В колонках играет - пустота.... тишина.... безумный мир в колонках, это оч круто!!! Настроение сейчас - очень плохое... Разбуди мою страсть, заведи мою плоть,
Забери мою власть - мне уже не помочь.
Заведи мою плоть - мне ладонь протяни,
Ты меня разбуди - заведи, заведи!
Че то эти строки крутятся в моей голове, настроение плохое, опатия,скукота, хочется умереть... этот мир не для меня,мне это кажется порой, сильный жрет слабого,если не жрет, то забивает камнями...
Нет ничего, как мне кажется, в этом мире, что ускользает от нашей мысли. Мы перемещаемся: каждый предмет подпадает под наши взоры. За протяженностью взгляда мы вычисляем громадный простор, где распределяются миры, обнаруживаемые неторопливой фотографией.
Громадный? Но мы ввели эту мнимую громадность в наше собственное измерение, мы даже сжали по собственной мерке то, что, поначалу казалось, превосходит ее.
Одна лишь смерть ускользает от усилия духа, который задался целью все объять.
Но, скажут мне, смерть - она вне мира. Смерть вне мер и пределов. И как таковая, она неизбежно ускользает от строгости методического мышления, которое ничего не рассматривает, не придав ему конечную форму.
Если угодно.
Я держу в руках роскошный альбом, в котором текст сопровождается многочисленными цветными иллюстрациями.
В журнале "Life" (чей тираж в Америке составляет 4 миллиона экземпляров) на протяжении 1954 года был опубликован цикл статей, собранных в следующем году в альбом *.
Рождение Земли, возникновение морей и континентов, расселение животных и людей или усеянное звездами небо, по которому перемещается Земля, составляют вереницу пленительных образов. То, что не смогла отразить фотография, воплощено в рисунках.
В этом альбоме моему взору открывается потрясающее сочетание того, что породила жизнь, выпестовав человеческий дух. "Мир, где мы живем" для нас есть мир, в котором рождается человек, мир, по чьей мерке он сотворен. И ясное представление соизмеряет его с человеческим духом. Человек, и это правда, не владеет миром. Разве что властвует над тем, что ему близко, и господство над тем, что ему ближе всего, в пространстве, открываемом наукой, обычно дает ему чувство, что он у себя дома.
Но я хочу задать вопрос.
Мир, где мы живем, "the world we live in" не есть ли в то же самое время "the world we die in", мир, где мы умираем? Так тоже мог бы называться этот альбом у американского издателя.
Быть может.
Тем не менее, здесь есть одна сложность.
"The world we die in" ни в коей мере не является тем, чем мы владеем. В действительности смерть в том "мире, где мы живем", является тем, что ускользает от обладания. Либо мы в страхе утрачиваем желание обладать ею, либо, попытавшись возобладать над ней, в конце признаем, что она ускользает.
Все религиозные обряды и ритуалы во все времена силились ввести смерть в сферу человеческого духа.
Но эти обряды и ритуалы удерживали нас в очаровании смерти. Дух, который она завораживает, мог бы вообразить, что смерть стала его вотчиной: областью, где смерть преодолена. Смерть тем не менее остается в мире, где мы живем, где наконец благодаря науке от нас больше ничто не может полностью ускользнуть - остается тем, что ускользает. "Мир, где мы умираем", не есть "мир, где мы живем". Мир, где мы умираем, противостоит миру, где мы живем, как недоступное доступному.
Я показываю ребенку "the world we live in".Он тотчас воспринимает эти образы, они непосредственно доступны. Предлагаю самому вдумчивому читателю прочесть Последнего человека, произведение, которое могло бы открыть ему "мир, где мы умираем". Но лишь прочитав эту маленькую книгу несколько раз, он поймет, почему ему необходимо еще и еще раз браться за это изнурительное чтение, в которое он поначалу не мог погрузиться. Несомненно, к этому чтению его можно было бы принудить с помощью небывалой силы преодоления, но придется подождать, пока ему не откроется неуловимая грань смерти, дающаяся в руки и все же ускользающая: хотя возможно, что тогда его собственная мысль скроется от него, избегая собственных оснований, избегая всего, что прежде сама ему диктовала.
Я говорил о сложностях, возникающих при чтении "Последнего человека". На основании нескольких предшествующих фраз можно было бы предположить, что речь идет о философии. Меж тем, "Последний человек" находится вне философии.
В первую очередь, как это явствует из титульного листа, это рассказ.
Этот рассказ представляет персонажей, помещает их в определенную ситуацию, ведет к решению. Ниже я опишу эти персонажи и то, с чем они сталкиваются. Но я хочу безотлагательно привести более глубокую причину, не позволяющую согласиться с тезисом о философском характере "Последнего человека": в самом деле, эта
Читать далее...