Врядли что либо еше напишу тут, переехал. хотя если только по старой памяти...

Дневник мне говорит что я очень давно не писал, правду гадёныш говорит).... незнай, ккто поостыл я к дневнику, точнее к дневнкам, все больше перехожу на Вконтакте,хороший проект... жизнь моя на много не изменилась. Все также одиноко, все так же жить скучно. Бывают просветы иногда, но они редки и мимолетны. все чаше задумываюсь над будушим, что дальше делать, как быть, как жить, порой мысли эти меня мучат, порои придают некое настроение и силы бороться, но чаше всеже пугают и расстраивают. пох на все... поехал я, к серому надо ехать, машину делать да отгонять ее на мехз к бабушке с дедушкой, в гараж, пусть стоит до лета, а там я и дед будем ездить... мамка кстати моя решила права получить, она решилась координально зменить свою жизнь, ведь водительские права ее изменят однозначно, она удет в конце концов с этого гребвного рынка где работает уже 12 лет. поидет а менее слождную работу, но более высокооплачиваемую, ездить будет на моей машине, со временем может переоформим на неё машину, потому что коогда мне права вернут я уже буду в состоянии купить себе другую машину, я в этом уверен. все дорогой дневник, пока, может и не скоро увидимся, но нем не менее. не обрашай внимания на ошибки дневничок, я знаю ты меня и таким любишь)

Настроение сейчас - Смешанное

Надо на чатки всеже почаше ходить... вот так придешь после долгого перерыва и челюсть отвисает от увиденного... Надежда моя рухнула, хотя и не до основания...

Даже на работе она в моих мыслях, становится легче и приятнее работать) странно.

Настроение сейчас - Жутко болит голова

Вторую неделю она в моей голове. Почему именно сеичас она вернулась, я не поиму. Летом нашим отношениям не суждено было сложиться, не получилось. Интересно а сеичас получится?... Я бы очень этого хотел, я постараюсь.
Блять как же голова болит, ебаный ягуар.
Почему то вернулись воспоминания и ощушения былого, даже сильнее. И вспоминается все как то с трепетом, с наслаждеием. Очень хочется все вернуть...

Август тянулся к концу, запущенная трава, росшая квадратом посреди площади Гриммо, вядала под солнцем и наконец стала колкой и бурой. Обитателей дома номер двенадцать никто из живших о соседству не видел, как не видели они и самого этого дома. Поселившиеся на площади Гриммо маглы давно уже свыклись с прокравшеися в нумерацию здешних домов забавнй ошибкой, в следствие которой дом помер одинадцать соседствовал с домом номер тринадцать.
Правда теперь, площадь привлекала некоторое количество визитеов, по-видимому находивших эту ошику весьма интригуюшей. Редкий день проходил без того, чтобы один или два человека не появлялись одной-единственной целью - прислониться к железным оградкам домов одинадцать и тринадцать и поглазеть на их стык. Соглядатаи каждый день сменялись, хотя все они, похоже, питали неприязнь к нормальной человеческои одежде. Большая часть проходивших мимо лондонцев давно уже привыкла к странным нарядам и внимания на этих людеи не обращала, однако время от времени кто-нибудь всеже оглядывался с недоумением - такая жара, а они в длинных плащах.

Наверное, отчаяние имеет порог, печаль — вес, а боль — границу: один шаг — и всё исчезает, мир сгорает, чтобы возродиться заново, — иным, в новых красках и звуках, новых чувствах и словах... И в безжалостном огне меняются местами недозволенное и дозволенное, там не существует слова "нельзя", там нет запретов, как нет и пути назад, — есть только мгновение. Оно же — вечность

