Под вечер вспоминается часто то, что снилось прошлой ночью. Прошлой ночью снилось, что прыгаю с парашютом. Никакого удовольствия - только страх перед смертью. А приземлилась удачно, даже землю ногами почти не ощутила. Никакой земли под ногами, серьезно. Может быть, я уже на голове, а может, лежу - только лежа видно звезды, так ведь, К.? - кто знает. Сегодняшний вечер эмоционально состоял из мнительности и сомнений, а фактически - из закачивания гигабайтов и гигабайтов разных фильмов. В итоге поняла, что до безумия хочу посмотреть один фильм - и его нет среди всего скачанного, значит опять надо качать. А очередь в торренте какая-то устрашающая. Я хочу посмотреть желто-коричневый фильм про двух женщин, которых играет одна актриса. И что же опять меня привлекло (помимо режиссера)? Не оригинально: проблема выбора и проблема несуществования правильного выбора. Вот как надо нанизать, чтобы четко сформулировать, а. Только кому от этого проще. Кажется, мне никогда не поверить в то, что у чего-то может просто не быть подвоха. Чтобы подняться, надо упасть совсем низко - это верно.

Человек, не ведущий дневника, неверно воспринимает дневник другого человека.
Ф. Кафка, Дневник, 29 сентября 1911г.

Писатель: Я писатель.
Читатель: А по-моему, ты говно!
Д. Хармс

На светильники и гасильники
человечество разделено.
И светильники не примиряются
с темнотой
в наитемные дни,
а гасильники притворяются,
что светильники --
это они.
Е. Евтушенко

"Mamihlapinatapai (иногда пишут mamihlapinatapei) — слово из яганского языка племени Яган (Огненная Земля), указано в книге рекордов Гиннесса в качестве «наиболее сжатого слова» и считается одним из самых трудных для перевода слов. Оно означает «Взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым».
Слово состоит из рефлексивного / пассивного префикса ма-(MAM-перед гласным), корня ihlapi (произносится [iɬapi]), что значит быть в недоумении, что делать дальше... и двойного суффикса -apai, который в составе с рефлексивным mam- означает взаимные чувства."

Сегодня (или вчера, 20 часов сна все-таки) мне приснилось, что "Rayuela" с испанского - это пьяница. Проснувшись, я была почти уверена, что так оно и есть, и даже начала было думать, почему это Кортасар так назвал свой роман. Потом я посмотрела значение в словаре: словарь выдавал "бекаса". "Пьяница" был бы и то понятней... На самом деле, "игра в классики" и есть, это я ищу подводные камни просто. Еще мне приснилось, что текила стоит 8 тысяч. Это я тоже решила проверить. Есть там одна такая. Предпочту думать, что общего между этими двумя частями сна - страсть к Латинской Америке. Еще во сне я ушла из ресторана, забыв заплатить по счету. А еще мне приснилось... ну это ладно. И да, я чудовищно много не помню.

Поднялась легонько с облака-кровати и на цыпочках через зеркала, отразившись белыми разводами в глубоких воротах, с ее острыми локтями и округлыми коленками. Открыла балконную дверь и вышла на мороз: январский ветер залетел сразу в глаза, в уши, в рот - так и остался. Проглотила. Вздохнула шумно, да и спрыгнула вниз - прямо в колючий снег. Так бархатистыми молочными пятками и пошла по снегу бесшумно, чтобы не разбудить суровую ночь. Долго шла, кожа твердела под ударами ветра, но знала, что надо дойти, и осторожно держала - все проверяла, на месте ли, не расплескалось ли. Ежилась и дрожала, ну а что же? Помнила и не вспоминала. Знала и не думала. Не просила, впервые не просила. А внутри только плескалось - льдом покрывалось неизменное прошлое. В воду-то не хотело, вот и плескалось. Не выливай меня, говорило. Злилось, кричало, зубастое. А ей все ничего. Знай себе идет, только волосы тонкие развеваются. Мороз пронизывает, потешается, мол, куда идешь-идешь-идешь... Иголками в икры колол. Возвращайся, пока пятки не отморозила, глупая... Тело голое, колос, обнимает да разворачивает. Но такой разве смутит. И поважнее видала. Только глаза прикрыла, поморгала - ресницы взлетели - и дальше идет. По сугробам брела и не проваливалась, скользила, ступни легкие, тонкие, гладкие. Вот заблестело впереди отраженное небо. Замерла, смотрит: вода черная, блестящая, есть просит. Улыбается. Ну, еще раз выдохнуть громко - и за дело. Впилась, хоть и больно, ногтями в кожу, под левую грудь, то самое, зло плескавшееся вытащила: сосуд хрупкий, тонкий, а сразу не дался. Напоследок сжала пальцами прозрачными - да и опрокинула в Москву-реку светящуюся жидкость. А та льется плавно, тягуче и шепчет, шепчет злобно. Куда, мол, не уйдешь, не уйдешь... Да так под водой и скрылась, даром что из глубины светилась еще с минуту. А хозяйка ей улыбалась и вслед шептала, в унисон с "не уйдешь" - отпустишь, отпустишь... Потом развернулась и как припустит обратно, в один миг на балконе оказалась, снег с пяток молочных стряхнула - и в дом, в тепло. Под одеяло нежное новый сон смотреть. Заново колокольчиком смеяться.

