Я- Привет. Мне плевать, что ты сейчас офф-лайн. Мне просто нужно было сказать тебе "привет", вот и все. Даже не тебе, а просто хоть кому-нибудь, потому что я дохну от одиночества, я целыми днями у компа, у меня ностальгия, бессонница и маразм, и мне уже не с кем поговорить, кроме кота!!!
хххх- Я в инвизе. Успокойся.
Я- Аааа... Ну тогда пока.
*уж лучше с чертом, чем с самим собой(с)*
*я водяной, я водяной, поговорил бы кто со мной(с)*
А все потому, что не надо заниматься самолечением. И проводить операции на мозге, да еще без наркоза, да еще самой себе, тоже не надо. Но - поздно.
Дожили. Старые страхи возвращаются. Совершенно не могу находиться одна. Медленно, но верно схожу с ума от одиночества... Не хватает людей... Хотя нет.. Одного человека не хватает, единственного человека - так странно...
...
Один человек сейчас может заменить всех людей мира
...
Хочется выругаться матом
...
А его нет. Здесь и сейчас его нет, когда он нужен, нужен, нужен!!!
Я сижу на камне в пустыне. Я не одна - со мной мое Одиночество. Оно высокое, стройное и прохладное, как глыба льда. От него веет прохладой, без него душно.
- Мне пора. - говорю я. - Пойдем со мной.
Одиночество посмотрело на меня серыми огромными глазищами.- Не стоит. Ты пропадешь со мной.
- Ну пожалуйста. Ты же знаешь, я без тебя никуда.
- Раз ты настаиваешь...
Я взяла Одиночество за руку, и все завертелось. Теперь мы стояли на вокзале, переполненным босоногими, оборванными людьми.
- Кто это? - шепнула я ему.
- Это? Это рабочие, они пришли на революцию. - ответило оно тихо.
- А-а.
Мы помолчали.
- Смотри, солдаты! Пойдем отсюда, - попросила я. Одиночество не тронулось с места. - Ну пожалуйста.
Оно было словно зачаровано черной дырищей ружейного дула. Я тянула его за руку, но оно не двигалось с места. Солдат взвел курок.
- Нет, нет, не надо! Стойте! - я бросилась было к солдату, но вдруг увидела Пулю. Она была грязновато-желтого оттенка и угрожающе вращалась, тихонько жужжа. Я смотрела на Пулю во все глаза, пока она не приблизилась на расстояние вытянутой руки. А потом я даже не успела почувствовать боли. Просто как будто обожглась крапивой, и все.
Очнулась я в вагоне. Я лежала на че-то жестком, холодном и мокром. Рядодм сидело мое Одиночество и бинтовало рану. С трудом приподнявшись, я поняла, что лежу на трупах. Тысячи трупов демонстрантов наполняли этот поезд смерти, мужских, женских, детских... Они были уложены в штабеля с завидной педантичностью и еперевернуты лицами вниз.
- Что там случилось? - спросила я, заранее зная ответ.
- Их расстреляли, после того как ты бросилась на солдата. Они сказали, что ты террористка и хочешь его убить, а потом всех расстреляли за сообщничество.
- Но их же было десять тысяч. - пробормотала я. - неужели... Всех?
Одиночество молча перевязало мою рану и исчезло в тамбуре, оставив за собой легкий шлейф аромата крови вперемешку с луговыми цветами.
Я знаю 400 человек. Я всю вчерашнюю ночь убила на подсчеты.
И только без 6% тех, кого я знаю, я сдохну в моральном плане.
Наводит на размышления.
Три дня меня здесь не будет. Считайте, что уехала на фотоохоту.
Иногда мне совершенно все равно, как я выгляжу. Мне наплевать на то, что ярко-желтая кепка не подходит к кофточке, и на то, что мне "больше идет с хвостом, чем с косой". Мне до лампочки, каким блеском накрасить губы, потому что он все равно потом сотрется. Лень красить глаза и неохота сочинять причесон на голове. Потому что там, куда я еду, не это важнее всего в человеке. И доказывать, что я тоже могу нормально выглядеть, просто не хочется, и все тут.
А чего хочется? А хочется сидеть на подоконнике, слушать дождик за окном и пить горячий чай из большой кружки. И есть бутерброды с колбасой.
А еще чего хочется? А чтобы не надо было ничего никому доказывать, а чтобы была любимая книжка и тишина, чтобы на кухне готовился обед и кот громко мурлыкал.
Чтобы никто не оценивал внешний вид, прическу, укладку, и не прикидывал, за сколько я купила эти старые рваные джинсы. Любимые рваные джинсы, между прочим.
И чтобы не гудели машины под окном. А было тихо и спокойно. А потом чтобы за мной зашли бы друзья, и мы бы ушли гулять и дурачиться, а вернулись только поздно вечером, усталые и счастливые. И не обращая внимания на крики мам, пап, дедушек и бабушек, плюхнулись в кровать. Спать.
