Настроение сейчас - Беззаконие творя, первым будь у алтаря.

Сейчас, пока в лиру еще тихо и никто особо не ходит, я вам буду государственные тайны сдавать, по дешевке. Например, вот вам для затравочки тайна номер один – в министерстве образования у нас сидят служители Сатаны.
Вы, конечно, скажете: Ну, какая же это тайна? Они там практически всегда и сидели… Так-то оно так, но все же есть нюанс! Сатанисты – они же разные бывают. Одни веселые, сочные, лихо исповедующие все семь смертных грехов, да так что обзавидуешься, слюной изойдешь, к ним в компанию попросишься. Есть бодренькие устроители пролетарских оргий, есть ушлые адепты взяточничества и воровства, есть расчётливые скупщики душ. А у нас сейчас в верхах сидит самая гадкая, самая мерзкая разновидность – некроманты. Рядом с ними все живое скукоживается и умирает, и везде воцаряется тлен и запустение. От них даже свои собратья черти убегают, ибо мочи нет никакой! Украинские френды наверняка слыхали про скандал с ректором налоговой академии? Вот так вот! Какие еще нужны доказательства? Ректору-то, положим, по заслугам, но не о том речь.
Самое главное оружие, коим наше министерство сеет смерть и ужас, - это проверенная веками бюрократия и документация. В начале года надо, например, заполнить три документа, одинаковые по смыслу, но разные по форме. Причем заполнить исключительно от руки и подписать кровью. К этому прилагается пачка отчетов и планов, кои уже можно набирать на компьютере. Особо преуспевшим на ниве бюрократической писанины (например, мне, потому что талант есть талант, его не утаишь даже составляя «План работы кафедры») бонусом выдается общественная нагрузка: составление тайных некромантских документов с ужасающими названиями ОПП и ОКХ. *загробный смех и вой ветра*
Трудно найти в подлунном мире что-либо, менее полезное и более умерщвляющее мозг и душу, нежели эти богомерзкие бумажки, объемом в первые два тома «Войны и мира». Осознание полнейшей ненужности, формальности и полной, просто-таки эталонной, музейной бесполезности многих потраченных часов наполняет душу негодованием и желчью. А ведь я могла в это время писать шедевры, спасать людей, деньги зарабатывать, в конце концов! Подобные мысли свидетельствуют, что я сейчас еще на первом этапе превращения.
На втором, согласно Некрономикону, должна прийти пустота и отупение. На третьем – появится сознание важности проделываемой работы. И тогда я уже сама превращусь в упыря и буду вполне готова для работы в Министерстве Образования.
А что поделаешь? Приходится рисковать собой, прикрывая души послабее. Мы, преданные паписты-атеисты, всегда на передовой в борьбе со Злом.

Настроение сейчас - Язык есть как бы внешнее явление духа народов

Несколько раз за последние дни так или иначе вспоминала это утверждение (по разным поводам), а сегодня с утра на глаза попалась именно сия цитата, и я решила-таки ее запостить.

"Тeлoдвижeния, ужимки, лaндшaфты, тoмлeниe дeрeвьeв, зaпaхи, дoжди, тaющиe и пeрeливчaтыe oттeнки прирoды, всe нeжнo-чeлoвeчeскoe (кaк ни стрaннo!), a тaкжe всe мужицкoe, грубoe, сoчнo-пoхaбнoe выхoдит пo-русски нe хужe, eсли нe лучшe, чeм пo-aнглийски; нo стoль свoйствeнныe aнглийскoму тoнкиe нeдoгoвoрeннoсти, пoэзия мысли, мгнoвeннaя пeрeкличкa мeжду oтвлeчeннeйшими пoнятиями, рoeниe oднoслoжных эпитeтoв - всe этo, a тaкжe всe oтнoсящeeся к тeхникe, мoдaм, спoрту, eстeствeнным нaукaм и прoтивoeстeствeнным стрaстям - стaнoвится пo-русски тoпoрным, мнoгoслoвным и чaстo oтврaтитeльным в смыслe стиля и ритмa.
Этa нeувязкa oтрaжaeт oснoвную рaзницу в истoричeскoм плaнe мeжду зeлeным русским литeрaтурным языкoм и зрeлым, кaк лoпaющaяся пo швaм смoквa, языкoм aнглийским: мeжду гeниaльным, нo eщe нeдoстaтoчнo oбрaзoвaнным, a инoгдa дoвoльнo бeзвкусным юнoшeй, и мaститым гeниeм, сoeдиняющим в сeбe зaпaсы пeстрoгo знaния с пoлнoй свoбoдoй духa. Свoбoдa духa! Всe дыхaниe чeлoвeчeствa в этoм сoчeтaнии слoв"

Кто писал, а, а? Без гугла? Слабо? Что за хулитель и очернитель, за что невежда на жаловании Госдепа, не разбирающийся, наверняка, в тонкостях русского языка, изложил тут свое "весомое" мнение?

