Я стала слишком жалостливой. Мне хочется плакать от жестокости некоторых башорговских цитат. Мне жалко пропитую алкоголичку, которая просит милостыни и проклинает всех, кто ей не дает. "На суде решат, кому жить, а кому умереть".
Я променяла свою личную жизнь на школу и недосягаемый идеал.
Я чуточку залезла в себя и поняла, что лучше бы этого не делала. Слишком сложно, темно и страшно.

Первое.
Одноклассники. Новые. А мы привыкли к хорошей жизни - 20 человек уже много.Знакомство – по-моему все же это было несколько лишним. Потому как детки уже не маленькие и все могут узнать все, что интересно друг о друге в приватном порядке.
«- А ты читаешь башорг?
- Что?
-Башорг!»
Вишня, Степашка, Людмила Михална, черный экранчик и вечное «как это делать?», превосходное «подумай!», латынь и безумно стыдно за знание истории Древнего Рима. И, конечно же, я так и думала. А чего я, собственно, ожидала? Наверное теплого, доброго и длинного общения, да?
***
Второе.
Второе.
«- Я хочу спать.
- А я свитер и чашку горячего чая.
- Ага, и спать»
Потрясающий преподаватель немецкого, второй Закуренко, один урок алгебры с 19 одноклассниками, «не пиши на руке!», «Полина, не спорь со мной» и «Не спорь со мной, девочка!». Странная идеализация и "не смотри, не смотри, не смотри!".
***
Третье.
Второй день уборки в классе - отваливаются руки и появляется вечное и уже такое знакомое желание спать. Каждая частичка школы и небольших окрестностей - запахи, тянущие воспоминания. И... там было так много. Мне даже страшно представить, что сейчас может быть меньше. А еще я ждала. Зря и не понятно зачем. Даже самой себе.

Я вернулась на полгода назад. Это страшно и странно.

По словам родителей, вчера я вступила во взрослую жизнь.

Надо же, я умею перемещаться по метро не отрывая взгляда от экрана телефона. Хотя ловить удивленные взгляды соседей по вагону\эскалатору\лестнице\коридору мне это не мешает.
Сегодня я наконец-то увидела людей, которые адекватно и доброжелательно относятся к таджикам\узбекам. Сами таджики\узбеки были просто счастливы.
Я жду и боюсь. Жду и боюсь. Не самой встречи - нет. Я боюсь этого огромного количества людей. Но без них - что-то не то.
И да, я боюсь того, что будет дальше. Но это - все потом.
А пока - последние дни, когда я сплю до 12.

Нервы почти так же натянуты, как и в Переславле. Очень четкое ощущение, что не стоило так рано приезжать.
После получаса ожидания лицо красное, а руки белые. Математика давалась явно легче.
Какие-то абсолютно громкие и бессымсленные заявления, основанные на чем-то странном. Черт, ну все-таки так абсолютно нельзя. Всего лишь повернуть голову на 80 градусов...
Только Александр Юрьевич. Что же, держаться за стул и пытаться хотя бы понять, что говорят - это уже что-то. Хотя боялась я все-таки только того странно-огромного скопления людей и всем знакомых каверзных вопросов.
Радость разрывающая легкие - и я до сих пор не совсем верю.

Потому что почти сентябрь.
Потому что Уже осень.
Потому что листья сплошным полотном закрывают ртутное небо.
Потому что уже много.
Потому что я привыкла молчать.
Потому что здесь нельзя писать обо всем и много.
Потому что я не хочу больше писать о слезливо-тоскливом.
Потому что я совсем не отдохнула, а даже больше устала.
Потому что дождь колотит по преданно открытым лужам.
Потому что ветер уже не гладит-обдувает, а радостно срывает всякую защиту от холода.
Потому что это все совсем не главное и я это знаю.
Я улыбаюсь.

На столе клубника и чай,
Вместо кофе и сигарет.
За окном мой ветреный май,
Вместе с ним – три тысячи бед.
Горечь ветра и запах воды.
Так знакомо, и так…не всерьез.
Мимо глаз пролетают сады,
Те, почти как из белых роз.
Мне не холодно, нет. Почти.
Улыбаясь, пишу «привет».
Ты, пожалуйста, не сочти
Это глупостью моих лет.

Еще чуточку - и моя радость утонет в страхе предстоящего.
Я не хочу и боюсь. Я совсем разучилась не бояться взрослых. Надо привыкать и возвращаться.
Мне нужно постоянное общество, толпа, люди. И несколько друзей\близких знакомых рядом.

