-Сантьяга, черт тебя дери... Ты где там?
Картина, открывшаяся моему взору, была вполне тривиальна. Человек весьма тучного телосложения перекинулся через каменный край колодца. Звук его голоса несколько раз отражался от стенок глубокого, как я думаю, колодца и сильно искажался эхом. Звон бубенцов. Над краем каменной кладки появляется шутовской колпак о трех медных бубенчиках, а за ним и лицо самого Сантьяги.
-Что б тебя, я уж и перепугаться успел. Ну, уронил ты свой колпак туда, – говоривший, облаченный в какую-то ветошь, сделал небрежный жест в сторону колодца, - так, я думал, забудешь. Ан, нет. Ты юрк туда, я даже удержать тебя не успел. И взбредет же тебе, дураку, в голову!
Сам Сантьяга, по всей видимости, не видел в своем поступке ничего предрассудительного и непосредственного. Этот весьма хрупкий человечек аккуратно перекинул ногу через край и с нарочной неловкостью плюхнулся в грязь. «Клоун, – подумалось мне. – Шут, скоморох, публики нет, а ему в привычку вошло глупо выглядеть». Встал, оправился и на своих кривеньких, неестественно выгнутых ножках направился к скамеечке. Попутно снимая свой колпак, мокрый до нитки.
-Шут, постой, погоди, не серчай. Я пошутил, язык у меня такой, что думаю, то и говорю.
Резкий взгляд шута, скошенная бровь – гримаса ярости и злобы. Гневится на своего приятеля? Мне стало интересно наблюдать за этой парочкой еще с того момента, как они появились на дороге к деревне. Они не замечали ни того, что от деревни остался лишь колодец да пара стен, дымок вился над догорающей церквушкой, ни меня, вымазанного в саже, сидящего на камне перед бывшим домом деревенского старосты.
-Сантьяга! Сантьяга! Побойся бога! Я ведь Трагик, а не тот драматург из-за пьесы которого мы в столь плачевном положении. Стой, ты опять меня пугаешь!
Шут грозно выкинул ногу вперед, сильно, но почти беззвучно топнув. С перекошенным лицом он наступал на полного человека, расставив свои тощие руки в стороны, будто пытаясь поймать толстяка. Тот отступал, спотыкаясь.
Пытаясь найти нужные слова, с опаской толстяк начал: «Сантьяга, это же я, Трагик. Успокойся, ведь мы в одной лодке. Разве я виноват в том, что тебе дали роль мима, а ему, бедняге, пришлось стать шутом. Он не выдержал, не справился. Он просто не умел шутить…»
Сантьяга набросился на своего неуклюжего спутника. Отвесил ему пару тумаков в живот, но был придавлен толстяком к земле. Схватив голову клоуна и поудобнее усевшись на нем, чтобы ничего не сломать, Трагик продолжал: « Нас ведь было семеро, ты помнишь? Мне не легче, поверь уж! «Счастливчик, седьмой номер!» Так ведь с презрением и негодованием крикнул Динг. Я не виноват! Он был не менее ловок чем я, но судьба или, что более вероятно, болезненная психика того драматурга, распределила роли по-иному. Акробат с детства ходит по канату… Мне тяжело вспоминать все это…»
Эта скала расплакалась у меня на глазах. Тучный, с пивным брюшком, но далеко не робкого десятка, этот Трагик заливался горючими слезами. Теперь молчаливому клоуну пришлось утешать его. А я сидел, и все не мог понять, о чем они. Что случилось в этом перевернутом вверх дном мире? «Мир сдвинулся с места» - проплывала навязчивая мысль, мысль ключ, но ключ к чему? Клоун – Мим. Здоровенный толстяк со странным именем, больше похожим на театральный псевдоним. На театральную маску Трагедии.
Что если в нашей жизни у каждого своя роль? Но сможем ли мы исполнить роль соседа? Не ту, которую исполняли всю жизнь, а другую. Выдуманную или позаимствованную. Чужеродную всему нашему существу? Выжить и приспособиться. Но что же стало с этим странным здоровяком Трагиком? Счастливчик? Ирония, но в чем?
Поглощенный вереницей мыслей и умозаключений, нещадно терзавших мой ум, я отвлекся. Когда же я обратил свой взор на эту странную парочку вновь, Шут сделал колесо вокруг колодца, а его странный, с первого взгляда простой мужчина, но с потекшей тушью у глаз и сильно опухшими глазами, приятель прокомментировал это как: «Где все начинается, там и заканчивается. От колыбели, до могилы».
Они ушли на восток. А мне все чудилось, что седовласый старец следует за ними по пятам. Я снялся с привала и продолжил свой путь. Путь на запад, а забвение.

