Шаг за шагом по ледяному полу, на кухню, где самая уютная снежная буря за окном, и самый горячий чай. Можно вечно смотреть в окно, приложив ладонь к замёрзшему стеклу. Можно примерить старые очки, испокон веков живущие на подоконнике не слишком интересной жизнью. (совершенно необязательно очки треснут у вас в руках, брызнув в правый глаз маленьким осколком темного стекла – это только я такой везучий, нынче – почти Кай, пропатченная версия – теперь с защитой льдинки от бытового тепла) Где-то за бешеной пляской кружевного подола платья Снежной Королевы еще не опавшие листья хрипло и нежно ругаются на ранний снег, а иномарки сливаются в страстных поцелуях с многоликой гордостью отечественного автопрома, ибо пришла пора краткой и жаркой любви между четырёхколесными непарнокопытными. Немецкий дарквейв чудесно ложится на танец снежинок и, возможно, слегка успокаивает встревоженную осень.

Время разбитых окон, приоткрытых дверей, треснувших зеркал, нарушенных границ, переплетений и холодного тепла. Можно стоять бесконечно у окна, и снег не выдержит, упадёт уже наконец, успокоится, и солнце напоследок по-дружески ослепит оставшийся глаз, и нырнёт в мутные глубины невнятных труб, сливаясь вдалеке с иными мирами, живыми пока еще – пока горят окна, наполненные чужим уютом. За рекой странно ходят поезда – усеянные уютом общественным, быстрого приготовления, встречаются друг с другом, сливаются, вытекают один из другого – и быстро уползают в разные стороны, хищно ныряют в свои норы, чтобы выплюнуть часть добычи и обновить содержимое металлического брюха.
Наверное, где-то не здесь можно было бы протянуть руку – и смешать всё это, добавить корицы и попробовать на вкус. Мне следовало бы родиться ветром, но я смутно подозреваю, что на данный момент это невозможно. Но Северный Ветер в наших волосах – тот же, что вечность назад, лишь с кожи нашей слетают ошметки брони, рассыпаются белым снегом. Но в чём-то трехлетняя вечность ничего не изменила, и я ничего не могу изменить.
А если открыть окно, снег весело залетает в дом, тает, встречаясь с кружкой чая и кожей запястья, его вкус не передать словами, его чистота безмерна, и он дарит надежду - хитрую клыкастую тварь.
[588x699]

[302x698]
Осень пишет письма. Вращаются, раскрашивая воздух в цвета меда, мертвые прекрасные листья, на которых не разглядеть ни строчки, беззвучно и ласково устилая землю золотым ковром.
Осень пишет нам письма о старых временах, когда камни были мягкими, и холодно было, невыносимо, и не улицы были - дремучие леса, и асфальт на глазах превращался в душное болото. Под мягким ковром из листьев была трясина, из которой не выбраться, разве что увязнуть глубже, проснуться на самом дне, безглазым, безымянным.
Много было писем, и многое произошло за два года, и безвозвратно ушло в прошлое. Боль почти отступила, спрятав когти, выискивая еще мгновение, когда можно будет вцепиться в горло, но уже без особой надежды.
Я могу дышать глубоко нынче, осторожно, чтобы не разрушить такой хрупкий на вид и дивный сон, волшебный, невероятный. Я так остро чувствую каждую секунду, и я без тени сомнения знаю, что все так, как должно быть, не хорошо и не плохо, а правильно. Я смотрю в воду, и вижу сколько во мне тебя, твоего голоса, твоих бездонных глаз, твоих ласковых рук и бледной кожи, сколько бы писем не пролетело, сколько бы не прошло лет.
-
Я иду домой, осторожно держа твою книгу, переплетом вниз, чтобы не растерять тепло и твои мысли, которыми переложены страницы. Для таких книг лучшая закладка - осенний лист, предпоследнее письмо красавицы Осени.
-
Листья бессмертны, кружатся под музыку ветра, игриво опускаются на плечи, смягчают влажный асфальт, живут своей жизнью, которую никакой асфальтовый каток не способен прервать, они вечно живы, сколько бы катков по ним не проехало, в вечном танце, легкомысленном и страстном, как аргентинское танго.
Столько еще впереди, и что бы не случилось, я не отпущу твою руку, пока могу согреть, защитить. Пока я нужен. Я чувствую тебя - беспокойство, радость, печаль, и даже если я далеко - я все равно с тобой.
Осколки лета больше не царапают лицо, наша Осень, вечная и волшебная - здесь

