Четыре месяца.
[525x700]

[699x468]
Вчера, наконец-то, закончили роспись храма Святой Троицы в Черемушках. Это - больше двух лет жизни, около двух тысяч квадратных метров живописи, несколько сот килограмм краски, тысячи разных кистей и, наверное, десятки километров лестниц - вверх-вниз по лесам. Трудилось на росписи всего 14 человек, правда, не все выдержали напряжения, осталось 7, но самых верных.
Однако, отдыха не будет. 30 числа уезжаем в Польшу, в Зверки, продолжать начатое. Там тоже работы хватит, но это уже другая история.

Мне один подвижник говорил: "Там, где любовь и единение, там и Троица. А там, где рознь и вражда - дьявол. Ты их просто отличай. К Одному стремись, от другого бегай."
[534x343]

Всех поздравляю с великим праздником Вознесения Господня! Радости, света и чтобы всегда "горе имели сердца".
[300x349]

[510x600]
Мои предки не были героями. Прадед Степан (которому, кстати, сегодня исполняется 120 лет) провел войну в штрафных батальонах, потом еще два года "досиживал" десяточку. Его сын Денис, брат моей бабушки, попал в плен 24 июня 1941 года, прошел 17 концлагерей и еще один наш, фильтрационный. Оба деда по отцовской и материнской линии служили на Дальнем Востоке, один печником, другой ветеринаром, служили в тылу и с японцами толком даже не повоевали.
И все же я поздравляю всех с этим трагическим и великим днем!

Чуть-чуть обиделся
[700x525]

Миропомазание
[700x525]

О. Тихон и Георгий
[700x525]

Все у нас в жизни первое - первая Пасха, первое Благовещение. А еще сегодня память святителя Московского Тихона, Тишины именины...
[700x525]

Были на ночной службе с малышом. Его первая Пасха...
[700x525]

[188x250]
"Помнишь слова апостола:"Лучше бы вы не крестились..."? Это страшные слова, которые во многом относятся к нам. Почему? Потому что внешне мы принимаем православные обряды, а внутри остаемся теми же, что были до крещения или обращения - завидуем, обманываем, испытываем к ближним неприязнь, осуждаем, а самое главное - наше сердце еще не отлепилось от сего мира и не прилепилось ко Господу. Мы верим своей алчности, а не Богу; мы верим своим похотям, а не заповедям Господним. Мы знаем то, что от плоти, что можно потрогать, увидеть обычными глазами, а то что от Духа, мы как слепоглухие, не разумеем. А ведь без этого христианство не имеет никакого смысла.
Мы, лукавые, пытаемся приспособить христианство к этому миру, чтобы наша вера была служанкой нашей обыденной жизни, чтобы нам было удобно и комфортно. А ведь жизнь духовная - это тесный и неудобный путь. Здесь, извини, нужно с себя шкурку содрать, и не одну, потому что грех пророс в наше естество, и божественное стало для нас противоестественным. Поэтому и нужен крест, каждому нужна своя Голгофа, чтобы умереть в страданиях греху и воскреснуть в духе. Это, конечно, не значит, что нужно себя истязать.
Нужно принимать все скорби и болезни, которые обрушиваются на тебя, с благодарностью, а не с ропотом. Если жизнь бьет, значит, Господь не забыл про тебя; значит, ты стал как раскаленное железо под ударами молота. Если увильнешь от ударов, то останешься бесформенным куском металла, а если потерпишь - будешь дивным произведением Божиих рук. Так что терпи, брат..."

[279x405]
"Нам кажется, что мы - самые несчастные на земле. Мы и бедные, и больные, и никто нас не любит, и везде нам не везет, и весь мир ополчился на нас. Послушаешь иногда человека и кажется, что перед тобой Иов многострадальный. А посмотришь на него - красивый, румяный, хорошо одетый.
Почему мы преувеличиваем свои несчастья и беды? Может, потому что недостаточно страдаем? Ведь посмотри: по-настоящему больные люди не выказывают свою болезнь, не ноют. Они несут свой крест молчаливо до самого конца. Вот здесь, в Печорах, жила схимница, она тридцать восемь лет провела в скрюченном состоянии, и кто-то слышал от нее жалобы? - нет! Наоборот, люди приезжали к ней за утешением.
Люди жалуются, потому что считают, что должны быть довольны и счастливы здесь, на этой земле. Они не верят в вечную жизнь, в вечное блаженство, а поэтому хотят насытиться счастьем здесь. И если что-то малое мешает этому счастью, они кричат: как нам плохо, хуже всех на земле!..
Не ищи довольства здесь. Это трудно усваивается, но полюби боль и страдание, полюби свое "несчастье". Пожелай Царства Божия паче всего, тогда вкусишь свет, тогда все сладкое здесь покажется горькой полынью. Помни: на земле мы живем всего одно мгновение - сегодня родился, а завтра уже могилу роют. А в Царстве Божием будем жить бесконечные веки. Боль, если сильная, то короткая, а если долгая - то можно терпеть. Потерпи здесь, чтобы вкусить радость там..."

