Вызвал-таки вчера врача. Очень надеялся на ОРВИ, оно у меня за пару дней проходит, а он мне почти сходу - грипп у Вас, дружище. Ломит коленочки и локоточки, температурка, дышать непросто? Грипп!
Вот так и разрушаются надежды на выходные. И, главное - лежать, пить лекарства, соблюдать режим...
Писал стихи - отрыгивал упреки,
Резвился музыкой - не нравились аккорды.
Да мне вообще противны мои строки,
Тем более, отвратны чьи-то морды.
Я что пишу - любовь, страна, родные,
Мой Бог, которого не знаю.
Страна, в которой люди вечно злые
И в боли вместе с злостью умирают.
Писал про жизнь - "не стоит" и "не надо",
Писал про Веру - тяжело и чуждо.
Писал, блять, о волшебных "нежных взглядах",
Хоть было все неважно и не нужно.
Писал стихи - зачем, никто не знает,
Себя отравой этой долго мучил.
Ну, что ж, порой похожее бывает,
Хотя по жизни все страданья круче.
Давненько не предлагал рецептов, но тут приготовил - сказка!
Итак, ингредиенты:
250 грамм хорошей говяжей вырезки-бефстроганофф
1 средний помидор
1 средняя морковка
2 средних картошки
пару полосок болгарского перца
1 луковица
две ложки подсолнечного масла
1 полоска бекона
перец
соль
2 столовых ложки сметаны
укроп (треть пучка)
петрушка (треть пучка)
вода
Лучше всего иметь глиняный горшочек, на литр примерно.
В горшок наливаете масла и немного воды, бросаете нарезанный полукользами лук, ставите огонь конфорки на максимум и ждете, чтобы схватилось. Как только закипит, бросаете туда бефстроганофф, сантиметровыми кусочками разрезанный или порванный бекон, ждете, чтобы он слегка протушился, потом солите-перчите, добавляете сладкий перец, нарезанный небольшими кусочками и помидоры. Когда все это (минут через 15) начнет активно парить и булькать, готовите духовку (160 градусов). Бросаете в горшок морковку, порезанную кусками на вкус, но на один укус, минут через пять картошку, такого же размера. Как закипит, добавляете мелко порубленную зелень и острый перец (можно еще чеснок, но на любителя). Как закипит снова, перемешиваем все, сверху сметану - и в разогретую духовку минут на двадцать. Да, еще. Воды нужно примерно две трети горшка. Сок дадут все ингредиенты, так что смотрите.
Примечания: соль-перец пробуйте на вкус перед помещением горшка в духовку.
Духовка совсем не обязательна, как и горшок, все тушится в обычной глубокой кастрюле.
Классическую корку из сметаны делать так и не научился, так что я сметану в итоге смешиваю с остальным. Если кто умеет - научите.
Время, с учетом неспешной чистки и резки - полтора часа. Можно быстрее.
Ничего нового и не сказать. Великая битва, Великий город. Великие люди. И не надо временно переименовывать Город, оставьте ему это имя. Сталинград.
Павшим - память и слава, выжившим - долгие лета.
Потом вдруг я оказался в своей квартире. Я ничего такого не курил и не пил, но перемещение в пространстве меня, мягко говоря, удивило. Я успел выпить стакан минералки, закрыть створку шкафа и внезапно вновь оказался на кресле рядом с Шевчуком.
Не до конца ыеря в происходящее, я обернулся и опять глянул на пассажиров. И так до сих пор и не понял, что там, за протертым креслом Летова, делал Вячеслав Тихонов. У Шевчука спросил, конечно. Ответ получил схожий вопросу:
- Ты меня спрашиваешь?
Я смутился.
- Ты ж везешь.
Шевчук взял ручник, потянул на себя. Автобус встал, Летов с Цоем замолчали, а Юра сказал мне:
- Выходи, амиго.
Я тогда встал в позу.
- Куда выходить? В час дня в Лидино даже магазины на обеде.
- Один работает. Выходи, чекушечку мне возьмешь. А лучше 0.7.
Добежав до магазина, который и в самом деле работал, я взял "Хортицу" и упаковку нарезки. Честно говоря, я не думал, что автобус еще на месте. Я думал, что мне все это снится, что это мощный похмельный сон, что я проснусь с головной болью и сухостью во рту, но нет. Автобус был на месте, морозный ветер жег щеки, а Шевчук курил свою очередную сигарету. "Мальборо" он курил в моем бреде или фантазии, крепкие красные "Мальборо".
- Купил?
- Как видишь.
- Дай глотнуть. Еще стоять три минуты.
- Ты ж за рулем?
- А разница? Ты видишь, парень, КОГО я везу?
Я замолчал. Шевчук сделал несколько глотков и протянут бутылку мне. Я не отказался. И, когда я закручивал крышку, меня посетила мысль:
- Погоди, а...я? Тоже?