Мир дрожит и переливается, как стена дождя. Контуры расплываются и аритмично пульсируют, шипят под ударами холодных капель. Дождь не проходит сквозь меня - куда ему - лишь оседает инеем на ожогах. Чуть позже я вырвусь из когтей этой комнаты и буду бродить у воды, смотреть на которую можно бесконечно и, наверное, так будет всегда. Нужно лишь дождаться темноты, когда воздух чуть холоднее, когда святые дождь и ветер прогонят людей и воцарятся на улицах.
Тревога разлита в воздухе и какая-то горечь во всем, стены давят и будто впитывают в себя пригодный для дыхания воздух, и так хочется уйти, неважно куда, главное – отсюда.
Не так уж много изменилось – наркоманское желание быть ближе изматывает, ломка это действительно очень страшная вещь. Возможно, именно поэтому я никогда в жизни не пробовал курить, какой-то части меня было ясно, что мне не хватит воли бросить. Слишком много сейчас тревоги, каких-то глупых домыслов и страха, как будто прибрежные волны яростно сталкиваются между собой. В воде отражается все – лица, чувства, мысли, все это доходит до самого дна, и возвращается, но вода успокаивает и завораживает.
Сейчас меня так легко переломить, как сухую ветку, и милосерднее бросить в костер, потому что сухие ветки горят быстро и без следа, рождая тепло и свет. Я слишком остро чувствую каждую секунду осени, до паранойи и темноты в глазах, в этой области все осталось таким как было миллион лет назад, почти вчера, давно и не с нами. Очень многое написано и стерто, и нету никакой разницы между словами, самое важное мне не написать.

Открытое окно в осень не дает заснуть.
Я понимаю, что мое место не здесь, а там, за окном, в мокрой темноте. Там холодно так же, как и здесь, но там этот холод естественен, он неоспорим, и достаточно просто принять его правила игры – он будет не страшен.
Спать сейчас – не выход, так же как и открывать глаза - небезопасно. Пребывая на границе, ждать, затаившись. Тая в ритмичном дыхании осени, скользить по каплям дождей, строить себе новый дом из сухих листьев, без дверей и окон, до поры. Чтобы извне ничего не проникло, не потревожило. Выходить на охоту по ночам – на охоту за ветром в лицо и пустынными парками, спать украдкой, отрывочно, чтобы сны не снились вообще.
Собрать себя по кусочкам, как мозаику, и научиться заново – доверять и смотреть в глаза.

Шаги осени по нашим следам, неслышные, спокойные. Она знает, что ее время наступает, еще немного, и мир будет принадлежать ей. Деревья будут гореть, и тлеющие искры заставят землю пылать тихим пламенем, нежным и холодным. Дождь будет тушить этот вечный пожар, и гармония стихий будет совсем рядом, у наших ног, обутых в тяжелые, но уютные сапоги. И станет тепло - от холода, и свет пасмурного неба, нежный и тусклый, будет согревать руки, которые давно уже замерзли и превратились в кулаки.
Сны будут рядом, красться к изголовью кровати каждую ночь, рвать на части и дразнить - до первого дождя. Я знаю, я что-то важное потерял в этой войне. И многое отдал бы, чтобы вспомнить, что такое уют. В этой метели я не вижу себя, не могу предсказать свое собственное поведение завтра, и такая нестабильность злит так же, как невозможность сна без снов. В то, чего больше не существует, я вложил слишком много своих мыслей, и теперь я чувствую себя так, словно вот-вот разорвусь на части. Последнее время так непросто держать себя в руках, заставлять себя не думать о прошлом и не совершать глупостей. Просто жить, на скрежете зубовном перетаскивать себя из этого дня в следующий, улыбаться приветливо тем, кому отсутствие улыбки на моем лице является руководством к действию. Я не знаю, возможно, я искренен только когда пишу. Черные буквы на белом экране помогают коктейлю из мыслей равномерно смешаться, а бокалу - не разлететься на маленькие осколки.
У меня почти ничего не осталось, но "нечего терять" все таки некоторое преувеличение. В этом злом и жестоком бесконечном лете остались даже не мечты, а скажем так, представление о том, как должно быть. Уверенность в том что я нашел то, что искал. Я завидую тому человеку, который не дожил до осени - он был абсолютно счастлив порой, мне такое и не снится. Мои сны о том времени приносят муки лишь наутро, потому что вместе с пробуждением приходит осознание - всего этого больше нету, а возможно, и не было. И жгучая боль - я ведь еще не замерз. Я люблю - ту, которой для меня больше нет, а возможно, и не было. И это однобокое чувство не пускает меня, тянет назад, в сумасшедшее, свихнувшееся от жары лето, а я не хочу. Я не хочу больше лжи, она выворачивает наизнанку, и убивает наповал все подряд, в том числе и способность прощать, верить, даже надеяться. Я не хочу холодных и чужих глаз, смотрящих на меня во сне, когда я просыпаюсь от боли в сердце. И больше всего я боюсь потерять тех, кто идет рядом со мной. Я так хотел бы быть ближе, слишком холодно идти одному. Но вместе с тем я не знаю, что будет завтра, каким я буду завтра, и боюсь подпускать себя близко, потому что как раз себе я не доверяю. Я не хочу из-за минутной глупости, из-за потери контроля сломать то, что сейчас воскрешает каждое утро и помогает доживать до вечера. Однажды я утонул, и это никому не принесло счастья. И мне страшно и вместе с тем так притягательно - позволить стихии унести себя, от снов, воспоминаний, нырнуть с головой. И бы и рад решать за себя, но я не знаю, смогу ли удержать себя. И я не хочу из-за утери самоконтроля терять это спокойное, но сильное чувство, не хочу отталкивать и обижать.
В эти выходные обещают небольшой дождь, теперь главное не упустить эту каплю >.<`

