Это цитата сообщения Аппа-паппа Оригинальное сообщение

Подонки – это не те, кто на улице…



Читать далее...

Да... вчера у меня был праздник... Вчера совершенно случайным образом я наткнулся в книжном магазине на чудеснейшую книгу... фотоальбом... Фотоальбом Высоцкого... И это не просто подборка старых, известных фотографий неясного качества. Нет. Все фотографии отличного качества, много новых и ранее неизвестных. А оформление - тут просто нет слов. Бархатная обложка, золотое тиснение, чувство что держишь музейный экспонат). Отдельные большие фотографии. Вообщем - огонь. Низкий поклон составителям). Купил и в этот же вечер подарил отцу (любовь к Высоцкому мне передалась через него)) ), так он листал книгу до 2 ночи))).

Вот как выглядит книга

[показать]

[показать]

[показать]

[показать]

[показать]

Все человечество делится на три неравные части. Живущие (меньшинство), умершие (большинство) и творцы (единицы).
Только третьим дано существовать вне времени и пространства. Загляните вниз, в глубь веков, пошарьте в памяти. Много ли найдете гениев в различных сферах жизни человеческой?
Если и наберете, то не больше десятка, другого.

ссылка на книгу

_____________

Книга - не шик... но прочесть можно

Стиль изложение не очень... но передача в принципе неплохая...

Концерт можно посмотреть он-лайн.

[показать]


От автора

Вновь, как и в книге, открывшей серию ("Приподнимем занавес за
краешек". - Днепропетровск, 2003), предлагаю читателю вместе поразмышлять.
На этот раз - о музыкальном языке песен, об их сюжетах, о том, какими
предстают в песнях Высоцкого дорога и дом, о песнях "Очи черные" и "Правда и
ложь", наконец, - о состоянии высоцковедения.
Удалось ли найти ответы на старые вопросы? Если и да, то они не
окончательны - ни для меня, ни тем более для высоцковедения в целом. А если
эта книга спровоцирует новые вопросы, то лучшего и желать нельзя: ответы
тешат наше личное самолюбие - вопросы длят диалог с Поэтом.

ссылка на книгу

Это вступительное видео к игре "Черные бушлаты" 1С 2009. Игра хорошая, и приятно что молодежь Высоцкого услышит, хотя бы и таким образом...
Видеоряд - тут без слов... кадры Великой Отечественной Войны...

[показать]

ОТ АВТОРА

Я стою, как перед вечною загадкою,
Пред великою да сказочной страною...

Может быть, загадка Владимира Высоцкого, его сказочной поэтической
страны, навсегда останется загадкой, тайной. И не стоит льстить себя
надеждой тайну разгадать. Да и хочется совсем не этого -- просто попасть в
Страну Чудес Высоцкого...
... А там -- оказаться вверху, в глубине, внутри и снаружи, где все --
по-другому...
Мало надежд раскрыть тайну таланта, загадку его поэтической
притягательности -- найти один-единственный всеохватывающий ответ. Но мы
можем поставить перед собой вопросы -- частные, отдельные. И поискать ответы
на них. Был ли шофер МАЗа из "Дорожной истории" другом своего напарника?
Вырвался ли за флажки герой знаменитой "Охоты на волков"? О чем тоскует
персонаж "Кораблей"? Почему рвутся в горы альпинисты Высоцкого?
... Еще нужен камертон, ориентир. Пусть им станет фраза в частном
письме: "Высоцкий откровенен и неуловим одновременно". Может быть, она
убережет нас от поспешных выводов. Остальное приложится.

ссылка на книгу

[показать]


Аннотация

"Володя сказал сегодня:

— Когда я умру, Валерий напишет обо мне книгу...

Я о нем напишу, но разве только я? Я напишу лучше".

Это запись из дневника В. Золотухина от 11 февраля 1971 года.

Он действительно «написал лучше». Среди разнообразной литературы о Высоцком воспоминания Валерия Золотухина занимают особое место. Его дневниковые записи — это остановленные мгновения, искренние и честные.

Мемуары бывают субъективны: то память подводит, то «бронза» искажает оценки. Дневники же исповедальны.

ссылка на книгу

Я знал его мало. И если бы речь шла о вечере воспоминаний, конечно, не имел бы права говорить. Но как историк, да просто как современник Высоцкого, как один из тех кто любил и любит его слушать... Поскольку он принадлежал нам, то мы можем говорить о нем.

А знакомство личное мое невелико, повторяю. В Театре на Таганке, где я имею честь быть членом общественного совета, на обсуждениях, обычно горячих, Высоцкий, как правило, молчит. Иногда вставляет слово. Когда была бешеная схватка за кулисами по поводу трактовки Достоевского в свези с "Преступлением и наказанием", где он играл Свидригайлова, очень много и остро было высказано насчет того, как понимать, в какой степени можно убивать, в какой степени этого не следует делать и т.д., Высоцкий замечательно слушал. Я знаю, что есть такой вид актерского слушания, когда актеры эффектно "слушают", но думают о своем. Речь шла, конечно, не об этом. Он вставлял реплики иногда... Но буквально всасывал в себя информацию.

Я — и не один я — следил за тем, с каким интересом он слушал даже многие наши чепуховые разговоры: ему было интересно. Здесь я лишний раз убедился в том, в чем этот зал, наверное, не надо убеждать — сколь интеллигентен, культурен и сложен облик этого человека.

Второе воспоминание. Непросто его излагать, потому что я бы не хотел, чтобы здесь был элемент некоторого, что ли, бахвальства.

Читал я лекцию. Дело было в конце апреля — в начале мая 1980 г. Стало быть, Высоцкому оставалось жить меньше трех месяцев. Это было в Доме Архитекторов. Тема лекции была — о тайнах XVIII века, я рассказывал только что увлекший меня сюжет, который потом в основном напечатал в журнале "Наука и жизнь". О несчастном Брауншвейгском семействе, о свергнутых с престола в 1741 г. родственниках императрицы Елизаветы Петровны, и об их приключениях, и о борьбе, ужасной, темной и страшной борьбе за власть в XVIII веке.