Настроение сейчас - Капля долбит камень не силою, а часто падая. Джордано Бруно

Ну что ж, пора уже заканчивать с Римом, ибо несколько затянулось наше с ним знакомство. Слушатели начинают роптать все громче, боюсь, одним авторитетом их скоро не удержать. Так что пробежимся галопом по некоторым оставшимся интересностям, да и закончим на этом, помолясь.
Тема проповеди: всяко разно

Настроение сейчас - Закат Рима начался с замены театра греческой трагедии цирком

Любителей заламывать руки над падением современных нравов, вероятно, разочаровал бы Рим времен Империи. Ведь внезапно оказалось бы, что нравы у нас не такие уж и пропащие, и молодежь, хоть и сплошь наркоманы с проститутками, но явно не хуже римских юнцов. Воспользуемся описанием Аммиана Марцеллина, изобразившего римскую действительность около 380 года н. э. Вот что он писал про римский народ – он всего лишь «куча лодырей, бездельников», которая «погрязла в неисправимой лени». «Пить и играть, ходить на зрелища и в кабаки, предаваться пьянству и проституции – вот вся жизнь этих людей. Для них большой цирк является храмом, очагом, центром собраний, совокупностью надежды и обещаний». Едва занимается день конных состязаний, «они выказывают чудеса скорости, опережая даже колесницы, выставленные на соревнования».

Тема проповеди: цирк, театр, мигранты и форумы

Настроение сейчас - Если чешется нос, то это к выпивке, если чешется ладонь, то это к деньгам, а если чешется всё тело, то это к бане.

Вот уж дней пять не случались в семье культурные вечера и родственники расслабились, заблажили под влиянием вкусной еды, теплых летних вечеров и прочих отпускных удовольствий. Поэтому мое появление в парадной столе с диапроектором подмышкой породило немую сцену из «Ревизора». Но даже самые стеснительные были извлечены из-за шкафов, где они пытались спрятаться от неумолимого прожектора культуры, и усажены за стол.
Что ж, дорогие мои (в буквальном смысле) родственники, а перенесемся-ка с вами (к сожалению, мысленно) во времена расцвета Империи. Вам это время показалось бы близким и привычным по духу, я бы сказала, даже очень желанным – ведь в это время народ пребывает в праздности, не интересуется больше войной, поскольку армия стала профессиональной, а из завоеванных стран в Рим потоком хлынули богатства, позволяющие жить без малейших усилий. Производя мало, потребляя много, Рим превратился в огромный город-паразит (нет, я не намекаю на присутствующих, хотя и могла бы), предающийся самым разнузданным наслаждениям. Римский плебс – в основном, составляют люди без определенных занятий, фланирующий по Риму туда-сюда. Толпа требует хлеба и зрелищ. Парады, грандиозные постановки, похороны людей и животных являются повседневными развлечениями публики. Но самый приятный момент дня наступал, когда римлянин отправлялся в термы – эту «виллу для бедных». Термы – это воплощенное наслаждение Великого Рима.

Тема проповеди: Термы Каракаллы и Диоклетиана

Настроение сейчас - Чтобы завладеть Капитолием, мало напасть на гусей

Ну что, дорогие, чувствуете, как свет знаний медленно, но верно проникает в ваши головы? Где бы вы еще узнали столько необыкновенно важных и при этом чрезвычайно, просто-таки вопиюще бесполезных в обычной жизни сведений из древнеримской жизни?
Продолжаем нашу радостную прогулку по ниве знаний.
И сегодня пришла очередь еще одного важнейшего для жизни древних римлян места – Капитолийского холма. К нему вела с Форума священная дорога, на нем заканчивались все процессии, собственно, там размещался главнейший храм Рима – храм Юпитера Оптимуса Максимуса . Используя велеречивую манеру итальянских чичероне, скажем, что если на Форуме билось сердце Древнего Рима, то на Капитолии располагался его мозг.

Тема проповеди: Капитолий

Настроение сейчас - Иногда в Колизее проходили дни для извращенцев - без убийств

Продолжаю вопить одиноко в пустыне, находя в этом некую ветхозаветную радость.
В том, что касается Древнего Рима, на втором месте по степени вызываемого интереса после оргий находятся, безусловно, гладиаторские бои. Мы с вами, по большому счету, не слишком отличаемся от древних римлян по кровожадности и желанию полюбоваться чужим несчастьем. Что, скажете, нет? Будете бить себя в грудь: «Мы не такие, мы гуманные!» ? А кто намедни аварию на телефон снимал, да потом в интернетах комментировал, в том смысле, что «сама, дура, виновата»? Кто смотрит «Игру престолов» и жалуется, что первая серия скучная, ибо никого не убили и не изнасиловали? У кого оживление вызывают только новости про цунами, аварии на шахтах или катастрофы авиалайнеров? У нас, у гуманных, у цивилизованных! Так что не будем стесняться своих природных позывов, своей натуральной кровожадности, и поговорим про Колизей.

Тема проповеди: Колизей

Настроение сейчас - "Тебя, Брут, только за смертью посылать". Юлий Цезарь.

Странное дело, большинство окружающих, стоит только завести нравоучительную беседу о Древнем Риме, тут же тускнеют и никнут. Они зевают при упоминании имени Септимия Севера или Максенция, не интересует их ни Октавиан, ни Нерва, меркнет их взор от изображений колоны Траяна. Но вот стоит упомянуть что-нибудь гаденькое, желательно с сексуальным уклоном – и тут же получаешь и оживление, и сочувственное внимание, и ливень вопросов с уточнениями, выяснением мелких подробностей и технических деталей, и предложения «возродить традиции».
А я все равно продолжаю гнуть свою линию, насильно приобщая слушателей (и читателей) к возвышенному, дабы не расслаблялись, и лишь изредка потакая низменным инстинктам окружающих, вворачиваю в рассказы пикантные подробности. И сегодня речь я поведу о Римском форуме.
Тема проповеди: Римский форум.

