[500x333]
В колонках играет - алсу - когда любовь ко мне придёт
Настроение сейчас - хорошое настроение,

Ксения
Имя древнегреческого происхождения, означающее «чужестранка», «гостья».

В древней Греции «ксении» — язвительные двустишия, которыми хозяева дома в шутку встречали гостей. Ксюша растет милым, спокойным и послушным ребенком. Она хорошо учится в школе, не ленива, аккуратна и исполнительна. Вот только чересчур чувствительна и обидчива.
Если уж Ксюша надуется, то мириться первой никогда не будет. Подружек меняет часто, в конце концов останавливает свой выбор на той, которая не будет ей ни в чем перечить. Чувствительность и восприимчивость свойственны и взрослой Ксении. Ей определенно не хватает уравновешенности и стабильности. Семейная жизнь этой женщины поэтому не бывает усыпана розами.
Первый брак чаще кончается ничем, вторично Ксения выходит замуж много лет спустя. Ксению скорее интересуют гуманитарные науки, чем техника, большие способности у неё к языкам, но щедрее всего природа наделила её музыкальным талантом, и если она всерьез начинает заниматься музыкой, то достигает в этой области больших профессиональных успехов. Ксения живо реагирует на несправедливость, но бороться она будет только за свои собственные права, хотя на словах может сочувствовать и другим.
На самом деле, она больше интересуется своим внутренним миром, чем работой. Наилучшим делом для Ксении является благоустройство домашнего очага. Она превосходная и, главное, очень запасливая хозяйка.
«Осенние» женщины нередко преуспевают в науке, но им присуща та же излишняя впечатлительность и малейшая неудача приводит их в полнейшее отчаяние. Ксения — обаятельная женщина и прекрасно умеет пользоваться этим своим качеством. Она так же очаровательна, как и её любимый цветок — роза.

В этом разделе книги моей памяти1, до которого лишь немногое
заслуживает быть прочитанным, находится рубрика, гласящая: "Incipit vita
nova"2*. Под этой рубрикой я нахожу слова, которые я намерен воспроизвести в
этой малой книге, и если не все, то по крайней мере их сущность.
II
Девятый раз после того, как я родился, небо света приближалось к
исходной точке в собственном своем круговращении1, когда перед моими очами
появилась впервые исполненная славы дама, царящая в моих помыслах, которую
многие -- не зная, как ее зовут,-- именовали Беатриче2. В этой жизни она
пребывала уже столько времени, что звездное небо передвинулось к восточным
пределам на двенадцатую часть одного градуса3. Так предстала она предо мною
почти в начале своего девятого года, я уже увидел ее почти в конце моего
девятого. Появилась облаченная в благороднейший кроваво-красный цвет,
скромный и благопристойный, украшенная и опоясанная так, как подобало юному
ее возрасту. В это мгновение -- говорю поистине -- дух жизни4, обитающий в
самой сокровенной глубине сердца, затрепетал столь сильно, что ужасающе
проявлялся в малейшем биении. И, дрожа, он произнес следующие слова: "Ессе
deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi"**. В это мгновение дух моей
души5, обитающий в высокой горнице, куда все духи чувств несут свои
впечатления, восхитился и, обратясь главным образом к духам зрения,
промолвил следующие слова: "Apparuit iam beatitudo vestra"6***. В это
мгновение природный дух7, живущий в той области, где совершается наше
питание, зарыдал и, плача, вымолвил следующие слова: "Heu miser, quia
frequenter impeditus ero deinceps"8****. Я говорю, что с этого времени Амор9
стал владычествовать над моею душой, которая вскоре вполне ему подчинилась.
И тогда он осмелел и такую приобрел власть надо мной благодаря силе моего
воображения, что я должен был исполнять все его пожелания. Часто он
приказывал мне отправляться на поиски этого юного ангела; и в отроческие
годы я уходил, чтобы лицезреть ее. И я видел ее, столь благородную и
достойную хвалы во всех ее делах, что, конечно, о ней можно было бы сказать
словами поэта Гомера: "Она казалась дочерью не смертного, но Бога"10. И хотя
образ ее, пребывавший со мной неизменно, придавал смелости Амору, который
господствовал надо мною, все же она отличалась такой благороднейшей
добродетелью, что никогда не пожелала, чтобы Амор управлял мною без верного
совета разума, в тех случаях, когда совету этому было полезно внимать. И так
как рассказ о чувствах и поступках столь юных лет может некоторым показаться
баснословным, я удаляюсь от этого предмета, оставив в стороне многое, что
можно было извлечь из книги, откуда я заимствовал то, о чем повествую, и
обращусь к словам, записанным в моей памяти под более важными главами.
III
Когда миновало столько времени, что исполнилось ровно девять лет после
упомянутого явления Благороднейшей1, в последний из этих двух дней
случилось, что чудотворная госпожа предстала предо мной облаченная в одежды
ослепительно белого цвета2 среди двух дам, старших ее годами. Проходя, она
обратила очи в ту сторону, где я пребывал в смущении, и по своей несказанной
куртуазности, которая ныне награждена в великом веке3, она столь
доброжелательно приветствовала меня, что мне казалось -- я вижу все грани
блаженства. Час, когда я услышал ее сладостное приветствие, был точно
девятым этого дня. И так как впервые слова ее прозвучали, чтобы достигнуть
моих ушей, я преисполнился такой радости, что, как опьяненный, удалился от
людей; уединясь в одной из моих комнат, я предался мыслям о куртуазнейшей
госпоже. Когда я думал о ней, меня объял сладостный сон, в котором мне
явилось чудесное видение4. Мне казалось, что в комнате моей я вижу облако
цвета огня5 и в нем различаю обличье некого повелителя, устрашающего взоры
тех, кто на него смотрит. Но такой, каким он был, повелитель излучал великую
радость, вызывавшую восхищение. Он говорил о многом, но мне понятны были
лишь некоторые слова; среди них я разобрал следующие: "Ессe dominus tuus"*.
В его объятиях, казалось мне, я видел даму, которая спала нагая, лишь слегка
повитая кроваво-красным покрывалом. Взглянув пристально, я в ней узнал
госпожу спасительного приветствия, соизволившую приветствовать меня днем. И
в одной из рук своих, казалось мне, Амор держал нечто объятое пламенем, и
мне казалось, что он произнес следующие слова: "Vide cor tuum"**. Оставаясь
недолго, он, казалось мне, разбудил спящую и прилагал все силы свои, дабы
она ела то, что пылало в его руке; и она вкушала боязливо. После этого,
пробыв недолго со мной, радость Амора претворилась в горькие рыдания; рыдая,
он заключил в свои объятия госпожу и с нею -- чудилось мне -- стал
возноситься Читать далее...

[180x255]

привет всем кто прочитал мои рассказы мне очень приятно что вы сейчас находитесь здесь,спасибо.

* * *

Я — есмь. Ты — будешь. Между нами — бездна.
Я пью. Ты жаждешь. Сговориться — тщетно.
Нас десять лет, нас сто тысячелетий
Разъединяют.— Бог мостов не строит.

Будь!— это заповедь моя. Дай — мимо
Пройти, дыханьем не нарушив роста.
Я — есмь. Ты будешь. Через десять весен
Ты скажешь: — есмь!— а я скажу: — когда-то...
--------------------------------------------------------------------------------



* * *

Мне нравится, что вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной -
Распущенной - и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится еще, что вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не вас целую.
Что имя нежное мое, мой нежный, не
Упоминаете ни днем, ни ночью - всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: аллилуйя!

Спасибо вам и сердцем и рукой
За то, что вы меня - не зная сами! -
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под луной,
За солнце, не у нас над головами,-
За то, что вы больны - увы! - не мной,
За то, что я больна - увы! - не вами!
--------------------------------------------------------------------------------



Кроме любви

Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
Было все в нашем сне на любовь не похоже:
Ни причин, ни улик.

Только нам этот образ кивнул из вечернего зала,
Только мы - ты и я - принесли ему жалобный стих.
Обожания нить нас сильнее связала,
Чем влюбленность - других.

Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то,
Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши
Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
В пробужденьи души.

В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме...
(В нашем доме, весною...) Забывшей меня не зови!
Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
Самой грустной - любви.
--------------------------------------------------------------------------------



***

Вчера ещё в глаза глядел,
А нынче – всё косится в сторону!
Вчера ещё до птиц сидел, -
Все жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а Ты умён,
Живой, а я остолбенелая.
О вопль женщин всех времён:
"Мой милый, ЧТО Тебе я сделала?"

И слёзы ей – вода, и кровь –
Вода, - в крови, в слезах умылася!
Не мать, а мачеха – Любовь:
Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,
Уводит их дорога белая...
И стон стоит вдоль всей Земли:
"Мой милый, ЧТО Тебе я сделала?!"

Вчера ещё – в ногах лежал!
Равнял с Китайскою державою!
Враз обе рученьки разжал, -
Жизнь выпала – копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду
Стою – немилая, несмелая.
Я и в аду Тебе скажу:
"Мой милый, ЧТО Тебе я сделала?!"

Спрошу я стул, спрошу кровать:
"За что, за что терплю и бедствую?"
"Отцеловал – колесовать:
Другую целовать", – ответствуют.

Жить приучил в самОм огне,
Сам бросил – в степь заледенелую!
Вот, что ТЫ, милый, сделал – мне.
Мой милый, ЧТО Тебе я сделала?

Всё ведаю – не прекословь!
Вновь зрячая – уж не любовница!
Где отступается Любовь,
Там подступает Смерть-садовница.

Само – что дерево трясти! –
В срок яблоко спадает спелое...
– За всё, за всё меня прости,
Мой милый, ЧТО Тебе я сделала!


--------------------------------------------------------------------------------



***

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжёлый шар земной
Не уплывёт под нашими ногами.

Мне нравится, что можно быть смешной –
Распущенной – и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

Мне нравится ещё, что Вы при мне
Спокойно обнимаете другую,
Не прочите мне в адовом огне
Гореть за то, что я не Вас целую.

Что имя нежное моё, мой нежный, не
Упоминаете ни днём, ни ночью – всуе...
Что никогда в церковной тишине
Не пропоют над нами: Аллилуйя!

Спасибо Вам, и сердцем и рукой,
За то, что Вы меня – не зная сами! –
Так любите: за мой ночной покой,
За редкость встреч закатными часами,
За наши не-гулянья под Луной,
За солнце, не у нас над головами, –
За то, что Вы больны – увы! – не мной,
За то, что я больна – увы! – не Вами!