Лысые дети всех возрастов с красными полосками на головах. Страшно. Страшно смотреть, как маленькие радуются шоколадкам, а постарше - уже ничего не хотят.
Страшно смотреть на веселую, привыкшую к этому всему вахтершу. И страшно туда попасть.
***
Страшно слышать звон тарелок на кухне и видеть маленькие-маленькие осколки. Не надо, не надо смотреть, слушать и заходить.

Я была почти уверена, что она откажется. Но... Да! Я стану учиться, только бы у меня был такой же голос. Забыла она все, ага. Я же знаю, что все не так. Будут, будут ноты. И я больше не стану заставлять пианино книгами. Лучше спать не полу.
***
На моем столе уже давно лежит скальпель. Маленький, совсем не острый. Я его верчу в руках и ношу с собой. И не надо так смотреть на меня и спрашивать, где я его взяла...

Я волнуюсь едва ли не больше, чем при поступлении в мат.класс. И - нет, я ничего, ничего не скажу. Даже если вдруг поступлю. А не поступлю - подавно.
Утонуть, уснуть, остаться, расствориться в мирах Стругацких. Стать совсем маленьким, крохотным героем, о котором даже и пишут мельком, не упоминая ни имени, ни характера, ни внешности. Задержаться хоть на немного в строчках, в страницах...
И...да, на самую секундочку я поверила, что это ты. Понимая нелепость и сумбурность - я поверила.
***
Последний раз провести рукой по кирпичам, сжать кулак, чтобы не схватиться опять и повторять, повторять, повторять про себя "Не на всегда..."

Нет и не было, приснилось, привиделось, показалось, почудилось, накатило, рассыпалось, нет и не было. Нет и не было меня бешеной, быстрой, нахальной, наглой, бесстрашной, перемещающейся с места на место, засиженной, оставленной, размеренной, влюбляющейся в красивых недосягаемых мальчиков, общительной, стихами бредившей, петь умевшей. Нет и не было быстрых прыжков с места на место, перемещений, ухода в недосягаемость, чтения до изнеможения и дальше, смерти моей. Нет и не было.
Осталась только такая - проросшая, пробившаяся, пролезшая, пропущенная, протащенная. Солнцем вскормленная и дождем взращеная и в свет выведенная. Краской белой покрашеная, да ветром обсушенная. Бродящая по закоулкам, улочкам, бульварчикам, местечкам, место себе ищущая. От сердца с мясом отрывающая переживания и обратно приклеивающая. Молчащая, действия не помня проворачивающая, одиночеством пригретая, в мысли далеко уходящая, музыке подвластная, стихами завлеченная, в цветах зарытая, закрывающаяся, тишиной напуганная, дом потерявшая, боящаяся всего. Солнцем не любимая и любовью охраняемая...

"Юля шла молча. В своей радости она не могла полностью ощутить горе из-за утонувшей "Маркизы". Умом она понимала, что это ужасно и горько, но настоящей боли не было. Что поделаешь, так уж устроен человек. В мире каждый день гибнет множество людей, и страдать за каждого не хватит никаких душевных сил. И все же Юле было неловко - перед Фаддейкой. Он-то, кажется, печалился из-за погибшей шхуны всерьез. Может быть, потому, что был он потомком отважного моряка?"

Половина дня заплачена за поиски. Бегом-бегом-бегом - вон, за тем домом тебя уже ждет тишина и покой. Ах, не затем... ну тогда точно - вон за той палаткой.
Электричка-метро-автобус-автобус-электричка-метро-электричка-маршрутка. И далее в том же бессистемном порядке - глаза смотрят вперед, с лица не уходит улыбка. Продолжай, только быстрее пожалуйста.
Долгожданные тишина и покой не забыли взять с собой прохладу, которую отправили встречать меня. Надеюсь, что искреннего спасибо хватит, чтобы искупить их последующую смерть. Через некоторое время начнут хлопать двери, прогоняя тишину, бежать неведомо куда ноги, добровольно отказываясь от покоя, и раздвигаться шторы, избавляясь от поднадоевшей прохлады. И придет ожидание - волшебное, приятное и такое родное ожидание бесконечной суеты. Подожди еще чуточку - и ты снова будешь там, там, там...