Чудом избежав смерти в объятиях дементоров полгода назад, он, вместе с угольной чернотой волос, едва тронутых к тому времени ранней сединой, лишился чего-то важного, быть может, даже самого главного: того, благодаря чему мог с упрямством смотреть в будущее и, стискивая зубы — до боли, до хруста — шагать вперёд. Или, когда шагать уже не было сил, ползти — на коленях, на брюхе. Да, он привык бороться с судьбой, привык выживать и подниматься на ноги — назло, вопреки. И судьба, словно распаляясь от такой живучести, становилась всё коварнее, изобретая новые пытки, подстраивая новые ловушки и неустанно испытывая душу и тело. Он выучил её урок назубок — иногда нужно бороться даже с богом. С каждым может случиться несчастье: гибель города, смерть близкого человека, несправедливое обвинение, неизлечимая болезнь. В это время бог испытывает человека, чтобы тот ответил на вопрос: "Зачем ты так цепляешься за жизнь, ведь она коротка и полна страданий? Какой смысл в твоей борьбе?" Тот, кто не может ответить на этот вопрос, смиряется. А тот, кто ищет смысл жизни, решает, что бог поступил несправедливо. Такой человек всегда идёт против своей судьбы. И в этот миг с небес снисходит другой огонь — не тот, что убивает, а тот, что разрушает старые стены и открывает каждому его истинный дар. Трусливые никогда не допустят, чтобы этот огонь зажёг их сердца. Всё, что им нужно, — чтобы новое в жизни как можно скорее стало привычным. Тогда они смогут жить дальше и думать так, как прежде. А храбрые предают огню всё старое и, даже ценой огромного душевного страдания, оставляют всё, в том числе и бога, и идут вперёд.
Храбрые всегда упрямы

НАконецто мамкина подруга решилась продать машину которая ей нах была ненужна, которая стояла в гараже уже дольше года точно.
Машина хорошая, шестерка, примерно середины 90х годов, пробег всего 51 тыс. км.
вообше на неи мало ездили, некому было попросту...
Машину я смотрел, работает как часики, давольно чистенькая и ухоженная, битая в жопу, но хорошо восстановленная, крашеная. Ето все лан, она уходит ко мне почти на халяву, да еше и в рассрочку, так что дело только за преоформлением и я на колесах.
Ненравится мне только то что она 4х ступка, и еше панель, но это все наживное так сказать... на быстрый взгляд показалось что одинаковых колес на неи нет, на второи так и оказалось. На неи стоит половина зимних половина летних шин примерно. В гараже еше конечно лежит пара новых колес но и им пары я думаю не наидется. И еше я во второи визит( ключи от машины и от гаража у меня есть, она даж разрешила ставить ее в свои гараж. т. к. он еи тож не нужен), расслыхал какоито подозрительный шумок в движке, который мне не понравился, может это конечно плод моего воображеня( она сказала движок новый, ХЗ что в ее понимании новый, да и пробег не такои уж и большои, мизерный можно сказать), но посоветоваться со спецом никогда не помешает, специалист, откликнись.

Вот уже две недели как отработал на ней. Или может три... точно сказать затрудняюсь, потерял счет времни. Две. Работа в ночную смену, 12 часов, приходишь утром домой усталыи и измученный, и вроде спать хочется, но организм както не распологает... С начала совсем запутался, почти неразлиал время суток, незнал день недели и тем более число. Сейчас вроде полегче стало.
Работать наборшиком на первый взгляд не трудно, но только на первый взгляд. Ладнобы просто таскать кейсы(палетка в простонародъе), так там нужно еше вести строгии учет за ними, так как написано в тикете, иначе перебирать набранный поддон заново, а это лишняя ненужная работа. Больше всего заебывает это все считать, выучил уже половину таблицы умножения, которую с третьего класса благополучно забил, ту полоовину, которая связанна с кратностью колва вмешаемых поддоном кеисов, в зависимости от обема продукции по литражу.
Думаю оставаться там работать или нет. Я пока договор не заключил, а друг один усленно завет работать на другую работу, на машине, люди нужны... Заманчиво.