Вечной дороги унылые странники
С ночью обвенчаны, - всюду изганники.
Легкие ветры вас обдувают,
В окнах вас ждуших огонь задувают.
Всюду вы ходите, всюду вы бродите
И хороводы подлунные водите.
Смысла во тьме, своей матери, ищите
Голос неводомый ночью вы слышите.
Дышите?
Грязь с сапогов на пороге сбивается,
В дом он проходит и раздевается.
Смотрит на смерть без очков и пугается?
-Нет, ухмыляется...
Кубик цветной на подушке валяется,
Лучик сознания в нем затмевается.
Странник унылый по лесу слоняется,
Ищет он, ищет, а жизнь продолжается.
Манит рассвет нас своей красотой.
Встаю, умываюсь, иду за водой.
Холодные капли босою ногой
Снимаю с травинок - подошвы лесной.
Дошел до ручья с родниковой водой,
Набрал два ведра, возвращаюсь домой.
Ангелы ночи рассвет подожгли,
Господи Боже, упаси от беды...
До тла все сгорело, вся жизнь и труды.
Ненависть в сердце они разожгли.
Сознанье мое не ведало,
Глаз от слезы не прятало...
Старик весь седой со спины подошел.
Слеп он как крот,
Но с ухмылкой кривой.
Выбив трубку, неспешно беседу завел.
Грани реальности в дым обратил.
В дым обратил, что над домом парил.
Все дальше меня он во тьму уводил....
***
Когда-нибудь допишу. Или можно считать его законченным?

Мальчик, он уже четверть часа сидит неподвижно, и это только то время, которое я за ним наблюдаю. Скоро меня ждет дорога. Скоро я ухожу. Мой внутренний взор летает где-то далеко, там, где есть горы, там, где есть степи. Он показывает мне картины далеких пастбищ и невообразимых животных, пасущихся на них. Пастухи с поразительными свирелями, издающими мелодии счастья. Пятнадцать минут счастья.
Смотря на эти картины, я уснул. Не заметил, как проспал весь день. Голод и физическая усталость сделали свое дело, я спал богатырским сном. Но где это я? Чувства осторожно возвращаются ко мне, будто боятся реальности. Меня шатает, вижу навес, слышу скрип гальки под колесами. Фургон? Сидоров?
Он уносит меня все дальше и дальше, позади остаются назойливые пейзажи земли, лик которой навсегда изменил взрыв. Но виноваты ли в этом термоядерная реакция или ядерный синтез? Эти процессы постоянно происходят на солнце. Они естественны. Неестественно вмешательство человека. Эти ландшафты, с их обугленными пнями деревьев, пустынными улицами селений, домов без крыш и с развороченными печными трубами. В некоторых домах нет стен, а другие представляют собой руины. Иногда мы находили тела, человеческие тела, погребенные под завалами. Счетчик Гейгера слабо потрескивал. На небе стаи воронов.
Вороны, вечные спутники Апокалипсиса. Каркают, они, будто смеются над нами, это лишь игра для них. Может, был прав писатель, назвавший нашу жизнь театром? Шекспир, я узрел зрителей для твоего спектакля - жизни. Но эти зрители готовы разорвать на куски любого упавшего со сцены актера... Должен быть человек, который пройдет по тонкой проволоке, подвешенной над пропастью, и достучится до "небес". В любом понимании этого слова...
Угрюмые пейзажи сменяются хвойными лесами. Неизбежность. Одно сменяется другим. Мир сдвинулся с места, а мы все так же несемся, как и раньше, даже не догадываясь, что правила игры уже не те. Все течет, все меняется. Лишь одно остается неизменным…
Что-то теплое пошевелилось у ног. Пес. Кварк, его зовут Кварк, я в этом уверен. Сидоров говорил, что у него есть пес Кварк. Значит я не один. И одиночество, темной пеленой ночи, не догонит меня сегодня.

