Я не знаю, что сложнее: пройти путь от полной, абсолютной циничности к признанию хотя бы возможности того, что чувства - это не неудачный синоним разума, или обратно - от наивной поверхностности, готовности любить все, что можно любить, к осознанному страстному желанию любить самое страшное, больное, щемящее, но достойное. Я не знаю, что печальней, потерять веру в любые искренние человеческие отношения или всю жизнь считать искренним ложное. Я не знаю, есть ли "экзистенциальность" в том, чтобы отказаться от жизни по продуманному заранее сценарию в пользу эфемерного счастья-страдания, или это закономерный выбор близкой по ощущению линии. И я не знаю, сколько процентов людей из тех, что считают себя живущими не по шкале оценок, одобренных Высшим комитетом по соблюдению правил жизнедеятельности, действительно живут, не боясь оценок. Действительно не хотят красоты в общепринятом понимании. Действительно готовы совершать ради своей собственной жизненной красоты что-то настолько непотребное, что моей фантазии не хватит на то, чтобы выдумать такое. Я знаю точно, что не всегда могу подняться над романтическими архетипами к - что странно - своему, а не чьему-то чужому, прекрасному миру чувств и эмоций. Я отказала себе в независимости, но не понимаю, как, когда и ради чего. И вернуться к детскому ощущению вседозволенности мне удастся только пройдя через пограничную ситуацию, а из пограничной ситуации не выйти без потерь.
У меня есть потрясающие знакомые, а я раскрашиваю машинки в фотошопе. Интересно, хоть кто-нибудь, ну хоть кто-нибудь один думает обо мне: "У меня есть потрясающая знакомая..."? Ведь чтобы быть потрясающим, вовсе не обязательно делать что-нибудь потрясающее, верно?..
Разве красота и мудрость когда-то ходили вместе? Это все придумки древних греков, а в середине прошлого века наконец научились улыбаться страшному. Тому, что есть данность, и в этой данности мы, как в камере, до поры до времени, а потом просто раз и все. Прекрасное - никакое не мудрое, оно только затем и существует, чтобы быть прекрасным, применительно к человеку - дарить ощущение радости, а какое-то понимание тут ни при чем. Потому банальное зрелище трехминутного заката всегда будет вызывать во мне неизмеримо больше эмоций, чем любое, даже самое убедительное доказательство мудрого мироустройства. Мне важнее река, чем "в одну реку дважды не войдешь", мне важнее возможность дышать без боли, чем то, что страдание закаляет. Я ненавижу ненавидеть, но ненавижу аморально, раскаленно, когда меня незаслуженно бьют. И так будет всю мою жизнь, что бы я ни говорила, и так будет всегда, кто бы что ни говорил.
В фантастических боевиках из детства кульминационным моментом был обязательный эпизод, когда злой противник во время схватки вдруг исчезал и бил хорошего исподтишка, а тот ничего не мог сделать. В эти моменты я даже начинала сомневаться в исходе битвы. Потом, конечно, все заканчивалось хорошо.
Но этот удар из пустоты... И его ожидание.
Непонятно, хоть убей непонятно, что делает одних счастливыми, а других несчастными. Кажется, что это изначально в каждом из нас заложен какой-то чип, где все заранее запрограммировано. Что, скажем, сделало из Кити Кити, а из Анны Анну? Ведь не Вронский же. Что это за умение такое быть счастливым?.. Когда я мечтаю, я представляю себе вполне стандартный набор примерно из пяти картинок. Загадка в том, что, когда я боюсь, то представляю тот же самый набор. Только окрашенный в другие эмоции, но набор-то тот же, так откуда взяться другим эмоциям? Что это за невидимый элемент, который окрашивает жизнь в белый или черный? Нет ответа. Наверное, поэтому и боюсь. А особенно боюсь, когда безумно, безумно, безумно хорошо... [448x299]
1. В ночь перед экзаменом по зарубежной литературе девочки (мы) пересказывают друг другу произведения. Про Жанну Д'Арк: "Ну она подошла к реке и говорит пошли, они ей ты че, ветер не тот, она такая да пофиг пошли". Кажется, даже если бы я прочитала все, мне бы все равно досталось то, что я не прочитала. Традиционно. Если выбирать из прошловековых Англии с Америкой, то это "Аркадия" с Фолкнером соответственно, ну и еще немножко "Слепящая тьма" по прошествии нескольких дней, хотя спорно, конечно. Разве социализм не настолько мелок, что о нем можно было не писать тысячу миллионов романов? Да еще и повторяя достоевское 2+2=5. Больше ничего не задело. А теперь спать. Проснуться - и подряд фильмов пять. "А сейчас будет мой поток сознания на тему поток сознания", да.
2. Я: Что бы теперь такое потупее взять почитать?
П: Возьми Довлатова, он мелкий.
Я: Да не, мне надо совсем тупое.
П: А, ну тогда вон, Улицкую возьми!