Зал — пожалуй, величиной с этот. Неполный. И вдруг я смотрю — у прохода близ заднего ряда сидит — Высоцкий? Я, признаться, не поверил. Не то, чтобы я не мог себе представить, что Высоцкий ходит на лекции. Но — некогда человеку и вообще... Я решил, что — какой-то человек на него похожий. Человек слушал очень хорошо. Потом лекция кончилась, подошли друзья... Человек, похожий на Высоцкого, исчез. Больше я его не видел. 25 июля Высоцкий умер, а потом, естественно, в Москве, в семьях различных, очень много говорили о нем. И вдруг я получил потрясший меня даже, мистический такой, загробный привет. Одна очень пожилая женщина, подруга матери Высоцкого, вдруг стала мне и моим близким рассказывать, как он пришел с лекции — той именно — и как говорил всякие лестные для меня слова: как она ему понравилась, вызвала у него интерес и т.д. Привет, полученный уже в августе 1980 г.

Я не собираюсь, разумеется, по этой причине воспроизводить ту лекцию. Повторяю, она напечатана в "Науке и жизни". Хотя несколько эпизодов, я думаю... Высоцкий человек с прекрасным чувством историка, хотя у него чисто исторических песен — чисто исторических — практически нет. Если есть история, то — "Бонапарт переходил границу" или, ну, "Песня о Вещем Олеге" — пожалуйста, тут же переходит, конечно, на сегодняшний день.

Но по его вкусу, по его представлениям, по его любви к такой живой, кровоточащей детали я могу вообразить, какие эпизоды ему понравились. Я говорю совершенно в данном случае без всякой ложной скромности, не я их сочинил, они взяты из истории.

Четыре эпизода я не могу не вспомнить. Я рассказывал о том, как несчастных мальчиков и девочек, молодых принцев, заперли в Холмогорах около Архангельска и несколько русских императоров — больше всего Екатерина Вторая — держали их там. Императоров даже не злых, которые их не казнили, не распинали. Но никуда не отпускали. Сорок лет они жили за огромным забором среди снегов и метелей под Архангельском только потому, что имели отношение к правящей династии, имели известные права на престол. Логика власти.

И вот один эпизод — как местный губернатор даже пожалел этих несчастных девочек-принцесс, нашел гениальный ход, по его мнению, который мог бы им помочь. Он стал подавать доносы в Петербург. Сообщил, что он заслал доносчика в дом к этим принцам и принцессам, и доносчик передавал, о чем они говорят. Что они говорят очень хорошо про матушку-императрицу, про правительство, очень любят царствующую власть и т.д. Губернатор рассчитывал на то, что уж донос-то прочтут!.. Но помощь не осуществилась.

Второй эпизод той лекции. Шли годы. Эти принцы и принцессы подросли, и видели только друг друга. Одна из них, принцесса Елизавета, — все отмечали — была очень хороша собой. И вот запретная совершенно ситуация — она влюбилась. Влюбилась в сержанта воинской команды, который, по описанию коменданта этой крепости, был "рыжий, кривой на один глаз, склонный к веселью и танцеванию сержант Трифонов". Любовь, которая была обнаружена (сержант ходил играть в карты, оказывается, к принцам). Из Петербурга немедленно пришел приказ: "Любовь прекратить!", сержанта Читать далее...

Вот следующая книга автора о В.Высоцком

[показать]





Ссылка на книгу

Это книга, одна из нескольких работа автора, которые касаются В.Высоцкого. Остальные выложу со временем.

[показать]

Ccылка на книгу Читайте на здоровье.



кому интересно

[показать]

Владимир Иванович Новиков (род. 1948) — российский литературный критик и прозаик.

Доктор филологических наук, профессор кафедры литературно-художественной критики и публицистики факультета журналистики МГУ, академик Академии русской современной словесности.

Автор-составитель книги «Авторская песня» для средней школы (2002). Автор книг «В Союзе писателей не состоял… (Писатель Владимир Высоцкий)», сборника статей «Высоцкий есть Высоцкий» и других, а также статей. Член жюри национальной литературной премии «Поэт».

К вниманию жителей города Хмельницкого, Украина!
12 ноября в театре Петровского пройдет спектакль " Я Высоцкий Владимер". Постановщик В.Золотухин.

[показать]

Вот неплохая рецензия:

"Музыкальный спектакль по мотивам книги Марины Влади "Владимир, или Прерванный полет" и произведений Владимира Высоцкого. Автор проекта - Валерий Золотухин.

Его внезапная смерть стала настоящим шоком для близких, друзей, многочисленных поклонником… стран. Не имея официальных званий, он был воистину народным артистом, стал легендой при жизни. Но после смерти, жизнь Высоцкого поросла множеством слухов и сплетен, выдуманных псевдо друзьями. Точки над «и» в своем спектакле расставляет народный артист РФ Валерий Золотухин – настоящий друг легендарного Высоцкого до и после…
«Высоцкий очень бережно ко мне относился — я до самой его смерти не знал, что он принимал наркотики...», "Я Володе Высоцкому Марину Влади не "отдавал"... Да она мне даже не нужна была!», "Высоцкий не смог признать свою дочь. Но это его дело", - во многочисленных интервью Золотухину приходилось отвечать на множество вопросов, на которые не успел ответить тот, кому они предназначались. Спектакль «Я, Владимир Высоцкий» - окунает зрителя не только в атмосферу того времени, но и дает ответы на конкретные и общие вопросы касающиеся личности Высоцкого и эпохи, в которой он жил и творил.
Спектакль «Я, Владимир Высоцкий» неоднократно ставился в Театре на Таганке. С ним, именитые актеры Любовь Чиркова и Валерий Черняев гастролируют по России уже 23 года. Каждый раз при его показе в зрительном зале складывается особая атмосфера – успех спектакля предопределяет неповторимое по своей энергетике творчество В. Высоцкого. Его песни, стихи заставляют попускать действо через себя. Во время двухчасового театрального марафона актер исполняет более десятка известных песен В. Высоцкого. Ведь именитым бардом В. Черняев пять лет (с 1975 по 1980) проработал в театре на Таганке, иногда подменял его в спектаклях.
«Я, Высоцкий Владимир...» — это спектакль, пронизанный нежностью двух любящих людей Своеобразным прологом к спектаклю станет музыка Омского камерного оркестра. Произведения, которые исполнит оркестр, сами по себе — театр: это Вальс Хачатуряна из музыки к драме Лермонтова «Маскарад» и Сюита в старинном стиле Шнитке."

