Ты, наверное, не думал, что придётся уходить вот так, совсем в одиночку. Что никто не захочет прощаться с тобой, не услышит тебя. Ты уйдёшь очень тихо, на рассвете, пока все ещё будут видеть сны, греться в своих полу-пустых постелях. И всё что ты скажешь, делая свои последние шаги: «Прости. Я просто всегда старался быть совершенным. Для всех. Даже в самые несовершенные ночи и дни».
[550x391]

Я 5 лет не был на твоей могиле.
Я уже год не вспоминал твоё имя.
Ты наконец-то стала моим прошлым.
Хотя твоё дыхание всё ещё где-то около.
Особенного если очень сильно закрыть глаза…

Скоротечность нашей любви можно измерять только в стонах. Ты считаешь битые плитки на полу, трещины и сколы которые превращают кафель в реальность наших жизненных перекрёстков. Прошлое идёт по пятам, наступает на тень, топчет её голову. Старые песни, письма, любовные открытки безвкусные и уродливые – ассоциативные воспоминания прошлых абортов души. Как же глупо и бессмысленно некоторые научились жить. Хорошо, что я один...
[604x298]

[500x395]
Остановить невозможно. Он тикает день и ночь. Он вползает в мою спальню, когда я сплю, и мне снится дождь. Он будет меня скрежетом шестерёнок, стрелками царапающими циферблат. Мне не страшно, я не хочу бежать, но так хочется повернуть назад этот счётчик над моей головой. Он пожирает всё. Всё что я когда-либо был способен ценить. Людей, птиц, ветер у моего виска напевающий свист моих волос, сонных учеников в тисках пластиковых парт, полифонию школьного звонка, их улыбки, их голоса. Тик-так. Трапеза, который нет конца, в который каждый подан на стол. Миг, и ты словно потерял что-то очень ценное. Тик-так. Ты цел, ты здоров и сыт, но карманы твоего сердца пусты. Ты же понимаешь о чём я? И всё продолжает жить – и люди, и пение птиц, и ветер по-прежнему дует в затылки, и дети которые наконец-то выспятся завтра, потому что дождались летних каникул, встретят утро, быть может, даже счастливыми. Но у тебя всего этого уже нет. Тик-так. Он всё съел. На время или навсегда. Так мало времени, его постоянно не хватало. Даже когда впереди была вечность. Даже этот пост сделал меня и тебя на 15 минут конечнее…

«Все эти слова бессмертны. Все в ошибках и исправлениях, не идеальных формах. В моей памяти тени лижут своими языками землю, вновь и вновь. И как на солнечных часах стрелка, их послеполуденный бег, нарушая все законы – не имеет отдыха. А ты не верил мне, что смерти нет. Мой голос настолько древний, что его помнят самые старые звёзды, которые вот-вот осыплются с небосвода, чешуйками кожи. Хочешь я расскажу тебе как всё началось, или как, может быть, всё закончится? Ты стоишь рядом со мной в автобусе, ты задеваешь меня рукой, твой локоть у меня в районе пояса. Ты слушаешь рок. «А вдруг Бог ходит по земле» - кричат гланды твоих наушников. А я стою рядом. Я здесь…»
(AsFerrysNikn[Три неба])
[600x452]

Это цитата сообщения kappia Оригинальное сообщение

право на доверие..

грубовато, но назовем это так.

только сильные имеют право доверять, ибо их не сломает ошибка или страх.

остальным следует опасаться..