Только и разговоров, что о бессмысленности. Разговоров. И "я устала, я устала, я устала". И опять в сумасшедшем режиме, когда лучше не останавливаться, потому что в спину дышат не только долги по учебе, но и всякие непреодолимые комковгорлевызывающие огорчения. Когда я устроюсь на работу, я куплю себе новую тумбочку взамен вконец развалившейся, а если не куплю, то просто выброшу эту, старую, и гори оно все синим пламенем. Как просто, все взять и выбросить. Какая же я зануда, господи! Как только преподаватели читают мои рефераты?.. На самом деле это все было только ради Ириной картинки: [604x190]
"Победить не дано человеку... Даже и сразиться не дано. Дано лишь осознать на поле брани безрассудство свое и отчаяние; победа же - иллюзия философов и дураков".
Или так:
"Ни одна битва не приводит к победе. Битв даже не существует. Поле боя лишь раскрывает человеку глубину его заблуждений и его отчаяния, а победа – это только иллюзия, порождение философов и глупцов".
И наоборот:
"Я отвергаю мысль о гибели человека. Человек не просто выстоит, он восторжествует. Человек бессмертен не потому, что никогда не иссякнет голос человеческий, но потому, что по своему характеру, душе человек способен на сострадание, жертвы и непреклонность".
Я как человек, бегущий кросс на пять километров: уже пробежал 4 с половиной и понимает, что осталось жалких 500 метров, но больше не может. И то, что осталось всего 500 метров, вовсе не придает сил. Думаешь, лучше бы сразу, на первом километре сошел с дистанции - а ведь тогда и дыхание еще не сбилось, и привкуса крови в горле не было, и ноги слушались. Как будто бы каждые последующие десять метров на самом деле не десять, а все больше, и больше, и больше. Финиш уже виден, и от этого только обидней, ведь понимаешь - не добежишь. И в голове стучит "не могу, не могу, не могу больше..." Вот таким волшебным образом учеба из приятного хобби превратилась за несколько месяцев в изощренную пытку.
В методику редактирования стоит ввести новый термин, наряду с логическим противоречием, пропуском звена и т.п., - кэп (просто и понятно, легко писать на полях).
Ну что же ты сидишь? Как ты можешь просто сидеть и ничего не делать (страница в полчаса не в счет), когда все вокруг так интересно? Когда всего так много и - главное - тебе так много дано? И когда ты знаешь теперь, что чувствуешь при хотя бы однопроцентной вероятности все потерять. Черт, что же мне нужно, чтобы взять себя в руки и выплеснуть одним махом, или не одним, а наоборот мучительно долго, трудно, совершенно, - все тонны мыслей, которые накопились за 20 лет. Сколько всего произошло за этот год, в скольких - в скольком - я разочаровалась, а в скольком - очаровалась. За примерами далеко ходить не надо, достаточно вот даже автора, с которым на расстоянии единение, щекочущее нервишки в мозгу. Достаточно лекций М., достаточно Кортасара, достаточно запаха в апреле, достаточно Г., достаточно скорости, чтобы понять, что все - какой-то космос необъятный и необыкновенный! И что он, этот космос, весь во мне, так какая же я тогда космическая! Но что же я сижу?? И что же меня останавливает даже тогда, когда я слышу: ты плохо, ты плохо, ты плохо даже пишешь. Это и останавливает? Да не ври ты, не это! Знаешь ведь и сама, без других, даже таких других, какая бесконечно прекрасная. Случай держит меня в хрустальном сосуде, чтобы я не расплескалась, чтобы от меня ничего не отвалилось, бережет изо всех сил, но ведь остаться невредимой - не самоцель. И не для того все, чтобы я просто мечтала. Руки бы в кулаки сжать и без устали туда, где солнце восходит, чтобы когда все-таки настанет ночь, не было мучительно стыдно за остаток сил неиспользованных.
"– Вы призваны? – тихо произнес он, опять ни с того ни с сего.
– Призван?
– Чувствуете ли вы, что избраны кем-то?
– Избран?
– Джон Леверье считал, что избран богом.
– Я не верю в бога. И, конечно, не чувствую, что избран.
– Вас еще изберут.
Я скептически улыбнулся:
– Спасибо.
– Это не комплимент. Нас призывает случай. Мы не способны призвать сами себя к чему бы то ни было.
– А избирает кто?
– Случай многолик."
"Древние греки утверждали: проведший ночь на Парнасе либо обретает вдохновение, либо лишается рассудка; и со мной, без сомнения, случилось последнее; чем дольше я говорил, тем больше понимал, что лучше бы помолчать… но меня подгоняла любовь с ее жаждой открытости. Для признания я выбрал самый неудачный момент из всех возможных, и, как многие, кто с детства привык кривить душой, переоценил сочувствие, возбуждаемое в собеседнике неожиданной искренностью… но меня подгоняла любовь с ее тоской по пониманию. И Парнас сыграл свою роль, его греческий дух; ложь тут выглядела болезненным изощреньем."