Настроение сейчас - Для кого и волчара - альма матер.

Домочадцам моим уже хорошо знаком этот цепкий и лукавый взгляд мой под конец ужина. С тихим вздохом откладывают они ложки и самые старательные достают из кармана коротенькие карандаши и блокноты – конспектировать проповедь. Не обольщайтесь, дело не в искреннем интересе и жажде знаний. Просто за старательность я хвалю, могу даже иногда пожаловать яблоко. Вот в погоне за внеочередным подгнившим яблоком и демонстрируются мне эти блокноты с карандашиками.
-Итак, сегодня, друзья мои, мы спустимся вглубь времен и побеседуем о Палатине. Нет, модница ты моя, не о палантине, и тем более, не о норковом, а о Палатине. Что сие есть за место? – спросила я, и не ожидая зря ответа, тут же продолжила, постукивая по столу пальцем, для убедительности – Вы, мои невежественные друзья, конечно, не знаете, что Палатин есть один из семи римских холмов. Но не просто холм и даже не просто центральный холм. Сие есть пуп Рима, ибо именно на этом холме волчица выкормила Ромула и Рема. Да, мой маленький друг, именно как Маугли. Кто родители этого смышленого мальчишки? Проследите, чтобы ваше чадо не только мультики по телевизору смотрело, а то стыд-позор, тридцать лет парню, а туда же: «Как Маугли!», тьху ты.

Тема проповеди: Палатин. Традиционно, буквы и картинки.

Настроение сейчас - Самое недостоверное во всякой религии - это её основа

-Ну что ж, приступим-с – молвила я, обведя ласковым и снисходительным взором домочадцев, собравшихся за ужином. Домочадцы испугано притихли в ожидании обязательной вечерней проповеди, даже жевать стараясь как можно тише. Нужно отметить, что живем мы с мужем в окружении людей черствых, к науке, искусству и прочим возвышенным материям равнодушных. Стараюсь просвещать их по мере сил, не дать угаснуть искре разума в нашей семье, однако получается плохо. Отмечу, что я применяю кроме проповедей и более решительные меры, как то: урезание пайка, стояние в углу на гречке, субботняя порка и прочие чудодейственные средства, коих педагогика накопила немало за прошедшие века.
Сегодня вечернюю проповедь решила я начать цитатой из Евангелия от Иоанна:
«Иисус же, взглянув на него, сказал: ты – Симон, сын Ионин; ты наречешься…»
- Петр, - радостно брякнул кто-то из моих торопливых родственников, услышав нечто смутно знакомое.
-Та-а-ак, и кто тут без меня ходил к обедне? – зловеще прошипела я, недобро позыркивая на ужинающих. - Учишь вас, учишь не рассуждать на темы, в которых не смыслите – никакого толку. Не мог Иисус назвать Симона Петром, ибо Петр, т.е. Петрос – слово греческое, а Иисус, что вполне логично, говорил на арамейском. И назвал он Симона, соответственно, Кифа. Греки же перевели сие слово буквально, а остальные народы, не обладающие особой дотошностью и аккуратностью, стали употреблять прозвище без перевода, как имя собственное. Ну да бес с ними, с народами, они-то и писали с трудом в то время.
Так вот, Кифе или Петру было обещано «ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». Мы опустим сегодня способы, коими сия церковь создавалась (среди слушающих засквозило радостное оживление), и остановимся лишь на буквальном воплощении этого обещания. А дабы вы не умерли от умственного перенапряжения, сказанное будем иллюстрировать картинками»
Тут я включила диапроектор

Тема проповеди: Ватикан. Много букв. Дети и беременные могут просто посмотреть картинки

Настроение сейчас - Лучше жить ничтожнейшим гражданином Рима, чем, покинув его, быть владыкой всего остального мира