Из телевизора доносятся отрывки какого-то старенького мультфильма.
Дерево, печально: Я погибаю.. Мои корни грызет злой червяк...
Девочка: Сейчас я прогоню его!
Кто б моих червяков прогнал...
Час от часу не легче...
Не люблю утренние смски и утрениие газеты.
Меня в больницу положили, забавно, да? Лежу в хирургии.
Ничего забавного, Полин. Ничегошеньки.
Блин.
Память - подлая штука. Малейшая фраза - и перед глазами снова те моменты, так ярко, как будто вчера это было.
Сижу и поминутно проверяю почту. Дура.
Я знала, что так будет. Я могу угадать человеческие поступки в пошаговом порядке. Но не могу не привязываться к людям.
Вот вы и забыли, да? Нет? Да...
Я просто истеричка. Это проблемы с интернетом. Мне хочется в это верить.
Я же знала, что вы забудете, потому что так всегда бывает, потому что так. Бывает. Всегда. Царапина вскрылась и снова кровоточит...
смекаешь?
Она умерла в послединий час ночи, еще до того, ка начался рассвет. Она умирала трудно и мучительно, и никто уже не мог ей помочь. Она крепко сжимала мою руку, но уже не узнавала меня.
Кто-то когда-то сказал:
- Она умерла.
- Нет, - возразил я. - Она еще не умерла. Она еще крепко держит мою руку.
Свет. Невыносимо яркий свет. Люди. Врач. Я медленно разжимаю паьцы. И ее рука падает. Кровь. Искаженное удушьем лицо. Страдальчески застывшие глаза. Коричневые шелковистые волосы.
- Пат, - говорю я. - Пат!
И впервые ое не отвечает мне.
- Хочу остаться один, - говорю я.
- А не следовало бы сперва...- говорит кто-то.
- Нет,- отвечаю я. - Уходитею. не трогайте.
Потом я смыл с нее кровь. Я одеревенел. Я причесал ее. Она остывала. Я перенес ее в мою постель и накрыл одеялами. Я сидел возле нее и не мог ни о чем думать. Я сидел на стуле и смотрел на нее. Вошла собака и села рядом со мной. Я видел, как изменилось лицо Пат. Я не мог ничего делать. Только сидеть вот так опустошенно и глядеть на нее. Потом наступило утро, и ее уже не было.
Эрих Мария Ремарк
А по-моему, зло сильнее в силу несопоставимости целей и средств. Добро добивается того, что хочет, мирно, Зло прибегает к любым способам. Добро отдает, Зло - забирает. Маленькое добро делает большое зло сильнее, маленькое зло способно омрачить даже самое большое добро. Потому что есть не только Добро и Зло. Потому что есть еще и Человек. И вот он-то сильнее их всех, вместе взятых. Человек впитал в себя самые лучшие стороны Добра, равно как и страшнейшие стороны Зла.
Человек - это бомба. Ядерная бомба. И поверьте, когда-нибудь она взорвется.
...Я верю не в непобедимость зла, а только в неизбежность пораженья...
[402x631]
[410x688]
Люблю ли я школу? Отвечу честно - нет, не люблю. Терпеть ненавижу. И не потому, что я подросток, а подростку положено не любить школу, и не потому, что надо рано вставать и куда-то идти. Не поэтому.
Я не люблю школы вообще. Я не люблю и свою школу в том числе. И одноклассников некоторых не люблю. За что? Да, действительно, ну как можно не любить своих лаффных аднакласнеГов?! Можно. За их отношение. К себе. К остальным. Ко мне лично. За лицемерие и неблагодарность. Не всех. Некоторых, выборочно.
Я не люблю, когда люди, поссорившись, назавтра целуются в щечку при встрече. Я не люблю, когда вместо "Привет" говорят: "Дай скатать". Я не люблю, когда не говорят элементарного "спасибо". Не лично мне. Не лично мои одноклассники. Вообще. Не люблю, когда на каком-нибудь несчастном шибздике висит стикер "пни меня". Вот не люблю, и все. Потому что мерзко, потому что подло, потому что бессмысленно, потому что глупо, потому что по-детски жестоко.
Я сегодня видела Артема Раджабова. Это некрасивый, немного ненормальный, агрессивный подросток. И видела его мать. С ней он ведет себя совсем по-другому, с ней он спокойнее, веселее, добрее, что ли. Вы знаете, так бывает. Так часто бывает. Просто мать его любит и принимает такого, как есть. А остальные его ненавидят и смеются. И чего скрывать - я смеюсь вместе с ними. Смешно? В общем-то грустно...
За это я не люблю школы. Не за них самих. За их детей. И за себя я школы тоже не люблю.