1) Аверченко, "Искусство и публика":

Недавно я, сидя на одном симфоническом концерте, услышал сзади себя диалог двух соседей по креслу (о, диалог всего в шесть слов).
— Скажите, это — Григ?
— Простите, я приезжий.

2) Блок, "Возмездие":

"В душе он - старый барин русский,
И убеждений склад французский
Со многим не мирится в нем;
Он на обедах у Бореля
Брюжжит не плоше Щедрина..." -- Я же говорю!!!

3) Сологуб, "Мелкий бес":

"Я хочу иметь любовницу холодную и далекую. Приезжайте и соответствуйте"
))))))

4) Хлебников, "Числа"

Я всматриваюсь в вас, о, числа,
И вы мне видитесь одетыми в звери, в их шкурах,
Рукой опирающимися на вырванные дубы.
Вы даруете единство между змееобразным движением
Хребта вселенной и пляской коромысла,
Вы позволяете понимать века, как быстрого хохота зубы.
Мои сейчас вещеобразно разверзлися зеницы
Узнать, что будет Я, когда делимое его - единица.

5) Гумилев, "Заблудившийся трамвай" (отрывок)

...Машенька, ты здесь жила и пела,
Мне, жениху, ковер ткала,
Где же теперь твой голос и тело,
Может ли быть, что ты умерла?

Как ты стонала в своей светлице,
Я же с напудренною косой
Шел представляться Императрице
И не увиделся вновь с тобой.

Понял теперь я: наша свобода —
Только оттуда бьющий свет,
Люди и тени стоят у входа
В зоологический сад планет.

И сразу ветер знакомый и сладкий,
И за мостом летит на меня
Всадника длань в железной перчатке
И два копыта его коня.

Верной твердынею православья
Врезан Исакий в вышине,
Там отслужу молебен о здравье
Машеньки и панихиду по мне.

И всё ж навеки сердце угрюмо,
И трудно дышать, и больно жить...
Машенька, я никогда не думал,
Что можно так любить и грустить.

6) И напоследок, экзаменационное с подзаголовком "Не обломалась":

Красовский: Как звали погибшего мужика в "Жизни Василия Фивейского"?
Я: Не помню, в сентябре читала.
Красовский: Да вы что! У него еще фамилия такая же как у моего друга, директора научной библиотеки МГУ!
Я: Ну поэтому вы ее и помните, наверно! А я не помню!

так, переписки

Как эти блестящие ледышки на деревьях звенят, а у меня в комнате слышно - как будто бисер сыпется (откуда - с неба?)... Про бисер не случайно, конечно, а как же. В моей голове ведь сейчас почти ничего, кроме бисера, пенящихся дней и - как бы так... - вневременности. Я прихожу домой, меня ждет прекрасная акварельная девушка: она рисует размытые, сюрреалистичные, как мы договорились, картины и делает суп. И у меня уже тогда подпрыгивает сердце и бисер рассыпается где-то в самом центре. А потом я лежу, вся такая не спавшая этой ночью и получившая автомат у самой М. (вот бы быть ей, да) - лежу и не могу заснуть оттого, что "Господи, как же хорошо". И ледышки звенят, и внутри звенит, и я совсем чистая (практически пречистая, ей-богу). И люблю себя в этот момент, и люблю все вокруг, и все, о чем думаю, и все... и все... Захожу на кухню и говорю П. о том, что не могу заснуть: "Я не могу заснуть, мне так хорошо!". Об этом я говорю ей уже третий раз за три дня. Удивительно - я! Она отвечает: "Обними подушку". Я обнимаю подушку, мне становится еще лучше, но я по-прежнему не могу заснуть. Звеню, звеню, звеню все - как П. не слышит?

"Сюрреализм. Чистый психический автоматизм, имеющий целью выразить, или устно, или письменно, или другим способом, реальное функционирование мысли. Диктовка мысли вне всякого контроля со стороны разума, вне каких бы то ни было эстетических или нравственных соображений."