Я помню последний день в Хогвартсе — день, когда делегация Дурмштранга отплывала на
родину.
Она беседовала со своими приятелями, когда я отозвал её в сторонку и в паузах между
прощальными словами и взглядами улучил возможность невзначай коснуться губами пушистого
облака её волос — ни она сама, ни Поттер с Уизли, не спускавшие с нас настороженных глаз,
этого даже не заметили — прощальный поцелуй.
Потом колдография на память, которую по моей просьбе сделал Поляков, — я подхватил её
под руку — и привычное уже тепло её ладони, её локтя внезапно пронзило меня невыносимой
горечью и тоской, какую ощущаешь, когда по-летнему жаркий луч касается октябрьского
запустения природы.
Прикосновение.
— Виктор, улыбнись! — она приветственно махнула в объектив рукой. — Ты потом пришлёшь
мне снимок?.. Ты напишешь мне?
— Я буду писать тебе каждый день — пока ты не приедешь ко мне… Ведь ты приедешь?
Она отвела глаза и потянула свою руку, пытаясь высвободиться.
— Я… я не знаю — как родители… Они могут меня не отпустить…
— Хочешь, я сам напишу им?..
— Ой… я не знаю, — она окончательно смутилась, а от взглядов Уизли и Поттера пространство
вокруг нас буквально наэлектризовалось. — Тебе пора… До свидания, Виктор…
Её последний взгляд… Карие в рыжую искорку глаза — меня окатило их теплом…
Взгляд.
…Мерлин мой, как я устал…
Снова белый потолок и мельтешение белых мантий — день за днём, неделя за неделей.
Словно что-то можно изменить. Да, я мог бы снова дышать и, наверное, даже ходить… Но жить?
Я не хочу. Не хочу. И не надо меня заставлять. В этом нет никакого смысла.
Лица сливаются в бесконечный фантасмагорический хоровод — чужие, незнакомые,
доброжелательные, настороженные, несчастные — кто они?.. Я не знаю их, я не хочу их знать, я
не хочу их видеть.
Всё пустое.

Взгляд.
И словно остановилась на мгновение безумная карусель, её лицо вылепилось и приобрело
отчетливость, в тот миг я точно понял: вот она. Вновь все помчалось и понеслось, и все
остальные смазались и потекли расплавленным воском.
Я ждал её — день за днём, неделя за неделей. Я знал, где найти её, я прятался за горой книги
ждал мига, когда наконец-то останусь один и смогу подойти к ней и заговорить. Я мучительно
перебирал фразы — кто бы мог подумать, что это окажется настолько сложно!
Впрочем, со мной никогда не случалось ничего подобного; после того, как на меня рухнула вся
эта слава и хлынул золотой дождь, я сразу же вознесся к таким вершинам, где мне не
приходилось думать о том, как добиться желаемого. Это было и приятно, и страшно — но мне не
надо было думать, как подойти и заговорить, — так же, как сейчас эти увивающиеся вокруг
девочки, они тоже почитали великим счастьем мой приглашающий жест.
Я знал, что она не такая. Она не должна была быть такой.
Я смотрел ей в затылок, следил за тем, как она быстро-быстро водила пером по пергаменту,
поражался её трудолюбию и упорству, смотрел, как она задумчиво облизывает губы и
хмурится, — и мне хотелось вычеркнуть три прошедших года из памяти. Мне хотелось родиться
заново, чтобы впервые полюбить и пройти этот бесконечно-вечный путь от первого взгляда — в
неведомую и неизвестную даль. Я никогда не ходил этой дорогой. Для меня все заканчивалось,
едва начавшись. Да, впрочем, и не начиналось.
Никогда.
Пока я не увидел её.
Слово.
Её губы дрогнули, она удивленно вскинула глаза, и, улыбнувшись, ответила на моё
приветствие — так легко и непринужденно, словно ждала.
Да, всё оказалось куда проще и куда сложней — в ней не было ни капли жеманства и кокетства,
она не искала в моих словах тайный смысл, не дулась и не хихикала. Она открыто смотрела на
меня своими карими в рыжую искорку глазами, легко улыбалась и хмурилась — она была
естественна, непосредственна, удивительно умна и серьёзна. Мне было легко с ней. Словно я
знал её всю жизнь.
Рядом с ней я забывал о том, что между нами несколько лет, забывал про противоборство
наших школ и сотни километров расстояния, что разделяли нас совсем недавно и скоро лягут
снова. Мы засиживались над книгами и свитками в библиотеке, не замечая, как одна за одной
гаснут свечи на пустеющих столах, пока не оставались одни, и строгая крючконосая
смотрительница библиотеки сначала деликатным покашливанием, а потом решительным жестом
не напоминала нам о времени и не выпроваживала прочь.
Запах
Он смешался у меня с запахом пожелтевших хрупких страниц и сморщенной кожи переплетов.
Я пытался отделить его от запаха старых книг — нежный аромат, шедший от её пушистых, словно
взъерошенных волос, от её кожи и одежды. Это был даже не аромат — он неё пахло просто
свежестью и водой…
Я помогал ей с учебой — конечно же, она не подозревала об этом, она бы никогда не приняла
от меня помощи: она для этого слишком горда и упряма. И честолюбива. Но я невзначай
упоминал книги, которые можно было взять в библиотеке или выписать, приносил свои
учебники — хорошо, что половина из них была на болгарском: я часами переводил их ей, читая
вслух…
Она тоже учила меня — и опять же не догадывалась об этом. Учила улыбаться, учила
смеяться. Учила плакать — беззвучно плакать в подушку, задыхаясь от счастья, словно я опять
был тринадцатилетним мальчишкой, и мне пришло письмо из юниорской сборной… Учила
произносить своё имя.
Пусть она учит меня дышать: я был готов на все.
Прикосновение.
Я впервые коснулся её руки, подавая ей перо вместо истрепавшегося. Меня ударила молния, я
чуть не сгорел, захлебнувшись в собственных чувствах, — она же этого даже не заметила.
Она давно писала дальше, а моя рука все горела, её касание жгло, как огненный дождь,
несущий одновременно и жизнь, и смерть.
Когда, открывая Бал, мы стояли перед закрытыми дверями, её рука легла на мою: чуть
дрожащая, легкая, почти невесомая. Я смотрел на её профиль, она была сосредоточенно-
серьёзна, словно шла на экзамен, она волновалась и, кажется, чуть стеснялась.
Поцелуй
Мой поцелуй был легок и случаен, я так и не понял, как осмелился на него. Вынырнув из
глубокой мечтательной задумчивости, она вдруг словно ощетинилась, глаза заметали молнии,
казалось, она готова меня испепелить. Но её негодования, выплеснувшегося на меня, было
недостаточно, чтобы затмить секундную радость обладания. Она была со мной, моей — мне не
нужно было ничего большего: просто держать её руку и касаться прохладной щеки в этом
школьном, почти детском поцелуе, каких у меня никогда не было.
Она поняла, почувствовала это. Она простила меня раньше, чем я успел вымолить у неё
прощение.
Я нес её на руках.
Я рвался вверх, к свету, сквозь толщу воды; она со счастливой сонной улыбкой покоилась у
меня на руках, привалившись к плечу. Она прильнула ко мне так по-детски доверчиво, так
трогательно… С губ её срывались пузырьки воздуха — воплощение жизни. Что видела она в этих
грезах?
Открыв Читать далее...