Прошло не так много времени, когда я в последний раз общалась с вами, но мне до того хочется поделиться с вами, что чувства переполняют меня, и если сейчас не расскажу, то просто лопну от нетерпения.
Эта история случилась всего пять дней назад, и я никак не могу представить, как это я до сих пор никому не рассказала ее, включая и мою ближайшую подругу Надьку. Ну, вы с ней уже знакомы, и знаете, какая она у меня шалая баба, но сегодня речь пойдет не о ней, а о моей любимой свекрови. Да, да, вы не ослышались, действительно о свекрови, и действительно о любимой. Трудно найти женщину, кто сказал бы о свекрови «любимая». До недавнего времени, т.е. пять дней назад, и я не могла бы сказать, что она любимая, так ровные отношения, и ничего больше. Хотя, если честно, я давно лелеяла мечту, переспать с нею. Сейчас все изменилось.
Людмила Петровна, так зовут мою свекровь, женщина очень стройная и красивая. Не смотря на свои сорок три года, она привлекает внимание как мужской, так и женской (уже) половины человечества. Я давно стала грезить ею, и ждала только удобного случая, чтобы прижаться к ней всем телом, и слиться, забиться, в едином экстазе.
Замуж за Сашкиного отца она выскочила рано, едва закончив, среднюю школу. Он лет на десять старше жены, и когда она призналась ему, что беременна, не раздумывая, отвел ее в ЗАГС. К восемнадцати годам Людмила Петровна успела стать матерью, так вдоволь и не нагулявшись, чего о ее муже сказать нельзя. У них благополучная семья. Он в прошлом высокопоставленный чиновник, а сейчас – глава преуспевающей фирмы, она же добропорядочная домохозяйка, не проработавшая ни одного дня. Все эти годы Виктор Андреевич, лелеял свою женушку, не скупясь на дорогие подарки, французскую косметику и парфюмерию. В общем, Людмила Петровна занималась собой, и в свои годы, тянула максимум лет на тридцать пять, а то и того меньше. Даже язык не поворачивается, назвать ее бабушкой (да таких бабушек, еще трахать и трахать, а им все будет мало), а ведь она уже почти пять лет, как бабушка. Разница в возрасте, и более раскрепощенный образ жизни мужа, отпечатались на их половой жизни, и вследствие этого и на ее характере. В принципе она женщина не злобливая, но в последнее время, стала замечать за ней, что она часто брюзжит. То ей не так, это ей не эдак, одним словом доставала она всех, особенно меня. Видите ли, Сашенька в последнее время выглядит очень усталым, каким-то осунувшимся. Ну, конечно же, он и должен уставать. А как же иначе? Он на работе от своих научных трудов голову не поднимает весь день, за то дома, его головка работает как отбойный молоток. Что делать, если он хочет меня постоянно, да и мне не безразлично. Порой прокувыркаемся всю ночь с ним напролет, а утром с синяками под глазами на работу спешить надо, а здесь как некстати, опять желание в обоих взыграет. Пока Настенька на горшке сидит, он меня обрабатывает. Как, скажите на милость, при таком ритме, да еще не уставать?
Я на брюзжание свекрови не очень-то обращала внимания, но поймите правильно, нельзя же постоянно быть недовольной. Особенно это бросалось в глаза, когда Виктор Андреевич подолгу отсутствовал. Я как гинеколог знаю, что подобные расстройства возникают от большого перерыва. Сначала легкое недомогание, потом плохое настроение, переходящее в расстройства психики, а там и до различных заболеваний не далеко. Эта ее постоянная нервозность, стала меня заводить, и в один из таких периодов, я решила, как специалист, поговорить со свекровью. Я позвонила ей по телефону, и сказала, чтобы она немедленно пришла ко мне на осмотр, мол, меня беспокоит ее состояние. Какое там беспокоит, я просто уже давно хотела прикоснуться к ее манящей киске, но как я смогла бы это сделать безо всякого повода. От одной только мысли, что я буду смотреть и ощупывать свекровкину киску, меня бросало в жар, но одно дело соблазнить свою сверстницу, и другое – зрелую женщину, при этом свою свекровь, мать мужа, бабушку моей маленькой доченьки. Кто ее знает, как она поведет себя в следующий момент. Назавтра, Людмила Петровна постучалась в мой кабинет. Она излучала свежесть (видно только приняла ванну), а от аромата ее тонких французских духов, голова шла кругом. Я отпустила сестру, и предложила Людмиле Петровне раздеться для осмотра. На ней были обалденно красивые трусики из синего гипюра с черными, поднимающимися от самого низа лепестками, заканчивающимися на лобке, такого же цвета розой. Она с легкостью серны, вскочила в кресло и, скинула их. Принимая удобное положение, Людмила Петровна уселась в кресле, и уместила ноги на лотках подножниках, предоставив моему взору свою прелестную, аккуратную киску. Я, натянув резиновые перчатки, смазала пальцы гелем и принялась за пальпацию, нервно поерзывая на своем стуле. Я только дотронулась до ее половых губ, как они отозвались и напряглись в предвкушении чего-то сладостного. Горошинка ее клитора на глазах стала увеличиваться, призывно показываясь из своег

- Подойди ко мне пожалуйста и побыстрее. – мой начальник, или правильнее начальница Елена, явно была не в духе.
В приёмной не было секретарши, по этому я постучавшись в дверь открыл её и вошёл в кабинет. Что я мог увидеть в кабинете сексуально озабоченной женщины тем более начальницы? Думаю, вы догадались. Посреди кабинета на стуле с задранной юбкой сидела Елена. Она томным взглядом сквозь свои очки глядела на сидящую между её ног секретаршу Олю, вылизывающую ей киску. Хоть Ольга и старалась, но по лицу Елены было видно, что она не довольна. У меня же, от увиденного тут же встал член, сильно оттопырив брюки. Елена жестом поманила меня. Я подошёл поближе и стал рядом с ней.
- Всё Оля, ты сегодня не куда не годишься. Я даже возбудиться не могу. Свободна. Иди, тренируйся к своему жениху.
Оля с извиняющимся видом встала и вытирая с лица выделения Елены и свою слюну попятилась назад. По её щеке потекла слеза.
- Да, и закрой на ключ дверь, чтоб нам никто не мешал.
Ольга выскользнула из кабинета и через несколько минут, я услышал, как поворачивается ключ в дверях приёмной.
- Как я по тебе соскучилась. – Елена принялась расстёгивать мне брюки. Член вывалился, вырвавшись наружу и теперь, покачиваясь из стороны в сторону, болтался перед лицом начальницы.
Елена взяла ладонью ствол и, притянув к себе поближе, поглотила губами головку члена. Тут же мой мозг затуманился, так умело она стала посасывать и лизать язычком конец. Вдобавок она рукой двигала кожицу на члене. Я завыл от удовольствия. Двигая тазом и положив руку на голову Елены, принялся загонять ей в ротик своего дружка. Она засосала сильнее.
Брюки упали сами. Я расстегнул рубашку. Елена опустила свободную руку и, отодвинув трусики, принялась ласкать свою промежность. Она стала мокрой. Я зачаровано глядел сверху, как её пальчик ласкал полове губки, как он неглубоко входил внутрь, как теребил клитор. Мне нравилось видеть, как член срывался во рту начальницы. Я чувствовал крайнее возбуждение от оральных ласк, которые она мне доставляла. Я был на пике возбуждения и не знал, как остановиться. А она, специально подогнала меня этой грани, и слегка пощекотав кончиками своих коготков кожицу на яичках в нижней части, заставила бурно кончить прямо ей в рот.
Я выл, спуская сперму бурной струёй, которую Елена жадно глотала. Кончив глотать, она аккуратно обсосала головку и, чмокнув её пару раз, облизала свои губки, собрав с них остатки спермы. Она отпустила мой обмякший член и он, упав, ударился о бедро.
- Ты как всегда на высоте! Я всегда знала, что ты лучший мой любовник. Что ты ел сегодня, что сперма такая вкусная?
Елена, взявшись за кончик галстука, потянула вниз. Я нагнулся и теперь наши губы, сблизившись, слились в страстном поцелуе. Мы сосались с особой силой. Наши языки, сплетаясь и борясь во ртах, исследовали их полости. Мне также понравился вкус моей спермы, смешавшийся со слюной Елены.
Пока мы целовались, моя рука сама потянулась к её киске. Я принялся гладить лобок. Опустившись ниже, к мокрой киске принялся ласкать ей влагалище. Она схватила мою руку и уже сама направляла ласки в то место, где ей нравилось больше всего. Я вёл в мокрое влагалище уже два пальца и трахал ими её. Елена предательски сопела, целуясь со мной. Это выдавало, то, что ей очень приятно. Она даже слегка покусывала мой язык от страстного перевозбуждения. Я добавил к двум пальцам третий, и начальница уже стала слегка постанывать. Крепко сжав мою руку, она проталкивала в себя пальцы. Я аккуратно вставил мизинец ей в попку, а большим пальцем принялся массировать ей клитор. Елена уже взвыла, больно стиснув зубами язык. Она дрожала от возбуждения и желания. Вдруг она, прекративши целоваться, отстранилась.
- Ты слышал, что-нибудь о фистинге?
- Как тебе сказать? Читал, и в порнухе видел.
- Вот и я сегодня один клипчик видела. Понравилось. Сделай мне «это».
- Я постараюсь, хотя никому никогда не делал.
- Ты у меня самый лучший, у тебя получится.
Я встал и, пройдя к ногам Елены, присел. Она, широко раздвинув ножки, быстро скинула с себя пиджачок и блузку, расстегнула и сбросила бюстгальтер. Я же стянул с неё трусики и юбку. Она осталась в одних лишь босоножках на высоком каблучке. Её киска всё еще была влажной и истекала соками. Прильнув к ней и несколько раз лизнув, я стал губами сосать клитор. Одновременно тремя пальцами я стал входить во влагалище. Начальница с довольным видом смотрела сверху мне прямо в глаза и пальчиками гладила свои набухшие соски. Её пышные губы озаряла улыбка.
Я уже четырьмя пальцами был во влагалище. Дальше я не мог лизать клитор, да мне хотелось смотреть на то, как ладонь погрузится в лоно Елены. Я отодвинулся сантиметров на тридцать и, наблюдая за тем как свёрнутая в трубочку, мокрая от выделений ладонь, застряв костяшками у входа, пытается протиснуться в писю начальницы. Покручивая ладонью, я старался вставить её глубже. Я нажал посильнее. А Елена, закинув голову назад и сильно сдавив пальцами соски, расслабил ась. В этот момент ладонь полностью исчезла Читать далее...