Сны-предатели, такая близкая музыка и дождь за окном. Я не могу спать ночью, я не могу спать днем, урывками, перебежками из снов в этот "реальный" мир, судорожно вырывая себя из сегодня и перетаскивая в завтра, я мечтаю о бесконечном рассвете, когда можно просто стоять и смотреть на тускло расцветающее утро, и знать что день не наступит. Если бы можно было закрыть глаза на секунду, проснуться через много-много лет, не здесь. Я так верю в сны, но они предали, обманули, и не хочу спать, и не хочу просыпаться. И просто боюсь каждого завтрашнего дня, как боялся контрольных в школе. Я боюсь себя, своих воспоминаний, своих чувств. Знаю - надо сжечь все, что заставляет помнить, развеять пепел и ежесекундно себя уводить от воспоминаний, отдергивать в сторону. Но иногда накатывает так, что кажется - разучился дышать, но потом это проходит. Я так верю в эту осень, чувствую себя кораблем, потрепанным штормом - мачта надломана, сильный крен на правый борт, и сейчас мне так нужен штиль. Я не хочу, возможно, пока, ярких красок и ярких чувств, я не хочу и боюсь любви. Я знаю что такое нежность и что такое страсть, но с любовью связываться боюсь, слишком опасно. Время муссонов прошло, мой ветер другой, он - на моей стороне, и под его прикрытием я разберусь с тем, что не дает вздохнуть. Время покажет насколько прочна эта "любовь" и насколько живуча, смогу ли я сохранить ее, неизвестно во имя чего и для кого, уж точно не для себя. И надеюсь, все-таки это закончится, не до конца, конечно. Опыт показал что все равно что-то остается, примером тому необъяснимая тихая нежность к непостижимому существу, и в то же время еле заметный страх опять окунуться с головой. Но пока я не знаю, что мне нужно и что поможет. По сути - мне нечего терять, потому что то, что я считал таким важным, благополучно исчезло, напоследок перерезав мне горло. Да, и злость, и ярость имеют место, но ломать ни в чем не повинную мебель еще глупее, чем ломать свои собственные ногти об твердую землю.
Сегодня я не буду ждать рассвета, слишком велик соблазн послать сон куда подальше, так что поступим от противного. Я знаю что сегодня я не увижу своих снов, равно как и чужих. Пресная ночь, фальшиво яркий день, возможно, долгожданный дождь, и незаметно - опять ночь. И сны вернутся, и возможно однажды заберут меня с собой. Скоро придет северный ветер, и мы - выживем.
[700x525]

Сколько нужно еще камней, чтобы покатилась лавина? После обвала конец света наступает только для отдельно взятой деревни, и жизнь становится почти идеальной в своей простоте. И вся эта бесконечная тоска, следствие ли весны, или размеренного тикающего уже почти два года таймера, уйдет, оставив вместо себя пустоту и тишину, и новый вид одиночества, дополняющий обыкновенное, фоновое, почти родное. А пока - только музыка двухлетней выдержки, потому что она не скребет сердце, не приносит пробуждение... Полузабытые дни, слишком далекие, чтобы прочувствовать их снова, и достаточно близкие, чтобы утонуть в них, уйти на дно от разящих прожекторов этой весны. Музыка мягко меняет ритм сердца, говорит ему "не спеши"... На замену ударам сердца приходит Exit the grey, и между нотами есть место, где можно отдышаться и закрыть глаза. Вдох - и чувства вскрывает Protected World, и они отключаются за ненадобностью, выдох - Definition Power стирает память и мягко срывает панцирь... И только Burning Out дарит долгожданный горький, невыносимый покой.
Все исчезло, осталась только музыка.