должен учить детей беречь своё сердце? Чтобы в двадцать лет не рассыпать его осколками. Кто научит их счастью без боли, любви без потери, дружбы без условий. Кофе усиляет пульсацию эмоций. Но ты уже не смеёшься протягивая пальцы к небу. Кто должен был научить тебя бояться времени, и защищаться от предательских томлений. Кто должен рассказать ребенку, что такое смерть? Когда умерла его кошка. Кто должен был показать ему как умирают надежды? Чтобы в следующий раз он уже был готов, одев свои пластиковые доспехи, взяв в руку игрушечный меч. Где должен был узнать ребёнок, откуда берутся слёзы. Почему так больно падать, разбивать о камни ноги. Ты уже совсем не новый, ты отреставрированная старость. Тебе уже известно, что жжётся огонь, что люди часто придают и обманывают. Тебе не в первой видеть в глазах друзей зависть. И в истории твоих потерь и начинаний предложения запутались в расстановке точек. Но ты всё ещё ищешь конец радуги, ты всё ещё видишь свет в глазах прохожих. Кто должен был тогда давно научить тебя тому, что мир это бездонная пропасть шприцов, осколков, и разорванных фото. Теперь уже поздно…

[500x500]

«-Мой милый, мой недоласканный бог. Как мы исполним своё предназначение? Когда исполнится приговор и погаснут свечи, когда затихнут голоса, как будем разговаривать с ангелами, если мы не знаем что такое любовь? Мой недогретый бог, как мы пройдём через эту пустыню, сквозь её терн, если мы не знаем что такое любовь? Мой нежный и бездушный бог, как мы оденемся в белое и выйдем во мрак, в юдоли колоссальных потерь, если мы не знаем что такое любовь?
-Я знаю, что когда умолкнут птичьи голоса, когда потеряет последний блеск в замерзшем пруду японский карп, когда померкнет роса и патока звёзд облетит и погаснет, останется и будет сиять лишь любовь. Лишь любовь звездой, подобной той, что освещала Вифлеем, будет греть оскудевший на цвета мир. В самом его центре вышивая узор. А ведь тогда в центре останемся только мы с тобой. Ты и я. Так может любовь – это мы? Больная, недоласканная, недогретая, нежная и бездушная любовь…»
(AsFerrysNikn [Три неба])

[387x699]
Я впускаю их в свои грёзы, как мотыльков залетевших поздней ночью на тусклый мой огонёк. За греховность моих мыслей я бы горел томно и долго, если бы кто-то злой и сильный смог бы подобрать под габариты моей души нужный котёл. В тетрадной клетке своего нутра я такой чистый и свежий, словно время пролетает мимо меня. Я прекрасно сохранился для того, чтобы смешивать тестостерон и экстаз с каждой секундой дня, и меня хватит ещё на долго. Я впускаю их в свой силиконовый мир, извращенный прогрессом и безысходностью, в латексные комнаты украшенные стальными полками. За некоторые мои мечтабельные образы я заслужил и гильотину и залпы пороха. Но кто нынче судит? В моём морозном промежутке, где тело покрыла чистая и сладкая роса безумия. Я ещё совсем подросток, с очень старыми и грустными глазами. Мечты, желания и превращающие их в быль возможности. Переходный возраст, гормоны, постижение смысла и мира – всё заново, только теперь немного иначе. Я впускаю в себя их лица, там где внешность не имеет важности. Это тонкая грань между фантазией и реальностью которые мы разрываем сами, словно подарочную упаковку, словно старую и ненужную кожу. Всё это как маленький шарик, который ставят на рождество, где снег кружит часами, если его потрясёшь. Кажется что в руках игрушка, кружево несвязанных слов. А собрав все мысли и мечты в одно сознание, ты видишь – в зеркале стоит голый, стройный и бледный миродержатель, сжимая расколотый на части мир в трясущейся от холода руке.

Данность вечера, звёзд не видимых на небе города.
Данность толпы умирающей как ей кажется не напрасно. Скрипка сквозняков в переулках, ласковая палитра геттовских граффити.
Данность – как свежий сок малины поданный перед сном, как идол самого безумного поклонения, там где альфа и омега – всего лишь название кафетерий.
Данность. Самое ценное и самое желанное для нас – бессмертных детей её подвалов, её засовов, дверей с напрочь выбитыми замками. В мире, где от секса с клаустрофобией бегут в неоновые пожары клубов и аграрные поля парковки супермаркетов.
Данность, превращённая здесь в грязный наркотик, небесный героин с песчинками асфальтовых полос. И это то, чем мне велено хвастаться, то в чём топятся мои сомнения – данность без тумана иллюзий, в узоре метро, под горячим городским трубопроводом. Я один в этой скользкой оправе, данности фактов и бритв Gilet, гелей и лаков Garnier, туалетной воды от Lacoste, рубашек Savage и тонких английских галстуков C.Klein. Перекрестие шлюх в ночном центре, ведение кислотно-коротких уроков в тесной и тёплой школе, бег по вечернему парку, кофейни, клубы, аттракционы, и томика Бродского в кармане – данность моей жизни, на половину спрятанная за стальными колдовскими алтарями. Болезнь, предающаяся воздушно-капельными поцелуями. Заражайся, если понравилось привилегия тонуть и улетать в топи данности, в океаны реалистичного безумия.