[320x404]
В лицо бьет яркий софит. Сильней. Сильней! Сильней!!! СИЛЬНЕЙ!
Роль запуталась в зубах, руки трясутся, за спиной бессонная ночь…. Последние секунды до начала… Я беру платок пропитанный маслом перечной мяты и вдыхаю его так глубоко, что запах ещё часа два будет примешиваться с прочими сценическими ароматами. Я хочу ещё глоток воды, я очень хочу ещё минуту чтобы отдышаться но режиссер шепчет Начали…
Скрип занавеса, шум электронного звонка, и я уже чопорный меланхолик-гуманист, который не любит яркий свет, прибитый грузом принципов и правил. И меня уже грызут десятки ртов, откусывая, отъедая кусочек побольше. Чужие слюни театрально текут по моему телу, а я улыбаюсь стоя у белой доски. Скрежет чужих пубертатных зубов перемешивается с пубертатными взглядами восхищения, интереса. А я как гетовский мессия отдаю себя без остатка, пока не начинает першить горло, пока не становится душно, и жёлтые стены сцены не сливаются в один неразличимый фон. Текст идёт сам по себе. Руки сами выводят заученные жесты. Моя роль гения и жертвы безупречна…
Глубокий вздох, и без права на перерыв идёт вторая сцена и смена декораций, третья, и так далее. Плачут люди, слёзы так правдоподобны. Кто-то падает, может по своей роли, а может просто не выдерживают ноги. Сердце болит так, что хочется выть от этой боли, но по сюжету я счастлив и спокоен. Иголка колит в висок снова и снова, но по сюжету я иду, наслаждаясь весенним городом. Я делаю последний вздох и больше не могу, но по сценарию мне ещё надо спасти мир, или хотя бы попытаться не потерять его. А дальше провал. И я уже стою опустившись на колени. Зал воет, кричит так истошно, истерично. И я мокрый и оскаленный улыбкой понимаю что справился. Что дожил до антракта. Роза падает под ноги, закрывается занавес. У меня ночь чтобы всё продолжилось заново…

Ты хоть представляешь, что может случиться? Завтра, через год, или днём раньше? Легко жить с закрытыми глазами. Мы это помним из детства. «Когда ребенок был ребенком, он не знал, что он ребенок, все души были для него единым целым, не было о нем какого-то мнения, не было привычек, он мог бежать прямо с места, волосы были растрепаны, и он не любил делать серьезного лица, когда его фотографируют». А теперь просыпаясь по утром, я пью холодный энергетик, смотря в окно, и весь мир мозаикой лежит там. Теперь, когда я закрываю глаза, картинками пролетает весь грядущий день, и я знаю кто меня предаст сегодня, и на какую степень пустоты сегодня ночью будет возведена моя постель. И я узнаю, что будет написано в следующей главе моей книги.
Ты представляешь, что будет когда кончатся эти цифры вверху? Заметил этот тикающий счётчик? Да, из-за него я каждый день пытаюсь всё успеть и разглядеть в зеркале бога…

«Я честно не отпущу, я буду крепко сжимать пальцы.
Вы можете кидать в меня камни, и бить меня в лицо.
Я буду до последнего нести этот груз над плечом,
Обхватив его руками, прижав к себе этот камень.
Вы можете не верить в меня, но я не придам никого.
Я буду до последнего нести этот груз над плечом.
Я не споткнусь, я не позволю себе упасть.
Даже если захочется пить, даже если зверски захочется спать.
Ради каждого из вас я буду до последнего нести этот груз над плечом.
Под шум голосов, под буйственный марш.
Потому что я - Ваш МИРОдержатель…»
(AsFerrysNikn [Зумплекс])
[668x467]

[364x550]
Что такое вечность? Это запах чужих сигар на первом этаже гостиницы ВильемТон. Это гром порохового ружья и Французская кровь под ногами. Это осень в Английском парке под стук лошадиных копыт. Это треск свечей и тяжёлые своды аббатства Святого Петра. Это морфий по венам, на старой кушетке, и ломкие гусиные перья в чернильнице. Это старый камин в унылом гостином зале и свет сквозь витражные стёкла. Это вспышки фотографов на открытии отеля Диамонд. Это Вавилон, его синие камни, и запах цветов, и буйный Ефрат. Это сны о сотворении мира. Это люди, которых меняло время, их дети, их внуки, их нескончаемое поколение. Это время, когда не текли реки, не дул ветер, и не прорастала сквозь землю трава. Это тысячи глаз, миллиарды имён. Это древнее, древнее вино, а точнее память как росла его лоза. Вечность – просто воспоминание обо всём этом, как только закрываешь глаза.