Вообщем покупаем билеты)))

9. Глав. редактору газеты «Дуэль» Ю. МУХИНУ

И вот теперь – на другую тему. Не знаю, является ли М. Саяпин штатным сотрудником редакции и в какой степени выражает он редакционное мнение, но иногда высказывания его звучат чересчур вызывающе и самоуверенно. Впрочем, «Дуэль» есть дуэль, и ей все мнения покорны. Упрек Саяпина в отношении некоторых критиков, выдающих Высоцкого за «воплощение Пушкина, Шукшина и даже, может, быть, Абсолютного Духа», частично готов принять и на свой счет, по крайней мере в том конкретном воплощении, что на стене моей комнаты в башкирском поселке Павловка висели рядом трое моих тогдашних (середина 70-х) литературных кумиров: Шукшин, Высоцкий, Василий Белов. Они олицетворяли собой мое представление об истинной народности: иногда чуть ироничное, но доброе и глубокое понимание русского человека у Шукшина, какая-то сугубо личная, непридуманная любовь к человеку-труженику у Белова и широчайшего диапазона – от ярмарочного скоморошничания до загнанных волков и братских могил – общенародная поэтика Высоцкого. И вот, оказывается – по Саяпину – Высоцкий – «апологет уголовщины». Впрочем, при чем тут Саяпин? Он лишь слово в слово повторяет давно забытое, одномерное утверждение партийных ортодоксов, искусственно ограничивших многогранное творчество ведущего барда только уголовной (ранней) его тематикой, кстати, тоже далеко не однозначной, апологетичной и ни в коей мере не циничной («Бродят толпы людей, на людей непохожих, равнодушных, слепых, я заглядывал в чёрные лица прохожих – ни своих, ни чужих» - тут ведь слышится что-то близкое к драме шукшинского Егора Прокудина – прежде всего человека, а не бывшего зэка). Разве можно упрекнуть Высоцкого в индивидуализме, когда он в тех же «Братских могилах» поет: «здесь нет ни одной персональной судьбы, все судьбы в единую слиты»? Чтобы так написать, нужно ведь сначала так и почувствовать. Но и в сугубо блатной песне «Про уголовный кодекс» Высоцкий безо всякой иронии замечает: «И радуюсь, когда статья не очень: ведь все же повезет кому-нибудь!»

Вернемся, однако, к саяпинским «одиноким волкам». Ведь это же надо так исковеркать идею песни! Да еще и на прилагаемом рисунке умудрились вставить разъяренную волчью пасть! Откуда Саяпин взял желание волка «перейти в атаку и смять этих одолевающих бандитов»». Что ж, вообще-то, хотя в песне такого и нет, желание благородное! И непонятно, каким образом Саяпин придает ему негативный аспект: «отрицание всех устоев общества». Какие там устои у этих «одолевающих бандитов»?! В своем безудержном желании лишний раз «укусить» Высоцкого автор статьи впадает в противоречие с самим собой. Но ведь пафос песни совсем иной, и он неоднократно подчеркивается: «За флажки – жажда жизни сильней», то есть изо всей стаи находится лишь один, посмевший нарушить впитанный с молоком матери рефлекс: «Нельзя за флажки!». А ведь именно там – свобода…

Правда, есть у Высоцкого и другая, хотя менее известная, но еще более жесткая песня: об охоте на волков с вертолетов. Но и там зверство проявляют не волки, а люди: «только били нас в рост из железных стрекоз»:

Кровью вымокли мы под свинцовым дождем –
И смирились, решив: все равно не уйдем!
Животами горячими плавили снег,
Эту бойню затеял не Бог – человек:
Улетающих – влет, убегающих – в бег…

И здесь волк Высоцкого проявляет не индивидуализм, а высочайший, человеческий в самом благородном смысле поступок, вызывает огонь на себя:

К лесу – там хоть немногих из вас сберегу,
К лесу, волки – труднее убить на бегу!
Уносите же ноги, спасайте щенков,
Я мечусь на глазах полупьяных стрелков
И скликаю заблудшие души волков.

Ну вот, а уважаемый Мухин вторит Саяпину об индивидуализме Высоцкого! Впрочем, «герой» другой, одной из самых забавных песен Высоцкого, попугай какаду действительно утверждает:

Я Индию видел, Иран и Ирак,
Я индиивидум – не попка-дурак!

Простим, однако, глупой, но заносчивой птице. Труднее будет простить, однако, не просто одного их гомо сапиенсоов, а талантливого человека Олега Шестинского, который в «Дне литературы» обвиняет Высоцкого ни много, ни мало, как в богохульстве. Но почему? Шестинский приводит строки из «Баллады о детстве»: «Спасибо вам, святители, что плюнули да дунули, что вдруг мои родители зачать меня задумали»… Но ведь песня эта умышленно, как и многие песни Высоцкого, стилизована под говор и стиль мышления послевоенных московских дворов, то есть слова эти не из лексики Высоцкого-поэта. И то же самое, но в еще более явной форме, прослеживается в других приводимых Шестинским строках: «На бога уповали бедные (У Высоцкого: «бедного» - Я. М.) но теперь узнали: нет его…».

Но ведь песня поется от имени неких «космических негодяев» – таково и название песни. Так как же можно приписывать автору слова его негативных «героев»?! Здесь явная предвзятость, ибо такая ошибка в оценке литературного произведения недопустима даже для среднего ученика, а Шестинский – литератор опытный. Оправданием ему может служить фактически непревзойденное вживание Читать далее...