[699x465]

Меня упрекали во всем, окромя погоды,
и сам я грозил себе часто суровой мздой.
Но скоро, как говорят, я сниму погоны
и стану просто одной звездой.

Я буду мерцать в проводах лейтенантом неба
и прятаться в облако, слыша гром,
не видя, как войско под натиском ширпотреба
бежит, преследуемо пером.

Когда вокруг больше нету того, что было,
не важно, берут вас в кольцо или это -- блиц.
Так школьник, увидев однажды во сне чернила,
готов к умноженью лучше иных таблиц.

И если за скорость света не ждешь спасибо,
то общего, может, небытия броня
ценит попытки ее превращенья в сито
и за отверстие поблагодарит меня.

Иосиф Бродский

Умирает природа – оживает душа.
Осень бросает в листопад моё голое небо,
Моё небо, до самого его конца.
Как хорошо, что моё солнце светит,
И так сильно холодно по утрам.
Как хорошо, что рядом только самые чёткие и меткие
Остались сражаться неугомонным ветрам.
Как хорошо, что свобода за плечи
Так скромно меня обняла.
Как хорошо, что скоро лёд и метели,
Как хорошо, что я – это я…
[425x294]

«Бей молнией! Возле меня, снова и снова! Сквозь стаи осенних птиц, сквозь облака пропитанные сливовым соком!
А я обязательно, потом, напишу в стихах о том, как Бог пытался рассмешить бога…»
(AsFerrysNikn[Три неба])
[604x284]

[313x470]
Мы с тобой совсем какие-то больные.

Ум заражен тоской и гомерическим смехом.

Посты гниют в плесени наших рассуждений,

В никотине наших страхов и предпочтений,

В игольчатых цитатах наших книг.

Наш кофе всегда самый крепкий.

В велюре чёрном зияют наши сны.

Наши стихи поймут только самые близкие.

Наши мечты такие милые,

Но в них так много разврата и пустоты.

А главное – мы сидим на полу, рисуя наготу мира или голый мир,

И ещё до конца не убеждены в существование друг друга,

Словно мы розовые мифы, и нас с тобой вовсе нет…

[263x341]
«И остаётся одно -

Быть обласканным тобою всё сильнее.

И всё сильнее понимать как это больно –

Быть обласканным пустотой…»


(AsFerrysNikn[Голый принц])

"...он никогда не признается, что он свинья. Хрюкать будет до самой смерти, но так и не признается..."
(AsFerrysNikn)

[300x448]
Бледные подростки, уснувшие в автобусах.
Гирлянды из газет вчерашнего дня.
Сожранные бессонницей люди в переходах метро.
Бездомные, отнимающие крыс у кошек.
Крошки недоеденного торта.
Старухи, потерявшие ум и покой.
Мужчины, удушенные работой и безвольностью.
Женщины не нашедшие в последний раз любовь.
Не согретые родительскими руками дети.
Песни и пьянка.
Это праздник самых несчастных людей на свете.
Это праздник человеческой жизни на земле.
Я стою стеснённый от стыдливого зла – поднять руку и найти праздничный колпачок на своей голове, чёрный, в мазуте и копоти, в грязи от зависти и зла…
было бы забавно,
но как не странно,
голова
чиста…

«…а зима доколотит, удушит всех окончательно. И останутся тогда самые чёткие, самые меткие, самые быстрые, а потому самые первые. Декабрьские льды на городских улицах украсят замёрзшие в них лица, тела, и мы с тобой может вместе, а может по отдельности, пойдём по ним. Они будут странно так смотреть на нас сквозь прозрачный свой плен. Словно без желания поверить, что мы с тобой оказались сильнее всех их – уверенных в себе реконструкторов горя и зависти, земной глупости, непонимания. Это будет новый мир, новая эра. Очень холодная, очень белая, очень снежная…» (AsFerrysNikn)

[700x525]

"Не удивляйся, что зовусь одиноким,
Не сердись, что настойчиво отвожу глаза.
Я доверюсь теперь совсем не многим.
Но если доверюсь – то уже навсегда…"
(AsFerrysNikn)
[622x467]

[400x299]
Я трогал солнце, когда ещё не знал что значит страх.
Нежно, нежно его ласкал.
Так давно что этого совсем не помню.
Но меня выдают веснушки на моих руках.
Они говорят о том, что я бросил его раньше первого поцелуя…