"- А что там грустного?
- Много. Потому что планета в то время уже совсем гибла от предательства.
- А кто ее предал?
- Сами люди, ее жители... Потому что воевали, воевали... Если война, это ведь всегда предательство для планеты." Владислав Крапивин "Оранжевый портрет с крапинками"

Абсолютно домашний ребенок, придется признать. Даже с мясорубкой сама справляюсь еле-еле. Оно и не удивительно - первый раз взять в руки в 14 лет. Уборка - главная проблема. И у меня совершенно нет силы воли. Что ж делать - уже год как не могу сесть на диету. Самовлюбленная идиотка.
Как я буду жить одна?
А ведь буду. С моей-то тягой избавиться поскорее от заставленной книгами самой маленькой комнаты квартиры со сломанными шкафами, в которых хранится весь семейный хлам. Да, в которой к тому же скоро поселится младший брат.
Скорее, скорее бы в школу. Тогда мне будет совсем наплевать на то, что происходит дома. Я буду только ночевать, только спать тут. Дом...
Что я буду делать с боязнью взрослых? Позвонить даже не могу, на улице спросить не могу. Прячусь-прячусь-прячусь.
Если бы только взрослых... Трусиха.
Бездарь. Я теперь совсем ничего не умею...

Вся индивидуальность каждого содержится в странностях. Кто-то умеет с ними жить, кто-то нет. Кто-то предпочитает их не видеть, а кто-то их любит и бережет. Кто-то прячется за веру, а кто-то за политику. На мой субъективный взгляд, все "экстрасенсорные способности" и являются ничем иным, как отдельным видом странности. Просто хорошо разрекламированной. Если поверить в существование экстрасенсов, то по большому счету то, чем они другие? Тем, что мы не можем делать что-то, как они. Не можем, даже если захотим научиться. Но мы точно так же не сможем бояться темноты, если сейчас не боимся, даже если очень захотим. Почему тогда вокруг никтофобов нет такого шума?..
И почему каждый пытается найти в себе нечто отличное от других, не заглянув внутрь себя и не поискав пару-тройку своих странностей? Почему тех, кто так делает называют сумасшедшими?
Глупость-глупость-глупость.
***
Мне все больше кажется, что в вступив достаточно сознательный возраст, люди не перестают употреблять слово "Здрасти", а начинают просто употреблять его в несколько других случаях, нежели "Здравствуйте". Например в случае, когда человек знаком достаточно давно и близко, но на "ты" перехода пока нет\не будет совсем. "Здравствуйте" тогда звучит довольно слишком официально, а "привет" - глупо будет совсем. "Здрасти" - наилучший выход из положения ("добрый день\вечер тоже не всегда подходит и звучит хорошо).
***
Необычные ощущения рождаются, когда находишь мятую бумажку, разворачиваешь и понимаешь, что это не твой почерк. Приходиться читать дальше, а ты все не понимаешь, кто это писал и как это оказалось у тебя. И уже совсем в конце, по каким-то отдельно разобранным словам ты понимаешь, когда это было и зачем и как оказалось у тебя, но кто, кто, кто...

Еще чуть-чуть,и...
И вот ты попадаешь в ее кровеносную систему. Это странно, но потрясающе - чувствовать себя ее частью, одновременно ощущая, что она проникает во все клетки твоего тела. Пропитываешься ею, дышишь, состоишь. И скоро - совсем скоро, ты выплывешь из ее тела, будешь вытоптан, вынесен, вытащен наружу. И будешь чувствовать ее воздух, ее тело; видеть ее рельеф, осязать, запоминать, впитывать. Стараться унести частичку будешь, точно будешь. Будешь вдыхать ее запах, подчиняться ей. И чувствовать ужасную предопределенность всего того, что делаешь, что будешь делать, вползая обратно в ее артерии, несущие распадающиеся потоки до мест назначения. И вот, тебя выбрасывает из нее вместе с шумом выхлестывающегося содержимого и уносит, уносит подальше, и ты понимаешь - что не хватит тебе ее кусочка и мимолетного воспоминания о запахе. Ты хочешь обратно, хочешь к ней, хочешь опять дотрагиваться до нее и быть ее частью, но тебя утаскивает, держит, сковывает и не дает вернуться...

Очарована-зачарована. Бывает же...
Все прекрасно. Мне хочется рассказывать даже про прелесть мытья слив и черных ягод. Мне нужна еще одна жизнь - чтобы все-все рассказать. До секунд.
Нет слов таких, нет. "Прекрасно" - странное слово. Высокомерное. Неподходящее. Отдающее своим "кривым" значением. Нет, нет таких слов.
Во мне намного ярче краски, чем здесь. Я даже не могу описать какого цвета четверг, пользуясь существующими словами для цветов. А уж объяснить разницу между пятницой и воскресением...
Дождь. Говорят половина осадков августа. А другая сторона совсем-совсем другая. Другая сторона... Да что там. Не буду, даже пытаться не буду.
Теперь даже не знаю, как и о чем буду писать. А ведь буду. Буду графоманить, как всегда. Жаловаться на жизнь и не писать о том, как прекрасно... Солнце, например.
Хотя нет, буду. Я поняла себе Цоевскую "Звезду по имени солнце". И вижу теперь ее, вижу...