Вчера вернулась я из цивилизованного мира в родные дикие степи и теперь, бряцая на ятуге, буду долго, нудно и с наслаждением мучить друзей и родных длинными заунывными рассказами о чудесах далеких стран.
В этом году мы снова презрели протоптанные соплеменниками летние тропы, ведущие на побережье Турции и Египта и известные как «дорога дешевого бухла». Не воспользовались в который раз и уникальной возможностью поваляться на пляжах родного Крыма, представляющих собою уже не песок или гальку, а сплошной «культурный слой». Он, без сомнения, очень заинтересует через пару тысяч лет археологов будущего, но в наши скорбные дни воспринимается неблагодарными современниками (в моем лице) как куча мусора у грязного болотца.
Я вам даже больше скажу, друзья мои – наплевав на строгие обычаи родного племени, прямо повелевающие летом ехать только и исключительно к морю, я отправилась в Город.
Как моим в меру просвещенным читателям наверняка не известно, словом Urbis (от которого пошли всяческие мудреные производные типа «урбанистический», «урбанизация» и проч.) благородные древние обозначали только один Город на земле. Намекая, или даже прямо указывая этим, что Город – он, в сущности, один-единственный, раз и навсегда, а все остальное является не более, чем деревнями разного размера и населенности. И Город этот, как наиболее сметливые и догадливые поняли еще по эпиграфу, - это, конечно же, Рим.
Запас впечатлений и фотографий, привезенных из Вечного Города, мы несли домой через силу на подгибающихся ногах, прихватывая выпадающее зубами. Если фотографии еще поддаются исчислению (хотя мы досчитали только до шести тысяч, а далее просто плюнули на это дело и по обычаю предков в отчете записали «много-много»), то впечатления наши оказались и вовсе бесчисленны и бесценны.
Рим – он ведь наподобие эдакой шкатулки с драгоценностями, которую старая, зажившаяся на этом свете бабка хранит под кроватью, а ловкие, пронырливые правнуки только и ожидают момента, чтобы забраться туда и пошарить шаловливыми ручонками, каждый раз находя что-то новое, неизвестное и прекрасное, рискуя при этом получить по спине от бабки клюкой. Вот и нам, пыльным чумазым варварам с раскосыми и жадными глазами, Рим при въезде устроил банный день с салютом в виде мощнейшей грозы. Так что прибыли мы в столицу мира под гром, молнию и низвергающиеся потоки воды. Но отмыв добела, Рим рассмотрел нас повнимательнее, одобрил и допустил.
Описывая Ватикан, Колизей, соборы, римские форумы, термы и прочие развалины, неосторожный путешественник рискует впасть в пафос, начать мычать, размахивать руками, возносить очи горе, бить бутылкой окружающих по голове и, в конце концов, быть связанным непочтительными слушателями, незаметно сующими кулаками под ребра, и доставленным в скорбный дом. Я, будучи необщительным, суровым человеком, не стремлюсь расширить свой круг знакомств в психиатрическом направлении. Тем более, что выступать с проповедями – это мои рабочие обязанности, а я сейчас все еще в законном отпуске. Поэтому я опущу абзацы с восхвалениями высот человеческого духа, силы искусства, размаха гения, величия античности, кою переплюнуть хилым потомкам пока еще не удалось, в чем я в очередной раз твердо убедилась (хотя во время Возрождения человечество почти приблизилось к данному рубежу).
Скажу только, что Рим состоит из бесчисленных пластов, среди которых каждый, вот прямо-таки каждый, даже умственно девственный, воспитанный стаей телевизоров турист найдет, чем восхититься, удивиться и поразиться. А если же у вас в поместье не вся собранная за макулатуру советская библиотека ушла на растопку, то и тем более, Рим вам откроет столько богатств, значений, не побоюсь этого слова, аллюзий и метафор, во стольких временных слоях – от Тутанхамона до Феллини, – что только успевай ловить и складировать. Поэтому, друзья мои, прислушайтесь к авторитетному мнению духовного светоча, сеятеля разумного, доброго и вечного и гиганта мысли по совместительству (т.е. меня): хотя бы раз в жизни в Риме должен побывать каждый уважающий себя человек. А иначе можно считать, что жили вы зазря, вообще бесполезно и, можно сказать, даром жили, могли бы и не рождаться.

Ну и для завершения: загадка для самых одаренных читателей, хоть и, наверняка, прогулявших факультатив по истории культуры. А ну-ка, кто определит, к какому веку относится сей образчик римской скульптуры? А, а?

[525x700]

П.С. А фотоотчет еще будет, не сомневайтесь!

А вы тоже заметили, что летом в городах остаются только толстые и/или некрасивые девушки?

Настроение сейчас - Диссертация - труд, направленный на облегчение своего труда в будущем

Сегодня первый день официального отпуска. Впереди два месяца свободы от крепостных. Два месяца я, звонко смеясь, буду носиться под летним небом, распустив русые кудри по ветру, любуясь отчаянием и завистью офисного народца. Два месяца нагайка и розги будут пылиться в углу, и с натруженных рук моих сойдут мозоли.
О, это счастье невинных забав, беззаботных игр на свежем воздухе, не обремененных моделью Мандела-Флеминга! О, сладкая нега прогулок в шлепках и без макияжа!
Лишь одна мысль тревожит меня, омрачает чело мое, убивает сон. И мысль эта порождена неизбывной моей добротой, ибо тревожусь я не за себя, о нет, я беспокоюсь о вышедших на волю в этом году по выслуге лет крепостных. Куда пойдут они, где преклонят голову? Что ждет их после хмельной оргии выпускного (на который я, к слову сказать, в этом году не попаду, так что выпьет кто-то за меня по праву мой коньяк, выпьет, и спасибо не скажет)?
Ведь в условиях перманентного кризиса далеко не все смогут устроиться на приличную работу – дворником, или, например, грузчиком на рынке. Не всех возьмут к себе в забой дружные черномазые шахтеры, не всем выдадут налобный фонарик и норму выработки. За троечников я, предположим, более-менее спокойна: это люди, познавшие превратности судьбы, готовые на многое, а значит, готовые ко всему. В самом крайнем случае, они могут со своим дипломом престижного вуза претендовать в нашем городском цирке (который уже отремонтировали после пожара) на вакансию дрессированного гиббона – а это, на минуточку, харчи, ночлег и вытащенные у зрителей (при определенной сноровке) кошельки с мелочью.
Но что делать с хрупкими отличницами на длинных модельных ногах? На что им надеяться, на что уповать? Или лучше сразу впасть в пучину отчаяния, ибо разочарование, в отличие от надежды, не подведет вас никогда. И пусть в первое время им удастся просуществовать, питаясь по ресторанам на скупые мужские деньги, но потом непременно поглотит их злая пучина национальной экономики, той самой, которую они изучали на втором курсе. Страшное это было время - лишь не вовремя вошедший сосед по комнате тогда вытащил их, брыкающихся и воющих, из петли и отобрал силой копию Некрономикона, носящую невинное название учебника «Экономика Украины». А? Помните? Да? А теперь ведь всё намного хуже, теперь вам не только читать придется, а броситься прямо в жернова, принести в жертву свою юность, красоту, свои мечты и надежды на спокойную жизнь – чтобы на старости лет быть выплюнутым из этой машины где-то под Макеевкой, с синей наколкой на пальцах, одноглазой болонкой, остеохондрозом, близорукостью и пропитым голосом. И лишь одна-единственная возможность уклониться от жестокой судьбы есть у вас, хрупкая, как крыло бабочки, волшебная, как хрустальный колокольчик: аспирантура… Только она может спасти вас от заслуженной, не побоюсь этого слова, карьеры в бизнесе. Тут, тут единственное упование ваше на то, что когда-нибудь и вы сможете, распустив кудри по летнему ветру, проскакать доцентом мимо плетущихся на свою каторгу менее удачливых ваших одногруппниц, позвякивающих кандалами на ногах и подбирающих по дороге бычки.
Так что преклоните головы, дети мои, и трудитесь!