Ленка буквально впорхнула в офис. Несмотря на довольно мучительное утро она, тем не менее была возбуждена до предела. Приятная тяжесть внизу живота и мокрая киска говорили ей о том что именно с Андреем она впервые возбудилась в тот момент когда делала минет. Казалось, что она открывает для себя что то новое в этом не любимом ею раньше занятии. Она до сих пор продолжала ощущать толстую и гладкую головку Андрея у себя во рту, а тот факт что она сделала только что минет просто в машине буквально под окнами офиса приятно волновал. Именно в таком эйфорическом состоянии она чуть не столкнулась в коридоре со своим руководителем. Сергей Васильевич поздоровался и сказал что их гость уже в переговорной и ждёт их. Лена спохватилась и поняла что совсем забыла о том что сегодня прилетел коммерческий директор их российского партнёра, и она должна провести мини презентацию предлагаемого совместного проекта. Быстро забежав к себе в кабинет, она сняла пальто, взяла свой ноутбук и бумаги и направилась в переговорную. По дороге она размышляла что Сергей Васильевич всё таки очень близок к её идеалу мужчины: среднего роста, широк в плечах, дорогой костюм и шикарный аромат вызывали не только уважение но и желание прижаться к такому мужчине и почувствовать себя как за каменной стеной. Войдя в переговорную её ждал ещё один сюрприз – российский гость оказался весьма симпатичным и рослым блондином. Рост под 2 метра, широкие ладони, мужественное лицо и приятная открытая улыбка заставили и её улыбнутся не дежурно натянуто, а искренне. Гость представился просто Антоном, что так же понравилось Лене. Антон не делал важный вид и не растопыривал пальцы, он просто управлял активами в 174 миллиона долларов и сейчас хотел узнать новые возможности и проекты в которые можно было бы инвестировать имеющиеся средства. Представившись, они сели за стол, Лена подключила к проектору ноутбук и начала презентацию. Буквально через несколько минут она заметила что Антон очень пристально смотрит на её лицо как будто что то рассматривает. В какой то момент он наклонился к Сергею Васильевичу и сказал ему что то. Вскоре внимательных взглядов стало два. Лене казалось что их взгляды имеют даже физическое воздействие, потому как начала ощущать как стягивается кожа в низу щеки. Она остановилась и замолчала, повисла неловкая пауза которую нарушил Антон просто убийственной фразой – Лена, вы всегда сосёте член перед презентациями? От стыда и страха у неё всё утро пронеслось перед глазами за секунду. В это время Антон встал, подошёл к ней, провёл большим пальцем по её щеке и показал ей капельку спермы которую она упустила во время минета Андрею. Она вспыхнула краской и с одной стороны хотела убежать, с другой понимала что бежать глупо и надо спасать ситуацию. Сергей Васильевич тоже был растерян и смотрел на неё и с удивлением и с укором. Пока она думала что делать Антон поднёс палец с капелькой спермы к её губам и сказал ей открыть рот. Она чисто механически открыла и тут же поняла что сейчас она точно похожа на дуру с открытым ртом, Антон же засунул свой большой палец в рот и сказал ей что бы она слизала с него сперму. Лена сомкнула губы вокруг пальца и начала слизывать сперму узнавая вкус Андрея. На неё снова нахлынуло возбуждение и неожиданное решение возникшего вопроса. Почти полностью сняв губки с пальца Антона она снова взяла его поглубже в рот и посмотрела ему в глаза. С третьим движением ртом она уже одной рукой взялась за его попку а второй начала через брюки массировать член который даже в спокойном состоянии внушал уважение этой миниатюрной брюнетке. Антон данные перемены в её настроении принял с радостью. Сексуальная и очень красивая брюнетка так облизывала его палец что она уже думал однозначно только о том что бы заменить его членом, однако сомневался влезет ли его елда в такой маленький ротик. В этом же сомневалась и Лена однако решила что Андрей сам виноват что оставил её после минета не траханной и она всё таки получит сегодня днём член, и не какой нибудь, а здоровенный член это русского парня. Продолжая смотреть в глаза Антону она села в кресло и принялась быстро снимать с него штаны. Справившись с ремнём и ширинкой она спустила их на пол, взялась за резинку трусов и потянула их вниз. То что вывалилось из трусов было не только её личным рекордом виденных за 15 лет половой жизни членов, но и вполне могло соревноваться на роль самого красивого члена даже по сравнению с порноактёрами. От увиденного у неё пересохло в горле, она повернулась к столу, набрала стакан воды, выпила его залпом и повернувшись решительно натянула свои губки на его толстую залупу. Антон охнул. А Сергей Васильевич наконец вышел из ступора который был вызван такой быстрой сменой декораций от чинной презентации до сосущей заместительницы, которую он всегда считал очень порядочной и скромной. В один прыжок он очутился около двери и запер её на ключ. Раз уж так повернулось дело гость должен быть доволен. Затем он подошёл к минибару, достал два бокала, и бутылку коньяку. Налив дорой Читать далее...

Эта история о четырёх друзьях, одного возраста, о том, как они живут, об их похождениях и развлечениях, о дружбе, о сексе и о любви.
***
Как-то в один прекрасный майский день во время окна между парами я (Макс) и мои лучшие друзья-одногруппники (одноклассники): Артём, Андрей и Денис сидели в соседнем с Университетом шатре и, неторопясь, пили пиво. Делать нам было нечего и мы спокойно дожидались занятий. Артём был как всегда весел и много шутил. Андрей также был в хорошем настроении, и одновременно поедал чипсы, пил пиво и смеялся над шуточками Тёмы. Денис же молча сидел, уткнувшись в свой мобильник, морщил брови, о чём-то думал. Вид у него был очень печален, и я знал из-за чего: три дня назад, находясь в сильном подпитии, он пару раз врезал своей девушке по лицу, она в свою очередь послала его на хуй. И дело чуть было не дошло до милиции, но всё обошлось.
Я взглянул на часы: до пары было ещё тридцать минут.
- Дрон, пошли покурим?- спросил я.
- Пойдём.- ответил Дрон.
- Я с вами, пацаны.- сказал Тёма.
Мы вышли из шатра, закурили. Вдруг у Артёма зазвонила труба, звонил наш знакомый Вадим.
- Пацаны, Вадим нас сегодня зовёт к себе на дачу к семи часам,- сказал Артём,- съездим?
- Обязательно съездим, посидим, отдохнём.- сказал Андрей.
- Да уж нажрёмся как в то раз, ну куда деваться – придётся!- согласился я.
Решили мы не идти на учёбу, и допив пиво, загрузились в старенькую Audi 80, которую мы купили вскладчину, на которой по ночам бомбили, и покатили.
В шесть часов заехали за Вадимом, он взял с собой ещё трёх симпатичных девчонок (Света, Диана и Маша), и все вместе в тесноте да не в обиде заехали в магазин, закупились спиртным и к семи часам были уже на месте.
Дача у Вадима была что надо: большой сруб в два этажа, камин, баня с сауной, в двадцати метрах было небольшое озеро, в общем, всё было здорово, за исключением – в доме не было еды, да нам это было не к чему!
Через два часа мы выпели ½ нашего спиртного запаса, девчонки были уже изрядно пьяны. Артём, Андрей, Вадим, Света и Диана: играли в дурачка на раздевание (Света уже была лишь в лифчике и трусиках, Артём – в одних трусах). Денис играл на гитаре, а я во дворе делал шашлыки. Вдруг ко мне подходит сексопильнейшая брюнетка – Маша, ростом сантиметров 165, с внешностью и данными (90*60*98) порномодели: длинные и прямые волосы, ухоженное, красивое лицо, глаза, руки, грудь упругая (третьего размера), широкие, упругие и нежные бёдра, в руках у неё почти полная бутылка красного вина, и говорит она мне:
- Ведь тебя Макс зовут?- не дождавшись ответа продолжила,- а меня Маша – Мария, вино будешь, Макс?- протянула мне бутылку.
Я кивнул, взял бутылку и сделал пару глотков, затем она говорит:
- Что-то скучно стало, сможешь это исправить?
Недолго думая я встал и говорю:
- Подожди одну минуту, сейчас всё будет.
Я забежал в дом, взял гитару и ещё одну бутылку вина, я увидел, что Денис уже отрубился, а остальные ребята трахались в спальне, естественно я не стал им мешать и направился во двор, где меня ждала полупьяная девушка.
- Ну что? Готова, сейчас будет музыка.- сказал я, и сделав глоток вина, начал играть:
- Песню подобрал, на гитаре я. Жаль, что ты её не слышишь,
Потому что в ней грусти не тая, я тебя назвал самой нежной
И красивой, о, это правда. По ночам, в тиши, я пишу стихи.
Пусть твердят, что пишет каждый в восемнадцать лет,
В каждой строчке только точки после буквы "Л", ты поймешь,
Конечно, все, что я сказать хотел, сказать хотел, но не сумел…
Тут она неожиданно, но очень приятно меня поцеловала, её губы были сладки от вина , я уронил гитару и нежно обнял Машу. Целуясь, мы зашли в пустую комнату, быстро сбросили всю одежду. Пока я снимал джинсы, она легла на диван, и начала дразнить меня, разводив ноги в стороны. Сняв джинсы, я несколько секунд любовался её, рассматривал все самые интимные места. Её тело создано для занятия любовью, её упругая грудь с небольшими вишнёвыми сосками, животик с пирсингом, проколотый язычок, татуировка на спине в виде вьющегося цветка, тянущаяся от шейки и до самого ануса, узкая полоска пуха волосиков на лобке – всё это просто на просто вскружило мне голову, свило меня с ума. Её нежное без единого волоска тело (кроме, естественно, головы и лобка) манило к себе.
Я присел на диван и начал ласкать её грудь. Мне не хотелось причинить ей какую-либо боль, и я нежно целовал и перебирал языком её слегка возбуждённые соски. Пальцы левой руки находились между её ног и ласкали клитор, а пальцы правой – во рту у Маши (она их посасывала, а иногда чуть покусывала). Я спустился немного пониже в область живота и принялся полизывать и посасывать проколотый пупочек, чем вызвал улыбку на лице у Маши. Она встала, опрокинула меня на соседнее кресло, и встав на колени, принялась делать мне минет. Минет она делала очень профессионально, просто мастерски. Вначале она глубоко взяла в Читать далее...