[468x699]
«…Я слышал, как шептались совы,
О том, что шабаш ведьм в лесу к концу подходит.
О том, что старое болото ещё одно дитя убило.
О том, что в самом сердце рощи сегодня появилось осень.
О том, что среди древ могучих сегодня заплутала лошадь.
И в их «ухху» совином я слышал твоё имя…»
(AsFerrysNikn[ЛЕС])

Хочется рыдать, в голос, в крик, до боли, до крови.
Но на рыдания права уже больше нет.
Знак вопроса царапается на щеке.
Знак вопроса отражается в маленьком водовороте чашки кофе.
И я обручён с ним. И я больше ничего не хочу знать.
И не знаю больше - что принесёт завтрашний день.
Не знаю, кто сдохнет завтра не успев застелить свою постель,
Не знаю, сколько боли и неги придётся испытать мне.
В душе моей оргия философии и смерти – как химическая реакция слишком больших перемен.
Рядом больше никого нет - так бывает если ты бежишь первым.
А всё казалось таким понятным ещё весной,
Когда прошлогодний снег ещё лежал попорчено-белым и не таял.
И я обнял хоть кого-нибудь, и я бы крикнул:
Хочешь тоже учиться летать!!?? Чтобы вместе гореть в лучах солнца!!!
Рука об руку!!!! Сердце об сердце!!! Иногда соприкасаясь телами…
Никогда ещё так сильно не хотелось жить.
Никогда ещё не жилось так странно, так громко, так ярко, так больно.
Новая осень в которой всё по новому…
[604x433]

Что такое одиночество на самом деле? Завтра электронный звонок вышибет двери, влетит в лабиринтовый школьный коридор, и сотни душ мотыльками забьются кругом. Хор криков, гормональный бум, двадцать часов в неделю. Порция изысканного общества, юного и свежего, не подпорченного плесенью бюрократии, высоких стереотипов. Тишина станет редкостью, а минуты когда кроме тебя никого кругом нет – минутами бесценными. Истомные ответы на непростые вопросы, уроки жизни стоя у маркерной белой доски, сотни глаз будут впиваться и откусывать по кусочку лица, рук. Что же такое одиночество на самом деле, если при всём этом оно никуда не денется? Если при всём этом оно как школьная герань будет цвести сиреневым цветком, там в нутрии, все двадцать часов в неделю и всю оставшуюся жизнь после этого…
[480x359]

Ещё глоток Dr Pepper. В голове мысли все в узлах.
Впереди столько дел и проблем.
А предсердия не могут отдышаться от камней,
Сваленных куда-то на днях.
Ещё пару кружков снотворного,
Ещё немного часов в попытках дойти до сна и…
…и снова наступает день, когда хочется жить. Но только жить иначе, чем все.
[604x284]

«…Я не просил о жизни, когда один из этих людей поднёс ко мне зажженную свечу. Я смотрел, как дымятся кончики их сигарет. Я улыбнулся ребёнку, что прятался за родительским бедром желая смотреть, как я вспыхну. В свои 7 лет ему уже суждено было познать, как умирают звёзды. Я пытался не кричать громко, когда жёлтое пламя осветило моё лицо. Я пытался не ронять слёз, чтобы в последние секунды не вызвать среди этой толпы случайный приступ сострадания, желание помочь, исправить. Потом, спустя много лет, перед самой смертью, один из этих смотревших на меня мужчин скажет, что я новый Иисус. Спустя пару лет их дети вырастут и начнут пинать ногами своих стариков за это не такое уж ужасное преступление. И этот 7-ми летний мальчишка до самого конца будет видеть во сне пламя, и мой улыбающийся оскал боли и надежды. Я не был удивлён тому, что никто из этой толпы не пожалел о содеянном, в тот момент когда меня уже не стало. И только горсть пепла на земле, и только дым и запах. Я видел за гранью времени, как эфир течёт между пышных небес. Я подслушивал причину и последствия всех выпущенных улыбок, всех рождённых на свете слёз. Я был самой большой ошибкой их мира, потому что единственный видел его насквозь…»
(As Ferrys Nikn [Мифы серой пустоши])

[640x341]

Опять 15.
Рок, романтика, глупость, сладость ночи.
Пошлые шутки, журналы, субкультуры.
Кино-кумиры, стихи в тетрадках.
Бесконечное творчество кисти и краски.
Блестящая от геля причёска, зависания у зеркала.
В душе стрекозы, тестостерон в венах.
Забавные сны, отчаянные предубеждения.
Влюблённость в мир, стопки книг, конспекты.
Прыжки гормона, кислотные мысли.
Победы, на высоте летящей кометы.
Отсутствие сна, путешествия по метрополитену.
Новые знакомства каждый день.
И огромное количество сил на всё это.
Завидуй, просто завидуй
Счастью вечно/мудрого невзросления