П.С. Мозилла не узнает слово "Некрономикон", предлагает исправить на "Микроэкономика". Как символично.

Настроение сейчас - Известно, что можно обмануть самого дьявола, но не соседей

К нам тут внезапно зашли соседи. Я человек ушлый и подозрительный, когда приходят соседи, я тут же всё про них понимаю. Постигаю, что целью их официального визита может быть только одно из двух: измучить мой мозг или попросить денег в долг.

Мы люди городские, многоквартирными домами воспитанные. К нам соседи просто так, по доброте душевной, не ходят – не деревня, поди. В разговоры на лестничной клетке не вступаем, покиваем при встрече головой, как ишаки на водопое – да и разойдемся. В общем, изо всех сил делаем вид, что в домовладении мы одни-одинешеньки. Это, я так понимаю, такая психологическая защита организма от стрессов современности. Ведь как человек должен жить правильно, я вас спрошу? Не в клетушке квартирной же! Поистине, правильно надо жить в собственном доме, с лужайкой и высоким забором с колючей проволокой. Но чего нет – того нет, довольствуемся малым.

(К слову сказать, я – бесценный кладезь необычайно полезной информации про то, как окружающие обязаны правильно жить, правильно поступать, правильно питаться и правильно говорить. Если вы не знаете, как вам жить – это ко мне, я в два счета вас научу)

Возвращаясь к нашим баранам: мы, как горожане в энном поколении, соседей-то и по именам не знаем. Я, например, знаю как звать лишь одну ближнюю соседку, да и то только потому, что у ее мужа во время ругани становится очень проникновенный голос. Столь проникновенный, что мы его слышим, невзирая на полутораметровые стены. Правда, только в одном месте – в ванной. Там есть такой угол, что если правильно встать и приложить к стене полоскательную чашку, то можно много любопытного про соседей узнать. Сей угол меня и просветил, что соседку зовут Галя.

Кстати, а вы замечали, что сведения о жизни ближних, добытые посредством бинокля или стакана, оказываются намного занимательнее, чем та информация, которую о себе они могут поведать сами? Как-то сразу намного живее, выпуклее, затейливей. Образ, так сказать, четче прорисовывается, мелкие детали укладываются прихотливой мозаикой.

Ну, а тут внезапно соседи заявились лично. Я даже полоскательную чашку с перепугу выронила. Что ж, пришлось запускать их в свою крепость. На такой случай я специально не делаю ремонта в прихожей. Да в общем-то, и не убираюсь тоже. В творческом беспорядке валяются там калоши, у шкапчика стоит аккуратно прислоненный топорик (с карпатского путешествия остался), спутанные кнуты, розги и прочее рабочее мое снаряжение рассовано по углам. Дрын какой-то стоит. Резная бита. Маски африканские пугающие развешаны по стенам. Унылая тусклая лампа свешивается с потолка. Неподготовленный человек, попав в мою прихожую, тут же вспоминает, что у него срочные дела где-то в другом месте. Корова в колодец упала, например.

Соседи, однако, были вдохновлены общественной миссией, потому ушли не сразу. Сначала попросили денег на лампочки в подъезде. Вместо денег я щедро отсыпала им богатств духовных, вручив иеговистскую «Сторожевую башню». Я ее специально складирую в прихожей – и для устрашения непрошеных визитеров подходит, и за Пападакисом убирать, когда он алоэ поемши. Журнал я сопроводила вдохновенной проповедью на возвышенные темы, размахиванием руками и выразительной мимикой. Была столь убедительна, что тетеньки, вкусив божественной благодати, забыли про тлен мирской в виде денег. В общем, в этот раз обошлось без членовредительства.

П.С. Вечером, невзначай подслушивая под дверью, услыхала, как сосед сверху, настоящий иеговист по убеждению, жаловался, что ни проповедь, ни журналы ему не помогли отбиться от общественниц-попрошаек, пришлось платить. Дилетант, прости господи.