Барабанная дробь, выбиваемая пальцами на гладкой лакированной поверхности стола, разорвала тишину. Мальчик сидел за кухонным столом в обветшалой, с оборванными обоями, закопченной стеной, к которой прислонилась старенькая плита, пару раз из кастрюли выкипала вода, и "возгорание" оставило свой след на стене, и разбитым окном, комнате. Мальчик сидел неподвижно. Бледная, даже черезчур белая кожа, русые волосы, недавно коротко подстриженные машинкой для стрижки, и голубые глаза. Пронзительные голубые глаза. Брови дугой, прямой нос и эти глаза. На щеках его не играет румянец, все в этом малыше безжизненно, все непонятно мне. Но его глаза, искрящиеся голубым светом, заливающим души других, стоит только им кинуть хоть один взгляд, выдавал в нем "свободного". Кто такие свободные? Что же я могу о них сказать? Прошу покорнейще простить, но я не знаю, сложно сформулировать мысль, когда есть лишь чувство. Он свободен, я это знаю. Почему? Не на все вопросы есть ответы в это жизни. Быть может, в другой.
В соседней комнате плачет ребенок, а за окном блики от солнца, которое начинают осторожно, как бы с опаской, закрывать облака, играют на потрескавшихся лобовых стеклах разбитых автомашин, на клочках эмалированной краски, еще не облупившейся от времени. Серые тучи, гонимые ветром с востока, навевают дрожь во всем теле, солнце не может бороться с ними, тучи окружают его и закрывают доступ его лучам. Мир вокруг теряет свои краски. И даже одиноко болтающаяся дверь на несмазанных петлях скрипит теперь печальнее. Грусть охватывает сердце. А мальчик сидит не шелохнувшись. В его глазах отражается вся его жизнь: рождение, первый крик в роддоме, мать, кормящая его грудью, отец, гуляющий с ним по аллеям городского парка. Все проносится перед его глазами, вся его жизнь. Вся его жизнь до взрыва, поглотившего его дом и семью... Этому мальчику уже все равно, что есть "мирный" атом, ему уже все равно, что на другом континенте война. Его не интересуют глупые ответы на вопрос "зачем живем?". Он лишь слышит крик своей сестры из сосденей комнаты и видит облако пыли, принимающее облик колоссальных размеров гриба...

Шесть пальцев и огонь воды
Воскресенье, 04 Марта 2007 г. 02:26
"Вода, согревающая, вода, остывающая, приди и наполни сухие останки пальцев древнего старца. Сюита для тринадцати пальцев. Она ждет своего завершения, но руки не двигаются, не поддаются мне. Их них ушла жизнь."
Что происходит, когда жизнь якобы покидает нас? Когда мы не можем больше противостоять своим внутренним демонам. Ты даже не слышишь того что они шепчут, ты чувствуешь. Усталость, боль, подавленность и, что самое страшное, апатию. Жуткое чувство, смывающее все и вся. Уравнивающее в твоих глазах и принца и нищего, но не дающего тебе ни сравняться с ними, ни возвыситься над ними, ни пасть ниц... А что же делать, когда все вокруг вертится и не останавливается, а ты, чувствуя себя бессильным, преклоняешь сначала одно колено, затем второе перед временем. Перед упорядоченным порождением хаоса.
Я чувствую, что выход где-то рядом. Чувствую что что-то близится и расправляет свои огромные крылья. Но знание того что это не отягощает мою спину и не тянет вниз, но незнание пораждает сомнение и разрушает меня изнутри. Авантюра? Да, они спасают меня от мыслей. Это как валерьяна для больного сердца. Она успокаивает, но опьяняет. И пленяет. Как и луна. Если вы спросите меня, давно ли я видел луну, то я не сразу найдусь что ответить. А ведь раньше я был с ней безотрывно связан. Но теперь все не так, хоть и идет на убыль дневное бодрствование, но ночью все равно тянет спать. Или писать. Но писать не получается. Муза, для чего она нужна художнику и поэту? Почему они просто не могут заставить себя что-либо сделать? Могут, но тогда не будет души. А разве так нужна она, эта душа? Ведь за нее не купишь себе хлеба, она не согреет в лютый мороз. Но без нее не напишешь произведения, без нее и не чем будет поделиться со слушателями музыканту. Она бессценна... Поэтому Люцифер и хотел купить душу у человека. Но зачем она ему? Вопрос риторический, все равно разумный человек промолчит, чтобы не накликать беду. Таким не шутят, а дурак и не узнает.
Черный чай, заварка, чифир. Продливает состояние бодрствования на несколько часов, способствует головной боли у неокрепших и непривыкших.
Думаю достаточно. Сон должен быть здоровым. Как давно я не окунался в сон и не плыл в нем под парусом... Свежий бриз, чайка кричит над волнами. Сине-зеленое море и солнце обжигает кожу. Черные паруса и деревянные мачты. Да, я на борту своего брига... Брига не несущего никакого названия. Ибо нет названия тому, что давно должны были поглотить волны.