[353x549]
« До послесловия осталось 18:23:14.
Туман пахнет мятой. Ты идёшь по переулкам, где капель отбивает точные, как законы Диалектики, ритмы. Ты один. И город ещё спит, ещё дремлют в тёплых чердаках городские голуби. Пять утра, а солнце уже щекочет небосвод. Омуты твоих прозрачных очков топят в себе блики. Ты куришь ранневесенний воздух, выпуская белый пар как дым самого богемного в мире табака. На верху, там где не видно крыш открылась створка окна. Десять, девять, восемь, семь, шесть.... Ты считаешь вслух, тихонько сделав шаг влево, прямо в радужные разводы бензиновых луж. …пять, четыре, три… Легкий крик, там на верху, а потом тишина, словно кто-то в мире выключил звук, и не шума шоссе за домами, ни твоего сердцебиения. … два, один, вот… И белое тело неуклюже падает на асфальт изуродованный чёрным весенним льдом. Женщина в белой ночнушке, белее грязного Мартовского снега. Всё как должно быть, всё идеально сейчас и ближайшие полтора часа. Это до воя одинокое утро ты потом будешь называть самым великолепным утром твоего последнего дня…»
(As Ferrys Nikn «До послесловия осталось...»)

[327x425]
Жизнь – это череда побед. Даже когда воткнуты в спину кинжалы, и окровавленным дикобразом ты лежишь на кафельном полу своей ванны, это миг твоей победы. Каждый лишний вздох, каждое лишнее моргание, это экстаз, хмель в праздный день, счастье, буйный праздник, день рождение на который пришли все кого ты хотел – ты, твоя тень, твои мысли и твоя усталость. Каждый новый прожитый день, каждая новая ночь избитая делами, бессонными мыслями, рассуждениями. Я так часто мог уйти, что каждый мой жест теперь раритет, записать и на полку в музей. Я как и час, как и год, как и век раньше ни о чём не жалею. Жаль только, что никто так и не дойдёт со мной до конца этой прекрасной эпопеи. Спасибо за ещё один год.
С Днём Рождения Вас Александр Игоревич….

[150x212]
Вспоминаю с нескрываемым смехом – как часто я прощался со всеми. Наверное, нравится вечному сознанию стоять на гране конечности и, не падая, думать что вот, ещё чуть-чуть, ещё чуть-чуть. Но всё же так, для истории запомни пожалуйста что если моя великая эпоха кончится нелепо, подавлюсь ли я толстым куском Панито в открытом кафе, или ударит током утренний фен, а может поскользнувшись сорвусь с эскалаторных лент Парижского метро и покачусь ломая кости одну за другой, пока мешком не рухну в его подножие, я всё это предполагал, а мига за два до конца был в этом уверен. Не надо вспоминая меня говорить, как властна судьба, и сколь ничтожны мы перед житейским роком. Всё это труха патриотов материального фатализма. Просто каждому суждено по-своему заканчивать главы бесконечной книги.

Человек – кекс с изюмом. Нравится, вкусный. Только хлеб и сухой виноград, но так мило подержать его в руках, вдохнуть аромат, и зациклиться на ненавязчивом вкусе. И если через пару недель в каком-нибудь кафе Европы я буду смотреть на них, чуть более крепких и чётких чем местные, я не откажу в удовольствии пожирать и их запивая венским кофе. Долго, всю жизнь пытался представить материальный образ человеческой сути. Да, кекс с изюмом...