8. Народный поэт

Ты жил, играл и пел с усмешкой,
Любовь российская и рана.
Ты в черной рамке не уместишься
Тесны тебе людские рамки.

/Андрей Вознесенский/

«Его личность, его судьба, его песни – единое целое, у которого было свое художественное назначение: выразить сегодняшнее состояние русского (российского) национального духа. В этом я вижу причины неслыханной и естественной, не нуждающейся ни в какой рекламе популярности Высоцкого… В этом я вижу и залог его бессмертия»

/Юлий Ким/.

Бесспорно, что имя Высоцкого не нуждается ни в какой рекламе. И, видимо, так уж сотворила судьба, что и фамилия его – если разделить эти два понятия – сама, своим звучанием и смыслом указала на его место и значение в русской поэзии. Да и только ли в поэзии? Бессмертная формула Евтушенко «Поэт в России больше, чем поэт» приложима к Владимиру Высоцкому безо всякого зазора. Не знаю, кто в нынешние – да и в былые времена – мог бы соперничать с Высоцким в этом понимании. Пушкин? Блок? Есенин? Маяковский?..

Понятно, что речь идет не о силе поэтического дара, каковой, конечно, никому не дано взвесить ни на каких весах, а о той глубине проникновения в народное сознание, которая стала возможной благодаря сочетанию целого ряда обстоятельств, дополняющих сугубо поэтические его достоинства: замечательный артистизм, совершенно уникальный голос, музыкальная одаренность, практическая неподцензурность набирающей силу магнитофонной формы общения с поэтом, благодаря которой Высоцкий «ворвался в крепости квартир не соловьиной бодрой трелью, а раздолбал наш утлый мир своею песенной шрапнелью». Судьба (опять судьба?!) благоволила его дару даже и самой невозможностью печататься, то есть в той области, в которой могли найтись Владимиру Высоцкому достойные соперники. Зная человеческие недостатки, можно сказать: какое счастье, что Высоцкий не вошел при жизни ни в школьные учебники, ни в энциклопедии! Впрочем, по-человечески Высоцкий хотел увидеть себя напечатанным, ибо ранг поэта присваивается у нас «с листа», а не «с голоса», - хотя именно как поэт он пуще всего боялся подвергнуться «суженью после смерти», быть всаженным в «гранитные рамки», распрямившими его «косую неровную сажень» (стихотворение-песня «Памятник»).

Поэтическая судьба высокого ранга рождается, по-видимому, не «благодаря», а вопреки, имея в виду внутреннее противостояние внешним обстоятельствам жизни. «Благополучными не могут быть поэты», - писал один благополучный советский поэт. Причина кажущегося парадокса в том, что здесь имелся в виду личностный, лирический план – типа несчастной любви. У Высоцкого же, наоборот, как раз в личном плане все было более или менее благополучно. Огромная, хотя и неофициальная слава его, харизма яркой мужской индивидуальности не позволяла ему превратиться в «раба любви», как и вообще в зависимого от других людей человека. Примером такой независимости могут служить его сложные отношения с женой – звездой французского экрана Мариной Влади или же с такой незаурядной личностью, как режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов. С полной определенностью можно сказать, что Высоцкий любил этих людей, но как же нелегко им обоим эта любовь доставалась!

Высоцкий обладал необычайной притягательной силой. Я был свидетелем того, когда он, внешне неброский, изредка кивая головой, почти молча стоял в окружении не просто толпы почитателей, а и нескольких известных артистов, - и все внимание этой группы было приковано к нему. О чем там говорилось, я, конечно, не помню, но до сих пор звучит в ушах непрерывное: «Володя! Володя!». Он всегда был центром – и окружающим оставалось только радоваться этому… или с этим мириться. «Он абсолютно владел залом, он намагничивал воздух, он был хозяином сцены. Не только из-за его неслыханной популярности. «Он обладал удивительной энергией, которая как луч сильного прожектора била в зал. Это поле натяжения люди ощущали даже кожей», - так писала актриса Алла Демидова.

В сходной степени Высоцкий владел аудиторией в масштабе всей страны. Я далек от мысли, что абсолютно все попадали в сферу его обаяния, но диапазон этого воздействия был, несомненно, уникален и беспрецедентен. Пионеры и пенсионеры, летчики и моряки, члены Академии Наук и обитатели мест не столь отдаленных – далеко не полный перечень категорий почитателей великого барда. Правда, говоря о величии, следует сказать, что слово это в те времена с Владимиром Высоцким не очень вязалось. Он был, скорее, своим, чем великим. Великий – это уже нечто стоящее над нами, а он был просто с нами, на одной ноге со всеми – с профессорами и домохозяйкам, зэками и милиционерами… и даже с гэбэшниками. Помню, как на Камчатке я познакомился с одним большим любителем барда, просидел у него всю ночь, распивая водку, распевая песни и слушая Высоцкого. А утром оказалось, что любитель этот… подполковник КГБ. И что? А ничего, хотя год был, кажется, еще только 81-ый, перестройка еще и не снилась… Высоцкого любили по-человечески, и любовь к нему сближала самых разных людей, вот это Читать далее...

7. Вселенная Высоцкого

«Мне кажется, что у моих песен очень русские корни, и по-настоящему они могут быть понятны только русскому человеку».