[450x338]
Еще говорил мне о. Василий: "Хуже всего, когда христианин превозносится в своем сердце над другим человеком, считает себя умнее, праведнее, лучше. Тайна спасения заключается в том, чтобы считать себя хуже, недостойнее брата своего. Когда живет в тебе Дух Святой, то ты познаёшь свою малость и видишь, что даже самый лютый грешник лучше тебя. Если ты ставишь себя выше другого человека, значит, в тебе нет Духа и нужно еще много работать над собой.
Но самоуничижение - это тоже плохо. Христианин должен идти по жизни с осознанием своего достоинства, потому что он - жилище Святого Духа. Апостол так и говорит: "Вы - церкви Живого Бога". И если ты раболепствуешь перед людьми, то ты еще далек от того, чтобы стать таким храмом.
А вообще, нам нужно только искренне, от всего сердца и всей души молиться. Молитва привлекает Дух, а Дух убирает из тебя все лишнее, безобразное и учит, как нужно жить и как вести себя..."

[400x322]
"Многие думают, что у священника перед мирянами есть какая-то привилегия или особая благодать. Печально, но так думает большинство духовенства. Я же тебе так скажу: у священника есть одна привилегия - быть слугой каждому встречному 24 часа в сутки всю оставшуюся жизнь. Бог не дает нам выходных и отпусков. У тебя нет настроения, все равно - иди и служи. У тебя болят ноги или спина, - иди и служи. У тебя в семье проблемы, но ты все равно - иди и служи! Этого требует от нас Господь и Евангелие. Если нет такого настроя - всю свою жизнь положить на служение людям - то займись чем-нибудь другим, не дерзай принимать на себя иго Христово.
А сейчас такое время, что многие идут служить в храм из-за корысти. Так было и до революции, об этом говорил (или кричал даже) отец Иоанн Кронштадтский. Ведь в нашей русской катастрофе ХХ века вина духовенства очень велика. Мы, конечно, смыли этот грех мученической кровью, но вот наступают времена, когда в священный сан рукополагают почти каждого, кто пожелает. Я говорил об этом со Святейшим, а он мне в ответ:"А что делать? Храмы открываются один за другим, а священников катастрофически не хватает". И я понимаю это, но не завидую тем, кто пришел в Церковь в наши дни. Очень много соблазнов, и очень мало опытных духовников, и их становится все меньше. Вот смотри, в Печорах: уйдут отец Иоанн, отец Феофан, другие старцы, кто придет им на смену?.. Правильно - никто. А ведь духовная жизнь - это путь в темном подземелье. Здесь очень много острых углов и глубоких ям. Здесь важно, чтобы многоопытный проводник вел тебя за ручку, иначе упадешь-пропадешь, сам не вылезешь...
Нам говорят: мало образованных христиан. А что такое образование по-христиански? Этот совсем не то, чем образование в институтах или академиях. Это когда после трудов поста, смирения и молитвы Дух Святой поселяется в человеческом сердце и ОБРАЗУЕТ новое существо...
Помни это..."