То есть всего лишь литературный метод. А я-то думала... Г-н Бретон, любящий спать и видеть сны, а потом их в красках расписывать, только что заставил меня виновато потупить голову и разжать кулак, где - я думала - надежно покоилось что-то мое. Ну-ну.

"...я обязан отдать ему [Супо] должное в том отношении, что он всегда, всеми силами противился любым изменениям, любым поправкам того или иного отрывка, который казался мне неудачным. В этом он был, безусловно, прав. (Я все больше и больше верю в непогрешимость своей мысли по отношению к себе самому, и это абсолютно верно. Однако в процессе записывания мысли, когда ты способен отвлечься любым внешним обстоятельством, могут возникнуть "пузыри". Скрывать их было бы непростительно. Мысль, по определению, сильна и неспособна сама себя уличить. Вот почему ее очевидные слабости нужно списывать на счет внешних обстоятельств.) В самом деле, очень трудно оценить по достоинству различные элементы, получаемые таким путем, можно даже сказать, что при первом чтении оценить их вообще невозможно. При этом вам, пишущему, эти элементы, по всей видимости, так же чужды, как и всем прочим, и вы, естественно, относитесь к ним с опасением. В поэтическом отношении для них особенно характерна крайне высокая степень непосредственной абсурдности... " И так далее.

Это было так: я загадала желание, впервые в жизни не абстрактное типа здоровья и счастья, а конкретное; через полсекунды, запив желание шампанским, я подумала: "черт, зачем я это загадала???", а через 30 часов оно упало мне на голову. Ладно, я верю в Деда Мороза, да.

За пару дней разбила бокал, крышку от кетчупа (я даже не знала о том, что она стеклянная, но звон осколков сказал это сам за себя) и стакан в ресторане :) Счастья будет завались) Мои мечты на будущее - ближайшее и далекое - необязательно будут иметь что-то общее с тем, как все обернется, но наличие этих самых мечт - смелых, чистых, красивых - не может не радовать. Я дышу, я впервые за много лет наслаждаюсь зимой (не каждый день, конечно, но все же). Праздника я жду как волшебства, притом ни от кого кроме меня не будет зависеть, принесет ли он мне чудо. Дышать бывает больно, но дышу глубоко, вперые за долгое-долгое время. Заново учусь самому приятному, улыбаюсь так много и так искренне, что притягиваю, как магнитом, толпы знакомых и незнакомых людей) По этому поводу даже появилась шутка: видим поблизости скопление народа - это все вокруг меня ошиваются) Я как бесконечный источник сил и энергии, заводной дюрасел, искрящийся идеями неугомонный маячок, а еще умею громко кричать, ругаться, а потом так же громко смеяться. Черт возьми, все эмоции, которые я так долго подавляла в себе ради чего-то совсем нестоящего, сомнительного, неправильного - все они стоят в очереди в моей голове и готовы вырваться наружу, уже делают первые вылазки и приятно меня удивляют. Я совсем живая, оказывается!

Красовский читает лекцию:
- ...и написала книгу воспоминаний "Бунин в халате".
Я:
- Что? Бунин - халк?