/В. Высоцкий/

Теперь, спустя почти двадцатилетие со дня смерти великого барда, «шансонье всея Руси» (по весьма неточному, но масштабному определению А. Вознесенского), казалось бы, уже нет препятствий для осознания значимости этого явления для всей русской, «нерусской» и даже мировой культуры уходящего тысячелетия. Прижизненная слава его, однако, была столь огромна, что – в совокупности с некоторыми стилевыми и жанровыми особенностями его творчества – заставляла некоторых оценивать творчество этого ни на кого не похожего творца по некому снобистскому, антипопулистскому принципу: слишком популярен, доступен – значит, слишком прост, недостаточен для высоколобых «истинных» ценителей «настоящей» культуры. В свою очередь я, в меру своих сил и возможностей, в целом ряде статей противопоставлял такому взгляду совершенно иное видение этой неординарной – даже на самом звездном небосклоне – поэтической и человеческой фигуры. Ибо, как прозорливо написал когда-то кандидат философских наук Анат. Сидорченко, «25 июля 1980 года Владимир Высоцкий не умер – он шагнул в бессмертие». В настоящее время, наряду со множеством различных изданий произведений Высоцкого существует также огромное множество серьезных статей, всесторонне анализирующих его творчество, проводятся разнообразные семинары и конференции. С материалами одного такого форума, а именно Международной конференции «Владимир Высоцкий и русская культура 60-70-х годов», на котором присутствовало 60 одних только докторов и кандидатов наук, мне бы и хотелось познакомить нашего читателя, используя для этого сборник «Мир Высоцкого. Исследования и материалы. Вып. III, т. 1». Как отмечается в этой книге, «география участников конференции: 27 городов России, а также Австрия, Германия, Израиль, Польша, Болгария, Италия, Румыния, Швеция, США, Великобритания. Недавно сформировавшаяся новая ветвь литературоведения – высоцковедение – собрала для общей работы специалистов разных профилей: филологов, лингвистов, музыковедов, социологов, философов, педагогов – всех тех, кто в различных аспектах исследует творчество В. Высоцкого в контексте русской культуры. (Тексты выступлений здесь не приводятся.

Завершая эту подборку (которая могла быть и во много-много раз больше), я хотел бы добавить несколько слов и от себя. Владимир Высоцкий, на мой взгляд, даже и на фоне Окуджавы и Галича, остается фигурой несопоставимой. Каждый из них, несомненно, был и поэтом и личностью самой значительной и в своем роде единственной. Высоцкий же был еще и универсален и абсолютен. Под универсальностью я понимаю не разносторонние его ипостаси – актер, поэт, музыкант, исполнитель в одном лице – здесь он, как раз, за исключением голоса, не уникален, - а колоссальное тематическое и стилевое разнообразие его песен.

Окуджава, по преимуществу, лирик, Галич – сатирик, идейный боец, Высоцкий же... Имманентную способность его к сатире и юмору самого высокого класса никому доказывать не надо, некоторые сомневаются в его лирике, хотя она нередко достигала у него предельно драматического и трагического звучания. Причина такого непонимания, по-моему, прежде всего в недостаточном знакомстве с такими его песнями, как «Белое безмолвие», «Белый вальс», «Баллада о любви», «О двух лебедях», «О двух автомобилях», «Свой остров», «Жили-были на море... », «Оплавляются свечи», «Так случилось – мужчины ушли»... Не говорю уже про всем известные песни типа «В холода, в холода», «О друге», «Корабли постоят», «07» и др., но куда отнести «Баньку по-белому», «Купола», «Истома ящерицей ползает в костях», «Кони привередливые», или «Райские яблоки»? Иное дело, что песни эти настолько емкие, что они перерастают всякие жанровые и человечьи рамки («Тесны тебе людские рамки» - писал о нем Вознесенский). Абсолютность же Высоцкого – в созданном им духовном пространстве, в котором он, будучи не столько актером, сколько Индивидуумом, заставил не только театр вращаться вокруг себя, но также и песни свои превратил в систему отсчета, вокруг которой в 60-70-е годы вращалась наша песенная Вселенная.

6. Макаревич - еще не Высоцкий
В редакцию «Нового русского слова»

Мне уже приходилось обращаться в «НРС» по поводу некоторых искажений в понимании творчества В. Высоцкого. Но там разговор был о нюансах, а сейчас я бы хотел высказаться по поводу более явного недомыслия. Конкретно, я имею в виду В. Ярмолинца, который порой утрачивает свое художественное чутье в погоне за журналистскими эффектами.

В статье об Андрее Макаревиче (НРС, 8 ноября 1994 г) В. Ярмолинец, упоминая его «совершенно фельетонного свойства песенки о Жириновском…», пишет далее: «Конкретность и узнаваемость образов, блестящее умение играть сравнениями в этих песнях ставят Макаревича в один ряд с Высоцким:

А с населеньем разговор короткий:
Мы их расположение вернем,
Когда затопим их рублевой водкой
И сверху Кашпировским полирнем

Я совершенно не остерегаюсь сравнивать Макаревича с Высоцким, поскольку оба прочно вошли в массовое сознание своих поколений».

Не буду спорить с самим фактом такого вхождения, однако его качество, а, точнее, тип все же различны. Я не настолько знаком с текстами песен Макаревича, чтобы их огульно недооценивать, но, исходя из того, что вышеприведенный текст послужил для сопоставления обоих авторов, то, он, видимо, для Ярмолинца показателен. В таком случае я просто не могу не возмутиться: позвольте, это же уровень самого заурядного куплетиста, каких тьма-тьмущая! Это текст для капустника, коему далеко до уровня рядовой авторской песни, а об уровне песен Высоцкого и говорить нечего.

Говоря о поверхностном подходе Ярмолинца, я предполагаю, что, возможно, ассоциацию с Высоцким вызвала у него ритмическая близость названной песенки с одной из забавных, но не очень значительных песен Высоцкого, написанной в виде монолога арестованного за мелкое хулиганство алкоголика:

Я вам, ребята, на мозги не капаю,
Но вот он, перегиб и парадокс:
Кого-то выбирают Римским папою,
Кого-то запирают в тесный бокс.

В этой непритязательной, хотя и достаточно остроумной песенке, излюбленное Высоцким единение «высокого с низким», действительно носит упрощенно-фельетонную форму:

Церковники хлебальники разинули,
Замешкался маленько Ватикан,
Мы тут им Папу Римского подкинули –
Из наших, из поляков, из славян.

При власти, при деньгах ли, при короне ли –
Судьба людей швыряет как котят.
Но как мы место шаха проворонили?!
Нам этого потомки не простят.