Настроение сейчас - Детство - счастливейшие годы жизни, но только не для детей

Оглядываясь назад, как человек опытный, понимаю, что в раннем детстве я была пренеприятнейшим ребенком. Упрямым, мрачным и недружелюбным ребенком я была. С вечно хмурым выражением лица я тихонько перемещалась от одной нычки к другой, изредка возникая из ниоткуда и пугая взрослых. Мое любимейшее хобби уже тогда было несколько старомодным, хотя все еще соответствовало духу эпохи – я любила все про всех знать и потихоньку на всех стучать. Родись я на полвека раньше – и юных пионеров воспитывали бы на моем примере, а вовсе не на дилетанте Павлике Морозове. Но я немного промахнулась с рождением, во время моего раннего детства стукачей уже было принято поколачивать, а не выносить на доску почета. Пришлось по ходу корректировать поведенческие стереотипы.
Трудно сказать, кто в детском саду не любил меня больше – воспитательницы или дети. Наверное, все же воспитательницы. Ибо детям хоть и прилетало регулярно подручными средствами по голове, но они быстро научились обходить стороной возможные места моего гнездования и, вообще, держаться подальше. А воспитательницы оказались менее поддающимися дрессировке, они упорно не желали держать дистанцию. Приходилось прилюдно подрывать их авторитет. Воспитательницы краснели, бледнели, кричали и падали в обморок. Я же училась находить выгоду в любом положении. Отстоянные в углу долгие часы способствовали развитию философского взгляда на жизнь.
Первый мой садик мог служить прекрасной иллюстрацией к познавательной книге «Использование продвинутых воспитательных методик Третьего Рейха в дошкольных учреждениях». Кормили там исключительно. Мясо, поданное на обед, я выплевывала из-за щеки вечером, когда шла домой. Тем не менее, дети запихивали в рот свою порцию стремительно и жадно, без лишних капризов. Достигалось это при помощи удивительной по своей эффективности методики, которую местным нянечкам стоило бы запатентовать и сшибать бабки за лицензию. Суть этого изумительного воспитательного приема заключалась в следующем: если ребенок возился, баловался, считал ворон, скучал над тарелкой и не успевал съесть первое за регламентированные 15 минут, ему прямо в это первое сваливалось с тарелки второе и заливалось компотом. Полученное хрючево приходилось съедать под угрозой не отпускания домой: «Вот придут твои родители, а мы тебя не отпустим. До утра будешь сидеть, пока не съешь!». Стоит ли уточнять, что после эдакой кулинарной экзекуции дети сметали все блюда по секундомеру, ненасытно урча, боясь только одного: снова увидеть, как вишни плавают в борще между островками гречневой каши. Как видите, методика эта безотказна и невероятно действенна. Очень рекомендую всем родителям без новомодных воспитательных предрассудков.
В общем, навыки выживания в социуме в этом детсаду прививались на ура. В первую же неделю в сием богоугодном заведении у меня в совершенно гопнической манере увели любимую игрушку. (Думаю, тот негодяй наверняка уже давно чалится на нарах – с такими талантами, да в столь раннем возрасте, стыдно бездельничать на воле. Хотя он с таким же успехом мог уже стать и депутатом – мы выросли в стране огромных возможностей). Я, будучи сообразительным дитятком, поняла все с первого раза – когда следующий ребенок протянул руку к моему мишке, он тут же убежал, громко воя и некрасиво разевая рот. Так был подписан общественный договор: вы оставляете в покое моих мишек, и ваши молочные зубы не выпадают преждевременно.
Во втором садике повара воровали не так отчаянно, поэтому мясо можно было прожевать с первого раза. Но, увы, была и своя неприятность: вместо старых, равнодушных и, в общем-то, безобидных воспитательниц, там работали молодые, резвые и активные. Они заставляли нас играть в выдающиеся по своему дебилизму «развивающие игры» - нас, пятилеток, половина из которых уже умела читать и считать, а вторая половина, не наделенная интеллектом, тем не менее, могла процитировать полдюжины таких забористых частушек, какими впору было развивать самих воспитательниц. Там и сформировалась мое стойкое отвращение к амбициозным и деятельным.
Однако, второй садик был не в пример лучше первого – ведь там отбывал заключение очень красивый мальчик, пухлый и кучерявый с удивительным именем Лесик. Когда он проходил мимо, я терялась от этих кудряшек настолько, что забывала даже огреть его между лопаток пластмассовой неваляшкой. Не удивительно, что он меня не замечал! Окончилась эта любовная история счастливо: он так ничего и не узнал.

Вот вам наглядный материал – обратите внимание, я не улыбаюсь, смотрю настороженно и очень крепко сжимаю кулечек с конфетами, готовая защищать неожиданно доставшиеся мне лакомства любыми средствами. Я уже знаю, что верить нельзя никому

[443x]Читать далее...

Настроение сейчас - Дурак не дурак, а сроду так

Кот наш, Феокл Пападакис, олицетворяет собой все мировые пословицы про везучих дураков. Пользуясь выгодным положением подаренного на свадьбу, он ведет себя безобразнейшим образом, и лишь святая удача до сих пор хранит сего отрока от утопления в унитазе.
Судите сами – от сироты, подобранного на улице и обретшего приют в интеллигентной семье, ожидаешь смирения и благодарности. Облагодетельствованный должен входить на цыпочках, говорить негромко и уважительно, целовать ручку и всем своим видом выражать признательность за свалившееся на него счастье. Наш же помойник орет ни свет, ни заря благим матом, кусает и царапает кормящую длань и прямую кошачью обязанность - умилять своим видом - исполняет лишь, когда спит.
Пападакис отличается поистине редким интеллектом – согласитесь, не так уж часто у живого существа умственные способности отсутствуют в принципе. Периодически эта тварь божья нажирается алоэ, после чего его прохватывает жуткий понос (не надо морщиться, что правда – то не грех, а за компьютером есть вредно). Выводов, однако, кот сделать не способен – в дополнение к алоэ он умудрился выгрызть кусок шерстяного свитера (!), так что к поносу еще добавилась и рвота серыми нитками. Также на счету грешника еще и изгрызенные парадные туфли и так, по мелочи.
Про склонность к пороку, проявляемую с младых когтей, я уж молчу. Да, мы не кастрировали его (пока что) из принципиальных соображений. Вместо этого юношу в лучших традициях дворянских домов, вывозили на дачу, к деревенским девкам, дабы наш счастливец в пасторальной обстановке смог там кого-то нашарить по кустам и, если повезет, очаровать. Сельские нимфы прелестнику пришлись по сердцу (опущу душераздирающий эпизод с побегом из отчего дома за пушистым хвостом какой-то обольстительницы), однако от неприличного пристрастия не излечили. Какого, спрашиваете? Даже рассказывать совестно. Разве что только немецкому лекарю да вам, по секрету: это бутылки. Пластиковые, желательно из-под Кока-колы. Альтернатив в виде плюшевых игрушек не признает. «Лысые киски», господи прости.

