[425x569]
Прошло ровно 5 лет. Ровно пять. Кармадонское ущелье. Ледник Колка. Более ста человек. Без вести. Сергей Бодров. Всё это произошло 20 сентября. По другим данным - вечером 20-го, в ночь на 21-е.
Что-то не хочется ничего говорить, а хочется процитировать статью, которая появилась ещё в 2004 году, но каждое слово в ней актуально и сегодня. Более чем уверен, что актуально всё это будет и завтра. Такая уж здесь у нас любовь.

"Владимир Топорков, ПОДВИГ ЛЮБВИ.

Нам хочется, чтобы нас любили. Все чтоб любили: мама, дети, любимая женщина, государство. И лично товарищ Путин. И тогда мы будем счастливы. Так уж устроил Господь Бог. И тогда у нас не будет вопроса: за кого голосовать? Конечно же за Путина: он нас любит. И тогда не надо будет кричать на детей - они и так всё сделают, что мы попросим. По любви. И тогда нас не бросят ни мать, ни любимая, ни государство. И тогда нас точно спасут. Отовсюду: из затопленной лодки, из заваленной шахты, из-под страшной ледяной лавины. Не зря же говорят: молитва матери со дна моря достанет. Потому что любовь материнская сильнее любой стихии. Потому что достают со дна моря не спасательные механизмы, не глубоководные аппараты. А люди. И когда затонул "Курск" - туда не спасательное судно "Михаил Рудницкий" надо было посылать. И не гигантскую спасательную суперплатформу "Халибертен". А какой-нибудь простой катерок. С матерями подводников. Я уверен: они бы их достали. Хотя бы тех, кто жил ещё трое суток в девятом отсеке. Кто пытался спастись сам. А когда понял, что не выйдет, - стучал SOS гаечным ключом по железному корпусу. А когда понял, что помощи не будет, - писал в кромешной темноте на ощупь нам сюда, с того света - на этот: "Не надо отчаиваться...". Они бы их достали живыми, даже если ради этого пришлось отдать свои жизни. Потому что они их любят. По-настоящему любят - больше, чем себя.

А вот бывший командующий Северным флотом адмирал Попов - нет, не любит. Он просто ими командует. Он им приказывает - идти в море, стрелять торпедой. А потом приказывает всплыть. А они не всплывают. И он злится за это на них, уже мертвых и ещё живых. Потому что теперь его вышибут с флота, снимут погоны, сделают тихим клерком. А он любит отдавать приказы. Но не может отдать одного приказа. Может быть, самого главного: приказа любить их. Ни себе, ни своим подчиненным водолазам с "Рудницкого". Да, они делали все, что положено по инструкции. Да, техника у нас никуда не годная. Да, много времени было упущено. Но когда они прибыли на место - те, внизу, в девятом отсеке, были ещё живы. Ещё стучали. Ещё ждали, что спасут. Но их не спасли. Не спасли - хотя, как говорили потом, делали всё возможное. А надо было - невозможное. Если не цепляется к лодке спасательный батискаф - цепляться руками, ногтями. Не открывается люк - грызть корпус лодки зубами. А не ждать, когда норвежцы придут и откроют. И достанут оттуда мертвецов. И записки, которые они писали, пока были живы. Достать или умереть там, на дне. Вместе с ними. Нарушив все инструкции. И тогда уже не водолазы, а их командующий адмирал Попов доложил бы: мы сделали всё, что могли. И положил бы на стол погоны. Но не с позором, а с честью. Вот тогда бы он мог сказать: "Честь имею". И мы бы склонили головы, а не сжали бы в бессилии кулаки.