[показать]

ссылка.

синее небо и новые джинсы
осень в Нью-Йорке, жёлтые листья
я смотрю на катящийся мяч
сквозь сетку баскетбольного поля...

это эстетика драйва жизни
и это - моё поле боя

это осень в Америке
это осень в Нью-Йорке
миллионы тонн вселенской любви
в моём дыме

это "моя борьба"
и я иду напролом
(по битым стёклам
босиком)

я любуюсь своим отражением
в их глазах, в их кривых зеркалах
но я знаю - мои жизнь и смерть в моих руках

как крутится на пальце пистолет
как ты уходишь, не держа ответ
там где воздух свеж и чист
там где в глазах - электрический ток
там где пистолет упирается в висок
там где...

синее небо и новые джинсы
осень в Нью-Йорке, жёлтые листья
там где я смотрю на катящийся мяч
сквозь сетку баскетбольного поля...

это эстетика драйва жизни
и это - моё поле боя

это осень в Америке
это осень в Нью-Йорке
миллионы тонн вселенской любви
в моём дыме

© Юрий Stereo

Ну нельзя же так камеры бояться)

я иду по сухому асфальту
я брожу по свободному миру
на самом деле я иду по канату
и я боюсь упасть и сломать себе шею

и я устал, между небом и землёй
божественной информационной средой
между воздухом и водой
я хочу раствориться в биополе
стать дождём, твоими сигаретами
цепью на асфальте
для мчащихся сирен
пулей из фильма, пульсацией вен...

© Юрий Stereo

я хочу вьебать тебе
так чтоб синий дым пошёл из твоих ушей
чтоб тебя сгаллюционировало
будто я - Марлон Брандо
а ты - Марлен Дитрих

чтоб главной твоей покупкой
каждый день - было вино
а я - читал стихи тебе

но Сатана давно оккупировал твою душу
как всегда обманом
и ты живёшь в нём
и ты бежишь от меня
как от выжигающего света

я хочу совершить что-то дерзкое
смертоносное
взрывоопасное
но у меня есть голова и теперь ты знаешь как закаляется сталь

и тот с кем будешь ты
сосёт у меня изначально
и не стоит моего мизинца
даже ногтя мизинца на моей левой ноге

я хочу вьебать тебе...

© Юрий Stereo

я герой всех романов
я герой всех стихов
я герой всех песен
я герой, мать твою,
боевиков

ты - девочка триллер
ты - девочка хуёвая драматургия
и если ты меня обнулила
я снова впитаю в себя этот мир

я из трубочки пью это небо
я пью свой коктейль "от заката до рассвета"
как тяжело и прекрасно быть концентратом
и этой весной
между жизнью и смертью
меня распирает
я - распиратор

я давно не смотрю на светофоры
они для таких как ты, для тех кто боится свободы
они всегда лгут - глобальное наебательство
и я действую по обстоятельствам

целый мир в моей руке я бросаю себе под ноги
он разбивается в ртуть и стекляные осколки
измельчается в пыль, растворяется в ветре

и всё снова как прежде
снова, как прежде

© Юрий Stereo

[400x524]

Люди когда–нибудь станут братьями и снова начнут с Каина и Авеля.

Лец.

Одну мою знакомую девочку звали Элла. Ну, она была не очень взрослая. Скажем прямо, ей и шестнадцать-то было еле-еле. Она очень часто гуляла по родной Москве - действительно здесь родилась, и я, как любая лимита, ей страшно завидовал по этому поводу. Впрочем, мне тогда было около тринадцати, так что - было можно.
Не знаю, зачем она повсюду таскала меня за собой. Помню только, что она всё время бегала по переулкам с сигаретой в зубах и волокла меня за руку от усадьбы к усадьбе: "А вот здесь жили князья Харитоновы, ещё в четырнадцатом веке, видишь, даже флигель остался, где младшенькая повесилась, Люсенька..." Разумеется, всё было не так. Ни о каких князьях Харитоновых четырнадцатого века я после не слышал ни разу, да и усадьба эта была типичным новоделом. Однако, Элла выпаливала очередную вдохновенную тираду и тащила меня к следующему ничем не примечательному дому, где снова начиналось: "В тысяча пятьсот двадцать седьмом году холоп Гришка был запорот до смерти вот на этом самом дворе за то, кажется, что спёр приличный шмат сала у купца Евстафьева..." А между тем, этот дом был построен чуть позже смерти Сталина - здесь находилась какая-то конторская шелупонь, но в детали мне вникать не хотелось: Эллочка тащила меня сквозь поток машин к очередному бессмертному памятнику.
Так мы проводили день за днём. Потом, когда темнело и нельзя уже было отличить первое от второго, а ангела от кабацкого поэта, мы тихонько плелись домой, в скромный и тёплый бункер, а по дороге Элла шептала мне всё более и более потрясающие истории из жизни принцев, королей, министров... Я слушал и благоговел. Слушал и запоминал. Слушал и не верил ни капли. Но даже теперь не сумею так, как она.
А однажды ночью к нам в окно постучались. Я выполз тихонько, стараясь не разбудить Эллу, и отпёр дверь:
Читать далее

