Гомункулы не умеют любить. Я не умею любить, я не люблю тебя, ты не умеешь и не любишь меня. Мы всего лишь играем. Ты играешь в любовь... ты и сам уже поверил в то, что можешь любить. А ведь существует такое обстоятельство, перед которым ты предашь. Не меня - свою любовь. Дрогнешь. Разлюбишь.
Мне нужно доказать эту теорию.
Я ведь тоже не умею любить...
Гомункулы не умеют любить.
Дожидаюсь, пока ты выходишь в сад и садишься на качели. Ты такой красивый. Снежинки падают на твои плечи и волосы. Я невольно любуюсь тобой... но тут же меня вдруг охватывает злость на самого себя: я уподобляюсь тебе? Уж мне-то точно наплевать на тебя, и нежничать я не буду. Я беру со стола нож и иду в сад. Подходя к тебе сзади, я кидаю нож в снег и обнимаю тебя обеими руками, сжимая ими твою тонкую шею. Ты вскрикиваешь и оборачиваешься.
-Что? Это я... твоя любовь. Ты любишь меня таким?
Твое лицо каменно - спокойно. Как данность ты принимаешь мой вопрос. И отвечаешь.
-Да, Энви... конечно... я уже тебе говорил...
-Мы это проверим, - нехорошо усмехаюсь я и стаскиваю тебя с качелей. Рукой сжимаю твои запястья и тащу тебя к стенке дома, не забыв прихватить нож. Там я снова бросаю лезвие на землю и впиваюсь своими губами в твои, жадно ища в твоих глазах испуга. Но там его нет. Там все то же спокойствие. Ты обвиваешь руками мою шею. Так хочется все бросить, унести тебя в дом, поцеловать, согреть... но я же не буду уподобляться тебе? Швыряю тебя на стену, из твоего рта течет кровь, ты удивленно смотришь на меня... ага, удивление. Но не испуг. И не желание убежать.
-Ты все еще любишь меня, Врас? – повторяю я, и получаю кивок в ответ.
Дальше.
Опять беру тебя за запястья и тащу к беседке. Швыряю на холодный, но все же более теплый, чем снег, пол. Не для твоего блага, дурачок. Я ведь сам не хочу замерзнуть. Наклоняюсь над тобой, кусаю твою шею, ключицы, до боли выкручиваю руки. Оставляю на твоем животе, твоей груди, спине длинные царапины. Странное желание находит на меня. Хочется согреть, опять согреть... но я – не ты. И поэтому я с удвоенной жестокостью мучаю тебя, а если целую, то грубо, если и ласкаю, то жестоко. Я не умею любить.
Наконец мы остаемся обнаженными. Твое дрожащее дыхание врывается в тишину беседки, на твоих ресничках иней, волосы разметались по полу. Ухмыляюсь и хватаю тебя за прядь, наматывая ее на кулак. Ты вскрикиваешь, но тут же прикусываешь губу и тихо стонешь от моих ласк. Я раздвигаю твои ноги, твои колени прижимаются к твоим плечам, но ты только кротко улыбаешься. Резко вхожу в тебя, стараясь причинить тебе лишь боль, никакого удовольствия, одно унижение, страдание, боль. Теперь – то ты точно разлюбишь... через какие-то десять минут удовлетворенно вздыхаю, и, заканчивая очередное унижение, спрашиваю:
-И теперь ты любишь меня?
-Да. Мы же занимались любовью...
-Нет, идиот. Я всего лишь нашел способ унизить тебя.
Одеваюсь и наблюдаю, как ты дрожащими руками натягиваешь одежду и на себя. Как только мы одеваемся, я тут же выволакиваю тебя на холодный снег, нисколько не заботясь о твоем самочувствии.
Я должен дойти до конца...
Несколько минут глухих ударов. Я бью тебя ногами, кулаком, какими-то камнями, кусаю, царапаю. Не замечаю, как ты уже начинаешь истекать кровью. Белоснежный снег в твоей крови. Красиво. Пытаюсь отыскать на твоем лице немой укор – но не тут – то было, на нем нет его, ничего нет, кроме спокойствия и слепого обожания. Обожания меня, который мучает тебя и лишь усмехается.
Я сажусь рядом, впиваюсь ногтями в твои прекрасные, белые, нежные руки.
-Ты все еще любишь меня?
-Да.
Как же я ненавижу эту покорность, это спокойное приятие действительности, с которым ты принимаешь мои удары, ненавижу эту кротость в твоих глазах...
В исступленной ярости я хочу добиться, чтобы ты сказал нет, чтобы ты не удержался, дрогнул...
Я бью тебя по твоему прекрасному, белому, нежному лицу, ты зарываешься в снег, я методично раздаю пощечины - одну за другой.
Ты не плачешь. Твое лицо в синяках и крови, ты кашляешь кровью, глаза в крови, щеки в крови, губы в запекшейся крови. Но ты не плачешь.
-Ты все еще любишь меня?
-Да.
Хрипло смеюсь. Твое милое окровавленное личико сводит судорога боли, но я не замечаю, я не хочу замечать этого.
Мне нужно что-то, чтоб ты сломался... я не уйду, пока не добьюсь цели...
Что-то нужно, чтоб ты дрогнул... чтобы сломать твою детскую, глупую, никчемную веру в любовь...
Нож.
Я беру лежащий рядом нож и пренебрежительно швыряю тебе, попадая лезвием по ладони. Капелька крови из твоей руки уже не привлекает мое внимание: кровь везде.
-Докажи.
Полувопросительный взгляд сменяется утверждением, ты киваешь и берешь нож.
Замешательство на твоем лице?
Я добился?
Дрогнул?
-Энви... во мне уже почти не осталось камней... - ты на что-то намекаешь. Ах, да... ты намекаешь, что можешь умереть? Ты же гомункул, дурачок.
-Ну...- нащупываю в кармане камни. Много камней. Но если я дам их тебе, ты не дрогнешь. Ты же, дрянь, будешь знать, что не сдохнешь. А мне этого не нужно.
-Ну?
Ты
Читать далее...