Итак, рассматривая этого кошачьего сына, так сказать, в комплексе, можно предположить, что на улицу его выкинула родная мать. В надежде, что он издохнет в младенчестве и не станет позорить честный кошачий род. Однако неразумный человек вмешался в ход естественного отбора – и вот вам, пожалуйста, получай Шарикова Пападакиса и ешь его с кашей.

Одно счастье – не говорит.

[700x525]

Настроение сейчас - Ничто так не утомляет, как чужой отдых

Умные и образованные люди с хорошим вкусом к жизни (например, я) знают, как нужно отдыхать. Отдых – это когда в легком шелковом одеянии я выхожу на террасу с великолепным видом на залив, и вышколенный лакей тут же отодвигает кресло и угодливо спрашивает, чего я желаю к завтраку
- А устрицы сегодня откуда? – томно спрашиваю я
- Из Маренн-Олерона, только доставили-с, - с готовностью рапортует официант
-А что, из Далмации нет?
- Нет, увы,- всем лицом изображает он сожаление и горькое раскаяние
Я подавляю тяжелый вздох и со скучающим видом говорю:
- Ах, нет, тогда не надо. Принесите мне, голубчик, омлет с молодыми крабами, только чтоб непременно вымоченными в молоке, а то сами знаете, запах… И еще, скажите, будьте добры, Мишелю, пусть подготовит машину, я поеду сегодня на виноградники кататься. А билеты в Опера привезли?
- Конечно, мадам, доставили сегодня от графа с письмом
-Ну, спасибо, голубчик, ступай, я потом прочту.
То есть, вы понимаете общую картину – приблизительно так отдыхают уважающие себя люди.
Но! Даже у самых умных, культурных и щедро одаренных природой людей с богатым внутренним миром (как, например, у меня) иногда случаются помрачения рассудка. Вот и у меня приключилось намедни нечто подобное, когда я, пребывая в полном беспамятстве и не узнавая своих, согласилась пойти в горы. Поход, так сказать, туристический. В палатках спать, комаров кормить, подножным кормом питаться. Если бы кто из домочадцев такое учудил – стояли бы два часа в углу на горохе, потому что дураков учить надо. А тут вдруг сама оконфузилась.
Осознание совершенного промаха пришло ко мне еще на станции, когда за спиной рюкзак, впереди гора и отступать некуда. Вскарабкавшись на первый пригорок, я выразила разумное и обоснованное желание немедля вернуться назад, поскольку общение с природой пресытило меня тут же и, кажется, навсегда. Но наши до отвращения бодрые проводники потащили нас дальше, уверяя, что еще пару метров – и появится сказочная поляна с цветами папоротника, олененком, кушающим из рук, ручными диснеевскими птичками и прочим волшебством. «Вот только и осталось, что перевалить через горку!» - радостно восклицали они, указывая на возвышающуюся копию Джомолунгмы масштабом 1:1. Вершина горы скрывалась в облаках и вечных снегах, вокруг летали хищные беркуты, предвкушая приближающееся пиршество на наших бездыханных телах. Проводники тут же слились с природой и в экстазе шустро побежали на гору, оставив своих несчастных жертв позади, наедине с хищными беркутами, энцефалитными клещами и прочими богатствами родного края. Лишь изредка выныривали их фигуры из прекрасного далека, и доносилось до нас «Вперед, ребята! На амбразуры! Наддай! Наддай! Шнелле, шнелле! Айн-цвай, айн-цвай! Мауль хальтен, швайне! Орднунг ист орднунг унд ди регирунг вайс, вас зи тут!» Дуло шмайссера подбадривающе тыкалось в ребра.
К вечеру в обморочном состоянии мы скатились на долгожданную поляну, сломав только пару ребер и одну ключицу. Обещанные сказочные виды надежно заволокло туманом. Из волшебной ручной живности в долине обнаружились лишь мошки в большом количестве. Но надо отдать им должное – мошки оказались вполне ручными, неотступно следовали по пятам за любым человеком, призывно заглядывая в глаза, рот и уши. Одним словом, жаждали тесного общения. Впрочем, ненадолго их смыло грозой, затопившей несколько селений ниже по склону, вызвавшей сель и другие мелкие разрушения.
- Хорошо-то как! – радовались наши мучители, вытряхивая гусениц из-за шиворота.
Костер отказывался гореть на сырых дровах, соль мы дружно забыли, зато принесли на своем горбу половину закромов родины в виде гречки и овсянки. Если к зиме в стране начнется голод – вы знаете, кто виноват. В палатку к нам в гости зашел крот, подрыл пару кучек, чтобы мы могли практиковаться в йоге прямо во сне.
На следующий день в туристическом концлагере вспыхнуло вооруженное восстание. Мы связали брыкающихся проводников и, пытая их консервным ножом, заставили отказаться от коварного плана по покорению еще одной Джомолунгмы, до которой тоже было «совсем немного, буквально пару метров». Проводники плакали, рвались ввысь и пытались кусаться. К вечеру перестали пытаться перегрызть веревки и только тихо подвывали. Но мы были совершенно непреклонны – так что горные беркуты остались без обеда. А еще на следующий день мы окрепли настолько, что смогли спуститься в края, понаслышке знакомые с цивилизацией, и вырваться из горного плена.

