Дым табачный воздух выел.
Комната-глава в крученыховском аде.
Вспомни-за этим окном впервые
руки твои, иступленный, гладил.
Сегодня сидишь вот,сердце в железе.
День еще-выгонишь,иожет быть изругав.
В мутной передней долго не влезет
сломаная дрожью рука в рукав.
Выбегу, тело в улицу брошу я .
Дикий ,обезумлюсь,отчаяньем иссечась.
Не надо этого,дорогая,хорошая,
дай простимся сейчас.
Всё равно любовь моя-тяжкая гиря ведь-
висит на тебе,куда ни бежала б.
Дай в последнем крике выреветь
горечь обиженных жалоб.
Если быка трудом уморят-он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме илюбви твоей,мне нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон-
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,мне нету солнца,
а я и не знаю,где ты и с кем.
Еслиб так поэта измучила,
он любимую на деньгиб и славу выменял,
а мне ниодин не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
И в пролет не брошусь, и не выпью яда,
и курок не смогу над веском нажать.
надо мною,кроме твоего взгляда,
не властно лезвие ни одного ножа.
завтра забудешь, что тебя короновал,
что душу цветущую любовью выжег,
и суетных дней взметенный карнавал
растреплет страницы моих книжек...
Слов моих сухие листья ли
заставят остановится,жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить
твой уходящий шаг.