Любой мало-мальски разбирающийся в стихах человек даже и здесь заметит безусловное превосходство Высоцкого. Но я умышленно отметил: «в стихах», а не: «поэзии». И здесь, и там перед нами, конечно, не поэтические шедевры, так что, если бы творчество Высоцкого этим уровнем и ограничивалось, то я бы против Ярмолинца ничего не имел. Но такого рода песни (в том числе и гораздо более сильные: «Смотрины», «Антисемиты», «Мишка Шифман», «Товарищи ученые», «Бермудский треугольник», «Милицейский протокол», «Про речку Вачу», «На Шереметьево» и т. п.) – всего лишь одна из множества граней многотемного, многообразного и многожанрового творчества Владимира Высоцкого. Есть у него такие песенные шедевры, которые выделяют его даже из ряда высших поэтических величин, а если говорить о бардах, то это ряд бесспорный: Высоцкий, Галич, Окуджава (можно спорить лишь о месте в этом высоком ряду). Например, «великой песней и великой поэзией» назвал Андрей Вознесенский песню «Кони привередливые», а известный литературный критик Юрий Корякин заметил: «Даже одна его песня «Мы вращаем Землю» салюта воинского достойна».

И это совсем не исключительные примеры, а некая цельность, которой трудно найти аналог даже в великой русской поэзии (один из критиков определил это так: «Если Пушкин – великий причал русского языка, то Высоцкий – это корабль, который оттолкнулся от этого причала и поплыл дальше»).

Такая цельность и значимость Высоцкого позволила назвать его не просто поэтом или бардом, а явлением (поэт Р. Рождественский, философ Вал. Толстых). «Явление Владимира Высоцкого» - феномен чисто российский, а возможно даже – и чисто русский, когда в соответствии с формулой Евтушенко, поэт выходит за собственные поэтические границы, становясь трибуном, пророком, властителем дум… Критерий же просто популярности и принадлежности к массовому сознанию есть критерий для западного обывателя, избалованного идейной всеядностью и вседозволенностью, не знающей всей остроты хождения без страховки по тонкому шнуру (песня «Канатоходец»). Но это, может быть, я уже высоко взобрался, отклоняясь от темы, хотя, впрочем, и на бытовых «низинах» уровень Владимира Высоцкого доступен очень немногим:

Там, за стеной, за стеночкою,
За перегородочкой,
Соседушка с соседочкою
Баловались водочкой.

Все жили вровень, скромно так, -
Система коридорная,
На 38 комнаток –
Всего одна уборная.

Здесь зуб на зуб не попадал,
Не грела телогреечка,
Здесь я доподлинно узнал,
Почем она, копеечка…

Мне кажется, что двух-трех запавших в народную душу (а не в только в сознание) стихов или песен достаточно, чтобы обессмертить Читать далее...

5. Возвращаясь к ненапечатанному

"Этот стон у нас песней зовется"

(Н. Некрасов)

Традиционное – раз в полгода – обращение к памяти Владимира Высоцкого апеллирует к выявлению новых (или, по крайней мере, хорошо забытых старых) истин, касающихся либо его творчества, либо его восприятия всякими добро- и недоброжелателями. Можно, конечно, и вообще отмолчаться, полагая, что мавр, то бишь, бард Владимир Семенович Высоцкий свою историческую миссию уже выполнил, а как поэт он за пределы отведенного ему эпохой 10-15-летнего пика славы не выходит. И хотя доставшейся ему невероятной прижизненной славы хватило бы не на одного поэта, певца или актера, но все же относить ее к одной только, хотя и всеобъемлющей злободневности было бы весьма недальновидно. А такая позиция существует, и она, как ни обидно, во многом определена не недостатками, а уникальными достоинствами песен Высоцкого, которые "не затихнут: они принадлежат народу" (Григ. Чухрай). Как нетрудно догадаться, речь идет, прежде всего, о его популярности, выглядевшей в глазах у некоторых всего лишь следствием будто бы примитивизации или же всеядности, Однако кое-что все же смысливший в области интеллекта шахматный король Анатолий Карпов "всегда восхищался умением Владимира Высоцкого достигать в своих песнях священной глубины мысли". Здесь я бы добавил: "и ясности мысли", то есть такой ясности, которая делала его стих легко читаемым", - и которой избегают подчас многие поэты, полагающие (впрочем, не без резона), что как раз неясность обеспечивает им требуемый эффект глубины и многозначительности. Как пишет Евг. Винокуров в стихотворении "Поэт": "Где смысл?" – я спросил. "Есть что-то выше смысла. На нашем свете сем не надо смысла, сэр". Что ж, хотя в этом, я повторяю, есть резон, но все же наш трижды безумный мир еще не настолько безумный, чтобы насовсем отречься от ясной и чистой мысли. Здесь, специально для тех, кто не доверяет авторитету Карпова, для "равновесия" напомню, что и Гарри Каспаров, восхищаясь, видимо, тем же, будучи еще и человеком весьма эмоциональным, традиционно прослушивал песни Высоцкого перед каждым своим матчем.

Восхищался песнями Высоцкого и еще один чемпион мира, Михаил Таль, гордившийся упоминанием о нем в шуточной песне "Честь шахматной короны": "Мы сыграли с Талем 10 партий – в преферанс, в очко и на бильярде – и Таль сказал: "Такой не подведет!"

