Вот Верола, например, сокрушается, что Игра Престолов ей интригами очень родную контору напоминает (несколько контор), но все равно, мол, нежизненно, - жиденько оно у Мартина и сладенько, по сравнению с реальностью-то!
А не расскажешь в подробностях, потому что документ о неразглашении подписывала.
Вот! Это-то меня и интересует! Запредельный уровень хитроумных интриг! Где они, где они, книги про то, как...
Кто-нибудь может порекомендовать?
Я, со своей стороны, могу предложить Амфитеатрова. Этот незаслуженно забытый писатель, русский Мопассан, много написал на тему межполовых отношений в России 1880-1900х годов, и много и хорошо - об интригах.
Из всех повестей, что я читал, до сего момента, мне только "Отравленная совесть" не понравилась - Достоевский, и, особенно, Горький на эту тему написали куда как круче. И интрига там, по нашим-то временам, слабенькая и скучная.
Но. Есть другие вещи. "Паутина", например, или "Сумерки божков".
Вот цитата
<Преподавательница по вокалу предупредила начинающую певицу, метящую в примадонны, что отказывать главному режиссеру в притязаниях на секс не следует, и вот как певица разыграла свой гамбит>
Тараторя, прыгая мячом вокруг письменного стола, перебирая бумаги, толкая стулья, Мешканов <режиссер> со стороны зорко вглядывался в молодую особу, покинутую на его попечение, и снова недоумевал про себя: "Черт ее знает, где этот Андрей, Викторов сын <первый голос> , нашел в ней талант!.. Как ни поверни -- тумба, подушка, перина, опара, кулебяка замоскворецкая... На стул порядочно сесть не умела! Ну кто, кроме елецкой купеческой дочери, этаким египетским идолом ноги поставит и руки на коленки уложит? Монумент от каменотеса!"
-- Вы сколько часиков в сутки почивать изволите, ангел мой? -- вдруг спросил он в упор, с обычною громкою, хохочущею бесцеремонностью.
Девица Наседкина даже не пошевелила своими бледно-золотистыми, чуть намеченными бровями и не подняла ресниц.
-- Как придется,-- отвечала она, подумав, точно у нее урок спрашивали.-- С вечера я ложусь рано, а поутру часов себе не назначаю. Как высплюсь, так и встаю.
-- Хо-хо-хо-хо! Это, стало быть, в постель -- с первыми курами, из постели -- после всех петухов?.. Часиков девять, а то и десять бочка свои утруждать перинкою изволите! Хо-хо-хо-хо! То-то у вас глазки-то, этакие... революционные! Хо-хо-хо-хо!
-- То есть почему же это -- "революционные"?
Девица Наседкина коротенькою гримасою губ постаралась выразить удивление, но ресницы все-таки остались опущенными, брови неподвижными, и в сытом, вялом, белом лице ее не дрогнула ни одна черта.
"Какой дьявол -- талант? -- продолжал наблюдать Мешканов.-- Молодая, а уже расплылась! хороша будет мимика! У нее все мускулы жиром окованы, как кандалами... И малокровная, должно быть: толста, как отпоенная к празднику телка, а в лице -- ни кровинки. Анемия и хлороз! Врет, врет, все врет Андрей Берлога <первый голос, опять же> . Один его праздный каприз!"
А вслух он тараторил:
-- Потому что они -- глазки -- у вас этакими суровыми отшельниками под лобик ушли и вона какими баррикадами позапухли... Хо-хо-хо-хо!.. Вы всегда на белый свет этак -- только прищурясь -- сквозь щелочки смотрите?
Наседкина как будто удостоила усмехнуться одними губами, без малейшего участия мускулов лица.
-- Нет, иногда умею и иначе.
-- Ой ли? Не верю! А ну-ка -- взгляните... посмотрю!
-- Когда надо будет, взгляну... тогда и смотрите!
-- Ого?!
Мешканов шутовскими гримасами заставлял Наседкину улыбаться, а сам чутко прислушивался к тонам ее голоса, как будто утешенный: "Ну хоть и кулебяцкое кокетство, а все-таки обрелось... Хвала тебе, перепелу!.. Линия рта недурна: скрытую и упрямую натуру обличает... Зубы -- не жемчуг, редковаты, но белые и острыми клинышками: обозначает счастье, характер и алчность".
И он заговорил с дебютанткой уже без прежнего презрительного балагана -- мягче, с улыбающеюся, подмигивающею, фамильярною, но и полусерьезною деловитостью:
-- Так вот-с, очаровательная девица, урок, репетиция, дебют, "Демон", Андрей Берлога -- все это, хо-хо-хо-хо, прекрасно, но прежде всего вам необходимо переменить фамилию...
Он остановился в недоумении, потому что,-- только что белое, как воск,-- лицо Наседкиной сделалось пунцовым, "революционные" глаза за "баррикадами" наполнились в щелках своих смеющимся блеском, и щеки надулись, как яблоки.
-- Пуркуа {Зачем, для чего (фр.).}, мадмуазель?!
-- Извините меня, Мартын Еремеич,-- сокрушенно говорила Наседкина, отдыхая от своего беззвучного хохота,-- уж я такая смешливая... Когда меня сконфузят, погибаю... смерть моя!.. не могу!
-- Сконфузят?!. Позвольте, однако, что же я вам сказал конфузного?
Девица Наседкина возразила с прежним лукавством кокетливой кулебяки:
-- Вы сами должны понимать...
И опять
Читать далее...