Осенние листья или весенняя стужа
Пятница, 02 Марта 2007 г. 14:42
Сегодня вспомнился Ворон Одина, одноглазого великана и властителя северных земель. Говорят эти птицы живут несколько сотен лет и способны выучить до 300 слов. Незнаю насколько это врено, но воронов я вижу много реже чем ворон.
Почему мне мирешется осень,
в этот хмурый весенний денек.
Потому что на небе горит огонек.
Но не солнца, а серого плена,
Заволокшего мой зрачек.

Головная боль разрывает на тысячи кусочков все мои мысли, заставляя их кружить неописуемой хаотичности хоровод. Они не сталкиваются, они энертны. Идеальный газ у меня в голове...

Разогнаться по жизни на собственных ногах много сложнее, нежели опираясь на что-то или зная свою судьбу. Наги с саблями, шипя и извеваясь, обкрутили хвастами комод. Холод. На улице холод, но жарко в тепле, от огня в этой стуже милее. Только вот огонька я не вижу во тьме, потому как душа не светлеет.

Обновленные пальцы
Среда, 07 Февраля 2007 г. 14:26
Сегодня один из особенных дней, особенно холодных, я бы так это назвал. Несколько минут после полудня, солнце ушло из моего окна, а пальцы еще не отогрелись от жуткого холода за окном. "Попутный ветер от волны к звезде"... строка. Это ведь всего-навсего строка из песни. Не боле?Зачеа размышлять над сем-либо? Сегодня солнечный луч прорвался через покрывало серого зимнего неба, морозное утро осветилось темными лучиками света. Этого вполне достаточно для того чтобы сохранить веселое расположение духа до самого вечера! Разве не прекрасно жить под этим небом и видеть солнце? Я темный эльф вышедший на поверхность ради того чтобы вкусить тепло солнца, увидеть этот свет... Потери, потеря всего что когда-то было вокруг меня взамен на возможность любоваться переливами солнечных зайчиков на стеклах. Голубое небо, слегка подкрашенное красным на восходе и закате. Пыльная от звезд ночь, пламя свечи и тоска по тому самому солнцу, которое безуспешно пытается заменить нам луна. Луна... она тяготит меня, каждый раз, когда лунный луч пробивается ко мне в комнату, я чувствую то бессилие над собой, какое, возможно, чувствовали иноки, запертые в кельи. Я зверь, запертый в клетке, а Луна моя спасительница, моя чаровница. Она освобождает меня, но свобода не бывает прекрасна, когда Ее нет со мной. Ее... Луны... Она пленяет, неправда ли?

Во тьме глубин
Понедельник, 05 Февраля 2007 г. 23:28
Сегодня первый день этого дневника.Возможно, когда-нибудь я назову его чудным, а может Читать далее...

В этом дневнике я хотел бы написать все что я думаю. И оставить свои старые записи из другого дневника, который, по вине обстоятельств, потерял свои свойства нормального дневника и боле непригоден для моих нужд. Вот и все... на сегодня=)