Я возьму тонкую станочную бритву и хорошенько полосну ей по твоему лицу. Но по увесистому сценарию я не сучёнок-подросток который в свой пубертатный период упал в дворовою готику и стал мастурбировать на чужую кровь. Но оскалистый Февраль всеми силами объяснил, что всё к чему удастся прикоснуться, станет идеальным, стоит только захотеть, потянуть кусочек ткани, заведомо из души выдавив жирный прыщ всех мешавших эмоций, чувств и переживаний, воспоминаний. Сейчас Март оголит белые кости, и окажется, что там внутри ничего не стало кроме превосходной хрустальной пустоты, наполненной эфирами исполненных идей власти, силы, и непрерывной доминанты. Бледное лицо, дрожащие от кофеина пальцы могут дать тебе иллюзию, что упал там, зимой, и никем не согретый погиб под натиском уродливых холодных ветров. И вновь окажешься неправ, синдром бога - мой натальный путь, который я выдуваю из губ как гениальный флейтист. Из моих тонких бледных губ. Ты не умирал хоть раз. И не два. А каждый день… А у моего тела всю зиму останавливалось сердце. Каждый миг, и в миг последующий возрождалось снова. А ведь нужно, чтоб параллельно пить кофе, и разглядывать курильщиков в клубе, и чтоб параллельно кого-то учить, и чтоб ещё бежать по ледяному городу, где давно не видел живых, и шептать стихи на мёртвых языках, и видеть сквозь дома, и слышать мысли. И со всем этим я шагаю в море портных иголок. Ohne Fleiß kein Preis...* Скоро я продолжу удлинять страницы своих книг, придёт пора дописывать их концовки, всех, кроме одной и стачивать запасы времени, как полоски дымящихся сигарет, вставленных в чужие мундштуки. Прекрасный вокруг мир, все что облепляли меня по осени вдыхают удушие тесных своих могил, а я благоухающее разлагаюсь на воле. Я стал слушать другую музыку, в ней всё чаще душит иллюзии немецкий язык. И в кармане теперь полно тонких станочных бритв.
*Без старания не бывает награды...
[700x525]

Пропал без вести под бледным снегом. Словно голубь замёрзший и ныне не отогретый. Пропал до весны, пока не растает... Пока не разобьёт окно безумный Март...

Кипит моё пряное мате. Это всё равно, что пить костёр, в котором сгорели любовь и мечты. Сладкий привкус корицы и грёз, и назойливый горечью дым. Словно всех своих хоронил, всех своих отпускал и терял, чтобы в этот вечер, в руке держа калабас, о его жар память свою обжигал. И будит, и бьется в груди, его сок поминальным сигналом. Словно сердце набат отбивает о всех тех кого вспоминаю. А с каждым горящим глотком, ночь туманом небо скрывает. Простите, что сошёл я с ума. Опьянён философским дурманом…

[335x349]
«Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом – ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стаю на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И моё дело – ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю, и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи.»
(Джером Д. Селинджер [НАД ПРОПАСТЬЮ ВО РЖИ])

[373x400]
«Когда в своих рассказах я создаю заведомо мёртвого героя, которому на 23 странице суждено упасть с обрыва, или застрелиться под поющую пластинку ФонДюпле, я не чувствую смущения. Когда, описывая его глаза и цвет кожи сияющей пудрой в свете городского неона, его походку по желтеющей от осенней опухоли аллее, приходит понимание всего живого, приходит понимание что всё не надолго, я понимаю какого всё это время живётся Богу...» (AsFerrysNikn)

Это грани человеческих ощущений. Когда лиловыми лентами струится факт.
Когда день прошёл, и пьян от эмоций, и пьян от этого дня.
Когда ночь, и оранжевый тоннель пожирает мой троллейбус.
И стонет в наушниках контрабас,
Так громко - словно смычком по сердцу лелея, бегает безумная пила.
И бессонная ночь, вторая по счёту скуривает меня как кальян, в бесконечной беседе меня, добра и зла.
И никому не заметить, не узнать меня, не заменить, не подделать оболочку.
Там, сидя у побелевшего окна, я чёрный призрак наступившего Января, и держит дно мира трясущаяся от кофеина рука... [700x410]