Жили-были Иван-Царевич и Василиса Прекрасная. Все у них было хорошо. Иван-Царевич службу служил, а Василиса Прекрасная по дому хлопотала, да рукодельничала. Всем была Василиса Прекрасная хороша - и красива, и умна, и варила, и дом в порядке содержала, и рукодельем разным занималась. Только Иван-Царевичу не давала.
Сколько не просил Иван-Царевич - не дает и все тут. Может болело у нее там, а может и вовсе дырки не было. Никто сейчас и не знает этого. А может, просто не любила она этого дела.
Тяжело было Иван-Царевичу от этого, да деваться некуда, ведь Василиса Прекрасная жена его законная была. И забыл он со временем про это дело.
Много ли, мало ли времени прошло - не знаю. Да только беда пришла в царство ихнее. Повадился Змей-Горыныч деревни в Царстве разорять. Собрались тогда добры молодцы Змея прогнать, а главным Ивана-Царевича поставили. И пошли они Змея искать. Долго шли. Половина войска растерялась. Дошли они до одной деревни, а от деревни одни печки поломанные остались. Видят за деревней в поле Змей-Горыныч сидит, их поджидает.
Как увидели добры молодцы Змея - испугалися. Кто куда разбежались, да за кочками схоронились. Остался один Иван-Царевич в поле супротив Змея-Горыныча.
И стали они биться не на жизнь а насмерть. Только видит Иван-Царевич - не одолеть ему Змея. Силы на исходе уже. Стал он потихоньку к лесу отходить. Тут и вечер уж настал. Решил тогда Иван-Царевич ночь в лесу переждать, а потом назад за новым войском возвращаться. Стал он место для ночлега искать да забрел в болото. И куда не пойдет - везде топь. Ни как ему не выбраться. Пригорюнился совсем Иван-Царевич. И Змея не победил, да еще в болоте заплутал. Совсем ему плохо стало. Сел он на кочку и голову повесил.
Вдруг слышит голосок чей-то тоненький: Согрей меня Иван-Царевич, приголубь.
Стал он смотреть по сторонам и видит на кочке лягушка сидит и на него смотрит. Кто ты - спрашивает Иван-Царевич. Лягушка зеленая - отвечает она. Ласки и тепла мне хочется, и этого дела. Выведи лучше ты меня с болота, зеленая - говорит ей Иван-Царевич - совсем мне плохо. Выведу, но с условием: полюби меня такую, как я есть, зеленую и холодную. Да как же я тебя полюблю, у тебя и дырки то поди нет. А ты достань свое хозяйство, я рот пошире открою, да насади меня поглубже. Испугался Иван-Царевич, лягушка то холодная да зеленая. А вдруг укусит. Или заразу какую из болота подхвачу. Видит лягушка, что задумался Иван-Царевич и говорит: Долго, думать будешь - ускачу в болото. Трудно решить было Ивану-Царевичу, вспомнил он и Василису-Прекрасную, что не давала ему, Змея не побежденного и решил: будь, что будет, двум смертям не бывать, а одной не миновать - Открывай, говорит, рот - зеленая.
Засунул он ей в рот аж по самое основание. А лягушка только этого и ждала - как давай стараться. Иван-Царевич от удовольствия даже глаза закрыл. Выплеснулось семя его, годами накопленное. Открыл он глаза довольные, а вместо лягушки стоит перед ним на коленках девица да щекой к его ноге прижимается. Погладил Иван-Царевич девицу по волосам. А она подняла голову и нежно улыбаясь говорит: Останься со мной, утро вечера мудренее. Обнял Иван-Царевич девицу и согласился. И стали они любить друг друга. Все желание, что в обоих накопилось, наружу выплеснулось. А потом, обнявшись, заснули сладким сном.
Ранним утром поднялся Иван-Царевич, расправил плечи, и стало ему легко, будто камень большой с него сняли. Пошел он в поле, взял в руки меч и победил Змея-Горыныча.

Под редакцией К.А.В.
Когда в нашей конторе появился новый начальник отдела, все девчонки-курьеры сразу влюбились в него. Я не была исключением. Когда выпадала моя очередь нести ему какие-либо документы, мое сердечко трепетало. А когда я входила в кабинет и видела этого широкоплечего красавца, белозубо улыбающегося мне… Под его взглядом я просто таяла. Мои соски набухали, а киска увлажнялась так, что промокали трусики. Вскоре я поняла, что если Саша не трахнет меня хотя бы разок, я просто сойду с ума. Счастье обрушилось внезапно – меня назначили его секретаршей! Тут уж я решила действовать наверняка. Все мои юбки были укорочены, блузки обновились и были или прозрачными или декольтированными так, что сиськи практически вываливались при неосторожных движениях. Саша с удовольствием смотрел на мои ножки, его взгляд притягивался к вырезам блузок, но и только. Не могла же я, в конце концов, подойти к нему и сказать: «Трахните меня, Александр Васильевич. Если хотите - в рот, а хотите - в попку, хоть я там и девственница». В 22 года непросто сказать такое 35-летнему мужчине! Но дальше так продолжаться не могло.
В один прекрасный день я решилась на крутые меры. Я выбрала супер короткую юбку, обтягивающую мою попу, как вторая кожа, прозрачную блузку, застегивающуюся только у пупка, и не надела нижнего белья. Конечно, мне пришлось набросить пиджачок – не больно-то поездишь в транспорте с практически оголенной грудью, да и сослуживцы так и норовят заглянуть в приемную. Надо сказать, что поездка в таком виде в метро заводит, так что на работу я пришла уже возбужденная. Естественно, без пиджака к Саше я зайти не решилась. Однако, когда он по обыкновению предложил присесть, чтобы обсудить планы на день, я постаралась закинуть ногу на ногу так, чтобы шеф увидел мою тщательно выбритую киску. Он должен был заметить отсутствие на мне трусиков, он всегда смотрел в этот момент на мои ножки. И когда я, стараясь выглядеть грациозно, проделала нехитрый трюк, его глаза чуть не вылезли из орбит. Йес! Он видел это! Пару минут шеф нес какую-то пургу про втулки, шайбы и прочую чепуху, недостойную упоминания. Боже, ну почему мне попался такой идиот? Да еще верный жене! Другой бы уже давно переспал бы с секретаршей, неровно дышащей в его сторону…
Как бы то ни было, лед в его глазах растаял, а взгляд стал похож на хорошо мне знакомый взгляд нахалов на улице: «А я бы тебе вдул, красотка».
Начало было положено, и я, ужасно довольная собой и реакцией шефа, упорхнула из кабинета.
Мне пришлось достать и положить под попку прокладку, чтобы не намочить юбку – так я текла, заодно я не отказала себе в удовольствии немного поласкать свои набухшие губки. Оргазм был так близко, что едва нашла в себе силы прерваться. Не хватало еще кончить на рабочем месте, извиваясь на собственных пальчиках и стоная вовсю.
Через какое время Саша ушел, даже не взглянув в мою сторону. Это меня не обескуражило. К моменту его появления, мой пиджачок был расстегнут, грудь выпячена, а блузка на ней распахнута на добрых 10 см. Я смотрела в зеркале – это должно было впечатлять! – белоснежная прозрачная ткань аппетитно облекала шары загорелых грудей: да здравствует солярий! Только собственно соски были скрыты за лацканами пиджака. И шеф это оценил! Он несколько долгих секунд не отрываясь смотрел на мои сиськи, а потом, нервно облизав губы, проговорил:
-Верочка, если вы не уходите на обед, я бы хотел обговорить с вами пару вопросов.
-Каких? – соблазнительно улыбнулась я и, положив перед собой локти, оперлась на них грудью. Я боялась и одновременно мечтала, чтобы мои сиськи обнажились наконец перед шефом.
-Я объясню, Верочка, - сказал шеф и ретировался в кабинет. Дубина! Хватал бы меня за шкирку, тащил в кабинет и отъебал так, чтобы я ноги свести не могла! Господи, как с мужчинами не просто: не знаешь, как отвязаться от того, кто хочет тебя, и сколько усилий надо приложить, чтобы заполучить такого вот упрямца!
В обед я тихонечко закрыла приемную, потом, собравшись с духом, сняла пиджак и вошла к Саше.
Шеф стоял боком ко мне и перелистывал папку. Не поворачивая головы, он сказал:
-Верочка? Вы, я вижу, учитесь на вечернем...
Тут он посмотрел на меня и остолбенел. Тупица! Ты думал, что ограничишься взглядами на мелькнувшую под юбкой киску? Или обозреванием моих сисек в вырезе блузки?
-Да, Александр Васильевич, я учусь…
Глядя Саше в глаза, я, чувствуя, как колыхаются мои груди под невесомой тканью, подошла вплотную к шефу.
-Вот что, Верочка, мне хотелось бы объяснить вам кое-что… Понимаешь, у меня есть все, что мне нужно, особенно в сексе.
Ну, да, а чего тогда так пялиться на мои сиськи так, словно сейчас их съешь?
-Моя жена меня полностью удовлетворяет…
-А как насчет тайных желаний? – я накрыла ладонью пах шефа. – О-о! – мои бровки изумленно поп олзли вверх. – Ваш дружок, похоже, думает совсем иначе!
Если бы кто-нибудь знал, чего мне стоило не наброситься на мужчину своей мечты. Боясь Читать далее...

Всем огромный привет. По откликам вашим, и огромному числу писем, вам, похоже, понравилась моя история, и я решила рассказать продолжение. Было много вопросов правда ли это??? Это не фантазия??? Отвечаю это чистая, правда!!!
Совсем недавно у нас была корпоративная вечеринка, День рождения нашего Генерального директора. И поэтому случаю закатили такой классный праздник!!!! Я пришла со своим молодым человеком Д.А. Тоже пришел с женой. Весь вечер он наблюдал за мной, всё время ловила его взгляд, и наблюдала, как он прикусывает свою губу. Я была одета в маечке с корсетом, очень обтягивающим и в шортиках, которые еле еле скрывали мои ягодички , в чулках и туфли на высокой шпильке. Через некоторое время, когда уже было сказано много поздравлений, было выпито море шампанского, молодые люди стали спускать в подвал играть в бильярд и в покер, а все дамы стали обсуждать последнюю моду. Мой молодой человек посмотрел на меня жалобным взглядом и попросился сыграть в бильярд. Я с ним не пошла. Д.А. наблюдал за мной и увидел что мой м.ч. спускается вниз. Тут у меня пропикал телефон я прочитала смс.
«Хочу всадить тебе по самое горло, и кончить в твою восхитительную попку» Это была смс от начальника, Прочитав её, у меня сдавило низ живота и я медленным шагом пошла в сторону туалета. Дверь не закрыла, знала что Д.А. пойдёт за мной. Долго ждать не пришлось я стояла в туалете у зеркала и сзади щелкнула защёлка, я в отражении увидела начальника, который проверяет пустые кабинки или нет. Все кабинки оказались пустыми, он подошёл ко мне сзади, прижал к себе стал жадно целовать шейку, правой ладонью стал жадно сдавливать грудь. Я почувствовала что у него встаёт член, потом он так сильно вдохнул запах моих волос на голове и резко развернув к себе посадил на раковину. Расстегнул ширинку брюки сами скользнули с его ног, потом расстегнул мне ширинку на шортах, стащил их, отодвинул полосочку моих трусиков, и вставил член безо всякой на то подготовки, держал меня за ягодицы, а я упиралась руками об раковину. Он жадно сосал мою грудь, кусал сосок и я стала постанывать от возбуждения. Почувствовала что сейчас кончу… и через 5 глубоких толчков из меня потекла струйка моёй ночинки.
Д.А, широко улыбнулся, лизнул один раз мою киску, потом посмотрел на унитаз, взял за руку я спрыгнула с раковины. Он подвёл меня к унитазу, поставил раком, руки мои были на бачке и плюнув несколько раз мне на попку стал уже без пальчиков вставлять мне в анус головку, я прикрикнула, расставила шире ножки, чтобы ему было удобнее и мне не так больно. А Д.А. закрыл мне рот правой ладонью, а левой стал теребить мне клитор, по его тяжёлому дыханию и быстрому темпу я стала понимать что сейчас он кончит и вот раз глубокий толчок два глубокий толчок и его язычок стал теребить мне мочку уха… я почувствовала как по внутренней стороне бедра и по чулочку потекла сперма. Я запустила ручку туда вся ладонь была в сперме, и стала её облизывать Д.А. смотрел на это и говори
«Полизать хочешь?» Посадил меня на унитаз и сунул член мне в рот, сам положил руку на затылок и стал по самые гланды трахать меня в рот, через пору минут уже струек 5 брызнули мне в горло и я их проглотила. Д.А. Смачно поцеловал меня у губы сходил одел брюки. И услышала как хлопнула дверь. Дверь снова открылась и я услышала голос женщины, совсем уже мужики допили туалеты путают, я с ужасом вспомнила, что мои шорты остались на раковине, но женьщина закрылась в толчке, я быстренько подбежала к раковине натянула шорты и убежала в зал