Но любили и уважали Владимира Высоцкого не одни только чемпионы мира по шахматам. Так, во время гастролей Высоцкого в Америке нобелевский лауреат по литературе Иосиф Бродский подарил ему книгу своих стихов с надписью: "Лучшему поэту России". "Высоцкий остается вершиной нашей современной культуры", – сказал в 1981 году Булат Окуджава, а другой талантливейший поэт-бард Александр Городницкий заметил со скромным достоинством: "Но сколько песен все бы мы ни пели – его нам одного не заменить". Это совсем не единичные отзывы, а малая часть той суммарной оценки "колоссальной личности Высоцкого" (Леонид Филатов), которую я привожу не в доказательство его, не вызывающего сомнений гигантского поэтического дара, а с целью подчеркнуть отнюдь не "плебейский" ранг великого множества его ценителей. И не надо думать, что я ломлюсь в открытую дверь, ибо существует и до сих пор этакий элитный взгляд свысока на поэта, ставшего, по выражению Б. Ахмадулиной, "неотъемлемой частью общего народного сознания". И, странным образом, величайшее достоинство народности становилось в глазах ( а подчас и в руках) тех или иных противников поэта средством для его принижения или даже опорочивания. В частности, я имею в виду позицию, занятую сразу после смерти барда журналом "Наш современник" (который я, тем не менее, ценю за остроту и за подчас неподдельную, наболевшую любовь к России). Это мое воспоминание навеяно отнюдь не ностальгией по давним дебатам, а гораздо более поздней (август 1993 г.) статьей в этом журнале, посвященной знаменитой певице Г. Вишневской в связи с книгой ее воспоминаний "Галина". Хронологически получилось так, что очень интересную книгу эту, выпущенную в 1985 году, я прочитал только в 1995, а, прочитав, будучи "зацикленным" на Высоцком, сразу же обратил внимание на крайне несправедливое, на мой взгляд, замечание певицы о "блатном истерическом надрыве". И, конечно же, если бы это было просто единичным, частным мнением, можно было бы с ним и не спорить. Но мне сразу же припомнилась нашумевшая в начале 80-х статья Ст. Куняева в "Нашем современнике", справедливо встреченная в штыки всеми поклонниками Высоцкого и выражающая почти те же мысли. Таким образом мнение Галины Вишневской становилось уже не частным мнением, а позицией, к сожалению, солидаризирующейся с позицией идейных противников Высоцкого. Поэтому данное замечание я и взял за исходный пункт своей статьи, отосланной полгода назад в "Новое русское слово" в связи с годовщиной смерти Владимира Высоцкого (и увязанной с недавно тогда прошедшим пятидесятилетием Победы). В статье были затронуты и вопросы более общего характера, также Читать далее...

4. В далеком восьмидесятом

Смерть Владимира Высоцкого потрясла Россию. Окуджава был еще жив. Галич уже погиб где-то в очень далекой от всех нас стране, а Высоцкий – он был всегда живой, рядом с нами всегда звучал его неповторимый голос... И вот Высоцкий умер. И узнали мы эту печальную новость, конечно же, от “вражеских голосов”. Откуда-то “оттуда”, на волне то ли “Свободной Европы”, то ли простой “Свободы” вечером 25 июля донеслись до нас слова бывшего советского писателя Анатолия Гладилина: “Владимир Высоцкий – это было явление – я не боюсь этого слова - явление в нашей культуре. И смерть его – это огромная потеря для нашей русской культуры”.

Попасть в Москву в дни Олимпиады было невозможно, но для советского человека ничего невозможного нет. Отсутствие билетов на Москву в ленинградских кассах автоматически означало наличие огромного числа свободных мест во всех видах транспорта – и за 15 рублей (старых, советских) “на лапу” проводнику я заполучил целое единоличное купе в “Красной стреле”. Фантастика! Как пел Александр Галич: “Лишь при советской власти такое может быть!”

И было утро 28 июля 1980 года, день похорон Владимира Высоцкого. Водитель такси в утренней Москве был изумлен моим сообщением о смерти великого барда, но вся территория вокруг Театра на Таганке была уже переполнена народом. Я не буду описывать давно уже известные детали всех событий этого дня, приведу лишь один забавный и показательный для тех времен случай. Очередь к театру почти не двигалась, я включил свой японский, приобретенный в «комиссионке» магнитофон с записями Высоцкого. А в конце кассеты шло упомянутое ранее выступление Гладилина. Вокруг меня немедленно образовалась небольшая толпа. Толпа эта состояла, видимо, не из одних поклонников Высоцкого, ибо уже через несколько минут появились несколько бдительных стражей порядка в чинах, начиная с капитана и выше. Так как пробиться ко мне сквозь возбужденную толпу им не удалось, это повлекло за собой появление еще более высокого милицейского чина в форме генерала, который издалека прокричал буквально эпохальную фразу: “Что это вы там права человека крутите?!” (передаю дословно). Народ опять бросился мне на выручку, но тут я сам, испугавшись возможного развития событий, миролюбиво предложил: “Пропустите товарища!” И дальше я спросил у товарища генерала: “А в чем дело? Разве нельзя слушать песни Высоцкого? В такой день?!” И высокий чин со всей своей генеральской искренностью признался, что и сам очень любит песни Володи, но вот этого,.. ну, всякую пропаганду заграничную – этого не надо. Подав мне свою дружескую руку, мой новый единомышленник удалился. И тут от толпы отделяется некий гражданин в джинсах (что уже само по себе подозрительно) и толково мне разъясняет, что руку-то мне пожали, но в случае отрыва от народных масс может случиться и нечто похуже, после чего предлагает личную опеку и меня, и моего японского магнитофона. Гражданин, действительно, не отрывался от меня и даже активно помогал в переноске упомянутой заграничной тяжести. “Личность в штатском - парень рыжий - мне представилась в Париже... ” - голосом Высоцкого пела моя оробевшая душа, мучительно припоминая соответствующие статьи Уголовного кодекса. Но личность в штатском оказалась совсем не той, за кого я ее принимал, что проявилось уже во время бескомпромиссного штурма Таганки, успешнее завершившегося позднее марш-броском на Ваганьковское кладбище. И была проникновенная мужская встреча с суровыми геологами с крайнего Севера и бессонная ночь у крепостных стен Ваганьково. Навязчиво звучало в мозгу: “Москва Высоцкого хоронит...”

“Москва Высоцкого хоронит” -
молотит строчка у виска.
Эй, чуть помедленнее, кони!
Хоронит гения Москва.

Наветы, слухи, кривотолки -
Великих вечная судьба.
Но о любви людские толпы
Расскажут сами за себя.

Молчанье, крики, славы бремя,
Бессилье силы и управ...
Но ничего, покажет время,
Кто правым был, а кто неправ.

Глаза, раскрытые в потемки,
Душа, открытая всему...
Но ничего, придут потомки -
Они рассудят, что к чему.

Сегодня он не всеми понят,
И оттого - черней тоска.
Москва Высоцкого хоронит...
Хоронит гения Москва..