выбери цели, средства, картины
на стену
купи героина
за половинную цену
твоя героиня уже в Гоморре
доза закончилась?
вовсе не горе
выпито мало
у тебя есть друзья
те спасут
а закончатся -
что-то пылится в углу
гитара -
продай

рок-звезда
(ты забыл?)
пережрав кислоты и бухла
отправляется

в рай

улыбаемся и машем
картонными ртами, притянутыми к ушам
пластмассовыми ручонками со склеенными пальцами

время оловянных солдатиков
растрачено
бессмысленно
расхерачено в крошево
теперь
время картонных героев
амфетаминовых барышень и
кокаиновых кукол

кто я?

"До смерти два шага и тридцать километров, загадочно вдали мерцают фонари, в ушах звенит от яростного непоседы-ветра, до смерти - два шага, три года - до зари..."
- Блядь.
Он скомкал листок и выкинул в окно.
- Блядь, что за говно-то!
Следом за листком полетел левый ботинок.
- Какая-то хуйня в голову лезет, ничего приличного, блядь... От недоёба, наверное, вдохновения нет. Сука, что ж за жизнь-то такая: сунул в человека хуй - и вот тебе душевная гармония вместе с покоем и вдохновением. А не сунул - и вот тебе страдания вместе с новоприобретёнными экзистенциальными парадоксами и комплексами. Любовь - вот как они говорят. Да какая, блядь, нахуй, любовь?!
И правый ботинок прорезал лакированным носом вздувшиеся обои.
- Любовь, блядь. Поёбка - вот как это называется. И выходит дело, что всё их сраное творчество - это сперма души. Или, скорее, разума: у души поллюций не бывает. Да и похую, если бы хоть так. Смегма какая-то засохшая вокруг. И вся бумага в доме, блядь, перемазана этим подзалупным творожком сознания. Ну что за хуйня-то, в самом деле...
Он рухнул на шаткий диван, закурил и уставился в потолок.
- Вот, например, пауки. Они же охуительные создания. Всю жизнь плетут эту ебучую липкую гадость - и ведь не просто так плетут, а чтобы питаться. А питаются они, чтобы жить. И всё понятно. И ничего придумывать не надо. А что самое главное - у них у всех эта липкая хуйня абсолютно одинаковая. Никто не плетёт паутину из говна или, там, к примеру, из иридия - нихуя! Все её плетут из одной и той же неведомой поебни, блядь! И никакого тщеславия и погони за статусом. Просто, блядь: сплёл - сожрал. Всё! Нихуя больше не надо! И это заебись, когда так происходит. Только не заебись, что они по потолку у меня бегают, вот это совсем не заебись.
После десяти секунд тщательной артиллерийской наводки окурок вернулся обратно, заставив поэта забавно махать руками и грязно материться.
- И снова хуйня. Нет в жизни счастья, блядь.
В дверь постучали.
- Идите на хуй, - злобно прошептал поэт.
В дверь настойчиво постучали.
- На хуй, я настаиваю, - поэт выглядел раздражённым, но шептал всё так же тихо.
- В дверь постучали ногой.
- Ёб твою мать! - раздалось из-за ДСПшной развалины, что коротала свой век без глазка, но с замком.
- Ты кто такой? - поэт немного подумал и добавил: - Чего тебе надо? - затем ещё чуть-чуть поразмышлял и подытожил: - На хуй иди.
- Участковый я. Пиздить тебя буду сейчас. А не откроешь - вынесу на хуй твою разъёбу деревянную!
- Это не дерево, это ДСП. Мудак ты, а не участковый, если дерево от стружки отличить не можешь.
- Да мне решительно до пизды, из чего эта залупятина состругана. Открывай давай, если порчи имущества не хочешь.
- Хуй тебе.
- Открывай, говорят тебе, а то хуже будет!
- Это отчего же мне хуже-то должно быть? Вы мне угрожаете, так, что ли, получается?
- И вовсе я не угрожаю, помилуйте! Просто предупреждаю, а то у меня нервная система расшатана, я ж не по злому умыслу, а по случайности могу такое учудить - конфуз случится, и Вам, и мне - неприятность.
- Это Вы верно. Это Вы правильно всё. Ну заходите.
- Так я бы зашёл. Вы бы открыли.
- Я бы открыл, коли бы уже открыто не было. На себя дёргайте.
- О, и вправду! - дверь податливо распахнулась, обнажив верхнюю петлю.
- Ну здравствуйте. С чем пожаловали.
- Говорю же, участковый я. Пиздить буду.
- И за что, позвольте полюбопытствовать?
- За оскорбление. При исполнении.
- А изначально Вы зачем пришли?
- Пиздить.
- За что?
- За оскорбление. Должностного лица. В погонах, - и участковый указал на погоны обеими руками.
- Ага. А если бы я Вас не оскорбил?
- Ушёл бы. Подобру-поздорову. Но ты же оскорбил.
- Да. Это маху я дал.
- Махуя, махуя. На, - ударом мастера поэт был повержен навзничь, - а ты чем занимаешься-то по жизни?
Читать далее