Часть 1

Сидя, я любовался видом своих ног в чёрных чулках с кружевными резиночками, надетых мною. До чего же сексуальными они стали. Затем я надел полусапожки на длинной шпильке, которые мне протянул Сергей, и, встав, увидел его одобрительный жест. Он взял меня за руку, и, открыв дверь, ввёл в гостиную, где уже ждала нас Света, сидящая на огромном кожаном диване. Эта прекрасная блондинка сидела полностью обнажённой, широко раздвинув свои стройные ножки.
С Сергеем и Светой я познакомился по Интернету, на сайте знакомств. Они, представившись молодой парой, искали новых знакомств, для того, чтоб разнообразить свой секс. В основном их интересовали девушки, но, немного поговорив со мной, они пригласили меня. Я не участвовал в таких делах до сих пор, но жажда неизведанного заставила меня пойти на встречу. Придя по указанному адресу, я обнаружил очень приятных в общении людей. Нетерпение сотворить задуманное чувствовалось у всех, и мы решили не откладывать совокупление в «долгий ящик». Сказав, что всё-таки им больше хотелось бы девушку, они попросили одеть меня несколько элементов сексуального женского белья.
И вот уже я стою перед Светой, которая с одобрением смотрит на меня и нежно ласкает свою грудь и животик. Я почувствовал, как сзади ко мне прижался Сергей. Его крепкие руки прижали меня к себе, и я почувствовал, как между моих ягодиц начал пульсируя вставать его член. Он принялся целовать мне спину и шею, отчего сделалось очень приятно. Его руки, бродя по моей груди, ласкали мои соски. Мне стало очень приятно, и мой член ответил, тут же начав наполняться кровью. Опустив правую руку, Сергей взял мой член и принялся аккуратно дрочить его, не останавливая поцелуи моей спины. Я повернул голову, и, словив его губы, принялся взасос целоваться с ним.
Света с восторгом глядела, как двое парней ласками возбуждают себя. Она, откинувшись от спинки дивана, наклонилась и поцеловала мой эрегированный член. Она лизнула его пару раз, затем взяла в рот и слегка пососала. От этого он стал просто каменным. Затем Света опять откинулась на спинку дивана, и, наблюдая за нами, принялась одной рукой ласкать себе киску, а второй теребить сосочки своих грудей. Пальчики, раздвинув большие половые губки, нежно гладили вход в заветное влагалище который уже был довольно мокрым.
Я чувствовал, как член Сергея уже с большой силой упирается мне в зад. Он отпустил меня и попросил меня нагнуться. И вот, я уже стою «на четвереньках», между раздвинутых ножек Светы, и гляжу прямо в её киску, которую она широко раскрыла, и было видно, как двигаются внутри её мышцы. Серёга, став сзади меня, принялся лизать мне попу. Ощущения испытанные мною первый раз от таких ласк, заставили сильно возбудиться. Он, раздвинув руками по шире ягодицы, умело орудовал своим тёплым языком по моей дырке. Я почувствовал, как анус стал растворяться в этих ласках и размягчаться. Сергей тоже понял, что достиг желаемого. Он вставил мне средний палец в дырку и стал им водить туда-сюда. Мне было очень приятно от таких манипуляций, и я принялся вилять попой от наслаждения. Серёга, видя как легко туда вошёл средний палец добавил к нему указательный и теперь трахал меня двумя.
Света же, закинула голову назад, и, закрыв глаза, стонала от тех ласк, которые сама себе доставляла пальчиками. Её киска была так близка, что я слегка поддавшись вперёд, принялся помогать её пальчикам, нежно целуя губки влагалища. Мой язык принялся лизать этот бутон любви, источающий запах сильного возбуждения. Я слизывал нектар страсти, вытекающий между лепестков этого цветка. Свете это понравилось и она, взяв меня за голову, сильно прижала к себе.
Сергей, уже встал надо мной, и слегка подрочив себе член, вставил его мне в попу. Он вошёл на удивление легко. Я чувствовал, как раздвигает мою прямую кишку головка его члена, медленно входя. Когда его яйца коснулись моих бёдер, он остановился и начал двигаться назад. Кайф был неимоверный. Я замычал от удовольствия, и Сергей, поняв это начал свои ритмичные движения. Он ухватил меня за верхнюю часть попы, и, представляя себя наездником, буравил мою попу мощным оружием любви. Я покачивался от его толчков, и доставлял этим райское наслаждение Свете, так как её клитор был в моих губах, и я его посасывал. Света, схватив себя за обе груди, нежно стонала.
Их желание и неудовлетворённость было настолько сильными, что я почувствовал близость их оргазма. Сергей, резко участив свои движения и громко закричав, залил мои внутренности огромным количеством тёплой спермы. Мне стало приятно от этого тепла. Света не сильно отстала от мужа, чувствуя его возбуждённое состояние, словила оргазм и кончала, пока я прижимался к её писе ртом. Я сосал её выделения, помогая языком продлить ей оргазм.
Обессиленный Сергей рухнул на пол. А Света чуть полежав и отдышавшись, хитро посмотрела на меня. Я уже разогнулся, и, вставая, принялся дрочить ствол своего члена. Она встала, и, став сбоку, отодвинула мою руку не давая мне дрочить. Обняв меня, она принялась целова ть мне ухо, щёку, Читать далее...

Относительно недавно в серии ЖЗЛ вышел основательный (почти девятьсот страниц) труд Дмитрия Быкова «Борис Пастернак». Автор удачно выказал сразу три дара: дотошного биографа, виртуозного филолога и яркого литератора.

В его изложении судьба несостоявшегося акына сталинского ампира, «поэта-дачника» с пророческим чутьем, нобелевского лауреата без «нобелевки» предстает в мельчайших подробностях. Однако в них не теряется. Дмитрий Быков в каждой главке дотошно выстроенного эпоса стремится «дойти до самой сути», разгадать тайну жизненных перипетий героя и часто по-своему разгадывает. Малоизвестные, как и насквозь зацитированные эпизоды пастернаковской биографии, анализ стихов и прозы, отдельные суждения («Вам нужна свобода, а мне несвобода», «Мир – это музыка, к которой надо найти слова!») разворачиваются в цельные концепции творчества и мироощущения.

Как захватывающий детектив, читается разбор стихотворения «Бабье лето»; впервые хочется взяться за нудного «Спекторского». Ритм раскачивающегося колокола усматривает Быков в строфике «Рождественской звезды», подводя читателя к открытию оригинальной авторской теологии. В «Докторе Живаго», которого кто только не пинал (вот и модный Гордон пару лет назад прошелся в одной из своих программ) открывается та основа, ради который это странное символистское творение «после символизма», кажется, и писалось.

«В зеркалах», расставленных повествователем по тексту, возникают Ахматова, Блок, Маяковский, Цветаева, Мандельштам, даже четырнадцатилетний отрок Вознесенский (немало лестных слов сказано Быковым и в адрес Вознесенского повзрослевшего – хотя, при всем почтении, до перечисленных величин тот все же не дотягивает). Особняком стоит трагическая – «античная» фигура двоюродной сестры Бориса Леонидовича Ольги Фрейденберг. Эта женщина, с ее способным отрезвить любого романтика одиночеством и стоическим мужеством, одна из первых муз влюбчивого Бори, забытая им в момент последнего испытания – смертельной болезни, заслуживает отдельной книги. (Именно «Фрейденберг», а не «Алиев» и «Громов» ждешь после объявленного – «Жизнь замечательных людей»!)

В биографии Быкова вина – или «грехи» Пастернака (перед сестрой, обеими женами, Цветаевой и теми, кому, кажется? – мог бы помочь в годы террора) не замазывается пафосными оправданиями. Его оптимизм не выглядит казенным, а убеждения – уклончивыми и неискренними. Не скрывая нелицеприятных деталей, автор сумел обнажить суть: человек выжил, а гений состоялся, зачастую, в силу конформизма и эгоистического мироприятия. Пастернак говорил жизни «да» в годы беспросветной жути, и сумел ответить «нет» на заигрывания оттепели. А ведь тогда соблазнялись и более стойкие.

Поэт пронес серебро Господа своего мальчикам и девочкам шестидесятых через кордоны таких ненависти и безбожия, что один этот подвиг контрабандиста оправдывает конформизм и эгоизм (а ведь было еще неброское мученичество последних лет, в огне которого сгорел хлам сомнений и раздвоений). Впрочем, его христианство, о котором деликатно говорит Быков, «только для тех, кому есть что раздать и чем делиться».

Зато ответ всемирной (а не одной советской) пошлости, ответ «Сестры моей жизни» и «Фауста», «Второго рождения» и «Охранной грамоты», «Гамлета» и «Доктора…» долго будет рождать отклик в душах, где теплится самая малая толика света. Потому что «всех простят, над всеми поплачут и много еще покажут чудес».

Поистине удивительные дела творятся в современной литературе!
Мариэтта Чудакова, автор популярных монографий о творчестве Чехова и Булгакова, однажды проснувшись, почувствовала себя… Радищевым, обливающимся слезами при виде творящихся на Руси безобразий. А заодно ощутила в душе задатки детского писателя. Осталось совместить два дара, приступив к серии романов о тринадцатилетней девочке Жене Осинкиной из крайне интеллигентной московской семьи. Такой семьи, где гостям не позволяют разуваться, предпочитая еженедельно сдавать в химчистку перепачканные половики, а голосуют исключительно за Явлинского. Последнее прямо не декларируется, но чувствуется.