[700x525]
Мы виделись редко и всегда коротко. Я переехал в Москву, здесь посчастливилось мне познакомиться с владыкой Василием Родзянко, который во время своих прилетов из Америки решал все мои внутренние проблемы. Отец Василий это одобрял:"Чего тебе мотаться, когда рядом такая духовная глыбища..."
Летом 1994-го года я приехал с группой московских поломников в Псково-Печерский монастырь. Днем мы работали на поле, а утром и вечером неукоснительно посещали все службы. Я был также рад пообщаться с друзьями-монахами, с которыми прожил в свое время бок о бок два года.
Однажды я спешил на вечернюю службу и вдруг у святого колодца увидел отца Василия. Он улыбался и приветственно махал мне рукой. "Приехал к старцам за советом!" - объяснил он.
И потом мы простояли у колодца часа четыре, как раз до конца богослужения, и не было вопроса, на который бы я не получил ответ. Мы говорили о политике, о власти в Церкви, о монашестве, о современном христианстве, о духовничестве. О чем-то отец Василий говорил образно, притчами, о чем-то - прямо и открыто. Я, конечно, не могу передать все его слова, потому что они были произнесены в доверительнй беседе и предназначались для меня, но что-то я могу опубликовать, потому что считаю это важным для современного православия.
Например, это: " Смотри, вера станет открытой, доступной всем; никого за нее не будут гнать и притеснять. Очень много случайного народа придет в Церковь, в том числе и в духовенство. Так всегда было еще со времени Константина святого. Многие из-за денег придут в храм, многие из тщеславия, из-за карьеры и власти. Ты, глядя на это, не искушайся и терпи. Ищи храм победнее и подальше от центральных площадей. Священника ищи смиренного и простого в вере, потому что "умных" и циничных и теперь развелось много, а смиренных и простых в вере не осталось почти никого..."
Другие высказывания о. Василия будут представлены позже.
Но я думаю, это было его завещание мне. Так подробно и откровенно мы никогда с ним не говорили. И сейчас на многие события в жизни и Церкви я смотрю как бы его глазами, через призму того давнего нашего разговора у святого колодца в Псково-Печерской обители...

[306x450]
Наши отношения не были идеальными. Мы часто спорили по житейским или политическим вопросам. Я от рождения упрям, отец Василий - тоже не подарок. Однажды он с внуком отдыхал на берегу озера. Рядом подростки ругались матом. Батюшка сделал им замечание, потом еще одно. А на третий раз взял их за шкирки, отнес подальше и сделал им такое внушение, что их будто ветром сдуло.
Самый серьезный конфликт произошел у нас в октябре 1993 года. Я приехал в Питер на похороны Саши Сидельникова, которого убили перед Белым Домом, и зашел к батюшке. Я был зол и взвинчен до предела теми событиями, которые произошли накануне в Москве. О. Василий возьми и скажи: "Правильно сделали, что подавили, а то бы опять коммунизм победил". И тут меня понесло...
Я, конечно, не любил коммунистов, но и либералов, которые устраивали демократию такими способами, не принимал на дух. Мой друг погиб, мой однокурсник сидел в тюрьме, мой мастер - известный кинодраматург - жил в нищете и унижении. А еще эти молодые волки, в которых не было ни чести, ни совести, были врагами Божьими и хвалились этим. Как можно их защищать? Как можно одобрять их беззакония?..
В общем, я наговорил батюшке много гадостей и хлопнул дверью. Мне было очень плохо в поезде, когда я возвращался домой, мне было худо весь год, в который я не посещал его.
И вот, наконец я не выдержал. Приехал на Московский вокзал и сразу поспешил в Серафимовский храм. Отец Василий служил. Когда повернулся к народу, чтобы сказать "Мир всем", заметил меня, стоявшего у выхода, и подмигнул. Когда давал богомольцам крест, то во весь голос говорил: "Смотрите, кто к нам приехал! Москвич к нам пожаловал! Блудный сын к нам явился!..." Люди оглядывались, улыбались, а мне было неловко, но при этом какая-то мощная теплая волна охватила меня с головы до ног и долго не отпускала. Я исповедался тогда в алтаре, возле престола, потом сделал земной поклон своему отцу и получил прощение...