"Я сидел дома и производил переоценку ценностей. Мне никто не мешал.
Слева плотной стопкой лежали ценности, которые срочно следовало переоценить. Справа лежало несколько ценностей, которые я не собирался переоценивать. С ними было все ясно.
Я брал этикетку, зачеркивал крестом старую цену, а сверху ставил новую. Таким образом у меня получилась стопка старых ценностей с новой ценой. Однако принципиально ничего не изменилось. Мне это не понравилось, и я сорвал этикетки. Теперь выходило, что ценности вообще не имели цены.
Тогда я выбросил эти ценности в окно. Они летели, как бумажные голуби, в самых разнообразных направлениях. Прохожие их ловили и прятали за пазуху.
Мне так понравилось выбрасывать ценности, что я выкинул и все остальные тоже.
- Теперь я свободен от предрассудков! - сказал я удовлетворенно. - Свобода - величайшая ценность.
И я тут же выбросил свободу в окошко. Она упала на асфальт и больно ушиблась. Прохожие обходили ее молча, делая вид, что ничего особенного не произошло. "

Александр Житинский.ЦЕННОСТИ.

[318x361]

 

вслед за невидимым навсегда
в преисподню
с лунным светом в глазах
и синим дымом из ушей
стерео промчится по мне
на железном коне
оставив от меня
кровавый след на стене

и это будет новый стих
который ты не поймёшь

© Юрий Stereo

ржавеет золото в пыльной траве
и тлеет испачканный кровью и спермой мир
богу остаётся наблюдать как
последний выживший на земле
выходит в прямой эфир

судзуки катано
выбирается из машины и руин
берёт в руки микрофон
и вещает
на весь район:

"мы слишком долго ждали
когда откроются двери небес
мы слишком долго ждали
рождение мира без границ"

он проводит пальцами по лицу
теперь он похож на индейца
а город в дыму укрыт крылом
чёрной птицы

здесь армия спасения оставила
отрубленные головы и руки
здесь армия спасения
перевернула вверх дном
цивилизацию усталых белых
людей

здесь армия спасения
совершила ритуальное самоубийство
направив предварительно все атомные бомбы мира
во все точки земного шара

но Люцифер играет солнцем-баскетбольным мячом
он протягивает его судзуки катано
тот прикуривает от него
а Люцифер бросает солнце в баскетбольное кольцо
и смотря куда-то вдаль произносит:

"здесь даже от усталости
не осталось ничего"

ржавеет золото в пыльной траве
и тлеет испачканный кровью и спермой мир

© Юрий Stereo

боги кушают салат на минном поле
сапёры спят

 

выключи мой голос
если надоел
время разобьётся
об изгибы тел
каменные лица
пляшут на ножах
небо веселится
у меня в ушах
шёлковые души
рвутся у доски
натяну повыше
белые носки
гроб прикрою крышкой
из колючих стрел
выключи мой голос
если надоел

 

странные обрывки
жуткий хоровод
в камере для пыток
сукановыйгод
расплескались ветки
утром у сосны
опалили лисы
синие хвосты
заиграло время
микро-пузыри
солнечное темя
крашеной зари
дедушки-убийцы
с синей бородой
ласковые птицы
тонут под землёй
зажигалок пламя
фейерверков ад
сукановыйгод
дети не хотят

 

чайник кипит
сука
я спросонья смотрю в монитора оскал
за стеной какие-то звуки -
так кричит о свободе семейный скандал
у меня расплавились руки
доктор ищет причину. он меня заебал
всё же дело в тебе-суке
я напившись в корягу тебе письма писал
своей свежевыжатой кровью
пропустив её через сердце и мозг
я назвал это пойло любовью

данунахуй!!!
забей
это всё не всерьёз