блять, 40 минут писал пост в дневник чтоб поделиться новостями и радостями своми, и вот когда уже написал случаино ногои задел rezet на системнике... блять... обидно... снова набирать нет желания, пока нет, потом какнить радостью поделюсь... блять...

Собираюсь купить хороший рюкзак, люблю я такие веши, очень удобно. Как раз подвернулся калым.

В первые в жизни потерял телефон, жалко его конечно, но мне болше жалка контакты на симке чем саму трубу, всетаки он мне не понравился... и еше больше не надо пить бодяжный спирт...

Никто случаем не знает когда выйдет Star Craft 2? с нетерпением буду ждать ее выхода, сеичас с инета скачал треилер к игре на 64 метра - просто ахуенно.

В колонках играет - Blade theme
Настроение сейчас - норма

Не люблю просыпаться от голосов за окном, седня дворники там развели такои базар, что непроснуться нельзя было.
Встал, налил бокал чая без сахара, закурил. Включил комп, открыл TZ, и за одно заебенил музыку с такои силой, что теперь эти дворники друг друга не слышат (наверное). Недавно переташил к себе в комнату центр, в зале он временно без надобности. После того как купили в зал уголок, вся апаратура переехала на место, тоесть на стенку. и по скольку никто не додумается докупить проводов, центр стоит без дела (он может уместиться только на верху стенки, а провода не достают, он был раньше подключен к DVD).

"Ночь ушла, утро настало, солнце взошло, новой жизни начало..." жизнь меняется в любом случае, и не важно, в хорошую ли сторону или в плохую, она поменяется.

Уже неделю люди с какогото хуя присылают мне свои резюме на должность менеджера. С какого хуя - напонятно. Может кое кто так решил мне отомстить из-за того что эго задумка не вышла, но это глупо ведь... скорее всего кое кто кое где ошибся... в принцыпе мне пох что эти письма приходят, но они уже начали подзаебывать.

В последнее время навалилось стока проблеим и эмоции, что просто невозможно все слить в дневник.... бля.....