Вот ведь бывает так, что читаешь какое-нибудь произведение прямо-таки через силу, мысленно представляя рукопашные бои с автором, нецензурно бранясь с ним и обещая себе, что больше в жизни его не откроешь. Потом откладываешь с облегчением, ставя галочку и мысленную пометку "не мое". А потом... начинаешь ловить себя на мысли, что вспоминаешь о нем, причем все чаще и чаще, и вот уже даже в разговоре с друзьями ссылаешься на автора как на авторитет. И постепенно некоторые мысли из этой книги становятся чуть ли не жизненным кредо, по крайней мере бесспорно важным приобретением в "мысленную библиотеку", как выражался Пронин.
У меня так было с "Бессмертием" Кундеры. Думала ли я, что буду о нем писать! Здесь - и даже реферат. А ведь для меня писать реферат - значит погрузиться в тему так, чтобы потом еще несколько дней копошиться и барахтаться в ней не вылезая. Так вот, в "Бессмертии" было две авторские мысли, по сю пору не дающие мне покоя - вернее, дающие некий покой просветления) Первая - о том, что как ни старайся сделать из своего бессмертия нечто подконтрольное, как ни работай на это при жизни - после смерти все равно все получится иначе, а невозможность контроля над жизнью в этом ключе жизнь, по сути, обессмысливает.
И вторая мысль, вернее характеристика человеческих типов, которую я теперь применяю на всех подряд - будет здесь отрывком из моего реферата:
"...Проиллюстрируем это на примере, на наш [мы, Николай II] взгляд, одного из самых оригинальных размышлений, выраженного в виде эссе «Сложение и вычитание». Кундера рассуждает о том, что в наше время каждый человек стремится убедить себя и окружающих в исключительности своей личности. И существуют два метода, две линии поведения, культивирующие исключительность «эго»: сложение и вычитание. «Аньес вычитает из своего “я” все внешнее, наносное, дабы таким путем дойти до самой своей сути (не без риска того, что в результате подобного вычитания окажется на полном нуле). Метод Лоры прямо противоположен: чтобы ее “я” стало более зримым, более ощутимым, уловимым, она без конца прибавляет к нему все новые и новые атрибуты, стремясь отождествиться с ними (не без риска того, что под грузом прибавляемых атрибутов исчезнет сущность самого “я”)» . [там дальше очень интересно, но мысль ясна] Кундера не просто останавливается на этих чертах героинь, не просто делает паузу и анализирует – эта идея будет проводиться на протяжении всего романа, мы будем видеть подтверждение теории «сложения-вычитания» в поступках обеих героинь. Лора будет носить солнцезащитные очки, которыми будет подчеркивать свою непонятость и страдание, а Аньес эти очки с нее насильно сбросит; Лора сделает культ из своей кошки, которая будет символизировать независимость хозяйки, и от отношения любовников Лоры к этой самой кошке будет зависеть развитие отношений с любовниками самой Лоры. Аньес будет стремиться к уединению и ненавидеть окружающих ее людей: посетительницу сауны, кричащую всем подряд о том, что она «обожает» холодный душ; мотоциклистку со слишком громким мотором; собственную дочь с ее безвкусной рок-музыкой… Не говоря уже о том, что ситуация с очками потом повторится в описании ссоры Беттины фон Арним с женой Гете Христианой – и как бы невзначай подтвердит тезис Кундеры (высказанный в одном из отрывков-эссе) о том, что в мире нет неповторимых жестов."

После каких-то снов лучше вообще не просыпаться. А иногда кажется, что лучше вообще.

Театр абсурда. Царство абсурда. И в непонимании абсурд. Как же мы одиноки и бесконечно несчастны, и все-все только этим объясняется. Кто-то теплый отчаянно хочет тепла, как это так? И почему свое тепло не греет, а просится наружу? А кто-то настолько холодный, что его и чужое тепло не способно согреть. И все, все нескончаемо одиноки. Как же это так... Раньше меня безумно пугала мысль о том, что все умные люди были несчастными, а сейчас эта же мысль меня успокаивает. И надрывная, безумно грустная, почти безнадежная "Игра в классики" - тоже. От каждого слова щекочет нос и затуманиваются глаза, но каждое слово и успокаивает. Что-то искать - да, но только не счастье. Не для счастья мы здесь. И не для счастья нас здесь не будет. С Днем рождения.

«Слушай, давай подарим ему на день рождения книгу. — Ну что ты, книга у него уже есть».

Я буду курить, курить,
Ты будешь кричать мне вслед,
Я буду сидеть на ковре,
Накрывшись по горло пледом.
Зараза, куда же ты,
Постой, хоть вернись к обеду...
Как будто бы я ухожу,
Как будто бы ты остаешься,
Как будто бы все на местах,
Не поломай, осторожно.
Смотри-не смотри, слепец,
Пытайся узнать судьбу,
Дырявь раны на кресте
И нервно кусай губу,
Хватайся за низ живота,
Три веки до темноты,
Пытайся забыть черты,
Отделаться невозможно.
Возьми, пролистай, запиши
На рваном блокнотном листе,
Запомни и не спеши
Садиться в вагонном хвосте.
Ведь может быть, ты - не ты,
Ведь может быть, мы - не мы,
Ведь может быть, наши прямые
Лишь кляксы на чистом холсте,
Случайные кляксы на чистом холсте...

Via di Roma bianсo. "Посмотрите на меня, чтобы я убедилась, что вы соответствуете". Смотрю, улыбаюсь. Соответствую. Улыбаюсь. Улыбаюсь... Думаю про себя: какая мелкая, а сколько нужно, чтобы напиться. Хотя мелкой себя никогда не чувствовала. Индеец у Кизи был большой, а ему казалось, что он маленький, - а я всегда себе казалась большой. Разве что сейчас слегка скукоживаюсь. Вчера читала опять свое. И такой огонь внутри разгорается. Такой клад внутри меня. Неужели я так могла - могу еще. И лучше могу. Читаю Кортасара, и ощущение такое же, честное слово. Я знаю, что права. Я такая большая. И жизнь моя - это что-то великое.

Я уже даже не знаю, о чем здесь писать и о чем здесь жить. Хочется собрать чемоданы и вернуться поскорее домой, чтобы тепло и ждали. Только я и есть дома, и тут даже тепло. Вот это мерзость, надо же. Может, жизнь - это ад? Многое бы объяснилось.