[300x450]
После кончины моего духовника отца Александра Козлова я долго маялся в поисках нового наставника. Мои друзья-монахи советовали найти старца в монастыре. О. Наум из Троице-Сергиевой лавры отчего-то смутил, потому что сразу решил послать меня в семинарию. К другим старцам я не попал из-за своей тогдашней нерешительности и робости.
Тогда я вернулся в Питер, поехал в Серафимовский храм и заявил о. Василию со всей прямотой: "Будьте моим духовным отцом!" Нужно сказать, что я и раньше часто советовался с батюшкой по разным вопросам и всегда получал доброжелательный и ясный ответ. В этот раз он задумался, ответил не сразу и был осторожен. Он сказал, что настоящее духовничество может быть только в монастыре, когда послушник ежедневно открывает своему авве помыслы. А в миру может быть только "советничество" (так он выразился). Он готов быть моим "советчиком" в тех вопросах, где более опытен. Таковым он и был мне до конца своих дней.
Он никогда не говорил мне: "Делай так, а так не делай". Он говорил: "Попробуй, но знай, что от этого могут быть такие-то и такие последствия". Он, например, очень сдержанно отнесся к моему желанию поступить в монастырь: "Попробуй..." А через два года, когда я ушел из обители, посмотрел в глаза и похлопал по плечу: "И правильно сделал!.." И только через полгода, когда я уже пришел в себя, сказал: "Хорошо тебе там было. Надо было потерпеть..."
Был момент, когда я не мог ходить в церковь. Меня там все раздражало - и певцы, и священники, и даже запах ладана. У меня хватило сил, чтобы добраться до о. Василия. И он так радостно говорит: "А ты в церковь не ходи, ты ко мне приезжай! Чайку попьем, погуляем..."
Я приезжал к нему почти каждый день. Мы гуляли по кладбищу, он останавливался почти у каждого креста и рассказывал про жизнь человека, лежащего здесь. Мы говорили о чем угодно: о погоде, о политике, о кино, даже о первой влюбленности. Иногда просто сидели на скамеечке и смотрели на весну.
Через пару месяцев я вернулся в храм. О. Василий объяснил мне, что такое происходит почти со всеми, кто искреннее пришел в Церковь. "Это как в браке: сначала все забываешь от любви, а потом начинаются будни и сердце остывает. Это не значит, что кончилась любовь. Это значит, она стала более спокойной, зрелой, глубокой. Вера тоже имеет свои "этапы", свои испытания. Господь то приближается, то удаляется от нашего сердца. Но ты всегда помни дни первоначальные, когда ты вошел в храм. Помнишь, как горело твое сердце? Ты готов был отдать свою жизнь за Христа. Это и есть момент истины. Всегда его храни в своей памяти и никогда не отпадешь от воды Жизни. Что бы ни случилось..."

[450x338]
После приятных потрясений жизнь возвращается в свою колею, Пост Великий набирает силу. Я тоже постараюсь вернуться к повествованию о праведниках последних пятидесяти лет. Одних я знал лично, о других рассказывали мои знакомцы. Для меня это очень важно. Вспоминая святых, мы как бы приобщаемся к их удивительной жизни, а также испрашиваем их молитв.
Сегодня речь пойдет о моем духовном отце - протоиерее Василии Ермакове, с которым мы общались близко целую четверть века.

Наша встреча случилась в начале 80-х в Петербурге, в Великий Пост. Я любил бывать на Серафимовском кладбище, где в уютной деревянной церкви служил странный, как мне тогда казалось, священник. Он все время шутил и балагурил, даже во время богослужения. Меня это вначале смутило.
Однажды мы встретились с ним в трамвае. О. Василий обрадовался, как будто мы были знакомы сто лет, и попросил сопроводить его со Святыми Дарами. Старушка-причастница жила где-то в новостройках. Мы ехали очень долго, и за это время, кажется, рассказали друг другу всю свою жизнь. Я узнал, например, что он был в немецком лагере, что семинаристом каждую неделю ездил к отцу Серафиму Вырицкому. Я, конечно, стал выпытывать про разные чудеса и все в таком роде. Но о. Василий охладил меня: "Не было чудес! Он просто сам был - живое чудо. От него исходил осязаемый свет. Приедешь к нему, поговоришь о погоде, природе, а душа наполняется, будто ты целое Евангелие прочитал. Святость, братец, не в словах или чудесах заключается. Святость - она в духе, который веет от святого и ты это чувствуешь ясно и радуешься будто ребенок. Потом это семя внутрь тебя попадает, и растет, растет. И ты уже не можешь жить как все, понимаешь?"
Я, конечно, много не понимал тогда по молодости лет. Я много и теперь не понимаю. Единственное, что я понял, так это то, почему люди, общаясь с о. Василием, всегда улыбались. Тот свет, который он принял от св. Серафима Вырицкого, наполнил его сердце и теперь распространялся на всех, кто с ним общался.
И всем было хорошо...

Огромное спасибо за открытки и поздравления!
[443x578]

... однако!
[699x476]