Как люди выходят из апатии? Проще говоря, как избавиться - хотя бы временно - от лени? Полина говорит, что внутри меня сидят много-много субличностей, одна из которых меня постоянно критикует и не дает заняться ну ничем! Как только я тянусь к кисточке, мерзкая субличность орет: "Ты что, сдурела? Ты ж не умеешь рисовать!" Стоит открыть ворд и напечатать хоть строчку, этот кусок спиритуального паззла так и надрывается: "Удали-удали-удали сейчас же!!" Что уж говорить о всяких противных домашних заданиях: и так не хочется, а тут еще она: "Ничего не умеешь, не умеешь, да!" Наверное, когда-нибудь мне ничего не останется, кроме как, в соответствии с лучшими традициями Голливуда, разделаться с Ней, убив себя.
UPD Теперь вот она заставила меня перечитывать собственные рефераты. Или это я ее заставила, чтобы убедить в наличии способностей. Но все равно крайне непродуктивно.
UPD2 Вбила в поисковик "редакторы не нужны" и не нашла ни одной пертинентной ссылки) Видимо, на нашей кафедре собрались глубокие пессимисты. Хотелось скопировать симпатичный текстик про то, как - о господи!! - редакторы вымирают от голода, ведь они больше не нужны, и выдать его за свой. Но и такое не пройдет. Придется добросовестно выполнять домашнее задание, периодически пререкаясь с главной своей - внутренней - врагиней.
солнце высвечивает так будто рентген всю а ночью на глаза давит глубина переходят на летнее время а мне бы остаться бы в зимнем бы в ненавистном чтобы быть в другом времени где нет ничего чтобы не было надежды и не было страха и не было ничего что так люблю я так люблю я не срывается но внутри обрывается словно руку отпустить и упасть в ущелье каньона и заснуть на веки вечные и не иметь ушей чтобы ничего не хотеть ими услышать и не верить уже ни во что не верить о господи никогда не будет всегда будет так же пусто в животе даже если будет казаться только сквозняк во всем теле ненужном отвратительном как собачье мурашки не то чтобы холодно а просто жалкая шерсть колышется от ветра и лапу прищемили когда за дверь тут можно жалеть у собаки маленький мозг а себя нельзя жалеть себя можно только ненавидеть какие запахи какие простыни какая боль да от всего тошнит от своих ожиданий желтых рук спазмов в пищеводе немоты невеселые карусели без конца без края пока не вот если бы это все прекратить может быть так и надо сделать но уже поздно уже поздно уже поздно уже
[405x506]
«Пойдем по правой стороне, где солнце плавит серебристый снег
И тонкий смех разносится по переулкам
Льющихся в созвездия дорог…». Сличаю нервно
Обитые пороги сгорбленных квартир. Смотри под ноги,
Ведь мало ли какая кочка – и растянешься на послезимнем дне.
С моей прозрачно-полой стороны подвоха нет
И уж конечно, быть не может,
Но вдруг все то, что мне казалось небом,
Тебе покажется дырявой, мшистой глубиной
И золотистые со мной молчания -
Неловкими бессодержательными паузами,
Зудящим комариным писком - радужный цветущий зной...
В моих глазах бушуют океаны страха. Дальше – штиль.
Ресницы влажные устали от волнений и уснули.
Противный, длиннопалый, угольный паук
Скользит по пыльным стеклам - кратерной луне,
Которая во сне была в четыре раза больше и полнее,
И все же… Ну давай, ну подними глаза, так близко
Гигантский диск луны у нас за облаками,
Обласканный кричащими в молчании скоплениями звезд.
Ну погляди же… Пусто. Холодно. Ты спишь,
Горячими ладонями обняв мой скучный тлен.
Ты далеко, в плену ванильно-плавленных дорог,
Изнеженных дневным весенним светом.
Я ненавижу Восточную улицу, Ленинскую слободу, улицу Машиностроения ОСОБЕННО, ненавижу зеленые стрелки под красными светофорами, горящие пятнадцать секунд, я научилась обманывать свои ноги: "вам ничуть не холодно, не холодно, не холодно" - и говорить злобным собакам, которые увязывались за мной по отвесному засугробленному оврагу: "иди на хрен, тупая собака, не до тебя сейчас", а также научилась трогаться со второй - !!! - передачи (г: щас заглохнешь - я: не заглохну!!) и не реагировать на их "тииише, тииише" - очевидно, побаивались со мной ездить, слова "станция Автозаводская" еще несколько лет будут вызывать у меня рвотный рефлекс, а фаллические символы всех родов и видов прочно ассоциироваться с коробкой передач - но я сдала этот чертов ГОРОД!
Когда однажды, прошлым летом, я примерно в то же время сидела вся такая разодетая на остановке и горько, безутешно ревела, а рядом останавливались машины и озабоченные водители спрашивали, что случилось, - мне действительно казалось, что никогда ничего не изменится. Я теперь когда прохожу мимо этой остановки, все время так язвительно про себя проговариваю: нет, ну поплакать стоило, конечно, да)
"Lolita, light of my life, fire of my loins. My sin, my soul. Lo-lee-ta: the tip of the tongue taking a trip of three steps down the palate to tap, at three, on the teeth. Lo. Lee. Ta"...