В результате у почтенного булгаковеда получилось нечто необычное, достаточно спорное и, тем не менее, захватывающее. О чем стоит составить мнение не только тинэйджерам, для которых нарождающаяся серия предназначена, но и читателям постарше. В книге прослеживаются жанровые признаки как романа-путешествия и романа воспитания, популярных в 18 столетии, так и черты классического детектива.
В основе интриги – расследование убийства еще одной девушки, Анжелики. Взяв на себя роль миссис Марпл, москвичка Женя отправляется исправлять ошибки следствия, в результате которых в тюрьме оказался ее невинно осужденный товарищ Олег. Спешит Осинкина аж за Урал, в далекую деревню Оглухино.
Первый из задуманных Чудаковой романов по большей части как раз и посвящен изображению поездки и рассказу о начале Жениного «дознания». С интересом читается описание путешествия, которое Женя проделывает на любимом Борисом Немцовом ныне снятом с производства автомобиле «Волга» под защитой двух верных спутников – бывших «афганцев».
При этом сама Женя – девочка не то что бы бывалая, но скорее целеустремленная и благородная, не знающая границы между мыслью и делом, а потому более цельная и «взрослая» натура, чем многие физически взрослые люди: «…если она за что-то бралась, то каким бы трудным и даже казавшимся невыполнимым ни было это дело – она, не останавливаясь, шла до конца… пока не достигала желанного результата». В результате, образ юной Осинкиной привлекателен уже в силу горячего стремления автора вернуть русской литературе положительного героя. Не просто рефлексирующего в чаду онегинско-обломовского бездействия, но деятельного и «побеждающего».
Чудаковская Осинкина – реинкарнация гайдаровского Тимура, окруженная не менее примечательной «командой». Чудакова выводит галерею типажей: от симпатичного скин-хеда, который к концу эпопеи наверняка отречется от порочных воззрений, до футбольного фаната Сени и русского американца Тома (правда, не Сойера). Встреча с очередным персонажем подается в новой главке на фоне центральной интриги, детали которой не стоит раскрывать, лишая читателя удовольствия следовать захватывающим перипетиям.
Вернемся в мотиву путешествия, который под пером Чудаковой, проштудировавшей вдоль и попрек русскую классику, появляется не случайно и разворачивается не менее драматично, чем детективная коллизия. Панорама городов и весей отнюдь не выглядят декорацией. А для рафинированного столичного читателя, для коего Россия заканчивается прокуренными кулуарами «ПирОгов» (в крайнем случае, питерской «Идеальной чашкой»), даже шапочное знакомство с отечественной топонимикой необходимо, как воздух.
Ведь на самом деле, сколько лет твердили миру, что Россия – не только Москва. И живет эта страна не так пышно и весело, как безумная ее столица, под опекой славного мэра планомерно превращаемая во вполне законченный «Вавилон, град гордый».
Чудакова, возможно, еще не набрала высоких баллов, как детский или «молодежный» автор, но социального пафоса ей не занимать. Пафос этот вопиет о зияющей бездне, которая все более разверзается между теми из нас, кто ухитрился пригреться на постперестроечных островках благополучия, и всеми остальными – учителями, врачами, студентами, рабочими, крестьянами, инженерами, военными, бомжами… Одним словом, народом – для торжествующего ныне писателя-постмодерниста, похоже, никогда не существовавшим. Как, впрочем, и такие странные вещи, как совесть, правда, любовь, Бог…
Для Чудаковой, воспитанной на Чеховской вере в правду и Булгаковской ненависти к трусости, понятия эти, к счастью, живы. Пускай подчас книга ее и грешит и откровенным натурализмом, которого в наше время как раз следовало бы избегать, и схематизмом передовиц из «Новой газеты». Жаль, что ряд тонких наблюдений и поэтичных сравнений (тех же берез – с коровами-холмогорками) чередуется с подобными пассажеми: «у генерала был свой… взгляд и на первую, и на вторую чеченские компании, очень… расходившийся с государственной политикой России – равно как и с мнением многих ее граждан, сожалеющих, что власть не взяла за образец действия Сталина и не свела всех чеченцев вообще под корень…». Ведь если говорить, как на то претендует Мариэтта Омаровна, о «делах и ужасах» России всерьез, не стоит откровенно рифмовать точку зрения автора с позицией наблюдателей из ОБЕСЕ.
Чехов и Булгаков Читать далее...

«Насекомые загадочны. Они меньше и слабее нас, но они нас не боятся, а иногда даже и нападают на нас. Кстати, если вдуматься, все мы находим последнее пристанище в желудке насекомых. Потому что нашими останками питаются личинки мясной мухи».
Эти слова из культового романа «самого читаемого писателя Франции» Бернарда Вербера могли бы послужить эпиграфом серьезного научного исследования или философского трактата. Однако у талантливого беллетриста они запросто вписались в чисто художественное, к тому же предельно захватывающее повествование – этакий двойной детектив, коллизии которого параллельно разворачиваются в человеческом и муравьином измерении вблизи леса Фонтенбло под Парижем.
..В старом доме, доставшемся Джонатану и его жене Люси по наследству от чудаковатого дяди-энтомолога, происходит ряд загадочных событий. Один за другим в подвале особняка исчезают хозяева, а затем и отправившиеся на их поиски спасатели.
В то же время в лабиринтах муравейника империи БЕЛ-О-КАН, раскинувшейся в чаще знаменитого леса, самец рыжего муравья под номером 327, чудом избежавший гибели от таинственного оружия, унесшего жизни трех десятков товарищей, подвергается нападению собратьев-мутантов. Злодеи в схватке уничтожают муравьиный «паспорт» бедолаги – опознавательные знаки, особые ферменты, без которых №327 даже в стенах родного дома становится «посторонним», обреченным на ликвидацию первым встречным.
Пока люди силятся раскрыть тайну страшного подвала, муравей спасается от многочисленных киллеров, одновременно пытаясь поведать о секретном оружии собратьям, а также матери–богине БЕЛ-О-КАНа – прекрасной королеве Бело-киу-киуни. С каждой страницей небольшого романа интрига закручивается, подобно спирали, все теснее сближая столь различные и все же необходимые друг другу миры – людской и муравьиный.
Впрочем, следить за переживаниями и поступками людей интересно не в той мере, в какой захватывает отчаянная гонка на выживание № 327-ого. «Чужой среди своих» проявляет чудеса изобретательности и максимум мужества, находя единомышленников и уклоняясь от «клинков» и «пуль» мира насекомых. Впрочем, вскоре понимаешь: схватку со смертью в этом мире ежесекундно ведут все участники.
Будни муравьиной жизни описаны Вербером с гомеровским блеском: битвы многомиллионных армий «карликов» и «рабовладельцев», сафари с улитками, слалом в паучьих сетях. Особенно впечатляет поначалу, казалось, неравный для насекомых бой с дятлом. Однако для опрометчивого гурмана бизнес-ланч в муравейнике заканчивается плачевно: «Птица борется, хочет освободиться. Но она зашла слишком далеко. Ее крылья увязли в земле и веточках купола… Кислота брызгает снова. Птица дрожит, ей уже трудно дышать… Отовсюду бегут солдаты с широкими мандибулами (значение этого слова вы точно выучите к концу романа! – С. Б.), они проникают в раны… Другой легион… находит хвост птицы и начинает буравить самый пахучий участок: анальное отверстие…». И так далее. Натурализм такой – разом отдыхают месье Золя и братишка Райн.
Но все же речь в романе – не об ужасах муравьиной или человеческой жизни. Идея не сводится к констатации: homo sapiens и les fourmis (отечественные издатели ухитрились набрать французское слово с ошибкой) похожи. Автор не довольствуется и признанием, что «последние» могут многому научить «первых», оказаться полезной для столь «продвинутой» ветви эволюции, какой мы себя до сих пор мним.
Вербер, задумавший первый роман трилогии (на прилавках уже появился второй – «День муравья») в шестнадцать лет и шесть лет доказывавший, что книжку надо-таки публиковать, рассуждает о многообразии и непредсказуемости природы на разных ступенях, всеобщей взаимосвязи и борьбе живого. Подобный уровень обобщения давался разве что Андрею Платонову с его коровами и червячками. Но Платонов не стремился говорить на языке бестселлера.
Застав несколько лет назад во Франции очередной виток читательского внимания к творчеству Вербера, могу подтвердить: «Муравьи» притягивают, заставляя размышлять об индивидууме, обществе, мироздании, самую широкую аудиторию.
Да и русскому уму многие ситуации романа не чужды: «Самец №327 пролил кровь клетки Племени… Ему горько. Но разве был у него… другой способ выжить, чтобы выполнить свою миссию?» Раскольников с острыми мандибулами вместо затупленного топора? Уместна ли подобная параллель, решать Вам.
Я сделал для себя выводы еще во времена, когда неспешно, со словарем вчитывался в оригинал, изданный в «Albin Michel». Истины мира насекомых столь же сложны и глубоки, так же несводимы к понятию об «инстинктивном», как и человеческие. К тому же истин этих – бесконечное множество.
«Наблюдая за муравьем, можно сказать, что им движут отнюдь не шкурные интересы. Отрубленная голова еще пытается быть полезной другим, кусая вражеские ноги...
Самоотречение? Фанатизм по отношению к Городу? Отупение из-за коллективного образа жизни?
Нет, муравей умеет жить в одиночку. Ему не нужно Племя, он может даже взбунтоваться.
Почему же он жертвует собой? ..из Читать далее...