Я положил листок со стихами на могилу Высоцкого, даже не подписав их, - но не по забывчивости, а умышленно, просто посчитав неудобным эксплуатировать великое имя ради своего мелкого тщеславия. Зато потом, признаюсь, жалел об этом, встречая свое стихотворение в расходившихся по стране списках посвящений то под именем Андрея Вознесенского, то под именем Никиты Высоцкого, - в чем, конечно, вина не их, а не слишком добросовестных составителей этих списков.

А потом еще несколько плодотворных дней, заполненных мужскими беседами, чтением Солженицына и посещениями Ваганьково, я провел со своим новым знакомым, оказавшимся, к счастью, не “личностью в штатском”, а, напротив, ярым диссидентом, в миру - Сидорченко Анатолием Ивановичем, человеком со вполне пристойной биографией кандидата философских наук, увенчанной несколькими годами тюрьмы и психушки, и Читать далее...

3. Гениальность Высоцкого
(к 60-летию со дня рождения поэта)

“Гениальным следует назвать такого человека, который живет в сознательной связи с миром, как с целым. Гениальное есть вместе с тем и истинно божественное в человеке”.

(О. Вейнингер)

“Пушкин - великий причал русского языка, а Высоцкий - корабль, который оттолкнулся от этого причала и поплыл дальше”.

(автор цитаты неизвестен)

Начнем с определения. Словарь иностранных слов утверждает, что гений - высшая степень творческой одаренности и – соответственно – человек, обладающий такой одаренностью. Философский словарь говорит почти то же самое. Но еще Отто Вейнингер (“гениальный юноша”, как называл его Николай Бердяев) отмечал, что такое толкование годится лишь для широкой публики, не замечающей полнейшего разграничения двух понятий: таланта и гения, “между которыми лежит целый мир”. И философский словарь, отмечая отличие гения от таланта, добавляет, что “творения гения характеризуются исключительной новизной и самобытностью, особым историческим значением для развития человеческого общества... О. Вейнингер указывает также на способность гения вмещать в своем понимании как можно большее число людей, оставаясь, однако, самим собой. “Чем больше людей человек вмещает в своем понимании, тем он гениальнее, тем отчетливее, интенсивнее отражены в нем эти люди”.

Понятие гениальности – многогранное понятие, вплоть до “божественного безумия” по Платону, но ограничимся пока приведенными выше и достаточно очевидными гранями. В какой степени они приложимы к личности и к творчеству Высоцкого? Скажу сразу, что для очень многих людей гениальность Владимира Высоцкого самоочевидна – к этим людям я отношу и самого себя. И в то же время я не хотел бы, чтобы такая убежденность представлялась кому-то лишь как акт веры, не имеющей под собой иного, рационального свидетельства. Знатоки Высоцкого, в соответствии с приведенным определением, без особых усилий увидят подтверждение его гениальности в необычайном множестве созданных им образов, прототипами которых являлись, конечно, не волки, не канатоходцы, не иноходцы, не покойники, не микрофоны и, тем более, не морские суда или “Яки”-истребители. Все эти многочисленные “Я”- воплощения Высоцкого идут, в основном, не из осторожного эзопова лукавства, а из присущей гению универсалистской тяги (“божественное в человеке” - О. Вейнингер), к “сознательной связи с миром, как с целым” путем максимального расширения образного диапазона и выхода за литературные и всякие иные пределы. И, кстати, запредельность его творчества является, пожалуй, главным отличием от всего того изобилия поэтических талантов, которыми необычайно богаты 60-е и, по инерции, еще и 70-е годы. Любители Высоцкого ревностно сметали с пьедестала некую самодостаточную фигуру: “Евтушенко не влезет на трон твой пустой”, - пылали праведным (хотя, по-моему, не совсем справедливым гневом к этой, при всех ее минусах, действительно “большей, чем поэт” личности) бесчисленные создатели “Венка Поэту”, но обходили почтительным молчанием истинных “соперников” Высоцкого на бардовском “троне” - Окуджаву и Галича. Я решаюсь все же задеть эти незаурядные фигуры отнюдь не с практической, а с сугубо теоретической целью, идущей от обоснования своего тезиса о гениальности Владимира Высоцкого, и соответствующего сопоставления гения и таланта.

“Запредел” вот, пожалуй, тот золотой ключик, с помощью которого открывается “загадка” Высоцкого. И хотя я всегда именно так и представлял, но само слово было найдено не мной, а Людмилой Абрамовой, всеми позабытой в скорбные минуты прощания второй женой поэта, матерью его сыновей, скромно идущей “по самой кромке от взрывной его воронки” (из песни Вероники Долиной). На фоне Марины рядовая жена-актриса почти совсем не замечалась, однако интервью с ней позволяет рассмотреть в Л. Абрамовой не только случайную и временную попутчицу поэта, а своеобразную личность, достойную его выбора. Она с некоторой оговоркой решается нарушить табу, связанное с идейной и элитарной “неприкосновенностью” имен Окуджавы и Галича: “Но вот мое личное мнение: Володя с самого начала значительно крупнее, чем Окуджава или Галич. У Володи много раз были выходы за пределы, совершенно за пределы – настолько, что после этого ничего не скажешь, кроме “Ты, Моцарт – Бог, и сам того не знаешь”. Эти выходы вне человеческого понимания, выше собственных возможностей: они у Володи были, и их было много. И происходили они совершенно неожиданно. Идут у него “шалавы”, например, и потом вдруг – “Штрафные батальоны”! Тогда он этого не только оценить, но и понять не мог. А это был тот самый запредел. У интеллигентных, умных, взрослых людей, таких, как Галич и Окуджава, - у них такого не было. У них очень высокий уровень, но они к нему подходят шаг за шагом, без таких чудовищных прыжков, без запредела”. На возражение интервьюера о том, что “Высоцкий часто называл Окуджаву своим учителем”, Абрамова отвечает: “Тут дело не в том, что Володя не кажется мне учеником Окуджавы. В чем-то, Читать далее...