На обратном пути счастливые и отдохнувшие туристы угрюмо молчали и пытались исподтишка запустить друг в друга камнем.
Одним словом, лучше гор могут быть только горы, на которых никогда не бывал. И, даст бог, не будешь.


Вот вам иллюстрация. Я неубедительно делаю вид, что наслаждаюсь поездкой.

Читать далее...

Настроение сейчас - Господи, ниспошли мне терпение! Сейчас! Сию же минуту! Уже, уже,УЖЕ, Я СКАЗАЛ!!!

Я человек не злой, более того, я человек очень добрый. Вижу-вижу, как вы недоверчиво прищурились и даже головой скептически качаете. А вот и зря совершенно. Я многое могу простить и забыть. Даже неправым людям из интернета я могу простить любовь к Стасу Михайлову, рецептики с майонезом, незнание значения слова «эрудиция», голосование за… в общем, за любого кандидата, и неголосование тоже. Я равно милостиво улыбаюсь вегетарианцам и мясоедам, похлопываю по плечу воинственных чайлд-фри и овуляшек, целую в лобик гомофобов и членов Партии Регионов. Я не обращаю никакого внимания на отсутствие запятых, а когда запятые вдруг выпрыгивают в совершенно неожиданных местах, я лишь удивленно поднимаю соболью бровь. Я с усмешкой пропускаю «ложат» и «ейный». Ну что с этих людей взять, правда, господа? Пожурить разве – да и отпустить назад, к оралу.
Но есть два слова, которые исчерпывают даже мое великое долготерпение. Это «гармоны» и «симпотичный» (эти слова читать надо вслух, громким и резким голосом, слегка привзвизгнув). За употребление таких слов, я считаю, холопов надо сначала драть нещадно, а потом отправлять пешим ходом на каторгу. А там они, в перерывах между валкой леса и шитьем варежек, должны будут каждый день, каждый божий день, читать по 10 страниц орфографического словаря. Раз в неделю – диктант. У кого больше двух ошибок – отменить свидания и передачи; больше пяти – заковать на два дня в колодки и зачитывать круглосуточно из классиков (можно запись поставить).
А иначе с этим народом нельзя, нет-с!

Настроение сейчас - Невыносимо люблю свою работу

Пришел, пришел час расплаты грозной!
Теперь, каждое утро я удобно устраиваюсь в мягком кресле и старательно хмурю брови. А робкие крепостные по одному выходят на лобное место и держат ответ, как в час страшного суда – и велик их страх, и трепет, и исступление. А я мановением руки отделяю агнцев от козлищ, отправляя последних на конюшню, где дюжий Игнат всыплет им полсотни горячих тяжелым кнутом. Агнцев порю собственноручно, вымоченными в горячей воде розгами. Агнцы радуются сквозь слезы, умильно восклицая «За дело, матушка, за дело! Так нам и надо, лентяям и прогульщикам, невеждам безмозглым!», и рвутся поцеловать ручку. Впрочем, я фамильярностей не допускаю.
Студент во время сессии вызывает смешанные чувства. С одной стороны, вот он, момент роковой, когда каждому воздастся и не защитит ни брат, ни сродник, но будет лишь: человек и дело его. А с другой, эти подлые, низкие людишки вечно норовят испортить все удовольствие. Вы посмотрите на студента, например, в апреле – рожа как красный мак цветет, глаза горят, аршин в плечах, глас трубный! Ночь попойка, вторая оргия, третья то же самое, но в клубе – а ему хоть бы хны. Пришел на лекции отсыпаться, и вместо того, чтоб на колени пасть и милости просить, заявляет «я, государыня, болен!». А на нем пахать можно! Рука сама тянется за кнутом – но впустую, не время еще… Делаю зарубку прямо в кафедре, дабы не забыть наглеца на сессии попотчевать.
И вот уже июнь на дворе. Рядом со мной заботливо приготовленные и кнут, и клещи, и железо каленое, а для особо отличившихся даже кол и дыба. И тут… робкий стук в дверь, и явление – заходит наглец, но в каком виде! Рожа постная, вытянутая, будто в уксусе мокла, под глазами круги, в рубище одет, вервием подпоясан. От самого порога бухается на колени и затягивает псалмы, сыпет на голову пепел, рвет волосы. Подползет, лбом в пол, воет и кается. И чего с ним возиться? Ну, максимум сшибешь на пол да потопчешься немного, так, чтоб репутацию не терять. А удовольствия совершенно никакого, вот совершенно.
Зато в сентябре опять рожу отъест и ходит гоголем. Если б не внеплановые контрольные, чес-слово, уволилась бы давно к чертям.