***
Вообще-то Т. К. Горышина по специальности – ботаник (школьников попрошу без смешков!). Однако в таком уникальном месте, как Санкт-Петербург, с людьми иной раз случаются и более чудесные метаморфозы, чем с Татьяной Константиновной. К чему сей город откровенно подталкивает. Иосиф Александрович Бродский однажды даже высказывался в том духе, что простые прогулки по Питеру позволяют получить неплохое образование. А уж как развивают фантазию, об этом и говорить не приходится!
Татьяну Константиновну неторопливые променады по улицам, набережным, садам и паркам северной столицы навели на мысль о создании ботанического комментария к многочисленным архитектурным справочникам, описывающим ее бесчисленные шедевры. Тем паче, аналогичный опыт проделал В. Нестеров, опубликовав посвященный «скульптурному животному наследию» Петербурга труд «Львы стерегут город» (данного наследия там тоже пруд пруди – начиная от китайских собачек ши-цза и заканчивая пресловутым Чижиком-Пыжиком).
Читая книгу Горышиной, убеждаешься: и двадцать раз побывав в Петербурге, не замечал кучи удивительных вещей. Оказывается, фасады доходных домов и дворцов, ограды мостов и замков колосятся чащей самых экзотических растений, выполненных в чугуне или гипсе. Помимо навязшего в зубах лавра и не страшащихся местных холодов пальм, это розы, лилии, маки, ромашки и еще бог знает что. Но «бог знает» - для непосвященных. А дотошный исследователь, вглядываясь в чудесные хитросплетения, опирается на массу справочников.
Сопоставляя материалы ботанический и культурологический, сталкивая «натуру» и миф, Горышина подмечает множество совпадений или, напротив, противоречий. Многие, например, слышали, что лилия присутствует на гербе Парижа и связана с французским королевским домом. Так вот, ряд питерских домов, оказывается, приютил «цветок Девы Марии» (как его еще называют) не случайно. Здания эти изначально предназначались для выходцев из Франции (так один из домов З-й линии Васильевского острова поострил для себя архитектором Л. Бенуа, другой, на Каменноостровском проспекте – создан для родственника семьи Бенуа Е. Кавоса).
А вот архитектор Ринальди – вроде бы не француз, но лилии изображал на всех своих постройках; их можно считать своеобразной архитектурной подписью, следующей за мастером.
Не менее любопытно следить за странствиями обычного подсолнуха. Обитатель наших огородов в Европе появился сравнительно недавно, в 1510 году. Для России это вовсе юная культура, хотя два века они и оставалась чисто садовым украшением – лузгать где придется семечки вельможам-эстетам в голову не приходило. Зато стремление подсолнуха поворачивать «голову» вслед за движением светила на небосклоне сделало его символом этой яркой звезды. В результате на статуе «Полдень» в Летнем саду, созданной в XVIII веке, подсолнух кажется уже чем-то античным, знакомым едва ли не с минойской эры…
Вообще, один раз взглянув на «Петра творенье», как на огород, полный любопытных "овощей", невозможно остановиться и у черты, где ботанические познания бессильны. Не удивительно, что особая глава книги посвящена «безымянной флоре».
Особое пристрастие питал к орнаментам из фантастических растений модерн. То прилепит причудливый лист к флагштоку Синодального училища, то переплетёт странными гирляндами рога симпатичных бурёнок на флигеле Ассигнационного банка. На улице Жуковского пробиваются к свету «листья какой-то травы» (надеемся не той, что покуривает в Питере модная молодежь). На особняке на Большой Морской, где провел детские годы Владимир Набоков, и вовсе расцвело такое диво, что ясно понимаешь: писатели с изящным стилем и утонченным мышлением неслучайно формируются в подобной «злачной» среде. А на стенах Кофейного домика в Летнем саду поражают растительными хвостами львы-грифоны. Почти по классику: «смешались в кучу травы, кони».
В завершении автор напоминает об угрозе «обеднения» массового сознания современных горожан, живущих в безликих спальных кварталах. Призыв Горышиной весьма актуален: не дайте погибнуть уникальному городу-саду – и он спасет еще многие поколения от духовного и эстетического обнищания, толкающего нацию в пропасть.
Роза пахнет розой, даже если слепить ее из гипса или высечь из мрамора.
Забвение не пахнет ничем.
апрель 2006

В католической церкви одного из кубинских городов изображение этого человека помещено среди ангельских сонмов, в другом храме, в Мексике, оно соседствует с личиной сатаны (сходная история произошла с Львом Толстым, чей портрет в небольшом православном храме в российской глубинке красуется среди грешников и языков адского пламени). Впрочем, Эрнесто Гевару по прозвищу Че (в Аргентине означающим нечто вроде «Эй, малый, чего тебе?») официально от церкви не отлучали, но и не канонизировали.
Святым он стал в народной молве после смерти, когда даже носки героя, согласно свидетельствам современников мывшегося крайне редко, стали выставлять (похоже, в буквальном смысле) в многочисленных мемориалах.
Жизнеописание главного соратника старика Фиделя, мужественного аскета и несгибаемого борца за свободу Латинской Америки – дело непростое. Трудно не удариться в крайности. У Пако Игнасио Тайбо II повествование получилось объективным, хотя и не без симпатии к мыслям и делам несостоявшегося аргентинского доктора, пример которого и ныне «воспаряет над неолибералистическими заблуждениями знати». Благо, под рукой у писателя – десятки документальных свидетельств и труды самого Че – письма, статьи, дневники, последний из которых боливийская военщина, без суда и следствия расправившись с автором, с истинно капиталистической сметкой продала заграничным издателям.
От читателя не ускользает, кажется, ни одна мелочь этой не долгой, но авантюрной жизни. Юношеский автостоп с целью подробнее изучить быт нищего континента. Самоубийственный рейд на Кубу на утлом суденышке, едва тут же не пошедшем ко дну, а в финале приведший к созданию свободного, неподконтрольного ни одной державе – в том числе и нашей – государства. Мучительная – нельзя сказать, что неудачная – попытка сменить квалификацию, став из революционера экономистом. Наконец, новые вылазки в самые отсталые, подавленные собственными и иноземными эксплуататорами страны – Конго, Боливию. Путешествия, во время которых бескорыстный романтик вынужден был вести непрестанную войну с равнодушием и спесью местных «левых», а гуманист – карать и убивать. А одновременно бороться не на жизнь, а на смерть с астмой, приступы которой преследовали Гевару с детства.
Измученный болезнью, сначала Че собирался лечить людей. Но вскоре убедился: прежде надо избавить от недуга общество, пораженное распрями и нищетой, на фоне которых 90% земных богатств распоряжается дальновидный дядюшка Сэм. Кстати, многочисленные примеры циничного, варварского вмешательства транснациональных корпораций США и ЦРУ в дела суверенных Аргентины и Гватемалы, Никарагуа и Боливии, Перу и до поры до времени той же Кубы, возможно, помогут иному отечественному интеллигенту либерального «разлива» задуматься: действительно ли между Кастро и Бушем стоит выбирать последнего?
Да, нередко этот худощавый пассионарий, не расстававшийся с ингалятором, автоматом и книгой, вел себя, как настоящий авантюрист, а иногда уподоблялся ребенку, вздумавшему забраться в космический корабль и махнуть как минимум на Марс. Да, этот весьма случайный друг Советского Союза на чем свет стоит распекал правительства европейских соцстран за отказ поставлять революционным движениям оружие и продовольствие безвозмездно. Обрушивался на самих революционеров из-за нежелания шагать единым строем к светлому будущему. Которое, впрочем, самому рисовалось смутно – не должно было быть ни сталинским, ни троцкистским, ни маоистским, ни уж точно подобным кокакольному западному раю, жирующему за счет ограбления и обмана миллиардов третьего мира. Гевару невозможно было купить высокой должностью и правом на бесчестие в виде спецпайка. «Просто х…ня, что ты поехал в Париж, а не в Африку», - распекал он товарища по борьбе, на пару дней не устоявшего перед ароматами французских буланжери.
Да, он был авантюристом, находившим прелесть в перебежках с явки на явку, маршбросках через джунгли без еды и лекарств, когда приходилось запивать собственной мочой червивую конину и тащить на себе раненных друзей. Но за драйвом безумного бегства от обыденности доктор Че видел возможность научить неграмотного боливийского кампесино читать, а молодую кубинку, запуганную полицейским режимом Батисты, гордо носить голову.
Он не сумел раздуть мировой пожар, возможно, именно потому, что больше жаждал мира, а не катастроф. Поэтому «нетерпимый» Гевара отстаивал право каждого высказать собственное мнение и никогда не расстреливал пленных. А его застрелил пьяный солдафон, которому раненный и задыхающийся от астмы пленник успел встретить так, как встретил своих палачей герой Этель Лилиан Войнич: «Успокойся, ты будешь убивать мужчину».
И все же на его совести этого нового мученика была, как минимум, одна невинная жертва. Когда-то, во время рейда партизан по Сьерра-Маэстре, командир велел прикончить привязавшегося к отряду щенка, опасаясь, что лай выдаст его людей преследователям. Когда на шею животного недели петлю, чтобы удушить, оно продолжало дружелюбно вилять хвостом. Мучила ли Че перед Читать далее...

Книга: Орхан Памук Стамбул – город воспоминаний Москва, издательство Ольги Морозовой, 2006

На самом деле, мой интерес к Стамбулу – глубоко личный. Первоначально занимал меня не город, а один человек, побывавший в нем. Сам европейско-азиатский мегаполис, несмотря на затейливую топонимику и историю, мне, возможно, доведется увидеть не скоро. Однако, прочитав книгу популярного турецкого литератора Орхана Памука, я понял, что, взяв с прилавка увесистый том в броской суперобложке, сделал счастливое открытие.
«В детстве я верил, – и эта вера на долгие годы осталась где-то в глубине моей души, – что на одной из стамбульских улиц есть дом, похожий на наш, и в этом доме живет другой Орхан, во всем похожий на меня, как близнец…». Сюжет о добром двойнике (в отличие от «злых» двойников Гофмана, Достоевского и Шварца), которого не встречаешь, но о существовании которого подспудно догадываешься, блестяще обыграл кинорежиссер Кшистов Кислевский в «Двойной жизни Вероники».
Однако «Вероника» с ее политикой и мистикой более абстрактна. Повествование Памука с первых строк привлекает «воздухом потустороннего» и, вместе, обилием бытовых подробностей. Человек, молодость которого миновала, а страна и родной город за пятьдесят с лишним лет изменились до неузнаваемости, рассказывает о вещах, пылящихся в багажнике памяти каждого из нас.
Удивительно, как много общего у представителя турецкого среднего класса, родившегося в 1952-ом и выросшего в кругу большой семьи (не лишённой налета европеизации, но восточной по духу и повседневному укладу), и москвича, появившегося на свет в 1970-ом, единственного ребенка родителей, живших от зарплаты до зарплаты и вскоре разошедшихся.
Перекличек бездна, не описанная с такой безжалостной детализацией ни одним мемуаристом-соотечественником. Детская неприязнь к наводившим квартиры знакомых и близких коврам, символизирующим достаток и долгие прогулки по набережным в ожидании экзотического корабля; сравнение проезжающих автомобилей с животными; склоки между родственниками и чопорные семейные трапезы; тупость одноклассников и страх перед учителем с длинной линейкой, больно бьющей по лбу...
А еще – разрушение города. Так, если Стамбул середины XX века – брошенная на произвол судьбы бывшая столица Османской империи, то Москва – от начала 80-х того же XX века – такой же агонизирующий колосс, где пренебрежение исторической памятью ведёт к уничтожению прекрасного.
На глазах юного Орхана один за другим исчезали в огне особняки старой стамбульской знати. Я, сколько себя помню, наблюдал из окна нашей квартиры на десятом этаже брежневской двенадцатиэтажки, как пылают деревянные дома Коломенского, архитектурного шедевра, благополучного превращенного в пустырь.
Когда умирает империя, очередное поколение стремится не столько строить новое общество, сколько – забыть о канувшем в Лету Золотом веке. Сегодня Москву настиг очередной этап «избавления от воспоминаний», когда на месте свидетельств былого лепится «современный европейский дом». И какая ирония в том, что безликие коробки, растущие на месте чудом сохранившихся зданий XVIII-XIX столетий, складывают турецкие рабочие!
Здесь мы подходим к другой важной теме книги Памука – описанию печали, пронизывающей мироощущение стамбульцев последние сто лет. Эта печаль, в понимании писателя, чувство далеко не банальное. Согласно учению суфистов, она отражает неудовлетворенность из-за невозможности достичь близости с Аллахом. А её отсутствие – скоре изъян, чем достоинство.
Памук утверждает, что меланхолия в его родном городе уникальна. Но все же, не таится ли за ширмой процветания и реконструкции Москвы то же неизбывное ощущение вины и тоски по забытым ценностям?
Обратимся хотя бы к чувству безысходной, пусть и разделенной любви героя книги, наложившееся на созерцание пожаров в ялах? Живо воображаешь «второго Орхана», поселившегося в районе Последнего переулка и созерцающего разгул бульдозеров и гибель старых деревьев.
Кажется, двойник есть у каждого из нас (может, не один, и в каждом большом городе можно встретить свою копию, разве что детали костюма будут отличаться). Когда «иной» пишет книгу, а та попадает нам в руки, остается лишь дивиться игре уловок судьбы, подстраивающей встречи себя с собой.
Так чужие города становятся оригинальной декорацией спектакля-диалога. В какой-то момент, переводя взгляд на живописный задник, понимаешь: он не менее интересен, чем фигуры не авансцене. Верится, что черно-белые кадры ветшающих переулков, снег на решетках мечетей и плавный ход кораблей создают особую реальность, способную навеять грусть, но дарующую свободу.
Не потому ли, что «волнения жизни… рано или поздно подходят к концу, а проплывающие перед нашими глазами образы города навсегда останутся с нами в наших мечтах и воспоминаниях»?
Сергей Брель, август 2006