Шевчук усмехнулся:
- Ты? Не знаю, но вряд ли. Ты рядом с водилой. Ты наблюдатель, что ли. Ну, это я так назвал. Хотя в этот автобус мы все сядем, и каждый выйдет на своей остановке. Тихонов твой вышел вон в Лидино, пока ты за водярой бегал.
- Но почему там?
- Бог знает. Что там про ад, про рай говорят - все писульки, притчи. А вот ему после смерти здесь остаться захотелось. Баба, может, тут у него. Ты ж не знаешь, где окажешься опосля. Я бы, вот, жил бы вечно на Апраскином дворе, пугал бы небритой призрачной мордой всякую наркоту. Хотя нет, лучше на каналах, на острове. Там тихо.
Время остановилось.
Там рядом курили Цой м Летов, о чем-горячо споря. Я не слышал за шумом мотора Пазика, но Летов явно побеждал..
О Летове, позвольте, отдельно: я вовсе не считаю Гражданскую Оборону выдающимся коллективом в плане музыки. (Поверьте, с моим вкусом все в порядке, думаю, что в плане знания классики и современной эстрады я Вас переплюну на "ура". Впрочем, я злюсь, а это неверно). Но в плане смыслового содержания Егор Летов очевидно превосходит безголосого фонограммщика Муромова, как пример. А о вкусе людей, внимающих программе под руководством бездарного наглеца-рэппера Джокера из отвратно-мерзотной "Банды" - что ж, Вам виднее. Хочу только заметить, что народ "хавает" то говно, которое ему показывают. Для доказательства своей правоты и раздалбливания Вашего аргумента о том, что "люди хотят видеть этих артистов" приведу один лишь пример: Вы не найдете НИ ОДНОГО хит-парада ЛЮБОГО радио, будь то рок, поп или рэп, где песни, исполненные ушедшими в небытие звездами, заняли бы место хотя бы в первой десятке. Это при том, что я и хит-парадам не верю.
PS Вам действительно нравится, как замечательные Анне Вески или Валентина Легкоступова поют то жуткое говно, которое наклепали фабриканты и попсовики, имея в репертуаре куда более душевные и искренние произведения?..
Я почему-то стоял на остановке в Дробылево. За несколько минут до этого я был в стольном граде. Я был трезв, хотя погода никак не располагала. Я ехал с Боровицкой на Бабушкинскую, повидать своих, оставив машину в ЮБутвово. И уже я собрался к тете Вале, погреться теплом печки, как подъехал автобус.
Там сейчас ходят удобные "немцы", но этот был Пазик. Дверь, скрепя створками, открылась, и я офигел. На месте водителя, куря сигарету (или что-том было, прости, Господи), сидел Шевчук.
- Заходи, братишка, у меня остановка пол-минутки.
- А платить чем? Ты же Шевчук...
- 62 рубля, как все. Тебе ведь до Рузы? - усмехнулся Юра.
- Да я не знаю... Я просто так тут...
- Просто так тут не бывают, - и вдруг запел:
Побледневшие листья окна
Зарастают прозрачной водой.
У воды нет ни смерти ни сна.
Я прощаюсь с тобой
Горсть тепла после долгой зимы -
Донесем. Пять минут до утра -
Доживем. Наше море вины
Поглощает время - дыра
Это всё, что останется после меня
Это всё, что возьму я с собой
С нами память сидит у стола,
А в руке ее пламя свечи.
Ты такой хорошей была,
Посмотри на меня, не молчи.
Это всё, что останется после меня
Это всё, что возьму я с собой
Крики чайки на белой стене
Окольцованы черной луной.
Нарисуй что-нибудь на окне
И шепни на прощанье рукой
Это всё, что останется после меня
Это всё, что возьму я с собой
Две мечты, да печали стакан
Мы, воскреснув, допили до дна.
Я не знаю зачем тебе дан
Правит мною дорога - луна.
И не плачь, если можешь - прости.
Жизнь не сахар, а смерть нам не чай.
Мне свою дорогу нести.
До свидания, друг, и прощай!
- Ты обернись, с кем едешь, погляди - Шевчук просипел сквозь сигарету, проезжая Сумароково, закрытого в нуное время магазина. Я посмотрел на пассажиров, и Время для меня встало
Я с прошлого января пытался написать книгу. Меня останавливали многие вещи, а по сути одно -батюшка лень не браться за сие создание. И еще неуверенность в том, что я вытяну.
Но я решился. Ибо книга эта о людях, которыми я ценен как личность, если меня кто-то еще так воспринимает.
Это не пьеса, персонажи в ней не представлены заранее, прошу нижайшего почтения.
Итак,
АВТОБУС МЕРТВЕЦОВ
Предисловие. В этой книге нет цели кого-то очернить или обелить, она задумана в больнице, где есть время подумать.
Предисловию все, конец.