[175x300]
Роман американки Трейси Шевалье увидел свет в 1999 году; русский перевод появился одновременно с замечательной экранизацией («Девушка с жемчужной сережкой»), где лицо с портрета знаменитого Яна Вермеера представила очаровательная Скарлет Йоханссон, еще не разменявшаяся на участие в идиотских блокбастерах.
А прошлым летом в городке Империя гостеприимная хозяйка маленького отеля подарила моей жене итальянский перевод книги, упомянув, что это ее любимое произведение.
На мой взгляд, роман в двести с небольшим страниц, поднимающий, казалось, избитую тему взаимоотношений художника и модели, – подлинное событие, а девушке, запечатленной на холсте делфтского живописца, обеспечена блестящая карьера. Начать с того, что перед нами произведение не реалистическое и не романтическое, не очередной образчик постмодерна и не традиционная историческая хроника; не занудное бытописание, но и не заумная притча. Скорее, всего – понемногу, и, как результат, обобщенный портрет Художника, в каком бы времени тот ни творил.
Более того, портрет, встающий перед глазами молодой влюбленной женщины. К тому же – талантливой. При этом, принадлежащей к тому простонародью, к которому эстеты всех мастей, относясь с легким презрением, при случае бегут искать вдохновения и идеалов.
«Я резала на кухне овощи, когда услышала на пороге голоса: женский, блестящий, как отполированная дверная ручка, и мужской, низкий и тёмный, как стол, за которым я работала…». Как видно из этого отрывка, Шевалье не идет по пути раздельного описания быта (взрастившего большинство шедевров малых голландцев) и психологии героев. Сравнения позволяют одновременно ощутить состояние юной служанки накануне найма в чужой дом и одновременно увидеть этот дом с его полированными ручками и темной мебелью.
Дальше – больше. Мы исподволь узнаем, как в Голландии XVII столетия выбирали на рынке рыбу и заключали браки, передавали имущество по наследству и наказывали детей. А еще – смешивали краски и исследовали законы перспективы.
Но даже последнее – только фон. Главное – поиск ответа на вопрос: чем живёт, к чему стремится художник? Почему, например, будучи отцом обширного семейства, берет так мало заказов, а затем выполняет их с непростительной медлительностью? (Известно, что Вермеер написал за всю жизнь не более сорока картин).
И ладно, будь он подвижником и аскетом, служителем подлинного искусства с горячим взором. Или, напротив, распутником и пьяницей, творящим шедевры в перерывах между запоями. (К выбору между этими дилеммами приучили нас биографы и литераторы, не так ли?)
Ан нет! По сути, мы так до конца и не понимаем, что творилось на душе у этого уже немолодого человека, который равнодушно и зачастую грубо разговаривал с женой, кажется, не интересовался собственными детьми, а ради удачного портрета пожертвовал единственной помощницей и единомышленницей. Но при этом «видел то, что было недоступно другим».
Ближе к концу книги ловишь себя на том, что повествование касалось кого и чего угодно, но только не главного: тайны творчества. И тут же делаешь вывод, противоречащим первому: произведений, где о сущности художественного поиска говорится так глубоко и небанально, крайне мало. Еще меньше книг, столь недвусмысленно признающих: эстетические открытия не лежат в заоблачных эмпиреях, не выковываются путем рассудочных штудий (впрочем, и Маркс с Чернышевским заврались: произведение искусства никогда не было копией!).
Объяснение феномена Трейси Шевалье в том, что она приближался к ответам на заданные вопросы по касательной, считая лобовой штурм ошибочным.
Портрет «с жемчужиной» не удался бы, не перешагни юная модель через стыд, распустив волосы перед чужим женатым мужчиной. А после («больше мне нечего прятать и беречь») – не отдайся вульгарному мяснику, отказавшись от собственных таланта и призвания. Но, с другой cтороны, избежав встречи с католиком Вермеером, протестантка Грета, возможно, никогда вообще не приобщилась бы к свободному и бескомпромиссному поиску. Для которого, как известно, традиционные религия и мораль всегда становятся досадной преградой.
Шевалье не декларирует прямо, но высказывает в каждом эпизоде своей истории: настоящие озарения вынашиваются в житейских драмах и нравственных катаклизмах. Они - сложный плод семейных дрязг, мучительных поисков хлеба насущного, сексуальных влечений и примитивной зависти. Плод, в сиянии и сладости которого не заметно и тени породившего его низменного чернозема.
Не в этом ли состоит вечное чудо творчества.

[195x300]
Есть книги, которые пишутся учеными и для ученых. Отрабатывают ли их создатели гонорары и гранты или бескорыстно служат любимому делу, - не суть важно. Общее состоит в том, что завоевать сердце массового читателя такие авторы особенно не стремятся. Однако иногда сами факты, собранные в подобных изданиях, оказываются столь захватывающим, что познакомиться с ними стоит каждому мало-мальски любопытному читателю.
К подобным книгам, безусловно, принадлежит основательная работа английского слависта, члена Британской Академии, Президента британского общества фольклористов В. Ф. Райана (не путать с рядовым Райном из нашумевшего блокбастера). Монография, занимающая с комментариями более семисот страниц, посвящена всему спектру бытования колдовства и магии в повседневной русской жизни.
Почтенный академик с потрясающей дотошностью перечисляет колоссальное число почерпнутых из самых разных источников примеров – примет и предсказаний, заговоров и заклинаний, использования талисманов и методов снятия порчи. И черти еще знает чего.
Враг рода человеческого упомянут не случайно. Противостоящая официальному православию народная стихия нередко привлекала темные силы для достижения самых различных целей – от успеха в любовных делах до подачи челобитной боярам-бюрократам. Впрочем, как показывает исследователь, зачастую грань между демоническим и божественным различалась не достаточно отчетливо. Да настолько ли явно представляет ее себе и позитивист Райан, ставя на одну доску молитву о благополучном исходе родов и ношение под языком оберега от зачатия?
Впрочем, филолог сразу оговаривается: сам он в магию не верит. Да и Бога, скорее всего, мыслит в рамках протестантского мировоззрения с его недоверием к любому сакральному действию – будь то молитва о заступничестве святого или вызов лешего.
Но для нас это не столь важно. Гораздо интереснее познакомиться с тем обилием хитростей русского ума в достижении окольным путем того, к чему не привели пути прямые, «официальные».
Еще псковская летопись XV века утверждает, что русские люди на волхование «прелестны и падки».
Нужно действенное лекарство – подбивают батюшку подержать в алтаре соль до седьмого четверга после Пасхи (поможет непременно). Завелась в деревне ведьма – сжигают если не саму «диссидентку», так ее нижнее белье (непременно на Благовещенье). Невесту на свадьбу защищают от дурного глаза, втыкая в платье иголки со сломанным ушком (в Вологодской области этого было мало: девушку принуждали при всем честном народе испускать газы). А вот монахов со свадьбы гонят взашей – такие гости к бесплодию.
Если от хвори не помогала соль из алтаря, берут более решительные меры. В XIX веке в Заонежье две обнаженные вдовы трижды обходили деревню, где жил больной, держа в каждой руке по петуху и по черной кошке. В конце прогулки несчастных животных живьем закапывали у околицы.
Добиваясь расположения приглянувшейся девушки, жених всеми правдами и неправдами давал ей отведать калача, приготовленного на жире из собственноручно зарезанного им голубя (птица, вероятно, напоминала о святом духе?). А вот роженице, как считали на Смоленщине, легчало, когда супруг лежал над ней на полатях с обвязанным ниткой пенисом. «Повитуха дергала за нитку в моменты родовых схваток, вызывая ответные крики мужа». Ну что ж, тут точно не приходилось жаловаться, что согрешили вдвоем, а мучаться «одной бабе».
Не менее увлекает изложение народных примет и трактовок снов, принятых в разных регионах России и часто сохраняющихся в наш пост-просвященный век.
Так, приснившийся поп обозначал беса, еврей – святого. Вши грезились к деньгам, кровь – к встрече с родней, а рыжий человек – к добру (и кому потом пришла на ум поэтическая вольность о том, что Рыжий-Конопатый непременно дожжен огреть лопатой собственного дедушку?).
Многие интеллигентные люди, бывавшие в Эрмитаже знают, что щегол в европейской культуре связан с Христом, так как поранился о шипы его мученического венца. В книге Райана я лично впервые с удивлением прочитал о том, что на Руси недолюбливали воробья. Ведь тот «приносил гвозди для распятия».
Нынешних пламенных поклонников «кошачьих нежностей» заинтересует следующая примета: «Кто спит с кошкой, у того в голове заведутся лягушки».
Смех смехом. Однако, читая книгу, невольно думаешь: неужто все это собранье преданий пестрых – лишь очередной кладезь забавных анекдотов?
«Убить кота – семь лет счастья не видать».
Хлесткая фраза древнерусского защитника животных?
Вспоминаю, как моя (ныне покойная) бабушка из белорусского местечка Василевичи топором размозжила голову коту, повадившемуся таскать цыплят. Тот вырос в доме, до истории с цыплятами вел себя смирно, и дед, страшно переживавший случившееся, сразу сказал: добром дело не кончится. Маленькая драма разразилась незадолго до Чернобыльской катастрофы. Потом были радиоактивное заражение, брошенный Читать далее...